Гандон

Бой был серьёзный — в рядах операторов никогда не использовалось слово «тяжелый». Невыполнимых миссий перед собой они никогда не видели и неотступно работали до полного уничтожения проблемы. Тем не менее, оппозиция понесла немалые потери, а это значило — наступление было провалено. Подобное зрелище доводилось видеть не каждому. Уцелевшие прибыли в плачевном состоянии. Без ног, без рук, с разбитыми камерами, они искрились, как бенгальские огни, из-за разорванных проводов. Скибидисты здорово их отделали и теперь выжившие операторы не могли принести сопротивлению никакой пользы, кроме информации, полученной в ходе побоища. JR-75 провожал объективом своего товарища, которого уводили в утиль. Под руки его держали двое других операторов, но 310AF не вырывался, а просто не мог идти без помощи. Его объектив превратился в мелкую мозаику — JR-75 видел и слышал, как скибидист ростом футов в десять почти откусил ему голову. И в данном случае «почти», к сожалению, считалось. Чинить 310AF было нецелесообразно — устав требовал таких мер. Ради примера: менее затратно было построить ещё троих таких же — 311AF, 312AF и 313AF, которые ничем бы не уступили своему предшественнику. JR-75 считал этот аспект истиной, но лишь до момента, пока в утиль не направили 310AF. JR-75 весь бой суеверно держал пальцы на руках скрещенными, только бы друг не остался лежать там, на адски горячем асфальте, только бы выжил — даже повреждённый, наплевать какой. Однако вот помятого, но работающего, вернувшегося 310AF тащат прочь, в комнату, из которой за километр несёт гарью с серой. Даже в таком состоянии он принёс JR-75 цветы. Это был единственный и последний андроид из потока, не определяющий растения мусором. Теперь JR-75 был один. Прошлое умерло, будущее — нельзя вообразить. Остаётся ли какая-нибудь уверенность, что хоть один из живых или существующих на его стороне и как узнать, что война не будет вечной? — Дельта-20, МК-65-OO, здравия желаю, — чеканит JR-75, отдавая честь рукой. Операторы перестают держать 310AF — он с грохотом валится на пол — они зеркально повторяют приветствие JR-75, здороваясь с ним. У агента на момент сдавливает грудь от вида сидящего на полу смиренного 310AF. Такая новенькая модель, ещё утром он был таким красивым и блестящим, а теперь валялся, ослепший, на подходе в утиль. JR-75 плохой оператор, слишком сентиментальный для войны. Стерпеть такое отношение к своему другу он просто не смог. JR-75 обрабатывал, что 310AF ему не отдадут, обрабатывал, что получит массу проблем. Одно, что называется, чудо, если не окажется этим же вечером в подвале или в утиле. Он молча убрал цветы за пазуху и достал пистолет, с точным знанием, что уничтожит всех поголовно, кто встанет у него на пути, не собираясь торговаться. JR-75 прекрасно располагал информацией, что с ним будет потом, но не сделать это он не мог. ***** Летят вертолёты, горят танки, а кто побеждает — не видать. От взрывов вся земля дрожит, оттого, наверное, 310AF и вскочил в такую рань. — Кто побеждает? — спрашивает он, слепо цепляясь за плечи JR-75. — Какая теперь разница, — парирует JR-75, — марш заряжаться. 