cry for me, monster.

Грозный оседает на стул, чуть приосанившись и подперев рукой подбородок. Алеющие глаза выглядят слегка бешеными, зрачок медленно скачет туда-сюда, словно секундная стрелка, наблюдает. Он выглядит таким же, каким запечатлелся в памяти многие года назад - чуть подрагивающие руки, бегающие зрачки, растрепанные волосы и не до конца заживший глаз - выдают произошедшее. В воздухе электризуется напряжение, обретая почти физическую оболочку, душащую и давящую. Джовхару плевать, он сцепляет руки в замок под подбородком и наблюдает за светлой фигурой. Москва переживал и не такое. Спиной он чувствует взгляд хищных алых глаз, отчего вверх по позвоночнику что-то ползет, но Михаил пресекает это, звонко чихая. — спасибо. — Джовхар не произнёс ни слова, благодарность столицы сквозит иронией и плескающимся на дне ядом, но шатен даже бровью не ведет. ему все равно на Москву и его замашки. Он не знает, почему сейчас находится на его кухне, не знает, отчего тот ведет себя так равнодушно-дружелюбно. Отстраивает центр, чинит глазки. Заваривает ему кофе. Кружку забирает чуть дрогнувшей рукой - это не страх - неприятная побочка бомбардировок. Ухмыляется своим мыслям, не улыбка. Кривая острая линия чертит его лицо, отчего оно приобретает хищноватый оскал. «Красиво» - думает Москва. Напряжение приобретает более явную оболочку. Так, словно через секунду помещение загорится и искать их будут под пищащим аппаратом. Ничего не случается. Оба молчат. Джовхар делает глоток горчащего кофе, приятно отрезвляющего сознание - это больше самоубеждение, нежели чудодейственность кофеина - чтобы почувствовать влияние людских развлечений нужно употребить гораздо больше. Сплошной кипяток, разбавленный кофе - никакого сахара и молока. Кадык непроизвольно дергается, когда тот сглатывает - горячее варево проникает внутрь организма, ласково опаляет гортань, оседает в желудке. Михаил цепляется взглядом за это, словно невольно залипает. Красиво. Мысль вновь проникает в его разум. ———————————— — еще больше ты меня не унизишь, в любом случае. — жмет плечами Джовхар и в этом простом движении сквозит столько яда, смешанного с сарказмом, что можно даже не употреблять. проникнет сквозь поры в коже, доберется до сердца и задушит своим ядерным составом. тем не менее это не отказ. словно нарисованная, выточенная рука тянется к бутыли коньяка. выверенным движением сщелкивает пробку коньяка и льет в полупустую кружку с кофе. делает пару глотков, после чего фыркает и опрокидывает в себя одну треть бутыли. слишком мало, чтобы опьянеть, но достаточно, чтобы мозг начало вести, а тело стало поддатливее. чувствительнее. он опрокидывает в себя еще треть, а после отставляет коньяк в сторону и нетвердой походкой шагает в залу. скидывает собственное тело на диван. Михаил следует за ним, в чем можно не сомневаться. Грозный чувствует его присутствие, а после видит самого мужчину, мягко улыбающегося. Потом чужое лицо плывет в собственных глазах. Джовхар не видит лиц, практически не различает их, действует на инстинктах. Это унижение? Нет. Его не заставляют, не приводят силком, как делали уже сотню раз, не бросают грубыми руками. Возможно, он имеет нечто от мазохиста, поскольку это невозможно объяснить как-то по другому. Рывком тянет Московского на себя, хватая за ворот верха и грубо соприкасается губами, кусая и сминая их. Начало положено. Грозному не о чем жалеть, не о чем мечтать и некуда бежать. Он сотворил это сам. Михаил холодный, даже если его натура кошачье-горячая, палящая настоящим пламенем. Москва не белокаменная, она огненно-красная, сжигающая все на своем пути. Но губы блондина холодные, целующие его грубо и больно, так что остаются трещинки и пульсируют десна, но это отдается приятным ощущением в грудине. Московский слизывает солоноватость с чужих губ. Оголяется сам. Джовхар не видит его лица, не может оценить животно-пошлое горение в глазах, такое же, какое блестит в его же. Он не может оценить фигуры Москвы, его архитектурного сложения, выверенной фигуры. С него самого одежду буквально срывают, он бы не удивился, услышав утробный рык в это мгновение. Но Москва грациозен даже в