***
Гию проснулся в белом пространстве, где впереди стояла семья Камадо, Сабито, какая-то девчушка в цветастом хаори, Урокадаки-сенсей и… Тсутако… Неужели они все знают друг друга? Но ведь Тсутако еще давно умерла, может тогда Танджиро и Незуко еще были малышами. Вдруг он услышал сзади себя плач. Гию обернулся и увидел плачущую Незуко, стоящую в темноте. Гию ту же обмяк и пошел к ней, но она выставила перед собой руку и сказала: — Не подходите ко мне! Попадёте в ад со мной. Стойте там. — Незуко… пошли со мной, — он вытянул руку, но та ударила по ней, чем знатно удивила Хашира. — Нет! Я убийца! Мне нельзя! — Незуко, ты старалась, ты держалась изо всех сил. Пошли со мной, там лучше. Они простят, я уверен. Пошли со мной. Даже если они отвернутся, я пойду с тобой в ад, лишь бы ты не плакала. Незуко, Зеницу по тебе плачет, молится за то, чтобы ты жила в раю, так почему бы не пойти в рай и не исполнить желание Зеницу? Незуко неуверенно протянула руку ему. Мужская крепкая ладонь обхватила девичью аккуратную ладошку и мужчина настойчиво повел её за собой в сторону их семей. Гию бежал быстрее и быстрее, а Незуко лишь поспевала за ним, чтобы наконец не упасть и не сбить себе коленки. Парень остановился, крепко держа девушку за руку и посмотрел на обернувшихся близких ему людей и близких этих людей. Незуко слегка пряталась за Томиокой и явно стыдилась тому, что именно она виновата в смерти четырех людей. Танджиро тут же накинулся с объятьями на своего старшего защитника и прокричал: — Томиока-сан! — а потом заглянул и увидел сестру. — Незуко! — он обнял её и повел к семье, где она уже плакала и просила прощения, а бывший Хашира Воды лишь по-отцовски погладил её по голове и видать простил. Гию обернулся и посмотрел на свою прекрасную сестру, лучшего друга и… его подругу. Он словно ребёнок утер рукавом слезы и обнял её, прижимаясь крепко-крепко. Сабито похлопал его по спине и тут же был заключен в объятия. Наконец-то он счастливДостойное сеппуку
8 июля 2023 г. в 03:03
Примечания:
Я впервые пишу по "Клинку рассекающему демонов", да и сеппуку тоже, так что не могли бы вы дать объективную критику на этот счет?
«Незуко съела человека».
В тот день у всех сидящих в поклоне столпов защемило сердце, кто-то еще и сжимался от гнева, но из-за чего: что их не послушали, она демон или она не оправдала их надежд.
Еще страшнее стало Гию, который готов был провалиться в этот момент под землю, когда на него устремились 6 пар глаз. Убийство 6 высшей луны ей не принесло помощи и прощения. Узуй отсек ей голову в ту же секунду, когда она оторвала и уже доедала руку какой-то серой ойран, которая даже и привлекательна нельзя было назвать.
В тот момент Гию забыл как дышать. Что же это так? Когда он не уследил? Где был Танджиро? Почему она потеряла контроль?
«Саконджи Урокадаки вспорол себе живот в тот же день».
Еще лучше. Чем еще удивишь, Ояката-сама?
«Танджиро сделал сеппуку на следующий день. Ему помог Зеницу и бывший столп Грома — Джигоро Куваджима».
Томиоке не удалось устоять в одной позе, он рухнул на колени, хватаясь за сердце и упираясь рукой в каменную поверхность. Глаза были расширены до предела, дыхание сбилось. Впервые такое неприятное чувство, дышит как обычный человек, не как хашира. Легкие сжимаются ребрами, давление скакануло и ударило в виски.
— А я говорил, — упрекнул столпа Воды Санеми.
— Гию, ты следующий, — произнес Кагая.
— Да, Ояката-сама, — произнес Гию, вдохнув воздуха и сжавшись. Он неприятно резал бронхи и отдавал вибрацией. Ужасно.
— Тебе все подготовят, тебе лишь прийти и сделать свое дело, — сказал глава и ушёл, откланявшись. В тот момент все смотрели на Томиоку Гию с презрением и готовы были тут самого отправить по кусочкам на тот свет, но нельзя было.
