Встретились однажды на приеме злой на весь мир бард, и немного охмелевшая чародейка…
***
Поразительно. Надо же им было прибыть именно в тот город, и именно в день убийства. И, совершенно неожиданно, убийства, якобы совершенном небезызвестным седым ведьмаком в компании загадочной зеленоглазой девушки. Йеннифер в очередной раз прокляла судьбу, раз за разом сводившую ее с Геральтом. Правда, судя по рассказам Юлиана, его судьба прокляла даже без участия Джинна — тот случайно пересекался с ведьмаком не в пример чаще. Чародейка всерьез задумалась, могла ли воля барда повлиять на его собственную судьбу? Все чаще казалось, что да. Тот действительно долгое время таскался за ведьмаком, как привязанный. И даже когда их дороги разошлись, поводок так на нем и остался. — Его могли убить и не здесь, — наконец, уверенно отвечает стражник, после длительной паузы. — Ведьмаки народ ушлый, хитровымудренный. Поэтому и крови почти нет. И силы хватит перетащить, чтобы не волоком. Оттого и свидетелей нет, или глаза им отвели магией. Йеннифер изгибает бровь, и готовится оспорить абсолютно все, особенно часть про «хитровымудренность». От хитрожопости у Геральта только «жопость», вот это уже действительно похоже на правду. Чародейка переводит взгляд на барда, ожидая то ли несогласной тирады в защиту явно невиновного в убийстве горожанина ведьмака, то ли наоборот, мстительного согласия со всеми пунктами обвинения. С того станется. В конце концов, первым желанием Юлиана была мучительная смерть его коллеги. Йеннифер хотела бы удивиться, когда, спустя несколько бутылок, все же выудила из барда полную историю того случая, но вдруг поняла, что удивляться тут, вообще-то, нечему. Нельзя доверять людям, которые умеют так ярко улыбаться в любой ситуации. Лютик не подвел и в этот раз, не делая ничего из того, о чем подумала чародейка. Он не соглашается, и не опровергает. Он делает все сразу. — Могли, — соглашается Лютик вежливым тоном несогласного человека, которому лень спорить. Стражник ожидаемо начинает сомневаться, и сам не понимает, отчего. Йеннифер усмехнулась, вспомнив все предъявленные ей обвинения в бессердечности. На самом деле, это еще вопрос, кто из них на самом деле циничней. К ним подходит еще один человек в форме, чародейка мгновенно собирается, понимая, что они привлекли внимание своим долгим присутствием, и ими заинтересовалось лицо несколько повыше должностью. Тот сообщает, что у них нет времени на разбирательства, и совсем не мягко намекает, что на ведьмаков всем, вообще-то, плевать, а казнь уже на рассвете. Бард удивляет ее еще раз, когда своим мягким голосом и парой непринужденных фраз меняет весь последующий сценарий, и едва ли не сам назначает судебный процесс через неделю. Когда присоединившиеся в ходе диалога вышестоящие чины уже сами просят их присутствовать на заседании, Йеннифер только качает головой, и впервые за очень долгое время осознает, что ей самой не пришлось говорить ни слова, а проблемы — пусть и не их личные, но там же затронута еще и Цири, — словно сами собой начали испарятся. Йеннифер все-таки стоит извиниться перед бардом словами. Он, конечно, не Геральт, чтобы не понять, что она сожалеет о своем мнении на его счет, но и она не Геральт, чтобы бояться открыть рот, когда она не права.***
Геральт тяжело вздохнул. Казалось бы, взял заказ, убил монстра, получил деньги и ушел. Просто? Видимо, нет. Сложно. Общение — не его стезя. Ведьмак еще с секунду посверлил взглядом графа, прежде чем потянуться за мечами. Не хотелось вновь пачкать их человеческой кровью. Но, кажется, здесь без этого не обойтись. А хотелось. Изначально, еще по тому, как его здесь приветствовали, Геральт было решил, что все пройдет спокойно. Приняли его действительно хорошо. Исключительно вежливо, поторговались чисто из принципа, в итоге предложив даже больше, чем он сам хотел затребовать. Зря расслабился. — Что стоишь, выродок? — Презрительно усмехнулся граф. — Ты убил человека. Я разве нанял тебя для убийства людей? Геральт нахмурился. Мечей на месте не оказалось. Точно. Он же оставил их в своих покоях, которые ему выделили. Ну да, конечно. Человек внушает доверие. Зачем к нему с оружием. Придурок. Не могут люди внушать доверие. Не заслуживают они его… разве что Лютик. Геральт уже раз десять успел пожалеть о том, что наговорил барду. Да, он сильный, самодостаточный, несмотря на кажущуюся ранимость, и вряд ли его действительно сильно задели те слова. Почему он вспомнил-то про него сейчас, не время вроде. Ведьмак замер. Эта усмешка. Точно. Графство Леттенхоф. Так стражник назвал Лютика? Юлиан Леттенхоф… кто-то там. — Неудивительно, что Ваш сын сбежал при первой же возможности, — фыркнул Геральт. — Что ты сказал? — Резко побледнел граф. — Ты знаешь, где Юлиан? — Проще найти того, кто не знает, — буркнул Геральт. Черт, Цири ждет прямо за дверью. Он прикрывает глаза, когда слышит звон мечей снаружи и медленно опускает руки.***