этом, словно он не стягивает одежду с Грозного, а пишет письмо каллиграфией. Мелькает шальная мысль о чернильном пере, выводящем под руководством тонкой руки слова на его теле. Чушь. Вот он, перед ним, обнаженный и непривычно спокойный. Михаил любуется нагим телом. В Грозном нет ни капли феминного, по женски мягкого, за что можно было зацепится. Но он был красив. Крупная фигура, расправленные чёткие плечи. Кубики пресса, кажущиеся острыми и твердыми. Москва, опровергая свои ощущения, ведет холодными пальцами от начала чужой груди до пупочной впадины. Грозный опаляюще горячий, мягкий, словно слеплен из пластилина, что в корне разнится от него. Ключицы, словно собранные самим всевышним, аккуратные, красивые. Весь его облик кажется прекрасным, словно он глядит на картину. — что же вы медлите, Михаил Юрьевич? — слова-насмешка. он звонко щёлкает пальцами, привлекая внимание. Москва остается статной фигурой, но Джовхар видит лишь очертания. Михаил отмирает. Слова действуют, как проводник, заставляющий что-то ускоренно работать на уровне инстинктов. Он тянется к чужим губам, вновь впиваясь в них, словно желая пожрать его, вытянуть всю энергию. Джовхар не сопротивляется, даже чувствуя собственную струящуюся кровь на подбородке, когда Москва слишком сильно прикусывает его губу. Он позволяет чужому языку проникнуть в свой рот, провести по нёбу, сплестись вместе. Выдает глухой, горловой стон, больше походящий на рык, нежели на удовлетворительную похвалу, когда Михаил чуть оттягивает его волосы. Кожу головы саднит, но чувство то приятное, обжигающее. Блондин мажет языком по его подбородку, слизывая проступившую кровь, буквально нависает над ним. Прикосновения Москвы пробирающе-холодные, но отзываются горячим телом, как нечто спасительное, словно глоток свежего воздуха. Кажутся опаляющими. Чужие пальцы ощущаются везде, словно облепляют со всех сторон, но невесомо отстраняются, словно и не было их. Грозный отзывается на каждое прикосновение шумным вздохом, срывающимся на что-то рычащее. — неженка. Подстегивает, словно издевается. Слова, как вязкая и липкая медовая патока. Речь у Джовхара спокойная, но голос глуховатый и пробирающий до мурашек. Словно мелодия льется из его рта, слова и фразы выходят бесцветными, словно безвкусными, неокрашенными ни во что, но натура прорывается через них, чувствуется властность. Иметь властность приятно. Москва слушается беспрекословно, хватая партнера за каштановые волосы и приподнимая его голову, чтобы заключить в новый резкий поцелуй. Можно ли это назвать поцелуем? Это грязно, по животному хищно и грубо, пошлость и вульгарность сосредоточилась в них, выливаясь через край, требуя больше места. Михаил осторожно укладывает голову шатена обратно, придерживая ладонью, во избежание удара. Джовхар давит в себе ухмылку, желая произнести ядовито-едкое «спасибо» за подобную заботу, но тот словно чувствует это, посему движется к чужой шее, кусая и терзая нежную кожу под кадыком, облизывая ее и оставляя вязкие следы слюны, холодеющие при соприкосновении с воздухом. Оставляет алеющий засос где-то под мочкой уха, цепляет саму мочку острыми клычками. Грозный теряется в бушующем потоке ощущений, его словно окатывает водопадом. Он сглатывает, отчего Москва, положивший ладонь прямо на чужую по мужски широкую шею, тянет улыбочку, ощущая движение чужого кадыка. Михаил проводит острыми пальцами по чужому животу, слегка разминая и цепляя соски; другой же рукой ведет к чужому рту. Задевает большим пальцем уголок губ шатена, чуть ведет аккуратным подточенным ногтем, — уж прости, обходится придется подручными средствами. — и проталкивает его в чужой рот. Джовхар ощущается горячо, где-то на периферии чувств и эмоций. Проходится по ряду нижних зубов, чуть цепляется за островатые клыки, продвигает указательный и средний пальцы к чужому языку. Словно ощущая смешанность чужих эмоций, параллельно ведет другой рукой по торсу Грозного, словно ненароком касаясь чужого вставшего члена, манит, отвлекает. Кончики пальцев холодные, словно пропитавшиеся вечерней свежестью. Джовхар не ощущает и пропускает момент, когда чужие пальцы покидают его рот, но чувствует