Спектакль 1996 VS фильм 2000

Вставлю свои 5 копеек или рублей… по поводу диска, постановки 1996-1997 и фильма — спектакля 2000г. Многие сравнивают студийную запись 1996 и фильм. Не думаю, что это вообще корректно. Так что начну именно с лондонской постановки 1996 и сравнения ее с фильмом 2000. Это будет попытка анализа как сценографа в том числе.) На истину в последней инстанции не претендую, тем более, что признаю сразу: фильм — спектакль 2000 мне просто категорически не нравится. несколько раз начинала смотреть, ломалась. Раз на 6 добралась до конца. Поэтому полной объективности не обещаю. Так вот. Что мы имеем по постановке 1996. Концепция. Самое главное, что нужно понять: это НЕ Рок-опера. Это не попытка заново поставить фильм Джуисона на сцене. Убить всех инновациями и летающими тарелками. Так сложилось, что каждый бунтарский яркий период в истории сменяется спокойным и более консервативным. Как разгульный 18 век сменил Викторианский 19. Это в полной мере относится и к искусству. Спектакль 1996 попал как раз таки в спокойный период. когда все начали осознавать, что новое — это хорошо забытое старое, а после самой первой премьеры прошло 25 лет. То есть то, что мы видим (а точнее не видим, так что поверьте свидетелю на слово)) — это, скорее, музыкальная драма, современная опера, даже не мюзикл. Мрачная и натуралистичная. И именно эта идея, что очевидно, потащила за собой остальное. Оранжировку, вокал, сценографию, костюмы и т.д. Все было нацелено на реализм. Т.е. это Иудея под властью Рима, 1 век нашей эры и точка. Со стилизацией и отступлениями, поскольку либретто обязывало. История Страстей Христовых вполне себе даже каноничная, насколько это возможно для исходного материала Суперзвезды. Непонимание разницы концепций всякими интернет — ютуб «экспертами» приводит к заявлениям, что та же Гефсимания Стива Бальзамо — это попса. Мол, он уронил планку. (куда, интересно, если вокально почти добил до Гиллана). А тот же Нили, мол, лучше. Налицо типичное сравнение теплого с мягким. Бальзамо с Нили вообще нельзя сравнивать. Каждый сделал в своей концепции по максимуму. А кто у нас определял концепцию? Так Эндрю Ллойд наш Уэббер. И сам же он под это дело выбрал Стива. Давайте надаем Эндрю за опускание планки) Да тут замах был чуть ли не на оперу. (Даже по декорациям прямо «Хованщина»)))) В смысле, чуть ли не классические) Хотя правда, что Ahoy Гефсимания по сравнению с тем, что в спектакле, действительно звучит несколько попсовее. А судят -то по ней в основном. Другое дело, что кого-то может не устраивать продукт концепции, как меня не устраивает, скажем, Иисус Дрю Сэрича. При том, что задачу в рамках идеи он выполнил великолепно, лучше не сделаешь. Дальше. Этот самый реализм безусловно сказался и на образах героев (как ни по-школьному это звучит). В принципе, можно сказать, что Иисус очеловечен. И сильно. Но! В рамках сцены, в рамках своей реальности. Эта человечность ни с чем не конфликтует. Наоборот, привлекает, делает его более настоящим, более живым что ли. И даже когда он ведет себя, как подросток в компании друзей, остается что — то, что не дает забыть, кто он на самом деле такой. И это немного нетипичное поведение уравновешивается «библейской» атмосферой и антуражем. Баланс сохраняется. Да, этот Иисус — дитя (Бальзамо тогда было всего 25, а выглядел он еще младше), но потом вдруг наступает Гефсимания и ты видишь, нечто непознанное, необъятное в форме человека. Не знаю, как Стив это делал, но ощущения были непередаваемые. Меня всегда удивляло, что наши моссоветовские Иисусы носят себя, как собственную икону, будто любое резкое движение или живая реакция их сразу с этой иконы вымарает. Что у нас с концепцией фильма — спектакля 