С тех пор, как он ушёл лет десять прошло

Глубокая ночь. На улице лишь иногда был слышен гул машин. Миша сидел в комнате над горой бумаги, где были написаны старые письма Князева. Вздохнув, мужчина отодвинул гору бумаги, закрыв лицо руками. «Хватит притворяться живым, когда вокруг все мертвы». — Пронеслось в голове у музыканта. Оленька уехала вместе с дочкой к маме из-за ссоры. Сердце разрывалось на куски. — «Почему всё не может быть как раньше? Почему становиться всё только хуже?». Горшок взял зажигалку. На столе стояла свеча, которая была сожжена с одной стороны. Он поджёг другую сторону, пристально наблюдая за огоньком. В огне Михаил разглядел Олю и себя, гуляющих по парку зимой. Он удивился увиденным, но с опаской продолжил наблюдать. Затем кадр сменился на Сашеньку, которая убегала от отца, потому что тот её лоскотал, громко смеясь. Непроизвольно тот улыбнулся. После, он увидел Князя. На столе стояла бутылка пива, в руках гитара. Видит в углу себя, смеющего от слов то-ли Поручика, то-ли Яши. Горшенев опустил взгляд вниз. Внутри он чувствовал пустоту и обиду на себя. От мыслей Горшка прервал телефонный звонок. Вздыхает, беря в руки телефон. Сердце забилось быстрее, увидев на экране “Оленька”. Неуверенно нажимает на зелёную кнопку, прикладывая телефон к уху. — Алло? — Алло. - От услышанного голоса жены, Миша потерял дар речи. Он боялся что-то сказать, мысли спутались в один узел. — Миш, я хочу извиниться. Я не выслушала тебя, твою позицию, я не правильно поступила, извини. — Оленька, — В голосе слышался дрожь. — прости меня, я виноват, я понимаю почему ты так поступила. — Неловкое молчание. — Оленька, пожалуйста, приедь, я хочу вас увидеть, я не могу без вас. — Мужчина почувствовал слезу на щеке. Он вытер её в напряжении, ожидая ответ. — Любимый, я тебе обещаю, мы завтра приедем, вечером. — Да, хорошо. Я люблю вас. — И мы тебя любим, спокойной ночи. — Спокойной ночи. — Горшенев сбросил трубку. Внутри пропал страх, который всё время сидел у него в сердце. Музыкант посмотрел на банки из-под пива в углу. Махнув рукой, Миша обратил внимание на свечу. Она сгорела с двух сторон. Помахав головой в разные стороны, Горшок вышел из спальни, садясь в кресло. По вискам прошлась волна боли. Это дало знак. Он сунул руку в диван. Выдохнул от облегчения. Достал оттуда ампулки морфина и шприц. Руки стали дрожать. Иголки нет. Мужчина вскочил с кресла, ища в небольших аптечках иголки. Нашёл. Он победоносно взглянул на неё, направляясь в кресло. Вставил иглу в шприц, затем в ампулу морфина. Достигнув конца, он нашёл вену, медленно вводя туда иглу. Чувствует тепло внутри себя, что радует. Вынул иглу, крепко сжимая её в руке.

Головная боль прошла.

На замену неё пришло желание уснуть, усталость.

На часах около часа ночи.

В глазах Михаила медленно начало всё темнеть. Тело было сложно контролировать. Музыкант закрыл лицо руками, слегка потирая его. Стало всё только хуже. Он в непонимании поднялся с кресла, но ноги, не удержав тело, повалили его на пол. Боль по всему телу. Из носа пошла алая кровь, что попала на пол. Горшок боролся со смертью, пытаясь не поддасться ей. В тщетных попытках выбраться из плена смерти, он поддался ей. Смерть укутала его в свой плен. Она победила его. Перед глазами промелькнули кадры из детства, первого концерта, первой иглы героина, свадьбы с Анфисой, первой встречей с Олей, рождение Саши, ссоры и примирения с Князевым. Затем темнота. “Вмиг открываю глаза. Вижу себя, лежащего на полу с высока. Я умер. Хотелось закричать, но не мог. Всё, что я чувствовал, это пустоту и спокойствие. Я проиграл, я не смог.„

19 июля, без пятнадцати пять*

Я подъехала к дому.

Внутри было неспокойно. Миша не отвечал на звонки с самого утра, что насторожило меня. — Саш, посиди пока в машине, я скоро приду. - Дочка послушно кивнула. Закрываю дверцу машины, подходя к дому. — Может он... Нет, Оля, нет, не умер он. — Успокаивала себя я перед дверью. Кажется, я простояла там вечность. Решившись, я прошла в дом. Тишина. На глазах накопились слезы, которые вот-вот выйдут на ружу. Аккуратно ступая по полу, я прошла, кажется, все комнаты. Осталась зала. В надежде, что Миша уснул в кресле я, прищурив глаза, прошла в залу. Открываю глаза. Вижу бездыханное тело мужа. В горле застрял ком, а слезы вышли на ружу. Сердце кромсали тысячи ножей, душа заболела. Бледное лицо Миши заставило меня упасть на колени. — Миша, почему... Почему ты меня не дождался? — Сквозь слезы говорю я. В правой руке вижу выглядивающую из кулака иглу. — Зачем? — Шёпотом говорю я, зная, что ответа не получу. — Это я виновата, если бы я приехала раньше, Мишенька... — Я коснулась губами уже холодную щеку, в надежде, что Миша поднимется и засмеёться, говоря, какая я дура, что поверила и крепко обнимет. Но этого не произошло. Я вытерла мокрые следы с щеки мужа, набирая второй рукой номер Андрея. С того момента прошло десять лет. Но каждый такой день я переживаю как первый раз. Мне не хватает тебя, Миш, тебя не хватает Сашеньке, Настюше. Мы скучаем, мы любим тебя. «С двух сторон сгорела, сожжена моя свеча. Мне осталось сделать шаг - и этот мир, прощай! У-у-у... Здесь! Я вижу смерть, вижу свет, как видят след, как свет звезды, как свет любви, которой нет. Она ушла, она зовет меня во мрак... Остался шаг, всего лишь шаг, последний шаг.» Панки Хой, Горшок жив, жив в наших сердцах!