жди меня, и я приду.

— ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — спрашивает Намджун, останавливаясь в дверном проёме. Джин слегка вздрагивает от неожиданности, на секунду теряя концентрацию, и ударяет ножом о деревянную доску, промахиваясь мимо моркови. — ты третий день ходишь по дому и задаёшь мне этот вопрос, — наигранно раздраженно говорит мужчина, не поворачиваясь на своего парня, но Намджуну не нужно видеть его лицо, чтобы знать, что тот улыбается. Они знают друг друга так хорошо, что и без слов уже давно научились понимать друг друга. И всё же. — так что? — спрашивает Намджун слегка взволнованным голосом, словно именно в этот раз ответ может оказаться иным. — спросишь ещё раз — я тебе эту морковь в рот засуну, — продолжает ворчать Джин, — и да, я знаю. — больше всего на свете, — уточняет младший. — да, больше всего на свете, — повторяет Сокджин уже гораздо мягче, — точно так же, как и я тебя. Кухню вновь заполняют свойственные ей звуки готовки: звон посуды, глухие удары ножа о доску и шуршание ингредиентов. Джин вновь погружается в готовку, стараясь игнорировать тревожные мысли, которые так или иначе крутились в голове у обоих парней последние месяцы. Он старался не поддаваться им, потому что если бы они с Джуном ходили вдвоем по дому с вопросами «а ты будешь меня ждать?», «ты же знаешь, что я буду скучать?», «как мне просыпаться по утрам в доме, где нет тебя?», «как мне засыпать ночью, зная, что на другой стороне постели нет тебя?» — кто-то из них точно бы свихнулся. Ни у кого из них не было точных ответов, а Намджуна вообще-то ужасно расстраивало, когда у него не было ответов на что-то. — я буду писать тебе письма, — говорит Джун, проникаясь сентиментальностью и в конце концов переставая этого стесняться. С ним такое бывало на удивление нередко. Джин не мог жаловаться. Ему — возможно, немного эгоистично — нравилось, когда внешне суровый парень рядом с ним в лужу растекался. Правда, в последнее время это стало происходить чересчур часто. Это не раздражало старшего, лишь заставляло сердце болезненно сжиматься, потому что Сокджина вообще-то ужасно расстраивало, когда он не мог сделать ничего, чтобы его любимый человек мог почувствовать себя лучше. — дорогой, мне разрешат пользоваться телефоном спустя месяц, тебе вовсе необязательно это делать, — усмехается Сокджин, ножом отправляя нарезанные овощи с доски в глубокую миску. — месяц — это невероятно много, — хнычет Намджун, садясь на стул у кухонного стола. — неправда. — правда! — продолжает канючить парень размером с хороший такой шкаф, что могло бы показаться смешным кому-то, кто знал серьезного лидера лишь со стороны, но лица Джина улыбка не тронула. — может, для тебя это и не сложно, но я просто не представляю, как смогу провести столько времени без возможности связаться с тобой. боже, я не представляю, как я выдержу эти два года. не видеть тебя это… невыносимо. — я знаю, — кивает Джин и крутит нож в руках, будто не зная, что с ним делать, как, в общем, и со своими руками, сжимающими кухонный прибор. Запустить бы пальцы под чёрную футболку младшего, обжечься бы о его кожу и запустить бы ногти под неё же. Стать бы с парнем одним целым, спрятаться бы в его грудной клетке за мраморными ребрами и никогда не уходить оттуда, засыпая под сердцебиение родного сердца до скончания времени. Да только именно времени у них в запасе и не осталось. Расплакаться бы от этого до боли обидного обстоятельства, да только это никак не поможет. — ты моя поддержка, ты моя опора, ты моя земля под ногами, я правда не знаю, как справлюсь без тебя, — тихо себе под нос озвучивает свои мысли Намджун довольно бесцельно, будто бы Джин и без того не