***
Несколько месяцев назад с Юрой связались волонтёры приюта для животных, которому он регулярно помогал деньгами и призывами в соцсетях взять котика. Когда Юра открыл сообщение, Никифоров, к двадцати восьми годам так и не смирившийся с тем, что у людей есть личное пространство, перевесился через его плечо и издал пронзительное «О!» Гениальные идеи посещали его всегда громко и стремительно. Юра поморщился, потёр пальцем заложенное ухо и вздохнул, шнурующий коньки Кацудон беспомощно улыбнулся. Бесполезность споров с гениальными идеями Никифорова понимали они оба. — Надо организовать ярмарку по сбору средств для приюта! — воскликнул тот и воодушевлённо хлопнул в ладоши. — Вить, давай им просто денег дадим, а? — обречённо сказал Юра, не веря, в общем-то, в свой успех. — Дадим! Но этого мало! Здесь нужно внимание общественности и прессы. Приют выселяют! Так мы и часть животных пристроим, и депутатов пристыдим, и финансово поможем. И повеселимся! Горящий энтузиазмом Никифоров очень быстро набросал план на обороте Юриной короткой программы. Фотосессии с мировыми звёздами фигурного катания, то есть с ним самим, Кацудоном, Милкой, Гошкой и Юрой. Мастер-классы. Новый дом для котов и собак. Аукцион личных вещей вышеупомянутых звёзд и их столь же знаменитых друзей («Мила попросит что-то у двойняшек Криспино, душа моя, напиши Пхичиту, я свяжусь с Крисом, а ты, Юра, с Отабеком»). Развлекательная программа и аттракционы. Будка поцелуев. Сувенирка с автографами и ларёчки с едой — пирожки деда Коли, фирменные кацудоны от Кацудона, борщ Барановской и вот это всё. Понятия о веселье у них с Никифоровым явно не совпадали. Помимо фото с обезьянкой, как назвал это про себя Юра, ему выпали покатушки на льду за ручку со всеми желающими и раздача котят. — Ради котиков придётся потерпеть. Я же не прошу тебя прыгать четверные без разминки. Просто бережно придерживай партнёров по прокату, улыбайся и будь милым. А самое сложное — переговоры с администрацией и поцелуи с фанатами — я возьму на себя, — резюмировал Никифоров и громко хлопнул по лавке исписанными листами, будто забил в Юрин гроб последний гвоздь. Трогать чужих людей, улыбаться и быть милым Юра не любил особенно сильно. Но это он действительно мог выдержать.***
Беда пришла, откуда не ждали. За два дня до ярмарки губы Никифорова обсыпало пузырьковым герпесом. Они нереально распухли и напоминали пиздец. Целоваться с фанатами эта вирусная бомба теперь попросту не имела права. И заменить Никифорова в этом неблагодарном деле мог только какой-нибудь другой чемпион. Какой-нибудь Юра Плисецкий.***
Рухнув на кровать и виновато посмотрев на потревоженного и недовольного этим Пётю, Юра открыл телегу и кинул в чат с Отабеком стикер с тремя птицами, орущими «пизде-е-ец», а потом волка в луже слёз. Отабек тут же появился онлайн и вместо ответного сообщения позвонил по видео. — Привет, — Юра против воли начал улыбаться от вида взъерошенного Отабека с футболкой, надетой только на одно плечо. Каждый раз от его беспокойства и готовности в любом состоянии выслушать Юрино нытьё, внутри взрывалась шипучая карамель. — Привет, — ответил Отабек и, к Юриному озабоченному сожалению, натянул футболку до конца. — Что Виктор опять натворил? — Я так очевиден в выборе стикосов? — хмыкнул Юра и запустил пальцы в и так разлохмаченную чёлку. Отабек не стал отвечать и только выгнул бровь. — Этот пидор заболел герпесом! И не сможет теперь сидеть в ёбаной будке поцелуев, чтоб у него и жопа покрылась такими же болячками! Мерзкий пузырьковый лишай, ты прикинь! Да даже с хуем на лбу было бы проще, честное слово! — Сказали бы, что он волшебный единорог? — Фееричный пони-долбоёб он, — фыркнул Юра и подгрёб под бок возмущённо мявнувшего Пётю. Только два этих парня могли помочь ему выжить в ёбаном абсурде под названием «Юрина жизнь». — И теперь я вижу перед собой новую звезду будки поцелуев? — загробным голосом спросил Отабек, и Юра заржал от его серьёзных щей. — Ты, как всегда, догадлив, — с хохотом сказал он. — И вот я ему говорю, ну так пусть твой Кацудон и отдувается! А он мне: «Юри не позволяет вероисповедание*». Какое, сука, вероисповедание? Витяпоклонение? Блядь, я чувствую себя проституткой! За билетами же набегут Витины фанаты — мы его уже месяц анонсируем, и мой первый поцелуй купит какая-то бабка! Чуть пиксельный Отабек дёрнул плечом и едва слышно вздохнул. — Именно! — ткнул Юра пальцем в экран. — Юра Плисецкий — сраная гейша, продающая мидзуагэ* за три тыщи. Ну ёбаный же пиздец! — Что, правда? Первый? — лицо Отабека стало растерянным и… каким-то непонятным. За