planet of love (and peace)

— Эй, Вульфвуд, — зовёт Вэш, склоняясь к лежащему в кровати. Для человека слишком рано — чёртов плант, всегда забывает о таких важных потребностях людей как сон и еда. Ник в ответ только хрипит. Да, реагирует поистине изящно! — На заметку тебе — уже пятый день как вторник. — Бля, — ещё не полностью осознав услышанное произносит Вульфвуд. Вэш выдает глупую улыбку, что едва ли является настоящей и мычит, присоединяясь к ответу Ника. Последний же закрывает глаза рукой. Солнца до чёртиков яркие. Все три. — Ну, так ты планируешь просветить меня, что ты имеешь в виду, Иглоголовый? — Я помню, — говорит Вэш, и улыбка лишь слегка сходит с его лица, — Ты — нет. — Ха-а, ебучая классика, — взмахивая ладонью отвечает ему Ник, — Девчонки? — Только я, — Вэш отзывается больно весело для человека, который, по-видимому, застревает в одном и том же дне снова и снова, — На город нападают, мы их останавливаем, напиваемся, я просыпаюсь без похмелья, ты веришь, что день повторяется и… опять эти пончики, — он воодушевлённо пережевывает один из них, чтобы подчеркнуть свои слова. — Всё так же хороши! — подмечает с набитым ртом. — Ты всегда будишь меня в… — Ник прищуривается, смотря на часы в углу комнаты, — Пять тридцать утра? — Не-а! Лишь в этот раз! — щебечет Вэш. Он протягивает посыпанную сахарной пудрой сдобу Вульфвуду, — Будешь? Ник смотрит на лакомство всего мгновение прежде чем вернуться к Вэшу. У него острое чувство, что тот не доносит до него всей правды. — Может, лучше назад к тому, что ты так и вертишься в этом самом дне? — Хм, — задумчиво проговаривает Вэш сверкнув взглядом. Он принимает оборонительную позу, опуская подбородок, и смотрит исподлобья, из-за чего его глаза кажутся ещё больше, — Не-а! Когда Вульфвуд даёт ему подзатыльник, Вэш дёргается. — Ник, синяк ведь будет, — ноет он, а Вульфвуд закатывает глаза, уже начав застёгивать пуговицы своей рубашки. — До завтра заживёт, — прагматично выдаёт он и в некоторой степени ждёт, что Вэш возразит ему с какой-нибудь чересчур оптимистичной шуткой о том, что сегодняшний день — последний. Становится несколько тревожно, когда этого не происходит. — Что за нападение, о котором ты говорил? — Они перейдут через перевал в полдень, — тараторит Вэш, примостившись на краю Вульфвудской кровати, и Ник застывает с наполовину натянутой на ноги обувью. — Тогда на кой чёрт ты поднимаешь меня в пять? — рявкает он. Вэш не смотрит ему в глаза. — Хотел поговорить… наверное, — бормочет он в ответ. Николас вздыхает. Как бы то ни было, затевать спор сейчас — рано, но теперь он слишком бодр, чтобы снова уснуть. Он пытается встать, но его живот прошибает режущей болью — такой, что иногда возникает абсолютно непредвиденно. — Ау, — стонет Вульфвуд, потирая ноющую точку. Всё стихает через пару секунд. Вэш это никак не комментирует. Оборачиваясь, Ник замечает странное выражение, застывшее на его лице, которое Вульфвуд не способен разобрать. — Иглоголовый? Вэш отсутствующе смотрит на него. — Колючка. Эй, — Ник машет рукой перед его лицом, и Вэш, что бы там на него ни нашло, отряхивается, возвращаясь к своему обычному настрою. — Что это сейчас было? — Пончик? — ещё раз предлагает Вэш. На этот раз Николас принимает его, хотя ему и чересчур сладко для подобного расположения духа в грёбаные пять тридцать утра, и делает очередную попытку встать, чтобы накинуть свой пиджак. — Пойдём, — бросает Вэш и тянет Вульфвуда за собой. Он приоткрывает дверь и, не глядя под ноги, подхватывает пушистого рыжего кота, настойчиво пытающегося проскользнуть мимо двух мужчин. — Спринкл, — он говорит серьезно, и Нику хватает нескольких секунд, чтобы понять, что он наклоняет подбородок, указывая на кошку. Ник следует за ним в замешательстве, пока Вэш целенаправленно идёт к двери отеля одним этажом ниже и тремя номерами правее лестничной клетки. — Миссис Эдисон! — радостно здоровается он, как только пожилая женщина отзывается на его стук. Она щурится, озадаченная, до тех пор, пока Вэш не поднимает кота обеими руками, болтает его передними лапами и одаряет ее вялой улыбкой, спрятанной за