знает всё это, будто бы последний может что-то изменить. — интервью, концерты, разъезды — и тебя нет рядом. нет, не просто нет рядом, тебя нет ни рядом, ни в гримерке, ни дома, ни на студии, ни в общежитии, ни в другой части города, ни в сети, ни в уведомлениях на телефоне. это… — страшно, — заканчивает старший, до смешного очевидно показывая бессмысленность озвучивания мыслей, которые живут и в его голове тоже. — я как никто другой понимаю, как это может быть страшно, родной. Джин, оставляя неизвестное блюдо в смущающей незавершенности, мягкой поступью босых ног подходит к обеденному столу и опускается на колени возле ног младшего, после чего осторожно берет его руки в свои, заставляя того вздрогнуть и приподнять голову. — ты знаешь, я провел без тебя невероятно долгие 18 лет своей жизни, — облизывая пересохшие губы, начинает Сокджин, ещё не придумав, как собирается закончить. — я тосковал по тебе ещё до нашей первой встречи. и я скучал по тебе, ещё тебя не зная. это было тяжело. моё сердце рвалось из груди, само не зная куда. порой одиночество совершенно изматывало меня, мне так хотелось написать кому-нибудь — письмо, сообщение, что угодно, — но я понимал, что хочу написать только тебе, поэтому я терпеливо ждал, ждал тебя, — мужчина говорил медленно и размеренно, сосредотачиваясь на том, чтобы каждое слово коснулось лица младшего тенью понимания, — я точно знал, что ты придешь. не знал, когда и где мы встретимся, но понимал, что рано или поздно это должно будет произойти. я был сильным ради тебя, каждый день вставая с утра и выходя на улицу с высоко поднятым носом. в некоторые дни это было тяжелее обычного, в некоторые — совершенно невозможно, но я все равно старался изо всех сил. я так боялся встретить тебя с угрюмым лицом, поэтому в каждом дне пытался найти повод для улыбки. иногда единственным поводом была мысль, что однажды я буду улыбаться рядом с тобой, держа тебя за руку. вот прямо как сейчас, — Джин улыбнулся нежно и ярко, а затем наклонил голову и оставил ленивый поцелуй на смуглом запястье Джуна, а затем и на втором. — если я смог выдержать это, то и ты точно сможешь. ты невероятно сильный, и я так тобой горжусь. всегда буду гордиться, сколько бы километров, сколько бы лет раз ни разделяли. — я знаю, что я со всем справлюсь, — хорошенько обдумав слова мужчины, кивнул Намджун, крепко сжав руки, — но без тебя рядом это будет гораздо тяжелее. — я буду рядом, — поспешил заверить парня Джин, — я буду рядом с тобой, как луна с землей. тебе может показаться, что я буду невероятно далеко, но это не так. так уж далека луна, если мы можем увидеть её просто подняв голову? Вместо ответа младший протянул одну руку вперед, мягко прикоснувшись к сахарной щеке Сокджина и провел по ней пальцем, разгоняя мурашки по его телу. — и ты вернёшься? — задал последний вопрос Намджун, наверное самый глупый, но в то же время и самый важный. — конечно, я вернусь, — быстро кивнул старший, а затем в неуверенности закусил нижнюю губу, — если будешь меня ждать. — я буду. Лицо Джина тут же просияло от улыбки. Не долго медля, он вывернул голову и оставил звонкий поцелуй на ладони своего возлюбленного, а затем и на каждом его пальце по очереди. Отчего-то громко смеясь, он разнес поцелуями счастье по локтям младшего, его коленям и бедрам. — ты что-то готовил, — шмыгнул носом Джун, не решившись ни засмеяться, ни расплакаться. — да, — носом уткнувшись в край домашних серых шорт, согласился сокджин, — но знаешь, я передумал. — а? — давай закажем еду и, пока ждём её, будем обниматься до тех пор, пока руки не отвалятся? — хитрая ухмылка поцеловала лицо старшего парня, который уложил свой подбородок на ногу парня и