год дружбы Юре казалось, что он уже изучил каждый оттенок едва заметных эмоций. Но сейчас раскосые карие глаза нечитаемо смотрели с экрана. — Да когда? — вздохнул он. — Ебашу тут даже не как лошадь, а как единорог, только хуя во лбу не хватает. Про то, что дело не в «когда», а с кем — (хотелось именно с Отабеком), он, конечно, говорить не стал. — Сделайте все билеты на поцелуи в щёку. И продайте на аукционе только один поцелуй в губы. — Бека, про гейшу я шутил. — А я не шучу. Это меньшее из зол. — Ты не помогаешь! Целоваться же всё равно придётся. — Котики, Юра. Котики. Юра обречённо хрюкнул и снова заржал, случайно придавив Пётю. Тот недовольно взвизгнул, вырвался и гордо проследовал на выход, осуждающе подёргивая хвостом. Если бы Юрины проблемы решались так же просто, он бы научился даже тверкать. — Вот тебе и котики. Этот пушистый пиздюк меня бросил, — состроил он жалобную мордашку, но тут же посерьёзнел: — Спасибо, что ты ещё со мной. — Всегда, Юр, — так же серьёзно ответил Отабек, и внутренности Юры превратились в мармелад.***
В день ярмарки Юра ходил мрачнее тучи, за что получил страшные глаза Никифорова сразу на входе и острый Милкин локоть под рёбра во время проката с поклонниками. — Юрец, выключи королеву драмы, подумаешь, перецелуешь толпу восторженных девчонок и не только. Может, тебе даже понравится, — хитро улыбнулась Милка и снова ткнула его — уже в живот. Юра исподтишка показал ей средний палец и покатил за новым клиентом. Его сегодня не радовали ни активно пристраиваемые животные, ни куча народу, готового платить за возможность урвать кусочек любимой звезды, ни даже дедушкины пирожки, приготовленные не только на продажу, но и для него лично. И Отабек, как назло, с утра прислал стикер с волком и надписью «Just do it» и пропал из сети. — Улыбайся, — шипел качественно загримированный Никифоров во время совместных фотосессий с фанатами и щипал Юру за задницу, отчего тот начинал по-маньячному скалиться и доводить фотографа до трясущихся рук. — Витя, это харасмент и абьюз, — шипел Юра в ответ сквозь зубастую улыбку. — Это мотивация и ответственность, глупый ребёнок, — парировал Никифоров и снова щипал за задницу. — Мне адски больно улыбаться, но я молчу. Здесь ему противопоставить было нечего, а истерзанная пятая точка уже ощутимо побаливала. Настроения Юре не прибавляло и то, что для аукциона Отабек прислал олимпийку казахстанской сборной, которую носил на Гран-при прошлого года. И которую Юра хотел бы оставить себе. «А, собственно, почему бы и не да? Не похуй ли приюту, кто именно выкупит шмотку для своего внутреннего фанбоя?» — подумал он, как только закончились все желающие сделать фото с обезьянкой. — Похуй, — ответил сам себе Юра уже вслух. Рядом счастливо вздохнула стайка «Ангелов» и ослепила его плотоядными улыбками. Часть из них держала в руках переноски с новоприобретёнными кошками и щенками. Он показал им большой палец и быстро ретировался, снимая приметную триколорную куртку. Уже за углом он натянул на башку капюшон чёрной худи и решительно пошёл в зал аукциона, на ходу потирая саднящую ягодицу.***
Получив табличку с номером, Юра забился в самый дальний и тёмный угол. Казахстанский лот, слава богу, ещё не разыграли, но он, к своему ужасу, успел к началу торгов за поцелуй в губы. Наводнившие зал девушки с кошачьими ушками на ободках пугали своей активностью и напором. Торги шли полным ходом, таблички взлетали вверх со скоростью света. «Ебать! — мысленно взвыл Юра. — Да они же меня засосут, как пылесос „Дайсон“ пёрышко!» Очень захотелось отправить Отабеку стикеры с мёртвым опоссумом и котиков с надписью «Нам нужен план! Как насчёт неконтролируемых рыданий?», но он мужественно сдержался. Удивительно, как Отабек до сих пор терпел все Юрины жалобы и пессимистичные стикеры. Хотя утреннее сообщение уже пять часов висело непрочитанным, и это немного настораживало. Бойня за Юрину поцелуйную девственность только набирала обороты. Помимо «Ангелов» и женщин почтенного возраста, видимо, не отследивших, что персонаж будки поцелуев из несравненного Виктора Никифорова превратился в злобного Юру Плисецкого, в торгах участвовала девушка в тёмной худи. Из-под капюшона торчали бордовые локоны, подозрительно похожие на Милкины. «Вот же ж Витя! Жучара хитрожопый! Заслал бойца подогревать ажиотаж». Он неверяще покачал головой и завис от звучавших сумм. Проститутка из него выходила вполне элитная, стоимость поцелуя уже перевалила за сотню тысяч, и девчонки сдаваться не собирались. «Бек, мы с тобой неправильно выбрали профессию! Тут люди в лёгкую готовы заплатить за один поцелуй незнакомого человека с хреновым характером столько, сколько я за три месяца аренды хаты не плачу!» — всё-таки пожаловался он и скинул стикер с надписью «что-то на богатом», а следом кота со словами «вопли, драматизм». «Ты себя недооцениваешь», — тут же прислал Отабек и подкрепил довод котиком в солнечных очках и припиской «сексуальный захватчик». Юра булькнул от смеха и пока выбирал ответку, упустил, кто же выкупил его поцелуй. «Будет сюрприз», — мрачно подумал он, отправил Отабеку кота из того же стикерпака, тоже в очках, но с надписью «надменный диктатор», и включился в борьбу за казахстанскую олимпийку.***