… «Спас на свою голову демона» …
Вчера к нему приходил Танджиро. Он нашел а себе силы дойти до поместья Гию, зайти в него и усадить в одном помещении с собой Томиоку, чтобы поговорить.
Вид у него был не ах-ти. Весь помятый, заплаканный и разбитый, чем-то напоминал Томиоку, но тот сидел холодно, прямо, как глыба льда и, казалось, хотел убить Танджиро за то, что повелся на его провокации и не убил тогда Незуко.
— Видишь к чему привела твоя любовь к демону? — спросил Гию, который понимал, что мальчик покинет этот мир с ним.
— Томиока-сан, я был на исходе, когда она отвлеклась с Шестой Высшей-… — начал поспешно оправдываться Танджиро, нервно теребя руками свою юкату и дрожа как в голосе, так и в теле.
— Молчать! — прервал его столп. Холодный голос заставил погрузиться сидящих в молчание, а Танджиро испугаться до такой степени, что он склонил голову, сжал ткань на своих бедрах и стал дергаться. Он плакал. Солёные капли падали из глаз на одежду. Плакал он беззвучно и тихо, изредка всхлипывая, а Томиока держал себя в руках. — Ты понимаешь, что ты наделал? Что мы наделали?! Мы не только не оправдали надежд как своих, так и чужих, но и завтра убьем себя! Завтра столпы будут там, а мы с тобой сидеть на ковриках и резать себе животы, как и обещался Урокадаки-сенсей!
— Томиока-сан, я хотел бы с вами выпить, — сказал Танджиро.
— Какой выпить, Танджиро?! Какой выпить?! Мы завтра сдохнем, как твари последние, а ты думаешь, как бы залить себе глотку! Убирайся прочь!
— Томиока-сан!
— Убирайся прочь, я сказал! — но хотел было он сказать что-то бранное, как почувствовал, что его крепко-накрепко прижали к чужом телу руки и не дали выбраться. Танджиро плакал уже теперь в одежду Томиоки, сжимая уже его одежду.
Гию смотрел сначала на это с гневом, но потом смягчился и обнял в ответ, касаясь губами бордовой макушки. Он поддел руками его под руки и приподнял чуть выше.
— Все, хватит. Слезы горю не помогут, давай, возвращайся домой. Завтра свидимся, — прошептал успокаивающе Столп Воды, но отпускать мальчика не хотел.
Перед тем, как вспороть себе живот, Томиоку отвели в отдельные покои, принесли ритуальную одежду, еду и алкоголь.
Столп Воды аккуратно сложил свою форму и облачился в ритуальные одежды. Свою двухцветную накидку он заранее завещал Зеницу. Он за ней придет. Вместе с Иноске они будут сидеть в первых рядах со столпами и смотреть на смерть Гию.
Взяв в руки кисть, на листке он набросал дзисэй. Чем быстрее, тем лучше.
«Руби мечом водную гладь, алый палач,
Плачь по милому, девушка, плачь.
Как грянет беда, мы свидимся на том свете,
И бабочки наше место приметят.
Ты только дождись, моя дорогая,
Поцелуи коснутся щеки,
Вот только ответа не жди, моя ты родная,
Мы с тобой теперь чужаки».
Закончив с дзисэй, Гию отложил кисть и сел за стол с едой, но к ней не притронулся, а лишь открыл бутыль с сакэ и взял две пиалы. Один предназначался для вина, другой — для сакэ. Вот только в пиалы разлилось сакэ. Одну он оставил на другую сторону стола, а другую взял сам и тихо произнес:
— Выпьем вместе, Танджиро, — он запрокидывает одну стопку, вторую, третью и останавливается. Еще трезв, но готов сделать харакири.
Вдруг в комнату постучались. Дверь открылась, и из щели выглянула голова с желтой макушкой. Томиока встал, взял свое заори и протянул Зеницу, кланяясь. Мечник принял предсмертный подарок и повел за собой в злополучное помещение Гию.
