-x-
Он видит это. Видит сквозь её изысканную маску — паутина лжи рвётся. Он замечает, что она даёт слабину, опутывая своих врагов. Замечает, что всю вторую половину дня она избегает смотреть ему в глаза. Замечает, что она тонет в своих мыслях, не слыша его оклика. Он знает Гвен и знает, что она сильная. И всё же логика вопит ему, что она не в порядке, и сердце его жаждет это исправить. Майлз молча следует за Гвен, ожидая увидеть, куда её приведёт блуждающий разум. Одно хрупкое мгновение он позволяет себе порадоваться, понимая, что двигались они к Башне Уильямсбургского банка. Он знает, что это её любимое место в его вселенной, и ощущает гордость оттого, что именно он познакомил её с ним. Когда она наконец замирает, примостившись вниз головой, он садится рядом и ждёт. «Спокойствие, Майлз». Не ведая о его присутствии, Гвен стягивает маску, и сердце Майлза ёкает. Гвен Стейси, Женщина-паук с Земли-65, — сильнейшая из всех, с кем он знаком. Он не знает всей её истории, и отчасти понимает, что, быть может, она так никогда и не позволит ему её узнать, однако он знает достаточно, чтобы всей душой верить в то, что она была самым стойким человеком на его памяти. Её решимость ясно проявляется в элегантном стиле боя, когда пуанты (которые она недавно сменила на пару голубых «конверсов») грациозно рассекают воздух, вместе с тем как она порхает на паутине, сражая злодеев. Она ни перед чем не останавливается и не знает меры, и хоть это и заставляет Майлза бояться за неё, он не может не восхищаться тем, как она встаёт, подобно восходящему на востоке солнцу, после каждого болезненного падения. Предаваясь воспоминаниям, он понимает, что, в общем-то, никогда и не видел, чтобы Гвен отдыхала. Учитывая её силу, неистовость и великолепие, Майлза ужасает скрывавшаяся под маской картина: множество рассыпавшихся по лицу кровоподтёков; кровь на лбу от особо жестокого удара; ясная вереница слёз, скатывающихся вдоль щёк; и потухший небесно-голубой взгляд. Ему приходится сдерживать себя изо всех сил, чтобы не заключить её в объятие в это самое мгновение на этом самом месте. Он сидит подле неё в уютной тишине, ожидая, когда она будет готова обсудить свои мысли. И вскользь напоминает себе: «Весьма маловероятно, что она выберет открыться мне». — Я убила своего лучшего друга. Мягкое признание — обвинительное заключение, услышать которое чтобы, Майлзу приходится приложить усилия. Он шокирован, огорошен абсолютной искренностью, сквозившей в её словах. Он-то думал, что, посидев ещё немного в тишине, она просто вернётся в своё измерение, однако вот она Гвен, что в лучах закатного солнца выставляет ему напоказ свою величайшую тайну, свой величайший провал, своё величайшее сожаление. Он не знает, что сказать, однако понимает, что признание в негласном преступлении даётся ей с трудом, и что ныне она, вероятно, проигрывает битву в собственном разуме, и потому делает единственное, что считает верным, и притягивает её в объятие. И тут же чувствует, как Гвен прижимается к нему, обмякая в его руках. Майлз не обращает внимания на то, что слёзы пропитывают его костюм, который всё равно нуждается в стирке, и обнимает её крепче, вместе с тем как рыдания Гвен становятся всё безудержнее. Беспокойство начинает овладевать им, и весь разум его фокусируется лишь на одной задаче — утешить её. Он нежно целует её в лоб, снова и снова шепча «всё хорошо», и мягко гладит по спине, в то время как Гвен позволяла себе чувствовать. Позволяла себе быть человеком. Мимолётом Майлз задаётся вопросом: «И когда она в последний раз позволяла эмоциям выплеснуться наружу, чтобы восстановиться?» Гвен всё-таки отстраняется спустя примерно, как предполагает Майлз, десять