взглядом исподлобья пронял все тело последнего. — только если ты не против вместе с этим целоваться, пока губы не онемеют. Прохрипев что-то насчет старости и больных коленей, а также невинно похлопав своими длинными ресницами, Сокджин вынудил младшего донести его на руках до незаправленной постели, на которую они рухнули со скрипом смеха и старых пружин. Несколько долгих и сладких поцелуев спустя Джин потянулся за телефоном, чтобы заказать еду, что заставило второго парня возмущенно промычать. — мони, если я в ближайшем времени не съем огромную тарелку пибимпапа, я съем тебя. Смешок на шее Сокджина означал, что младшего объяснение устроило, укус последовавший дальше — что Намджун тоже был безумно голоден. Зубы младшего касались шёлковой кожи настолько осторожно, насколько острые клыки могут касаться длинной шеи ещё дышащей лани. Язык проходился на месте укусов в извинительном жесте, а нос утыкался в ключицы в отчаянном желании навсегда увековечить в памяти аромат заварного крема, корицы и бензина. Джин пах по-странному приятно, Джин пах по-очевидному знакомо. Джин пах как спокойствие и как пожар одновременно. Намджун не мог не задуматься о том, как долго одежда мужчины сохранит его аромат, как долго сам Джун сможет засыпать с чужой футболкой, крепко сжатой в руках. — родной, что ты хочешь? — обманчиво непринужденно спрашивает Сокджин. — тебя, — не менее буднично отвечает Намджун, обхватывая губами указательный палец парня. — эй, ты мешаешь мне заказывать еду! — прости, я ничего не могу с собой поделать, — отрываясь от рук, извиняется парень. — я будто заранее начинаю голодать по тебе, и это чувство в последнее время становится все сложнее и сложнее сдерживать. — смотри не съешь мою футболку, когда я уеду, — хрипло смеется Джин, рвано вздыхая, снова читая мысли парня, как кричащий заголовок скандальной статьи. — ничего не обещаю, — хмыкает Джун, стараясь не звучать слишком уж жалко. Пальцы вцепились в предплечья старшего, поцелуи начали медленно спускаться ниже. На мгновение Сокджину показалось, что он может умереть от прикосновения губ в районе солнечного сплетения. На мгновение ему показалось, что он был бы не против. Намджун оставляет поцелуи на теле возлюбленного беспорядочно и без какой-либо конкретной цели. Изнутри разрывает желание быть с Джином во всех возможных смыслах одновременно, везде и сразу: в его аккуратной ямочке между ключицами, в самых отдаленных уголках сознания парня, в его прошлом, настоящем и будущем. Сокджин разделяет это чувство, а потому вовсе не смущается, когда Джун начинает оттягивать его волосы, облизывая область за ухом мужчины. Он лишь на несколько секунду прикрывает глаза и позволяет тихому вздоху сорваться с приоткрытых губ, параллельно с этим выранивая телефон из ослабших рук. Им так сильно хочется вдоволь насладиться друг другом, но они оба прекрасно знают, что у этого нет накопительного эффекта. Джин уже чувствует, как его тело начнёт ломать, как только он обнимет парня в последний раз на прощание, но сейчас он так же чувствует, как чужие пальцы выбивают ритм на его ребрах — это музыка, самая настоящая музыка, как и всё, что выходит из-под пальцев Намджуна — так что пока что это фантомное чувство ломки можно проигнорировать, отдавшись ощущению родного тепла. Беззастенчиво и довольно грубо старший стягивает домашнюю футболку сначала с себя, а затем и с Джуна, всхлипывая от соприкосновения тел. Обхватывая обеими руками напряженную спину парня, Сокджин утыкается носом в его волосы, стараясь утопиться в аромате фисташкового мороженого, чернил и горящей древесины. Намджун пах надежностью и опасностью одновременно. Сокджин не боялся сгореть заживо. Он боялся