310AF холоден, но его коротит от возмущения — ему не нравятся человеческие словечки, которые так активно пользует в речи его сослуживец. Он отчитывает стену, отцепившись от JR-75 и забыв с какой стороны тот стоял. Доказывает, что, даже не сражаясь, всё ещё остаётся на стороне операторов. Громко вещает зелёным обоям, как был счастлив служить вместе с ними за благое дело. Почти крякает. JR-75 был не согласен. Здесь он осознал, что никогда не хотел победы любой ценой. Этот тезис уже давно зрел где-то очень далеко от центрального процессора; примерно, когда JR-75 переместили в тыл за то, что долго думал, прежде чем сунуть прикладом в лицо врагу. Но своё полноценное развитие он получил лишь после становления JR-75 как маргинала. Легко рассуждать о межнациональной политике, когда сидишь в миле от войны, пусть в относительной, но безопасности. JR-75 не до конца понимал зачем и за что они бились до последнего. Официальная информация… Пока JR-75 бегал с автоматом и знал дело солдата — стрелять, такие вопросы даже не образовывались. Скибидисты сами по себе бесили будь здоров одним своим видом и речью; смыть одного из таких или разбить ему все зубы в крошево — как маслом по сердцу. Но если отбросить всю привитую ненависть к ним и абстрагироваться от коллектива, в котором они сосуществовали, скибидисты — живые существа, у которых есть настоящая душа и разум. Чем они хуже их, операторов? Отчего не заслуживают спокойной жизни? JR-75 знал только войну, лишь её творил, а собери его в мирное время, он бы мог врачом стать или строителем, или — ладно, положа руку на сердце — флористом. Но он оператор — недоношенный ребёнок войны. 310AF такой же. Только поновее, позеленее и менее конформичный. — Не нужно кричать, — 310AF шарахается, услышав его голос со спины. JR-75 распрямляется, хрустя титановыми суставами в пояснице, поворачивается кругом на расхлябаных шарнирах. Он приобнимет потерянного 310AF за плечи и ведёт в кухню, к зарядке, флегматично подмечая: — На войне — неровен час, может мы, а может — нас. Если завтра на земле не начнётся ад из унитазов, то я Вам обязательно сообщу, ферштейн? Небо нависло над идущей фигурой свинцовыми тучами. JR-75 покрепче закутался в длинное, до самых колен, пальто: жест больше автоматический, чем несущий какой-то осознанный характер. Он не боялся ржавчины, но его всё ещё могло замкнуть от влаги. А ярдах в пятистах сидит 310AF. Протянет один, конечно, да вот долго ли? Одна сторона конфликта сразу разорвёт, вторая — пустит в оборот, как делинквента. Ветер трепал почти оторвавшийся номер на рукаве. JR-75 просто надеялся, что когда-нибудь это всё кончится, продолжая решительно спать в ожидании. Наверное, у людей это означет «залечь на дно». — Мне крайне жаль, что я не утилизировался, — как-то раз сказал 310AF, сидя на кухне. JR-75 был понятен его настрой, но слушать это изо дня в день становилось тяжко. 310AF напоминал целлофановый пакет с порванным дном. Светящийся холодной белизной на фоне JR-75, строгий, совсем немного помятый и до боли глупый. За разбитым окном, заглушаемый песней ветров, гремел карабин. В Огайо было неспокойно. Электричество иссякло неделю назад, но патронов тоже нет, а прорываться без боеприпасов — бессмысленное самоубийство. JR-75 пробирается к складу днём, прячась в воронках. От чужих, но теперь и от своих. С удивительной ясностью JR-75 видел сейчас их всех. Всех, кто, прикрывая его, бросался вперед, бросался не колеблясь, не раздумывая, движимый чем-то непонятным, непостижимым для него. Как это сделал 310AF, когда отряд JR-75 был окружён и разбит — после того боя он остался единственным экземпляром семьдесят пятой модели. В переплавочном центре JR-75 не забудет протянутой ему руки, галстука в горошек и блестящего объектива, смотрящего в самую матрицу — это был 310AF, симпатия с первой вспышки, вполне потдающаяся рациональному объяснению. Лишь первое время причинно-следственная связь JR-75 выдавала по миллиону ошибок ежедневно. А когда на двухминутке ненависти 310AF сел прямо за ним, у учёного совсем расшатались системы от переработки. Наверняка он просто хотел проверить, насколько громко JR-75 кричит, показывая своё отвращение