— Это скорее не заседание, а застояние, — комментирует Лютик. — Ни одного стула. Поразительно. Йеннифер усмехается в ответ. Но тут же хмурится и смотрит туда, куда так пристально уставился трубадур. Она закатывает глаза и не хочет туда даже подходить, но ей все же интересно, почему Геральт внезапно среди зрителей. — Ее судьба определится голосованием, — первое, что говорит Геральт, когда к нему подходит Лютик. — Кто вообще это придумал. Лютик проглатывает шутку о том, что да, демократия это так отвратительно. Его признали невиновным, во всем решили обвинить Цири. Черт. Ведьмак приветственно кивает чародейке, даже не задаваясь вопросами, что они здесь делают и почему пришли вдвоем. Сейчас явно не до этого. Ведьмак успевает напрочь забыть о том, что они находятся в родном городе Лютика, что граф — кажется, его отец, что у него мелькали мысли об извинениях. Он бросает взгляд на Йеннифер. Та, кажется, выглядит обиженной, но, быть может, после всего этого их ждет бурное примирение. — Геральт, я, — начинает было Лютик, изогнув бровь, но оказывается перебит небрежным взмахом руки. Йеннифер скептично поджимает губы, вскидывает брови, но пока молчит. Не хотелось сильнее задевать гордость барда, заступаясь за него, когда в ее сторону даже никто не смотрел. Чародейка позволяет себе покачать головой, когда вспоминает, что ранее, когда ей не доводилось общаться с Юлианом без компании пресловутого Геральта, она бы и не заподозрила, что эта самая гордость у трубадура вообще была. Это было как будто почти в прошлой жизни, и Йеннифер внезапно осознает, что им даже в какой-то мере действительно повезло, что Геральт настолько мудак, и волей случая он задел их обоих. Дружба с бардом, пожалуй, стоила этого. — И теперь либо я найду того, кто скажет решающее слово, либо её убьют, — тем временем продолжает Геральт рассказывать то, о чем каждый из них и без того в курсе. — Да ни один из них не согласится пойти против решения судьи. — Геральт, я тут, в общем, — сбивается с мысли Юлиан и беспомощно заламывает брови, кажется, совершенно выбитый из колеи. — В общем, я мог бы… я тут, вообще-то, затем и, ну, чтобы… Йеннифер прикрывает глаза, сдерживаясь от того, чтобы прикрыть еще и уши, чтобы не слышать этого позора. Может, на трубадуре действительно какое-то проклятье, связанное с Геральтом. Надо будет проверить, когда этот фарс закончится. — Лютик, не мешай думать, — отмахивается в очередной раз Геральт. Пока Юлиан хватает ртом воздух, Йеннифер не выдерживает и уничижительно фыркает. Трубадур переводит этот беспомощный взгляд теперь на нее, но чародейка сейчас смотрит только на Геральта. Вдруг ее взгляд меняется с презрительного на наигранно-заинтересованный, и она поворачивается к Юлиану всем корпусом. — Здесь ведь кто-нибудь еще помнит, как ты выглядишь? Она сомневается, что Юлиана действительно здесь кто-то мог не знать. Судя по возрасту всех присутствующих, они могли и его деда застать. Но вот если он сейчас объявится, как виконт, то его слова будет более чем достаточно. Может, у кого-то и возникнут сомнения, что у него есть право что-то решать, спустя столько лет отсутствия, но с этим она может помочь. Если вообще понадобится. Да и графа им удалось надолго отвлечь. Поддельное письмо из соседнего графства с просьбой о срочном визите Лютик подложил самостоятельно. — Точно, — вдруг вскидывается Геральт, и теперь оценивающе смотрит на Лютика. Это первый раз за все время, пока они здесь, когда он смотрит прямо на барда. Йеннифер нехотя напрягается. Трубадур же настолько сильно привязался к этому ослу, что у него снова комок в горле появится. Чародейка не хочет рисковать. Она берет трубадура за плечи, и насильно разворачивает к себе лицом. Взгляд Юлиана действительно проясняется, и в нем неожиданно мелькает уязвленная гордость. Йеннифер откладывает закатывание глаз на когда-нибудь сильно потом только из-за того, что сейчас не до этого. То есть ошеломленно таращится на Геральта и молча проглатывать все его слова, закрывая глаза на откровенное пренебрежение, это в порядке вещей, а ее сомнения в его адекватности, это