Уже внутри все сидели и смотрели на Гию, что вошел покорно внутрь и сел на коврик. Перед ним стояла подставка с танто, который должен был перерезать ему живот. И Гию сделает это так, чтобы Игуро прижимал свою несравненную и заплаканную в дребеня Мицури, Санеми не смог этого выдержать, а кого-то даже и вывело не то, чтобы на слезы, а на блевотину. Вдруг у нему подошел старшие дочери Убуяшики и жестом попросили его привстать. В руках у них были верёвки. Ах да, нужно же связать. Мужчинам связывают ноги, нежели женщинам, которые сами и связывают ноги, и только сами убивают себя. Гию мог попросить отсечь ему голову, и он даже знает, кто бы дрался за это место. Он даже не будет указывать на них пальцем.
Игуро и Санеми.
Гию гордый прямо сейчас. Он счастлив, что он умрет самой прекрасной смертью. Умереть от харакири — это честь для любого японца и сделать это своими руками — лучшее.
Гию сел обратно на пол, уперевшись руками в бедра, вздохнул, прошептал: «Будь, что будет», — и взял меч, который предназначался для харакири. Он в последний раз посмотрел на своих бывших коллег, а потом на Оякату-саму с его детьми и женой. В последний раз… а что дальше? Он отправится в рай или ад? Думает, в ад, потому что защитил демона. Неужели он не встретится с сестрой и Сабито?
Отмахнувшись от таких мыслей, он скидывает с себя верх одежды, оголяя тело и поворачивает клинок в свою сторону. Тело у него подтянутое, крепкое, прекрасное, что характерно для таких, как он. Томиока еле касается пальцами живота, чтобы ими почертить линию, где будет проходить порез, как вдруг слышит:
— Ну и что ты медлишь? — голос змеиный, значит Игуро. Что можно было и ожидать от него. Томиока вздыхает гневно, а потом дрожащими руками резко нажимает на правый бок. Боль сковывает тело, но он знает, что это такое, он помнит и не раз чувствовал, так что остается немного потерпеть.
Потными пальцами он впивается в рукоять и двигает в сторону лезвие, чтобы продолжить сие действие. Из раны течет кровь как из ведра, а Томиока, в отличии от хашира, слышит, как рвутся его органы, да не то, чтобы слышит, чувствует, как ткани рвутся под агрессией клинка, а что в итоге? Томиока доходит до симметричной точки слева и выдыхает. Он еще жив, даже не смотря на перерезанные кишки, которые норовят вылезти с кровью. Но он еще жив!
Это не нравится Томиоке, тогда он вынимает ножи поднимает чуть выше, целится около солнечного сплетения и вбивает клинок, чувствуя, как хрустнуло ребро: криво, несимметрично будет. Уродливо, но он жмурится, хмуро смотря на клинок, как вдруг чувствует, что силы его покидают, а в глазах темнеет, голова кружится и так истошно от металлического привкуса и запаха, от звука рвущейся плоти и хныканья сзади. Это, черт возьми, харакири! Самая достойная смерть для любого японца! Как они смеют считать, что это казнь.
Лицо тут же искажается гневом, он напирает из последних сил на клинок и резко проводит сверху вниз. Резкий удар тут же заставил его замереть, а потом он слегка качнулся вперед и с кашлем из него полетела львиная доля крови. Еще чуть-чуть и он умрет. Черт возьми… Гию Томиока вынимает из себя танто и бросает перед собой ровно и красиво. Повезло, что последнее, что он будет делать живым, так это не выравнивание меча, а просто смирение со всем своим положением.
Слышится два сухих кашля и тихий выдох, который оповестил о ужасной новости.
Бывший Хашира Воды Гию Томиока мертв
Ворона Томиоки разочаровано прокаркала, помялась на месте и уселась хозяину на плечо, как и когда-то раньше. Умная птица, не увидев реакции, стала миловаться с хозяином, что умер в сидячей позе, слегка наклонившись вперед и склонив голову. Она ласково поклевывала его шею и звала хозяина, но тот не отвечал. Мертв.
Дочь Убуяшики взяла птицу в свои руки и унесла от еще теплого тела. Хашира сидели в смятении и непонимании. Нет, они понимали, что произошло, но в действительности ли их коллега убил себя? Да еще и как! Два надреза, это же немыслимо. Раз нашел в себе силы — значит был достойным Хаширой Воды.