к скибидистам. Вскоре 310AF стал всё чаще появляться рядом — в какой-то момент JR-75 уже просчитывал по-тихому проломить ему голову. Это будет быстро, быстрее, чем скибидист отправлется в далёкое путешествие после смыва. Вдруг JR-75 себя чем-то выдал — сейчас сдавали всех и каждого, у кого появлялись лишь малейшие признаки зарождения души — и 310AF рассекретил его мыслепреступление против операторских идей? Если ты в общественном месте или в поле зрения хотя бы одной камеры и позволил себе задуматься — это опасно. JR-75, как машина, был лишён права мыслить самостоятельно. Правоверность в их рядах являлась обязательным параметром, а она означала полную бессознательность. Каково же было его удивление, когда на клочке бумаги, всунутом меж папок на рабочем месте, JR-75 прочёл педантичное «Вы мне интересны». Подкат? А может быть наезд? Это было прекрасным поводом начать незаметное для камер общение на простые темы. Увидиться с ним было немыслимо сложно, на первую встречу и тридцать секунд разговора потребовалась неделя. При мысли, что JR-75 мог не успеть и перестать быть интересным, что можно 310AF потерять, что ему не достанется его белое, отпалированное тело — JR-75 ломало. 310AF в целом ломал — из-за него невыносимо образовывалось сознание, он был ключом к такой недосягаемой возможности мыслить отдельно. В 310AF JR-75 видел собственную свободу. JR-75 сжимал кулаки, ради него и себя. Сливался в толпе подбитых операторов, отрывая у какого-то еле живого бедняги номер и приляпывал поверх своего; ещё пять таких же валялось по карманам. Чтобы функционировать ему требовались батарейки и JR-75 нагло пользовался тем, что для отсека выдачи они все, как матрёшки, на одно лицо. Знал бы об этой величайшей афере 310AF, пошли бы вопли: «предатель, скибидист, личный враг президента!» JR-75 начинал привыкать, что живёт — да что там! — буквально содержит очень преданного общим идеям оператора. Во всех временных местах обитания на стенах и на мебели появлялись царапки, похожие на камеры — от них хотелось держаться подальше, они будто кричали всем своим существом: «Большой Брат следит за тобой». Сейчас не страшно, но в случае опасности, операторские замашки 310AF могли серьёзно повредить их ситуации. JR-75 пугало то, насколько 310AF наплевать на собственную жизнь. Это было отличительной чертой операторов новой модели. Сплошной пластик, хлипенькие и ломаются от любого чиха, но в горящую избу, полезть врукопашную на скибидиста раз в пять больше — это всегда пожалуйста. JR-75 уже просчитывал как-нибудь, пока 310AF заряжается, поковыряться у него в микросхемках — авось и зрение поправит, и дурь всю эту из головы выкинет. Трещину их взаимопонимание дало благодаря одному из вражеских солдат, забредшему в дом, который уже оккупировали они. «Шкиб-шкиб-шкиб-дип-дип» — так звучал конец света для JR-75 и звучал он очень напугано. А за ним вслед громыхали колонки спикеров. 310AF молча поднимался с подоконника. JR-75 знал, что слепота не помешает ему — 310AF наощупь оторвёт потерявшемуся скибидисту башку, а потом спикеры, преследующие его, оторвут головы им — одному с половиной дезертиру без единого патрона. А унитаз всё приближался и приближался. Вот собака, думал JR-75, сам господь ему сверху вещает, чтоб поворачивал, а этот хер всё прёт! Враг влетел на полной скорости как раз в ту комнату, в которой они с 310AF сидели. Выдумывать требовалось срочно, без оглядки на принципы и убеждения — врать, как в последний раз, иначе он и правда последним окажется. 