оскорбительно. Когда Лютик, после всех тех бутылок вина, крыл Геральта последними словами, и в красках расписывал, какой ведьмак мудак, и почему это так, он, конечно не упоминал свою собственную реакцию. Он на столькое закрывал глаза, и Йеннифер даже знала, почему. Потому что плюсы Геральта, в понимании трубадура, перекрывали все его минусы. Потому что, по мнению Юлиана, грубоватая забота и признание сильных сторон барда раз в пару лет важнее, чем постоянное обесценивание, игнорирование и обвинения во всех мелочах, которые только могли произойти. Чародейка знала, что Лютик искренне уважает Геральта, считает своим лучшим другом и готов ему простить практически все, что угодно, только бы тот оставался рядом с ним и барду не пришлось снова тонуть в одиночестве. Он принимал Геральта, и был готов мириться с отстраненностью, пока тот хотя бы позволял быть рядом. Она не понимала этой одержимости. Понимала, почему можно было привязаться к ведьмаку. Понимала, из-за чего ему можно было бы столькое прощать. Но не понимала, как в голове барда люди могут делиться на тех, на которых ему плевать, как бы хорошо они к тому ни относились, и сколько бы ни делали ради него, и на тех, ради кого бард отдал бы жизнь. Что нужно было сделать, чтобы заслужить от такого циника такую преданность? При этом иногда ей казалось, что одиночество пугало Юлиана сильнее, чем смерть. Она не упоминала лишний раз о том, что Геральт умел проявлять инициативу. Что он попытался насильно привязать ее саму. Лютик знал, но Лютик игнорировал это. Забавно, что он действительно искренне сопереживал, понимал, что она чувствует и от всей души старался поддержать, когда она все-таки рискнула довериться и поделиться не только матерными выражениями в адрес ведьмака. Трубадур был загадкой. Геральт был мудаком. Йеннифер надеялась, что Юлиан возьмет себя в руки и не сорвется, снова побежав за ведьмаком. Самой ей помогало игнорировать Геральта одно только присутствие барда, и частично осознание того, что если она тоже сорвется и позволит себе простить, то они точно будут выглядеть как два осла. Кажется, Юлиан что-то разглядел в ее глазах за те секунды, что прошли, и его губы расползлись в повседневной, искренней улыбке, которую раньше так ненавидела Йеннифер за ее фальшь. Юлиан мягко освобождается из ее хватки, выпрямляет спину еще сильнее, хотя казалось, что сильнее просто некуда, и движется вперед, растворяясь в толпе, чтобы через мгновение появится на середине зала, рядом со спокойной, но бледной Цириллой. Он что-то шепчет ей на ухо, и Цири непонимающе хмурится. Геральт зеркалит ее выражение, и Йеннифер хмыкает. Юлиан поднимает руку, и толпа замолкает. Тишина кажется мертвой и гнетущей. Юлиан открывает рот, и Йеннифер заранее гордо улыбается.***
— Цири, попрощаешься с Геральтом? — Светским тоном поинтересовался Лютик, напрочь игнорируя непонимающий взгляд ведьмака. — А ты сам прощаться не собираешься? — Иронично изогнула губы Йеннифер. — А ты? — Огрызнулся Лютик. — Да пошел он, — фыркнула чародейка. — Что происходит? — Не выдержал Геральт, перебивая Цири. — Почему Цири уходит с вами? Куда вы вообще собрались? — Теперь мы втроем, — обратился Лютик к Йеннифер, мягко улыбаясь. — Предлагаю заехать в мою таверну. Отдохнем, выпьем. Цири наконец-то выспится в нормальных условиях. Только я ненадолго отлучусь. — В твою таверну? — Снова непонимающе нахмурился Геральт. — Хороший план, — кивнула чародейка. — Сегодня обойдемся без портала, неважно себя чувствую. Уже придумал, что скажешь Дийкстре? — Да. Расскажу по дороге, нам бы поторопиться, — поднялся на ноги Лютик. — Раз ты уже не в том возрасте, чтобы перемещаться порталами. Йеннифер мягко усмехнулась, закатив глаза, но ничего не ответила. У Геральта дернулся глаз. Йеннифер признается в своей слабости? Лютик спокойно относится к порталам, и его даже не тошнит? Цири попрощалась и сейчас уходит? Дийкстра из реданской разведки? О чем они будут говорить с бардом? Он пораженно смотрел, как троица отдаляется от него все дальше. Так, значит? Он перестал быть им нужен, и они просто… ушли? Что он сделал не так? С ним в итоге попрощалась лишь Цири. И то, настолько сухо, как будто они были почти незнакомы. Геральт ощущал, как у него опускаются руки. Почему он чувствует, что все настолько… неправильно? Почему его вообще волнует то, что они уходят без него? Он так и не сказал Лютику, что повстречался с его отцом. И что жалеет о своих словах. Что ж. В другой раз. Жаль, что не удалось как следует попрощаться с Йен.