потерять свой огонь, боялся замерзнуть насмерть. Джин ненавидел холод. Всю свою жизнь он спал в длинных пижамах и одевался в одежду с длинным рукавом даже в теплые сезоны. Практически треть своей жизни он засыпал в обнимку с ходячей печкой и кутался в чужие кофты и куртки. Сейчас же его отправляли служить в отдаленный район с довольно неприятным климатом, и как бы сильно ему не хотелось признаваться, его тоже пугало это. Пугала перспектива остаться без своего человеческого обогревателя, который смотрел на него сейчас глазами, плавящими вечную мерзлоту. Джин дразняще облизнул губы Намджуна, вместо поцелуя оставив на них своё горячее дыхание. Младший, поддавшись провокации, навалился сверху возлюбленного, расставив руки по обе стороны от его головы. Сокджин насмешливо улыбнулся, намеренно разжигая огонь все сильнее, надеясь впитать тепло парня, прокалить кости, оставить немного огня в своем сердце и забрать его с собой, чтобы греться о него в длинные колючие ночи. — поцелуй меня, — практически простонал Джун. — где? — везде, блять, — тихий жалобный всхлип. — тебе уже не 20, а ты все так же невыносим, — засмеялся Сокджин. — и тебе все ещё нравится. — кажется, что никогда не надоест, — быстро согласился мужчина и тут же потянулся к родным губам. Бесчисленное количество поцелуев — и не только поцелуев — спустя с онемевших губ слетела ребяческая усмешка где-то в области виска старшего: — и всё-таки ты и в правду встретил меня с широкой улыбкой на лице, как и хотел, — такие же онемевшие пальцы зарывались в темные спутанные пряди, — я помню, как ты пришел в танцевальный зал в числе других трейни. я тогда репетировал какую-то связку, но начинал сдаваться, оттого как ужасно у меня получалось. — да, точно, в какой-то момент ты решил исполнить хореографию собственного сочинения, — прыснул Джин, прокручивая в голове воспоминания, — твой танец был так глуп и непосредственен, что я не удержался и рассмеялся на весь зал. — я тут же повернулся на предсмертные вопли чайки, — кивнул Намджун, — и твоя улыбка тогда, боже, ты встретил меня с самой прекрасной в мире улыбкой. в тот самый момент я поклялся себе, что сделаю всё возможное, чтобы увидеть её вновь. — да ну, не выдумывай, — Джин ущипнул парня за оголенное плечо, а сразу же следом оставил на нем аккуратный укус, словно дорогое украшение, отлично гармонирующее с гладкой карамельной кожей. — клянусь! тогда я не сильно задумывался о природе мысли, которая проскочила у меня в голове, я просто чувствовал… чувствовал, как всё моё тело начинает неметь при взгляде на тебя, а сердце наоборот, — Джун взялся за запястье мужчины и положил его ладонь на свою уже оголенную грудь, — бьется всё чаще. Сокджин смущенно улыбнулся и сам удивился, как по прошествию стольких лет он ещё не разучился смущаться от подобных реплик Намджуна. Чем-чем, а языком этот парень управлялся как нельзя лучше. От этой мысли Джину пришлось раскраснеться ещё сильнее, будто неопытному подростку, коим он часто себя чувствовал рядом с Джуном. — подумать только, столько лет прошло, а я до сих пор помню тот день в мельчайших подробностях, — задумчиво протянул Джин. — ты сразу понял, что я это тот, кого ты ждал? — спросил младший, переплетая пальцы с ладонью, покоящейся у него на солнечном сплетении. — нет. по правде говоря, для этого потребовалось много лет, — вдумчиво подбирая слова, начал объяснять Сокджин. — узнавая тебя, я узнавал себя, и чем больше я понимал, кто я и что мне нужно от жизни, тем вернее осознавал: нужен мне именно ты. — какое совпадение, — Намджун мягко улыбнулся и оставил поцелуй на правом веке мужчины — долгий и старательный, но при этом до жути нежный, такой, какой мог бы