оранжевыми линзами. — Ой, мой Спринкл! — вскрикивает она с облегчением, — Видно, снова улизнул. Вечно этот негодяй… Спасибо Вам, молодой человек. Вэш всё стоит, посмеиваясь, а затем Вульфвуд уводит его прочь, цепляя за локоть и грубо кивая Миссис Эдисон. Они тащатся по этажам и дальше, но Вэш неожиданно берет инициативу на себя, дабы увернуться от грохочуще открывшейся перед их носом двери, и увлекает за собой Ника. Николас подозревает, что Вэш будит его в половине пятого не впервые. — Куда мы? — спрашивает он, когда приходит время выезжать из отеля. Вэш не поворачивается к нему, отвечая, что Анджелина уже должна быть у механика. Не то чтобы это о чём-то ему говорило. Путь к механику, расположение которого Вульфвуд помнил смутно, Вэш выбирает самый окольный на свете. Он останавливается, чтобы удержать ребёнка подальше от дороги, ловит цветочный горшок за секунду до того, как тот разобьётся о землю (им пришлось проехать два квартала, чтобы успеть, и Ник даже не уверен, стоил ли того кусок глины), и помогает перенести несколько канистр с водой с центра Станции в старый грузовик какого-то скитальца. И, по-правде говоря, Ник не знает, чего ещё можно ожидать от Вэша, ведь, без сомнений, он проведёт свой пятый вторник будучи ангелом-хранителем всего города. Нет, это вовсе не удивительно. Удивительно то, как близко он старается держать Ника всё это время. Вэш всегда был тактилен, опираясь на плечо Вульфвуда, когда они сидели рядом и каждый раз сжимая его в объятиях, когда они делили постель, но нельзя сказать, что его прежде волновало, где Вульфуд стоит. Вэш не позволяет ему отойти ни на шаг и особенно нервничает, если Ник не находится в поле его зрения. Это не так очевидно, думает Николас, но он был натаскан слишком хорошо, чтобы не замечать, когда за ним следят. Он не переживает, если это Вэш. Ему всего-то… немного беспокойно. Но «беспокойно» перетекает в «настораживающе», когда Вэш внезапно вскидывает руку перед ним, не давая перейти на другую сторону улицы и резко меняя направление. Конечно, Вэш знал, что должно произойти, но то, как он выбегал перед Вульфвудом и оглядывался по обеим сторонам от себя каждые три минуты было… Было бы менее явно, если бы не тот факт, что он присматривал за ним — почти скрытно — и то и дело касался своим плечом его, или хватал за руку, или хлопал по спине. Значительно чаще, чем обычно, даже учитывая то, что это Вэш. Это было просто-напросто… странно. Чего-то он всё же не договаривал. И Николас собирался спросить, однако Вэш всю жизнь был хорош в выкручивании из тех ситуаций, в которых он оказываться не хотел, и если этот день правда повторялся пятый раз подряд, что ж. Рано или поздно, он всё равно узнает. С каждым эпизодом, который предвидит Вэш, Вульфвуд все больше и больше убеждается, как сильно он солгал о количестве пережитых вторников. Да, Ник знал, что Вэш не так глуп, как ему нравилось притворяться, но никто не смог бы увидеть столько событий всего за пять дней, запомнить их точное время и место, да ещё и действовать так, словно намеренно практиковался. И Ник не может сделать ничего кроме как мчаться в головокружительном темпе Вэша и пялиться ему в спину. Он замечает, что на голове у последнего прибавилось чёрных волос. Вульфвуд хмурится. — Эй, — в конце концов кричит Ник, — Сколько ещё до механика? — Пять минут! — отвечает Вэш обманчиво беззаботным голосом. Не пять. Вэш семенит по городу, точно на миссии, настойчиво утверждая, что, да, прополоть общественный сад было безоговорочно необходимо, Ник. Вульфвуду, человеку, который провёл столько времени наблюдая за маленьким планом Вэша, что это уже граничило с одержимостью, всё казалось скорее отчаянным отрицанием. Вэш смеялся звонче, улыбался шире, и чем дальше он заходил, тем несчастнее выглядел. Ник же, всегда находясь в шаге позади не мог оторваться от нескольких потемневших полосок недавно появившихся на чужом затылке. Вульфвуд в общем-то тоже не был глуп, а Вэш… Вэш — это пазл, который он пытается собрать столько же, сколько с ним знаком. Николас ловит его руку. — Что? — спрашивает Вэш, в который раз растягивая