2000. А вот это интереснооо) Это по прежнему не Рок-опера. Я честно не знаю, кто до этого додумался, но грешу на продюсеров. Им, видимо, не понравился чрезмерный серьез постановки и захотелось больше шоу. Они решили совместить инновации и эпатаж фильма 73 года (причем еще и доведенный до фарса) с драмой постановки 96. При этом аранжировка и вокал, например, остались от одной концепции, визуал от другой. Получилась невнятная эклектика, вызывающая раздражения отсутствием целостности. Это как взять прекрасную черно- белую фотографию и отретушировать ее самыми ядреными цветами, оставив при этом незакрашенные части.Это кратко о разнице с первоисточником. И главное: полностью сдвинуты акценты. Собственно, библейская история совсем уехала на второй план, а на первый вылезли как минимум странные отношения Иисуса с Иудой. Мало нам было Санта — Барбары. Небольшая историческая справочка: спустя год из лондонской Вест-эндской постановки ушел весь первый состав: Бальзамо, Варла и Ампил. И Иисусом стал как раз Картер, до этого игравший Симона. Потом постановка с новой концепцией и новым составом переехала на Бродвей и уже из этой обновленной версии родился фильм. Бальзамо предлагали сниматься, но он отказался из - за собственных творческих амбиций. Пространство. 1996 Постановка Это Лицеум — театр с длинной историей. Открытый после долгого перерыва и отремонтированный как раз под постановку Суперзвезды в 1996. Амфитеатр, похожий на античный. Форма сцены — круг, это важно. Развалины, напоминающие древнеримские. Кругом арки, то есть части того же круга. Катакомбы. Наверху, на третьей деревянной площадке с самого начала спектакля лежал крест в мусоре, как из раскопа. Ждал.Такой Дамоклов меч, висящий надо всеми. Конец был определен заранее. Как ни крути, а закончишь там. В конце крест опускали вниз, цепляли Иисуса и поднимали в центре сцены, в центре круга. Так вот, самая крутая часть декораций это, собственно, живой круг и есть. Он мало того, что вызывает море ассоциаций (с площадью перед собором Святого Петра в Риме. с местом рождения Иисуса в Вифлееме, с римским щитом, с виниловой пластинкой, да хоть с колесом Дхармы), так еще и деформируется. Центр поднимается, как круглая платформа (на ней как раз Ирод со товарищи сидел. Они мало того, что сами все золотые были, так еще и по большому кругу «адское» пламя полыхало, т.е. туда еще и горелки провели) и опускается, образуя яму, внешнее кольцо тоже поднимается, как «клетка с тиграми». Круг — это очень мощная форма, которая направляет энергию, движение вовнутрь. Замкнутая система, стремящаяся к центру. Т.е. все эти страсти, они аккумулируются в центре. Из центра звучит Гефсимания. Там же ставят крест. Сверху тоже полукруг — арка — часть портала. Мост наверху — подвижный, на нем первосвященники катались.) Ярусы зеркалят такой же полукруглый зрительный зал. Да, вопрос кто на кого смотрит и кто на самом деле на сцене — артисты или зрители, возникал не единожды. Там еще деревянные ярусы вклинивались в зрительный зал, т.е. он становился продолжением сцены, а зрительские места, наоборот — вторгались в пространство сцены. Создатели немного подломали четвертую стену. Вообще очень люблю, когда декорации становятся частью архитектуры театра. Поначалу есть только намек на вертикаль, там где вход. На самом деле, оно тоже не просто так. На первом ярусе над входом в конце будет находиться Пилат, а вместо входа появится лестница. Но самая мощная вертикаль возникнет, когда поднимут крест, который фактически порвет этот замкнутый круг. Можно аплодировать стоя. Так просто и внятно сказать все действием) 2000 Но раз уж пошли сравнивать, то обратимся к пространству фильма. Это больше не круг. То есть, они взяли за основу