Тринадцать минут (thirteen minutes)

— Я самый удачливый ублюдок во всем мире. Адам мычит в ответ, намазывая маслом тост для их обоих. Найджел знает, что любит по-своему: не слишком много масла или варенья. Найджел воспримет это как угодно, лишь бы он увидел застенчивую улыбку на лице своего ангела, когда тот отдаст тост. Кофемашина жужжит на заднем плане, звуки медленного лос-анджелесского утра доносятся снаружи. Что касается Найджела, то ему лучше всего видно там, где он находится: руки обнимают Адама за талию, а подбородок упирается ему в плечо сзади, уткнувшись носом в эти свежие, ароматные локоны сна. Несмотря на то, что положение Найджела обеспечивает ограниченный диапазон движений, Адам не протестовал и не пытался уйти. Не теряя ни секунды, он говорит: — Удача — это абстрактное понятие, которое нельзя измерить так, как ты думаешь. Было бы очень трудно доказать, что ты самый счастливый человек в мире. Кроме того, многие люди утверждают, что они самые удачливые люди в мире, когда дело доходит до симпатий к своим близким. Твое заявление не имеет смысла. Найджел только глубже зарылся в шею Адама, уткнувшись носом, пока краем глаза не увидел, как губы Адама изогнулись. Он бормочет в кожу Адама: — Плевать. Плевать на статистику или на то, что говорят другие, я самый удачливый ублюдок во всем мире. Не знаю как, не знаю почему, ведь я точно ни хрена этого не заслуживаю, но вот я здесь. Адам ничего не говорит в ответ, что несколько странно, но сейчас семь утра, а в Найджеле мало кофеина, еды и никотина, так что у него нет сил задавать вопросы. Найджел добавляет: — Я чертовски люблю тебя, ты знал об этом? — Я знаю. Ты сказал мне это шесть минут назад, Найджел. — А я скажу тебе это еще через шесть минут, дорогой. Ты заслуживаешь слышать это каждую чертову минуту своей жизни. Он скажет, и он услышит, Найджел уверен в этом. Он так сильно облажался раньше, что ему нужно убедиться, что он никогда не облажается перед Адамом. Нужно убедиться, что Адам понимает, что он никогда, блядь, не избавится от него без боя. Найджел никогда не думал, что может влюбиться в кого-то сильнее, чем в Габи, что все может стать еще хуже. Теперь он видит, что Габи и в подметки не годится Адаму. Габи, которая никогда не хотела его после того, как увидела, кем он был, и вполне обоснованно. Адам, который видел, узнал и понял, кем он был, кем он является, он был лучше, чем она когда-либо, и все равно не дрогнул, до сих пор не ушёл. Он остался вне разума и здравого смысла. Найджел, возможно, никогда не сможет понять, почему его отчаянная задница стоит того, чтобы остаться, но он никогда не перестанет благодарить Адама за это. Он сделает все, чтобы Адам остался. — Что ты собираешься делать сегодня, дорогой? — спрашивает Найджел, поскольку у Адама выходной. Адам немедленно начинает восторженную речь о звездах, которые он собирается изучать сегодня, сначала на картах, а затем настроит свой телескоп, чтобы изучить их сегодня вечером на небе. По его словам, он идет в парк, чтобы записать кое-какие цифры в таблицы, и у него хватило наглости спросить Найджела, не хочет ли он пойти с ним. Как будто Найджел мог сказать что-то кроме «Конечно». — Мне также нужно заполнить диаграммы с прошлой ночи, — Найджел смутно помнит подробности этого, хотя в то время он был больше сосредоточен на том, как заходящий солнечный свет отражался на волосах Адама. Адам застенчиво спрашивает: — Хочешь об этом услышать? — Всегда, малыш. Найджел подпирает подбородок рукой и не пытается скрыть чертовы сердечки в глазах, которые у него должны быть. Пусть Адам увидит это. Может быть, это убедит его в глубине и неизменности чувств Найджела, даже если Найджел осыпает его всеми возможными чертовыми откровениями. Он споет этому ангелу песню на улице и, блять, унизится перед всем городом, если это потребуется. — Давай, ангел. Слушаю. Боже, звук голоса его мужчины, загорающегося от возбуждения, начинающегося медленно от нервов, и то, как он ждет, что вот-вот потеряет интерес, что Найджелу станет скучно, или он скажет ему сбавить темп, или просто прикажет остановиться — нет более сладкого звука. Адам еще не понял, что Найджел не такой, как его гребаный никчемный бывший, что ему никогда не будет скучно. Нет лучшего звука, кроме, возможно, сладких стонов и восхитительных звуков, которым Найджел посвятит свою гребаную жизнь, чтобы слышать их каждую ночь. Если он не посвятит как можно больше времени тому, чтобы сделать этого ангела, попавшего к нему на колени, безумным от удовольствия, от любви, от безопасности, от голода, который хочет так, как он никогда не знал, тогда в чем, смысл? Что, блять, еще должен делать Найджел? — Чертовски идеально, детка, — вздыхает он, когда Адам затихает, оставляя поцелуй на затылке Адама, — Слишком хорошо для такого куска дерьма, как я. Адам снова делает паузу, и на этот раз Найджел может видеть мысли на его лице. Его ангел говорит: — Найджел, ты можешь кое-что для меня сделать? Сердце Найджела прыгает от счастья. Шанс доказать, что он достоин, что он прав, что он может быть хорошим. Он может дать этому ангелу то, что он заслуживает. Он был способен на такие плохие вещи, что должен быть способен и на хорошее, даже если иногда быть плохим легче. Но Адам все изменил. Адам заставляет его стараться каждый день быть лучше. — Что угодно, дорогой, черт возьми, что угодно. Адам оглядывается через плечо, чтобы посмотреть ему в глаза — редкость, от которой у Найджела сжимается живот. —Ты можешь не говорить о себе так плохо? По крайней мере, не передо мной? Найджел делает паузу. Его хватка на талии Адама ослабевает. — Ты так часто это делаешь, — говорит Адам, оборачиваясь. Его красивые голубые глаза потемнели от замешательства, как и его нахмуренные брови. — Как будто это поведение настолько привычно для тебя, что ты даже не осознаешь, что делаешь это. Но поведенческие модели можно сломать и переучить в любом возрасте, на любом этапе или в любое время. Это возможно, Найджел. Ты просто должен попробовать. Найджел делает долгий вдох. — Если это сделает тебя счастливым, красавчик. Я могу попробовать. — Я бы предпочел, чтобы ты сделал это ради себя. Не ради меня. Адам медленно тянется, чтобы обхватить его щеку. Он бы сказал, что следует своим импульсам, к чему Найджел часто и настойчиво призывает его, но Найджел знает разницу. — Найджел, ты заслуживаешь любви так же, как и я, или, как и любой другой человек, — Он говорит это как простой факт, истину, которую Найджел должен знать. — Я ни хрена не могу с тобой согласиться, ангел. Адам вздыхает. — Ни один человек не заслуживает любви больше или меньше, чем другой. Это не имеет математического смысла. Как будет осуществляться выбор? И почему это должно иметь значение, когда я люблю тебя? Я не понимаю, почему ты чувствуешь необходимость говорить о себе плохо. Сердце Найджела начинает разрывается, когда он слышит такую грусть в голосе своего человека, и из-за него. Такого, блять, быть не может. — Потому что, как ты знаешь, я сделал в своей жизни очень плохие вещи, а ты — нет. Ты ничего не сделал, чтобы заслужить весь тот багаж, с которым я пришел. Ты заслуживаешь кого-то попроще. Лучше. Кого-то, кто был бы более стабильным, кто мог бы дать тебе лучшую жизнь Господи, это слишком тяжелый разговор, чтобы вести его еще до того, как он выпьет чашку кофе. Адам хмурится и говорит, как будто это может быть так просто: — Но я не желаю никого другого. Только тебя. Сердце Найджела сжимается. Адам не лжет. — И ты стабилен, — говорит Адам все тем же растерянным тоном. —Ты всегда рядом. Ты терпелив. Ты любишь меня. Ты говоришь мне, что никогда не уйдешь. Я знаю шаги, которые ты предпринял, чтобы измениться для меня. И я… я ценю это. Очень. Я люблю свою жизнь с тобой. Я не хочу, чтобы что-то из этого изменилось. Я совершенно счастлив с тобой таким, какой ты есть. Я не понимаю, почему ты не счастлив. Найджел качает головой. — Именно поэтому ты ангел. Бля, детка, я так тебя люблю. Хорошо, я постараюсь говорить о себе помягче. Для тебя и для меня. Я не могу обещать, что у меня всегда будет получаться, но я постараюсь. Что еще он может сделать? Если это то, чего хочет его ангел, то это то, что его ангел, черт возьми, получит. — Я чертовски люблю тебя. Адам смотрит на часы, улыбка кривится на его губах. — Ты сказал это ровно через семь минут. — Мм, мне нужно прийти в себя. Посмотрим, какие заявления я смогу заставить сорваться с твоих губ, малыш, в следующие семь минут. Губы Адама искривляются в чуть злобной ухмылке, которую Найджел хорошо знает и любит. — Найджел, — медленно говорит он, — я думаю, ты предлагаешь заняться со мной сексом. — Ты чертовски прав — Найджел ухмыляется в ответ, намереваясь заполучить это чудесное создание любым доступным ему способом. Адам хочет увидеть звезды — Найджел покажет ему звезды, заставит его видеть их каждый раз. Он поклялся в этом Адаму, когда они трахались в первый раз, и с тех пор клянется каждый раз, а Адам не лжет. Адам не приукрашивает. Он говорит Найджелу, если не чувствует удовлетворения или хочет что-то изменить. Найджела это утешает. Когда Адам начинает идти к их спальне и спрашивает: — Ты не идешь? И Найджел отвечает — Иди, я сейчас приду, — он думает еще раз, ему так чертовски повезло. Повезло, что получил второй шанс в жизни. К счастью, он нашел живого дышащего ангела, который хочет его вернуть, который любит его, несмотря на все, что говорит, что он не должен этого делать. И впервые он верит, что, возможно, Адаму тоже повезло. Повезло, что у него есть кто-то, кто действительно любит его и заботится о нем, и готов ради него полететь на гребаную луну и обратно, потому что это то, чего он, черт возьми, заслуживает миллион раз, да, но Найджел слишком хорошо знает, как трудно найти настоящую любовь в этом мире. Как это несправедливо. Им повезло, что они нашли друг друга.