эту-свою-чёртову-улыбочку на всё лицо. — Уже почти полдень, — Вульфвуд выбирает слова из десятков вопросов, готовых соскользнуть с языка. Он указывает вверх, в сторону двух солнц, поднимающихся в небе. Вэш нервно смеётся. — Точно, — говорит он, махнув рукой в каком-то непонятном жесте, — Почти пришли. Ник смотрит прямо на него, но Вэш отворачивается, не встречаясь с ним взглядом. — Вэш, — зовёт Николас, останавливаясь. Он сжимает чужое предплечье умышленно медленно и не обращает внимание на Карателя, соскальзывающего с его спины и падающего на песок. — Вульфвуд? — Вэш немного хрипит. И хотя сейчас правда не время, какая-то часть Николаса довольно замечает, как румянец заливает его скулы. — Ник, — повторяет он твёрдо и сглатывает, — Ник? — снаружи, на улице, Вульфвуд выглядит разбитым и уязвимым. Прохожие смотрят, оборачиваясь, но ему по-правде всё равно. — Вэш, — начинает он, бормоча — Чёрт возьми, я бы умер без сожалений находясь рядом с тобой. Вэш только хлопает ресницами, смотря на него. Хватку Вульфвуд ослабляет отворачиваясь, будучи не в силах встретиться с ним лицом к лицу или опять оказаться беззащитным. — Подумал, ты должен знать, — отрезает он. И Вэш за его спиной смеется — до одури высоко и фальшиво. — Смотри, — окликает он, — Мы на месте. Боль снова пронзает живот Ника, но вида он не подает — бывало хуже. Одним движением он запрыгивает на мотоцикл. — Куда? — На выезд из города, — Вэш садится на своё привычное место в коляске. — Бандиты? Он наспех бросает на Николаса взгляд. — На выезд из города, — повторяет Вэш. — Ладно. Ник заводит мотор Анджелины и пускает её в ход по проторенной грунтовой дороге. Под боком сидит Вэш, уставившись на город позади него, который с каждой минутой становится всё меньше и меньше, постепенно вовсе исчезая с горизонта. Они добираются до перевала, когда солнца достигают высшей точки. Ник нервно следит за их движением и ещё больше волнуется, когда они начинают опускаться ниже. — Здесь никого нет, — молвит он, сначала поворачивая голову к Вэшу в растерянности, а затем в удушливо наседающем озарении, замечая нежелание того говорить, — Вэш. Над горизонтом за их спинами начинает клубиться дым. И Вэш плачет, пряча лицо в бледных ладонях. Вульфвуд тормозит и спрыгивает с мотоцикла, оставив его на подножке. За ним выходит и Вэш, низко опустив голову — будто он знал, что так и будет. — Сколько раз? Жмёт плечами. — Сколько раз я понимал это? — снова спрашивает Ник и притягивает Вэша за воротник его плаща. Он, блять, так и не смотрит на него. — Каждый раз. — Сколько раз мы были здесь? — Я… я сбился со счёта. — Значит, ты знаешь, что я собираюсь сказать. — Знаю. — Я умираю каждый раз? Вэш прикусывает свою губу и наконец переводит взгляд на Николаса. — Да. Живот вновь режет изнутри. Ник не успевает скрыть дрожь, но тут же цедит, не давая слова Вэшу: — Ты уже пробовал это. — Да. И Ник понимает. Небо темнеет, встречаясь с третьим закатом — горящим городом позади, он отражается в очках Вэша, что чётко видит Ник, и жгуче и остро палит последнее солнце, отбрасывая резкие тени на его лицо, на землю подле Анджелины упавшей на бок, за Карателя так и застывшего на песке. Вэш ничего не говорит. Вэш ничего не говорит, он просто стоит там, вперившись в Николаса таким убитым взглядом, что это ощущается даже хуже, чем когда он отказывался смотреть на него в принципе. Это просто невыносимо. — Да как ты мог… — Вульфвуд рычит, бросаясь вперед и сжимая яркую ткань в кулаке, — Зачем? За меня? Лицо Вэша остаётся непроницаемым за отражающимся светом от оранжевых линз. Ты выше этого, думает Ник, желая закричать. Не смей марать руки. Они стоят больше, чем я когда-либо, они стоят больше. Боль возвращается, и Николас прижимает руку к боку, не сводя глаз с Вэша. — Сними эти херовы штуковины, — он тянется, чтобы скинуть очки с чужого носа, но видит устремленный за его плечо взор и синюю вспышку в стёклах, — Ложись! Он наклоняется, толкая Вэша на землю и рефлекторно пытаясь притянуть Каратель, чтобы защитить их обоих. Но он не движется. Его ноги больше не касаются земли. — Прошу, — хнычет Вэш, не