*Все его братья были счастливы. У всех черепах была их возлюбленная. Была рядом. Леонардо, сколько бы ни возмущался сенсей, крутился рядом с мутировавшей ранее Караи, которая на днях чуть ли не сожрала Рафа в порыве ярости; Донателло целыми днями был в лаборатории вместе с Эйприл, не разговаривая даже с Микки, заходившему к нему и просившего починить приставку, которая сломалась и без которой он не мог прожить ни минуты. К слову, она и была его возлюбленной, если, конечно, не считать эту "Помощницу Хранителя Времени" или как она там себя называла. Раф и не запоминал. Ему не сдалась эта девчонка. Его рассудок заполнен лишь одной мыслью. Мыслью о его одиночестве.
Рафаэль не мог спокойно спать. Его мысли жужжали, гудели, как только он клал тяжёлую голову на подушку. Внутри, под пластроном, что-то сжималось и пульсировало, доставляя дискомфорт и заставляя глаза слезиться, а нос противно шмыгать. Каждую ночь перед его глазами стоял её облик. Её прекрасные золотые глаза, черты лица... Чёрт побери! Даже её скользящую походку Рафаэль видел в своих грёзах. Мона Лиза... Эта прекрасная, вспыльчивая, упрямая, но всё равно прекрасная саламандрианка. Она-та, кто поглотила его разум. Почему именно она засела в сердце мастера саи, подобно ядовитому пауку? Почему она, - та, кто далеко, - а не какая-нибудь девчонка с плаката Джонса? Или простая прохожая - её хотя-бы видеть можно чаще, чем никогда.*
-Мона, - хрип Рафаэля был практически скрыт рычанием автомобиля, проезжающего по улицам спящего Нью-Йорка, - Даже если ты не слышишь меня, - салатовые очи приоткрылись, снова стали глядеть на блеклые, из-за света города, звёзды, - Вернись. «Красный» жмурится и опускает голову. На алой маске, подле уголков ярких очей, проступают прозрачные "пятна". Раф поджал губы, стиснув в руке сай. Он уже не первую ночь приходит сюда. Уже не в первый раз молит возлюбленную явиться к нему, просит «Саламандру» возвратиться, опять прикоснуться своим носом к его. Раф поднимает свешенные с края крыши ноги, кое-как поднимается и вытирает глаза кулаком правой руки. Слёзы, спустившиеся по щекам, больно обожгли черепашью кожу. Сай прячется в "карман" на поясе, а его владелец идёт прочь. Прыжок, второй, третий... Сколько крыш он уже миновал? И не счесть... Одно Раф знает точно — он ушёл достаточно далеко. Слёзы так и не прекращали мочить повязку, казалось бы, стального, непоколебимого, мятежного Рафаэля. Он снимает маску, опускает на неё взгляд, рассматривает. Ткань под "вырезами" заметно потемнела. Наверное, щёки его тоже потемнели. Нет. Он не может вернуться в логово с такой повязкой и в таком виде. «Мистер Импульсивность» опускается, подпирает себя руками, готовясь совершить очередной прыжок. Обмотанные пыльными, обмоченными о лужи бинтами стопы приподнимаются, но их владелец отчего-то медлит. Не прыгает. Руки сгибаются, черепаха опускается на колени. Грудь сдавливает тоска. Черепаха вбирает в лёгкие побольше воздуха, пытаясь усмирить навалившуюся на него нудь. -Чёрт побрал эти слёзы... - Рафаэль насупился, представляя, как он выглядел бы со стороны: сильный, храбрый ниндзя клана Хамато, как ребёнок, взвыл и рванул туда, куда вздумалось взбушевавшемуся разуму. Вперёд.***
По щекам катятся крупные слёзы, когда он стискивает чужую могучую спину в крепких объятьях. Пальцы дрожат, а широкие ступни скользят по ещё мокрой от прошедшего здесь полчаса-час назад мелкого дождя крыше. -Рафаэль... - шепчет она, носом утыкаясь ему прямиком в макушку. И он слышит, как она довольно урчит; чувствует, как резонирует её грудь; чувствует, как её ладони ложатся на его исполосованный панцирь в попытке прижать. -Мона, - губы сами по себе растягиваются в мягкой улыбке, а кожу снова опаляет слеза, - Я так долго ждал тебя... Он не спрашивает, где она была и откуда здесь. Пусть она даже сложилась бы пред ним из звёзд, - он не спросит. Выдохнет ей в плечо, прижмётся покрепче, промолчит.***
-Раф! - звенит в ушах до боли знакомый, и столь же неприятно-звонкий голосок. Мутант морщится, ведёт рукой в попытке схватить что-нибудь, чем можно было бы отбиться от нахала, толкнувшего его в бок. -Рафи-бой, встава-ай! А иначе я съем твою пиццу - не успел он и сказать этой фразы, как прямиком в его лицо метнулась мягкая подушка. Взвизгнув, Микеланджело подался назад в попытке сбросить с себя появившийся балласт, как тут же неуклюже плюхнулся на пол, прямиком на ребро округлого панциря. -Отвали, Майки! - прорычал зеленоглазый, переворачиваясь на пластрон и "втягиваясь" в тесную "скорлупу". -Ой, ну и ладно! - обиделся младший, - Мне же больше достанется.Сон. Всего-лишь глупый, идиотский сон.