Из окошка будки поцелуев Юра наблюдал за собирающейся толпой с розовыми билетами «поцелуй в щёку». — Чего мы ждём? — не выдержав, спросил он у контролирующего очередь волонтёра. — Так по условиям золотой билет на поцелуй в губы должен первым пройти. Его и ждём, — пожала плечами рыжая девушка и как заклинательница змей взмахом руки усмирила начавших возмущаться девчонок. — Уж за сто двадцать тысяч потерпим немножко. «Сто двадцать тысяч, это же пиздец! Это ж как надо любить меня или котиков, или не любить деньги, чтобы столько потратить на ерунду!» — отстучал он в чат с Отабеком. «Твой первый поцелуй — не ерунда», — пришёл ответ через минуту. «Очень даже ерунда, если не с тем, с кем по-настоящему хочется», — подумал Юра, блокируя телефон. Шумно выдохнув, он нервными пальцами зачесал волосы на затылок и привалился задницей к двери, ведущей в коридор с раздевалками. Будку специально поставили так, чтобы Юра потом быстро ретировался от «Ангелов». И вообще при необходимости выходил на пару минут подышать воздухом свободы. Привычный запах носков и потной формы казался ему приятнее сладких ароматов женских духов, от концентрации которых уже начинала кружиться голова. Или его вело от нервов и голода? Тряхнув башкой и снова занавесившись чёлкой, Юра опустил шторку. Что толку пялиться на толпу, только загоняться сильнее. Вот появится золотой билет, и шоу начнётся. «Давай вечером вместе рубанём в какую-нибудь онлайн-игрушку? Мне нужно убить столько же ботов, сколько сегодня погибло моих нервных клеток. Кровь за кровь», — снова написал он, а вслух уже спросил: — Да где, блядь, этот золотой билет? — Тут, — услышал он знакомый голос из-за двери и буквально упал в руки запыхавшегося Отабека. — Пробки из аэропорта дикие. — Меня пугает твоя интриганская дружба с Милкой. И твоё расточительство, — спокойно сказал Юра, хотя внутри взрывалась уже вовсе не шипучая карамель, а настоящие фейерверки, какие салюту на девятое мая и не снились. — Я подумал, что если со мной, тебе будет не так стрёмно. — Мне будет охуенно, — сказал Юра, выпутываясь из крепких объятий и обвивая руками шею Отабека. К чёрту всё! Человек, который прилетел за пять тысяч километров и заплатил сто двадцать кусков за первый Юрин поцелуй, явно простит его за чувства, даже если сделал это, просто чтобы по-дружески спасти. Пальцы против воли сами скользнули по коротко стриженному затылку и зарылись в длинные пряди на макушке. «Охуенно» уже началось. Отабек накрыл губы Юры мягким нежным поцелуем и сам же тихо застонал. У Юры в голове мгновенно сгорели все предохранители, и он не особо умело, но очень пылко толкнулся в жаркий рот языком. От яркости ощущений его повело и закружило как после первого в жизни вращения. Волна чувств, нахлынувшая будто цунами, затопила грудную клетку до фантомного треска рёбер. — Люблю тебя, — не удержался Юра, разорвав, наконец, поцелуй и уткнувшись в шею Отабека пылающей рожей. — Я тебя дольше, — ответил тот, и Юра услышал в его голосе улыбку. — Фу, какие мы сладкие и мерзкие, — заржал Юра и на силу оторвался от Отабека. — Я щас блевану или расплачусь. Но, возможно, это тоже от голода и нервов. Отабек погладил его по щеке, Юра счастливо вздохнул. — Мне предстоит ещё часа три вот этого всего дерьма, — он качнул башкой в сторону зашторенного окошка. — Обратные билеты были только через два дня, — пожал плечами Отабек. Юра впервые за день расплылся в яркой искренней улыбке и, сжав напоследок тёплую ладонь, дёрнул шторку. Перецеловать толпу девчонок? Легко! *Публичная демонстрация поцелуев в Японии считалась нарушением общественного порядка до 1945 года. Нарушители, позволившие себе подобное в публичном месте, наказывались штрафом или задержанием. Японцы до настоящего времени относятся к поцелую как к экзотической составляющей чисто эротических отношений. *Мидзуагэ — обряд взросления гейши и юдзё, сопровождавшийся у проституток (юдзё) выставлением девственности на продажу