прекращая плакать с момента их прибытия. Упавшие в этом кратковременном хаосе очки открыли его огромные влажные глаза. А слова застряли глубоко в глотке. Так, что вырывать их приходится через боль. — Прошу, — кричит он, и крик этот — на грани всхлипа и шепота, — Легато, прекрати, отпусти его. Отпусти. Ему нужен я, ты можешь забрать меня… просто не вмешивай его в это. Он теперь открыто рыдает, полностью лишенный защиты, сидя на коленях с вывернутой под неестественным углом механической рукой, а отчаяние и беспомощность окрашивают его слова в красный. — Это не… это не сработает. Никогда не срабатывает. Прекрати, просто послушай меня на этот раз, пожалуйста, просто послушай. Его рот захлопывается. Легато опускается перед ним на колени, на что Вульфвуд реагирует неистовым сопротивлением невидимой хватке. Что-то щёлкает в его левом плече, но чёрта с два его бы это волновало. Он бы сломал все до последней кости ради Вэша. Легато, однако, лишь берет Вэша за руку со слегка приподнятыми уголками губ: они выдают извлекаемое им садистское наслаждение из ситуации. Вэш барахтается на земле в надежде пошевелиться, и в душу Вульфвуда закрадывается чувство, что он что-то упустил — как если бы они обменялись фразами, которые он не мог услышать. Исход был предельно ясен: Легато вытаскивает из ремня Вэша блестящий на закатном свете револьвер. Медленно, словно показывая каждое своё движение испуганному животному, он раскрывает кулак Вэша, палец за пальцем, и кладёт ему в руку пистолет — в качестве долгожданного спасения, а не оружия. А потом он обхватывает его ладонью Вэша, направляя указательный прямо на курок. Вэш продолжает трястись. Вэш продолжает плакать. Его челюсти твёрдо сомкнуты, но алое струится по обоим краям. А когда он переводит револьвер на Вульфвуда, что-то щёлкает уже у него в голове. Гостиница, восход. 5:30. Вэш настойчиво предлагает откусить от его пончика, и Вульфвуд не может отказаться, особенно когда его касались губы Вэша. Гостиница, восход. 5:30. Забытые пончики разбросаны по асфальту, Вэш плачет. Гостиница, восход. 5:30. Он просыпается, когда Вэш заползает к нему в постель и зарывается лицом в его грудь. Вульфвуд не спит, но и не двигается. Он не прикасается, не отталкивает, даже не дышит. Гостиница, восход. Он просыпается. Глаза вэша, сверкающие. Глаза Вэша, уставшие. Глаза Вэша, заплаканные. Его руки, держащие пушистого рыжего кота. Его руки, держащие пистолет. Его руки, держащие руки Вульфвуда. Его улыбка, болезненная, кровоточащая. Его улыбка, полная слез и соленая на вкус. Его улыбка, прекрасная, смеющаяся, живая. Его улыбка… Я хочу жить, думает он. Я хочу жить, молит он. Господи, пожалуйста, молит он и подразумевает Вэша. Позволь мне провести рядом с тобой ещё лишь день. Фантомная боль в его плече. Вэш до слёз смеётся над Вульфвудом, вывихнувшем плечо, залезая на дерево за Спринклом. Пульсация в его руке. Горшок, случайно упавший на руку. Встревоженное лицо Вэша, когда он берёт её в свою собственную, в свою собственную — будто Вульфвуд чего-то стоил, будто к нему можно было прикоснуться просто так. Пронзающая боль в ноге. Отскочившая пуля, Вэш как раз вовремя прижимает его к земле. Страшная, всепоглощающая боль в боку… Дуло всё так же направлено на него. Вульфвуд прикладывает руку, неожиданно свободную, к своему животу. И она вся в крови. — Нет, нет, нет, остановись! Хватит! — Вопль Вэша выводит Ника из ступора. Он отстраненно подмечает и присутствие боли. Револьвер Вэша дымит, в его глазах застыли слезы, а всё его тело сотрясается от ужаса и горя. Прямо за ним одобрительно мычит Легато, держа свою ладонь поверх Вэша и помогая нацелиться на голову Николаса. В его боку по-прежнему расцветает боль: пуля, сбитая с курса, дрожью ли Вэша, борьбой ли с контролем Легато — неясно. — Нет-нет-нет, — повторяет Вэш словно мантру. Вульфвуд видит, что Легато ослабляет контроль над чужим телом. Оружие беззвучно падает в дюны вместе с Вэшем, трясущемся на песке, как марионетка без нитей. Он доползает до Ника медленно и слабо покачивает его тело. — Прости, о, боже, пожалуйста, прости меня. Слова