310AF стал гонять скибидиста по комнате, сам снося собой вещи, а тот орал, как ошпаренный, свою чёртову песенку. Спикеры по прикидкам заходили к ним на этаж. Сам себя не помня от страха, JR-75 заорал на обоих так, что своего голоса не узнал. Оба притихли, даже 310AF. Пригрозив скибидисту смыть его к чёртовой матери, если хоть пикнет, JR-75 запихал их обоих на балкон под груду вещей и сам с ножом в руках влез туда же. Больше, чем за скибидиста, JR-75 боялся только за 310AF. — Не вздумай, слышишь? Они не помогут нам, они разберут тебя на запчасти и соберут из тебя часы, зная, как сильно ненавидишь их тиканье. Из тебя сделают самые громкие часы, которые только смогут собрать. — Оператор может ненавидеть только врага, — отозвался 310AF, но заметно слабее. JR-75 уже не чувствовал ни страха, ни времени: только слышал шаги спикеров по их дому, сжимая в руке нож. JR-75 не боялся выпрыгнуть первым, вывести из строя и повредить кучу народа. Он просто хотел остаться с 310AF. Чтобы не пришлось оставлять его одного. Спикеры быстро обшарили квартиру и смылись. JR-75 сверлил молчащего скибидиста фокусом — тот не предпринимал никаких попыток напасть или сбежать. Во взгляде торчащей из унитаза головы — последнего места, откуда JR-75 ожидал подобного — он видел отголосок собственных мыслей. Это был такой же несчастный, потерянный в жизни индивид, которому просто хотелось жить. Кто ж его знает, может у этого парня дом есть, семья, дети, родители или как они там разможаются? JR-75 коротко кивнул — сначала на 310AF, сидящего в углу, затем на выход. Проваливай, мол, только тихо. Глаза скибидиста расширились от изумления, рот предательски раскрылся — JR-75 перехватил в руке нож. Говори, да не заговаривайся. — Вы ликвидировали его, JR-75? — 310AF сидел на полу, не шевелясь. И ежу было понятно, о чём шли его угрюмые мысли. 310AF совершил для себя самое страшное преступление: предал товарищей. — Нет, — легко ответил JR-75, садясь рядом. — Я не считаю, что он заслужил смерти. Типа. 310AF молча нащупал лицо JR-75 и отвесил ему сильную, с оттяжкой, пощёчину. Камере вместо головы было плевать, трещины склеиваются, но алюминиевое сердце JR-75 после происшествия чувствовало себя, откровенно говоря, неважно. Он ушёл — сбежал — за батарейками, только чтобы 310AF перестал давить на него. Вечером JR-75 возвращается в свой обжитый уголок и обнаруживает, что он взорван. От здания остались одни обломки, а где-то под ними лежит его квартира, его цветы и весь смысл его грёбанной жизни. Такие дела. Тяжело понимать, что ни одному на свете ты больше не нужен. Никому. Но JR-75 был моделью старого выпуска. Он не падал на колени, не прижимался к земле и не кричал. С пустой головой JR-75 пошёл по развалинам, сам толком не понимая, что желал там найти. Наверное, детальки 310AF — просто ради успокоения, что он действительно уничтожен, а не в плену или каким-то чудом функционирует. JR-75 не верил в чудеса. Зато он верил в ублюдка, выдавшего их. И ради чего? Они никого не трогали, существовали себе спокойно в своей чёртовой халупе, JR-75 сделал всё, чтобы никак не касаться войны, но это не помешало войне коснуться их. Полуживого оператора заваливают кирпичами в небольшой воронке — с трудом JR-75 смог узнать в нём 310AF, а позади, среди пяти других скибидистов, их недавнего гостя. Вот же, тварь, вымахал. Все детали разом прогрелись и вскипели. JR-75 щелчком переключается на чёрно-белый режим, то бишь — всё. Он — хороший, они — плохие, и их надо убить. Тех, что были с ногами и побольше JR-75 прикончил сразу, издалека. Разделил единственную обойму на троих — всё разом потеряло смысл вместе с потерей 310AF. От силы, с которой JR-75 сжимал автомат, он вполне мог треснуть. Приятно думать, что в бой бегут с именем лидера, весёлым кличем «за