отпечататься у Джина на сетчатке вечным напоминанием «ты — всё, что мне нужно». — а ты? — Сокджин бросил в воздух что-то неопределенное, словно и не требующее ответа. — а я не ждал тебя, — хмыкнул младший. — ты свалился на меня как снег на голову. я никогда и не мечтал, что однажды смогу встретить кого-то вроде тебя. и я еще никогда не был так счастлив от осознания, как же крупно мне повезло. правда, как и к тебе, это осознание пришло ко мне далеко не сразу. пожалуй, я действительно довольно быстро влюбился в тебя, но долго не понимал, что то, что я чувствую к тебе — нечто особенное, нечто, что будет со мной всегда, будет придавать мне сил, будет вдыхать в меня жизнь. — и как же ты это понял? — помнишь, на каком-то интервью нас спросили, без чего мы не представляем свою жизнь? — пальцы младшего нежно прошлись по рёбрам Джина. — ты сразу же повернулся на меня незатейливо, ожидая ответа. твоё имя с языка слететь было готово в то же мгновение, когда я встретился с твоим смеющимся взглядом, но благо хосок вовремя выудил у меня микрофон. потом ещё и подмигнул, дьявол, украдкой. кажется, он в то время знал больше, чем мы сами, но в тот день я наконец-то и сам понял, что на все вопросы в моей жизни ответ — твоё имя. — скажи его так, чтобы я поверил, — прошептал Джин, улыбаясь в щёку младшему. Сокджин-Сокджин-Сокджин — разнеслось по всему телу старшего поцелуями летнего ветра, раздалось в грудной клетке и черепной коробке заливистым эхом соловьев, пробежалось по коже волнами тёплого прилива, простучало в сердце кровной клятвой. — как ты понял, что я это тот, кого ты ждал? — спросил Намджун, перевернувшись на бок, чтобы было удобнее смотреть на мужчину, с которым уже очень скоро ему предстояло расстаться. — м-м, это произошло без какой-то конкретной причины, — протянул Джин, вспоминая то, что помнил яснее, чем слова собственных песен, — поначалу ты очень стеснялся своих чувств, я в этом плане был смелее, и всё равно мы очень долго избегали каких-либо громких слов, описывая то, что было между нами. я первым смог признать, что по-настоящему люблю тебя, и был встречен взаимностью. ты в тот же вечер, обезумев от радости, понесся по комнатам общежития, рассказывая всем об этом и крича, как сильно любишь меня и что однажды обязательно сделаешь мне предложение. — это было не очень умно, — Намджун явно смутился и скорчил недовольное лицо. — возможно, — хмыкнул Джин, — но мне тогда хотелось носиться вместе с тобой. хотелось кричать направо и налево о своих чувствах, чтобы все знали, что любить тебя — счастье. счастье, которое я так ждал и которое всё равно застало меня врасплох. Намджун обвил руками тело возлюбленного, носом уткнувшись ему в шею, и нежно рассмеялся. Джин повернул голову и оставил несколько долгих поцелуев в спутанных волосах своего счастья. — ты ведь знаешь, что я тебя люблю? — на это раз спрашивает Сокджин. — да, но ты можешь сказать это ещё раз, — улыбается одним краем губ Джун, — с возрастом ты стал скупиться на сентименты. — а ты наоборот в последнее время стал уж чересчур на них щедр, — ворчит, но наигранно. Я люблю тебя—Я люблю тебя—Я люблю тебя — звонкими поцелуями отпечаталось на каждом миллиметре лица, следами пухлых губ раскрасило кожу, нежным бризом застряло в тёмных волосах, пышными цветами украсило тело, нерушимым обещанием навсегда осталось в груди. — я буду ждать твоих писем, — уязвимо искренне прошептал Сокджин. — оставь в них поцелуи между строк. — хорошо-хорошо, оставлю, можешь смело целовать бумагу, сколько захочешь, — попытался рассмеяться Намджун, но получилось по-очевидному надломленно, — я там же, между строк, оставлю свою любовь: я не знаю, как уместить её в словах.