минут, всхлипывает и смотрит куда угодно, но только не на него. — Почему ты не ненавидишь меня? Трепет её голоса разбивает вдребезги последние остатки его души. — С чего бы мне ненавидеть тебя, Гвен? Я никогда не возненавижу тебя. Она наконец-таки поднимает на него взгляд, побелев от изумления. — С чего бы тебе ненавидеть меня? Майлз, я убийца. Я убила своего лучшего друга. Я говорила тебе, что мой Питер Паркер умер, но я... я никогда не упоминала, как. Я убила его. Я убила Питера Паркера. Пока она объясняет, Майлз смотрит на неё, надеясь, что она позволит удержать зрительный контакт. Информация, которой она поделилась с ним, не отталкивает его. — Гвен, можешь рассказать мне, что произошло? Но если тебе некомфортно говорить об этом, то я пойму. Та чуть дрожит, отчего Майлз только сейчас замечает лёгкий холодок, воцарившийся в воздухе, и вид закатного солнца, уходящего за сверкающие небоскрёбы Бруклина. Со смешанными чувствами он делает себе в уме заметку изобразить этот закат позже вечером, однако сразу же отбрасывает эту мысль, выделяя место беспокойству за то, не перейдёт ли он границы, если сейчас обнимет её за плечи. Она шатко вздыхает, открывая и закрывая рот, подбирая слова. И только Майлз уже собирается извиниться за то, что переступил черту, как Гвен находит в себе смелость заговорить: — Я... Я была на школьных танцах. Питер всё не появлялся, но паучье чутье стало надрываться, и вдруг откуда ни возьмись какая-то ящерица ворвалась в спортзал. Я не знала, что под всей этой чешуёй кто-то был, я просто... я просто хотела остановить её и хорошо провести вечер с Питером. Поэтому я избила её. Сильно. Я не сдерживалась, била со всей своей мощью, чтобы намеренно прикончить. А затем чешуя начала исчезать, и я поняла, что натворила, — она сдерживает всхлип и выдавливает шёпотом, что был едва слышен за оживлённым городом под ними и шумом ветра вокруг: — Питер сказал, что просто хотел быть особенным, как я. Он знал, что это была я, Майлз, а я убила его. Действуя без раздумий (в лучших традициях Майлза Моралеса), он аккуратно берёт её за подбородок, слегка приподнимая голову так, чтобы установить прямой зрительный контакт. — Гвен, ты не убийца. Я же вижу тебя. Вижу, как ты борешься каждый день. Борешься, чтобы исправить прошлое и не потерять ещё одного друга. Я всё не мог понять, почему ты сражаешься с таким пылким энтузиазмом, но понимаю теперь. Я знаю, ты думаешь, что тебе нужно быть сильной, что тебе нужно защитить Нью-Йорк, потому что ты в долгу перед Питером. Но, Гвен, ты достаточно сильна. И тебе не нужно быть сильной ради кого-либо, кроме себя самой. У тебя такое большое сердце. Ты самый невероятный Паук из всех, кого я знаю. Ты была молода и всё ещё познавала свои силы. Ты не знала, что это был Питер. Ты не хотела его убивать, и ты не убийца. Она всё-таки всхлипывает и отводит от него взгляд, и вот уже новые слёзы трогательно стекают по её лицу, падая хрупкими каплями на, вероятно, бедных прохожих, учитывая её перевёрнутое вверх ногами положение. Он приобнимает её за плечо и притягивает ближе к себе, надеясь согреть. — Ты не убийца, Гвен. Ты прекрасна, сильна, самоотверженна, талантлива, храбра и закалена в боях. Ты луна, ты моё величайшее вдохновение, ты моя лучшая подруга. Просто помни, что и тебе дозволено совершать ошибки. Спасибо, что доверила мне эту часть своего прошлого. Я хочу, чтобы ты знала, что это никак не меняет моего отношения к тебе. Для меня ты всегда будешь «Гвен», и это значит гораздо больше, чем тебе может показаться. Чуть закашлявшись, Гвен издаёт смешок, и, несмотря на серьёзность ситуации, Майлз вторит ей. — Боже, Моралес, ты невероятно милый. Я просто ну не