постановку, композиционно вписывающуюся в круг и сунули в безразмерное прямоугольное нечто с углами! Не знаю, кому как, а мне вся эта декорация напоминает заброшенный Дом культуры сталинских времен. Так что тут пространство не собирает всех в кучку, а наоборот — раскидывает как взрывом в разные стороны. Что — то я не нашла, кто там художник. Хотелось бы посмотреть ему в глаза и спросить «И зачем?») Вообще не могу прочитать ничего, кроме того, что все это со свистом подошло бы и к постановке Эвиты)) А вот Суперзвезду, снятую в трущобах Рио, где сверху огроменная статуя Иисуса, а внизу бегают диктаторы и наркоторговцы, я бы посмотрела. Кстати, очень похоже, что нечто в этом роде они и имели в виду, но визуал не дотянул. Ну и еще разница в том, что если постановка 96 темная, то в 2000 свет практически не выключают)) Вообще с логикой визуала в 2000 большие проблемы. И с художником по свету тоже, похоже. На коленке делали. Костюмы 1996. Никаких современных мундиров и прочей ереси.) Все достаточно условно, монохромно (красно-коричневая гамма) такая очень свободная вариация на тему древнего и средневекового костюма, причем с элементами национальных особенностей нескольких народов от иудеев и мусульман до индийцев. У римлян — помесь стилизованных римских доспехов с мусульманскими, века так 11-13 и по моему там еще и Месопотамия повалялась. Смотрится это нормально хотя бы потому, что в первую очередь вызывает ассоциации с картинами европейских художников на библейские темы. Те просто одевали персонажей в современную им одежду или в то, что они понимали как античную. Понимали они всяко разно. Ну, тут с помощью костюмов в том числе опять передается идея многонациональности последователей христианства. Бла бла. В общем-то не ново. Единственный костюм, вызывающий у меня вопрос, это костюм Иисуса. Звучит вопрос так: на фига к этой традиционной ночнушке еще и штаны. У меня варианта два, один сильно мудреный. другой самый простой. Мудреный: это намек на индийский мужской костюм. Ну, там Тибетское Евангелие и все такое. Простой: из практичности, потому что одной ходьбой не отделается)) Возможно сочетание или третий вариант — намек на арабов? 2000. Ой, мама. Не хочется туда ходить, это на трактат. Та же эклектика. Повеселила майка Иисуса, вырастающая с течением времени в ночнушку) Блин, только отросла, как содрали.) Общее Очень мне нравится английская формулировка It's about smth, точно отражает суть явления. Жизнь, это не о любви, это о ненависти и т.д. Да спектакль 96 — это об отношениях между друзьями, об отношениях отцов и детей, и потом только вся эта библейская канва, которая, однако, присутствует весьма ощутимо и в общем-то всем рулит. Причем помогает этому тот самый, собирающий все в кучку круг. Фильм 2000 — это не калька со спектакля 1996, хотя бы по той причине, что сделано по мотивам бродвейской постановки, которая в свою очередь была сделана также по мотивам Лондонской. Ну ооочень по мотивам — потеряла практически все в процессе, концепцию реализма уж точно. Ну и круг. В основе осталась идея сделать акцент на человеческих отношениях, на эмоциональности. Только это приобрело какую-то уже совсем чудовищную гипертрофированную форму, еще и усиленную кинематографом. который имеет особенность выпячивать любую, даже микроскопическую фальшь. Что логично, так как жестких границ, задаваемых в том числе сценографией больше не было. Все пошло вразнос. Вообще создается впечатление, что там все искусственное. Не удивлюсь, если и хлеб поролоновый.)) Большинство персонажей переигрывает до состояния абсурда. Ладно. Будем верить в лучшее и предположим, что у нас тут намеренный посыл: мир фальшив. Тогда по логике вещей Иисус должен быть единственным настоящим и реальным иначе в чем цимес?. Так нет же. Искренности в фильме 2000 у Иисуса я не вижу (Хотелось бы, конечно увидеть, как Картер вписывался в спектакль 96).