это, поскольку Москва не имеет привычки церемониться. Резкий, прямой, словно крест. Впрочем, не то, чтобы ему это не нравилось. Ощущение теряются мгновенно, стоит Грозному почувствовать в себе чужие пальцы, вошедшие резко и грубовато. Организм отзывается вместо него - он слышит собственный гулкий стон, будто из-под толщи воды. Все остальное заполняют чувства. Джовхар не знал, что может ощущать себя так под чужими руками, двигающимися столь рвано и развязно. Сам он тоже неосознанно становится под стать этим рукам. Михаил рвет из него гулкие сдержанные стоны, движась пальцами ритмично и грубо, аккуратные ногти чуть касаются нежной, ранее никогда не трогаемой кожей, отчего Грозный задыхается в эмоциях, но после сам делает резкое движение навстречу. Намеки Москва считывает прекрасно. Он удаляет пальцы, отчего Грозный ощущает себя пусто и уже непривычно, словно за пару мгновений он привык к этому поглощающему чувству наполненности. Грязная улыбка чертит лицо Михаила, но Джовхар не видит ему. Может оно и к лучшему. Радует, что он не может видеть собственного лица. Но Москва любуется этим. Вульгарность всего мира собрана в чуть закатившихся красных глазах Грозного, чуть запекшаяся кровь, оставшаяся на нижней губе вторит глазам хозяина. Его поясница чуть прогнута, словно тело вместо своего владельца идет навстречу грязи и разврату. Харам. Мысли путаются в голове, кнопки стоп нет, наслаждение стучит где-то в висках. Предательство религии. Грязь. Порочность собственной фигуры выбивает из него воздух, вместе с резко вошедшим вглубь Грозного Москвой. Одинокая, до ужаса горячая слеза стекает из уголка глаз, оставляя неприятное ощущение стянутости у виска. Михаил молчит, но видит и шатен рад, что невозможно вычислить природу этого со стороны. Никто не заберется в его голову. Блондин слизывает соленую дорожку с чужого лица и Джовхар выдыхает, ощущая его в себе. Он тянется на встречу, столица опускается чуть ниже, беря в рот чужой розоватый сосок и ласково облизывая его. В одно мгновение он осторожно и нежно лижет его, словно давая ему перерыв и возможность привыкнуть к тяжести внизу, ощутить в себе что-то, в другое же покусывает, осторожно зажимает другой пальцами. Наконец, выпускает изо рта, опаляя раздраженную воспаленную кожу своим горячим дыханием. Джовхар развязно стонет - его не смущают звуки, издаваемые им самим, но они кажутся какими-то нереальными, словно он не мог произнести такого - тем не менее оно есть. Столица придерживает шатена за поясницу, холодные руки действуют словно отрезвитель, выжранный в порыве алкоголь уже не ощущается в крови. Остается он и его ощущения. А там уже не до собственного краха. Москва движется резко и неоднозначно. Постоянно меняет направление, несколько раз убирает руку из-под Джовхара, отчего тот ощущает собственную невесомость, словно мгновение и он рухнет, но услужливая рука вновь находит его спину и удерживает в своих объятиях. Он тоже перебрасывает руки на столицу, царапает его бледную широкую спину, ощущая ее мощь в своих руках, чувствует горячую кровь, проступившую в местах, где он слишком сильно продавливал ногтями. Собственные ноги теряются где-то внизу, пока Москва продолжает ритмичные движения, несколько раз подряд выбивая весь запал из Грозного, лишая его ощущения реальности, принося в этот мир лишь экстаз и туманящее взгляд наслаждение. Грязногрязногрязно. Это уже не стучит в висках, остается на периферии сознания. Тонкая струйка слюны застывает где-то в уголке губ, когда Михаил вновь дико целует его. На этот раз Джовхар отвечает, подаваясь навстречу горячему рту, ощущая в своем чужой язык. Москва кончает неожиданно, но не быстро. Он изливается обжигающе-горячим в шатена, отчего тот выдает глухой сорванный стон и отводит голову в сторону, чуть откидывая шею. Михаил широкой ладонью накрывает чужой член, делая размашистые быстрые движения. Наклоняется, покидая тело Грозного, рваным движением языка ведет вверх по Джовхару, накрывает головку прохладным пальцем, закрывая наружное отверстие уретры. Грозный изливается быстро и резко, пачкая бледные пальцы столицы белоснежным семенем. Откидывает голову и закрывает глаза.