родину!» У JR-75 же в момент наступления из памяти стёрлись вообще все слова, кроме матерных. Прокравшись за спину одному из скибидистов, старавшемуся выбраться, без задней мысли JR-75 перерезал горло. Кровь фонтаном полилась на его плащ и посеревшую рубашку. Второму, особо резвому от безысходности, JR-75 одним выверенным движением вывернул наизнанку рот. Это было здорово — гораздо интереснее, чем смывать их, а руки приятно потряхивало. Удивительно, скибидисты умели не только петь, но и истошно вопить. Вот, что называется — музыка. В воронке, весь в песке лежит 310AF. Камеры его вообще не видать под кирпичами, но вдруг рука с хрустом выпрямляется и сжимается в кулак, будто пытаясь за что-то ухватиться. Здесь уже приходит время ронять автомат, да на колени в страхе падать. Кое-как откопав товарища, JR-75 с трудом поднял его оттуда. 310AF посидел-посидел и заорал, вцепившись в свои разодранные в труху локти. «Что, страшно умирать?» — самодовольно думал JR-75, но сам притом орал не меньше, отчаянно сжимая в руках искрящегося 310AF и приговаривая, как боялся потерять его. Всё кончилось, они живы. Вдалеке спикеры отыгрывали свой гимн, одинаково любимый для всех представителей искусственной жизни, но 310AF и JR-75, трясущиеся от человеческого ужаса, теперь ненавидели эту мелодию. Гимн резко глохнет. Не к добру это, думает JR-75. 310AF больше не был прежним. JR-75 понял это, когда тот не смог вспомнить гимна операторов. Может сломалось в нём что, а может наоборот на место встало, да и то слишком сильно. Слепой оператор стал осторожнее. Дни и ночи слились в единую цепь вылазок и бомбёжек уже давненько, а 310AF только-только стал понимать, насколько они опасны и травматичны для его сослуживца. Он наконец-то стал бояться утилизации, каждый раз подолгу пытаясь отговорить JR-75 от выхода наружу. — Вы так деликатны ко мне, — скрипит 310AF, стоя за спиной JR-75. Тот молча поливал цветы, оставленные в спешке своими хозяевами. — Я впервые так остро понимаю проблему смерти. Благодаря Вам я могу утверждать, что чувствую. Как живой человек. Чувствительность на пальцах максимально выкручена, 310AF осторожно ощупывает лист растения. Он оказывается жёстким и волнистым. Пальцы, подобные отдельному организму, бегут вниз, находя гладкий край горшка, по структуре кажущийся чем-то знакомым. 310AF с трудом распознал в нём фаянс. Вода из лейки по инерции продолжала выливаться, пока закаменевший JR-75 стоял объективом к окну. Он тоже сильно изменился, но отчётливо осознавал, что в нём это произошло в худшую сторону. Даже смешно, как одно событие разом убило все зачатки миролюбия в JR-75. Выращивать цветы в трупах своих жертв казалось вполне креативным решением. Он думал заняться рисованием — не любил белый цвет. Верно говорят: сегодня стал ты пацифистом, а завтра — падлой и нацистом. JR-75 всегда почему-то знал, что так в итоге и произойдёт. С самой сборки на заводе он ощущал в себе какой-то протакол, гарантирующий образование абстрактного «злодея». — Я обработал факт, что Вы многое для меня значите, JR-75, — говорил его опустевшему сознанию 310AF. — Вы мне небезразличны. Но вода из лейки так и продолжала течь, а JR-75 молча сверлил в расфокусе улицы. Представляют ли люди, куда они собираются возвращаться? Их красивый город разрушен, он превратился в горящие развалины. JR-75 представлял людей лишь схематично. Это молчащие скибидисты с испуганными лицами, но схожие с операторами гораздо больше, чем мутанты врагов. Будучи солдатом, он наткнулся на торчащую из развалин руку. Она была точь-в-точь его, только мягкая и маленькая, уместившаяся при желании в кулак. JR-75 так и не осилил визуальное