беспорядочно слетают с его губ, но всё, о чем может думать Ник — это глаза Вэша, невероятно голубые, застланные пеленой его слёз. Красного ему тоже чудится много. Сначала он думает, что это плащ Вэша, но оно обрамляет песок вокруг него, распускаясь, подобно цветку под ногами. О, осознает он расплывчато, это моя кровь. Вэш всё рыдает, склонив голову: — Прости. Прости меня. Пожалуйста, Ник, прости меня. А Вульфвуд смотрит и не понимает, за что тот извиняется. Что-то об ангелах и бесконечном страдании доносится от беспристрастно наблюдающего за ними Легато — Николасу откровенно плевать, ведь Вэш обхватывает его лицо своими окровавленными руками, и ему ничего не остаётся кроме как улыбнуться этим чудным светлым глазам. — Улыбнись для меня, Тонгари, — проговаривает он, дотягиваясь неуклюжими, дрожащими пальцами до чужой щеки. Они оставляют пятна по всей поверхности его ангельски-чистой кожи, — Ты выглядишь лучше… когда улыбаешься. — Николас, — тихо выдыхает Вэш. Он продолжает плакать. Вульфвуд пытается смахнуть эти слёзы, но лишь смазывает их кровью. Кровь и вода, вспоминает он, и не может понять, что в этом такого значительного, потому что Вэш улыбается, и это самое изумительное из всего того, что он когда-либо видел. Он приподнимается и целует эту улыбку, потому что ему можно. И на вкус она как железо. Его собственное. Голова Ника запрокидывается назад почти сразу, Вэш ловит её со слезами на глазах. Он всё ещё улыбается, думает Ник и смеётся. Почему-то ему становится больно. — Мы впервые делаем это, Вэш? — задыхается он. Десятки, нет, а может и сотни лиц появляются в поле зрения Вульфвуда, все до единого улыбающиеся сквозь боль и дрожащие губы. Ник знает ответ на свой вопрос ещё до того как Вэш ответит. — …да, — лжёт он и Вульфвуд снова целует его, пока Вэш держит его там, среди песков пустыни, до последнего оранжевого луча, пробившегося из-за горизонта и плавно затухающего за ним же. Последнее, что он видит — это решительный взгляд Вэша, его глаза, глубокого голубого цвета, такие красивые, его руки, обвивающие кисти Ника, и яркие звёзды, освещающие его путь сквозь тьму.

________________________________

Щёки Вэша такие же влажные, когда он умоляет Вульфвуда исцелиться и просто проснуться, пожалуйста. Вульфвуд не просыпается. Но Вэш по-прежнему просит, молится, пока тело у него на коленях не остынет, пока холод ночной пустоши не заберётся глубоко под кожу, студя кости. Он уже не знает, сколько раз держал так Ника, холодного и не дышащего, — не сосчитать. И можно подумать, что каждый последующий раз провести будет легче, но он, напротив, приносит куда больше боли. Потому что Вэш так и терпит неудачи. Снова и снова. Конец всегда один: Вэш пьёт так много, что его могло бы добить алкогольное отравление, затем взрывает почти все луны на небосводе, а после он просыпается в отеле, и Ник, тёплый, живой, совсем рядом. Всегда. Количество смертей Ника превосходит число жителей, оправдывает себя Вэш. Но на деле он предпочел бы постоянно возвращаться в этот день, до последнего своего вздоха, чем жить в мире без Николаса Д. Вульфвуда. Этот путь — самый длинный, который переживает Ник. Единственный, где они успели увидеть звёзды вместе. И Вэш мёртвой хваткой цепляется за этот кусочек их рая. Его губы пахнут железом и сигаретами — сколько бы он ни выпил, этот запах он будет чувствовать с утра, и никакие пончики не смогут его перебить. Луны тоже возвращаются, все пять, возвышаясь над просыпающимся городом. Он разбудит Вульфвуда, когда едва ли начнут показываться края солнц, заливая комнату мягким золотым сиянием. Он будет смотреть, как грудь Ника плавно вздымается, как он умиротворённо дышит, целый и невредимый, не проронивший ни капли крови. И каждый раз Вэш будет пытаться загладить свою вину перед горожанами, говоря себе, что, может быть, если он предложит достаточно помощи, город не сгорит дотла. Но сейчас он аккуратно опускает тело Николаса и встаёт напротив пылающего огня. Он поворачивается, и Ник сидит там, прислонившись к мотоциклу и кресту, подобно спящему. Невообразимо спокойный. Вэш улыбается. — До завтра.