понимаю, как в итоге умудрилась оказаться здесь с тобой. Я заслуживаю плохой кармы, а не солнца, светящего лично для меня. Он усмехается: — Вообще-то, Стейси, ты вроде как провалилась в моё измерение. Неужели память отшибло на старости лет? И впервые за этот вечер Гвен смотрит на него с искренней улыбкой, демонстрируя пробел между двумя передними зубами. Вдруг Майлз чувствует себя глупо оттого, какое глубокое влияние на него оказывает её улыбка. И молится, чтобы для Гвен не было очевидно, как сильно он её любит (хотя знает, что это невероятно очевидно). — Поймёшь через пятнадцать месяцев, Майлз. Он тихонько смеётся, уже собираясь было отпустить свою шутку про то, что время относительно, как вдруг его прерывает стремительное объятие. — Спасибо, — мягко шепчет Гвен ему на ухо, отчего вдоль спины его пробегает дрожь. — Спасибо за то, что ты есть, Человек-паук. Нежно улыбаясь, он обнимает её крепче прежнего. — Спасибо за то, что ты есть, Гвен Стейси, Женщина-паук. Майлз прижимает её ближе, уповая на то, что радужный блеск, который он так обожает, вернётся её глазам, а движения восстановят грацию. И пусть они предаются этому объятию чуть дольше необходимого, свешиваясь с вершины Башни Уильямсбургского банка и купаясь в лунном свете. Пусть. Это касается только их двоих. И называется исцелением.не выходи из роли
11 июля 2023 г. в 16:00
Гвен знает. Знает, что ей нельзя ошибаться. Знает, что нельзя ошибаться рядом с Майлзом, подростком, что ужасно флиртует, но демонстрирует исключительную наблюдательность. Она знает, что ей нельзя ошибаться в его присутствии. И всё равно ошибается.
Она знает, что ей не стоит хандрить. Знает, что не может позволить себе чувствовать, не может никого подпустить к себе. Знает, что её Питер Паркер мёртв, и никакой более старший и ворчливый Питер не вернёт его. Знает, что она жива, а Питер, блядь, мёртв. Мёртв по её вине. Она знает, что выше этого, выше претензий. Знает, что Питер уже давно мёртв, и нет нужды ошибаться, нет причин всхлипывать и плакать под маской, из-за того что её Питер Паркер, её лучший друг — мёртв.
Она просто знает.
Но вместе с тем понимает, что ей становится всё труднее сохранять спокойствие, ведь дни тянутся словно годы, а терпение лишь иссякает. И каждый из этих дней проходит в ожидании мгновения, когда можно будет наконец-то вернуться в постель. Её прыжки утрачивают веру, силы — угасают, а воля — стушевалась. Но она знает, что не стоит выходить из роли. Она выше мёртвого лучшего друга. Выше Гвен Стейси. Она — Женщина-паук, а Женщина-паук неустанна, она никогда не останавливается («И тем самым убивает своего лучшего друга»), и Гвен так же не может остановиться.
Она оступается. Ломается, как фарфор о крепкий бетон. Её акварельные глаза наполняются слезами, маска неприятно липнет к лицу, зрение размывается, а слух притупляется. Она непроизвольно передвигается на паутине, будучи не в состоянии отдавать себе отчёт в том, куда направляется. Мысли улетучиваются, отказывая ей в минуте покоя.
Она чувствует, что тонет в тишине ночи, а вероломный разум её наводняет пустоту видениями прошлого. Она погружается глубже в океан вины, и дневной свет оставляет её — извечно чувственное сердце рисует сокрушительные картины смерти её лучшего друга. Его убийства.
Маска прилипает к лицу от слёз и крови, сочащейся из нанесённой врагом раны. На какое-то время она задумывается: «Что легче — умереть или нести груз своих ошибок? Сможет ли Женщина-паук или потеря отца, или потеря себя хоть когда-либо выплатить мой долг сполна?» Не осознавая этого, она позволяет своей изящно вылепленной личине развалиться на части, вместе с этим пропуская мимо ушей отчаянный оклик своего напарника.