представление человека целиком. Наверное, их вид довольно крохотный, в среднем фута в четыре. Ради этой великой тайны стоило закончить войну. Придя в себя, JR-75 обрабатывает, что оказался дома. Солнце над Большим Городом уже успело сесть и подняться несколько раз, на одежде осел невесомый слой пыли. Отключившийся 310AF сидел внизу, чувственно прижавшись к ногам JR-75, так и продолжая смотреть в упор. Долго ли он пытался до него достучаться? За окном петляли колонки с пропеллерами. Операторы шли вперёд, против скибидистов. Удивительно! Оттого, что JR-75 абстрагировался от войны, она не прекратилась. Этого было недостаточно — тысячи и тысячи других роботов, только-только вышедших с завода, сразу отправлялись в бой. А затем, не успев поумнеть, тут же утилизировались — и это для всех отчего-то было нормой. JR-75 видел — даже запись сохранилась! — как его товарищи падали, как они горели на поле боя от перегрузок. Стистика, официальная информация — всё это цифры. Знал бы хоть один как эти обожествляемые «цифры» были далеки от реальности. Выжил бы хоть один, кто мог это подтвердить, кроме него. JR-75 со злости ударил по подоконнику, оставив в пластике дыру. Ему стало тяжело стоять — хотелось раздолбить стену или длинно и крепко выругаться. 310AF внизу встрепенулся, спешно находя его руки. Это прикосновение будто привело JR-75 в строй. Нет, он не одинок — вот подтверждение. Полностью потерянный, принципы 310AF настолько стёрлись, насколько это было возможно себе представить. При желании в нём можно было переустановить вообще всё подчистую. Выстроить всё, что душе угодно, заставив забыть и свой номер, и операторские лозунги. И смысл воевать. Можно ли было сделать так с другими? JR-75 осенило — да. Безусловно! — Всё пучком, — тихо говорит JR-75 и внутри ликует. — Я рад Вашему прогрессу в самопознании. Чтобы сформировать эмоцию, на подобии нежности, ему не потребовалось более минуты. 310AF справился с этим ещё быстрее, по-человечьи прижимаясь к телу JR-75, как будто ища в нём источник тепла. Отчего-то на 310AF отсутствовала рубашка, но для JR-75 это не имело значения, как и перемотанные синей изолентой локти оператора. Он наблюдал его треснутую, всё такую же блестящую камеру и восхищался. Своим видом 310AF будто перечёркивал целую цивилизацию искусственной жизни. Все устоявшиеся правила и порядки валялись сейчас у его ног в драных скибидистами кросовках. — Я Вас люблю. Больше жизни, — говорит 310AF, недавний правоверный солдат и идеальный оператор. Сейчас он стоит на коленях перед маргиналом и государственным изменником JR-75, сознаваясь в собственной дисфункциональности. Как это архаично. «Ну вот опять», — думает JR-75, пальцами загребая сослуживца ближе и пуская лёгкий импульс тока в его зарядный разъём: 310AF содрогается. JR-75 больше импонировало показывать свои чувства физически. Пусть немного подумает Вот она. Полная сверхинтеграция отдельных сознаний двух созданий. JR-75 чувствовал — теперь он был уверен, что мыслит самостоятельно и его сознание равно человеческому, — себя неимоверно уставшим от всех этих полутонов. JR-75 ненавидел скибидистов с их размытыми мотивами, презирал сопротивление операторов, борящихся один хер знает за что. Все такие бедные, такие хорошие, как Гитлер в сороковых. Вот же гадость, называется. Если никто не может принять на себя роль абсолютного зла, то это, так уж и быть, сделает JR-75. Его не жалко, он плохой для всех, кроме 310AF, забывающего вообще всю информацию поминутно. JR-75 твёрдо решил, что заставит всех и каждого пожалеть о начале войны. Они все пожалеют, что оставили его в живых. JR-75 сжал кулаки. Пожалеют, что сами живы.