Может ее и не было изначально, а может убрали намеренно. То есть он такой же «пластиковый», как и остальные. И даже больше остальных благодаря вызывающе яркой внешности. Нэ, идея контраста не прошла. Как раз наоборот. А жаль. Можно сделать все гипертрофированным, довести до абсурда и это будет круто. Но если со всем так поступить. Фарс так фарс, черт с ним уже. Но дело -то в том, что фарс какой-то выборочный. Его периодически то лубок перешибает, то драма — драма, то нищие калеки и торговцы, видимо, вылезшие из фильма 73 года, и автоматы вылезшие оттуда же). Ну вы бы хоть с жанром определились для начала, а то каждый со своим лезет. Хотя, возможно, это тоже идея такая. Только ее смысла я хоть тресни не понимаю. Гефсимания. Гефсимания такая вещь -то благодатная, куда хочешь, туда и повернешь. Вот у Нили Иисус довольно агрессивно качал права и даже как будто согласился на своих условиях. Там действительно Before I change my mind звучала как слабая, но угроза. Неудивительно, что у многих от этой фразы подгорает до сих пор. Довольно смело со стороны Райса было заставить Христа практически повторить слова Иуды: «а вот я возьму и не пойду делать то, что ты хочешь, и ты облажаешься. Заслужил, че»)) Так вот, как я вижу Гефсиманию 96 (да, в принципе и Ahoy тоже, и там это даже четче выражено): есть такой правильный, преданный сын с заниженной самооценкой, который наизнанку вывернется, чтобы доказать отцу, что он достоин возложенной на него миссии. Грядущие хмм «неприятности» он воспринимает как наказания за собственный косяк, причем неизвестно за какой именно… К тому же ему писец как страшно. Вся оставшаяся ария — про попытку всеми способами выяснить, за что же его наказывают. Комплекс вины раздувается по самое нимагу. Только в конце до него, наконец, доходит, что косяк если и был, то того, кто это все придумал, то есть самого папеньки. А раз у того все карты, значит ответственности — ноль. Фух, ну слава богу, не облажался, теперь можно и на крест с чистой совестью! Но все равно писец как страшно. Так что даже дважды повторенное Before I change my mind вызывает ощущение, что дите родителю погремушкой погрозило и вообще несерьезно. Куснул напоследок, чтобы хоть как — то успокоиться. По мне, так вообще «What I started. What you started. I didn't started» — самое интересное поворотное место, которое не во всех исполнениях выделено, отчего непонятно, а что случилось — то? Почему он в конечном счете решился? Потому что эта Гефсимания четко делится на 5 стадий принятия неизбежного. Как по книжке. И она об отчаянии и страхе. О побежденных отчаянии и страхе. Но что самое главное, она — о любви и принятии. Не о бунте, не об агрессии, не об обиде. как абсолютно все Гефсимании, которые мне доводилось видеть (не меньше десятка разных), а о любви. В спектакле вообще возникало ощущение, что тот, к кому обращаются, находится среди публики. Прямо What if God was one of us)) Что до Гефсимании 2000… Ну, как было сказано выше, из -за полного сдвига акцентов в сторону межличностных отношений, она практически пропала, став чем-то проходным. Что неудивительно, если ее полностью задавила предыдущая, рвущая страсти в клочья сцена скандала с Иудой, которая была в миллион раз более эмоциональной и знаковой. Кому правда нужны страдания Иисуса по поводу перспектив, если у него тут, понимаешь, личная жизнь рушится. Это ж важнее. Да и энергия вся вылилась заранее. На арию ничего не осталось. Сюда же до кучи и невнятная игра с закатыванием глазок, и вокал… ну так. Яркий свет, безразмерное, слабое пространство. Не, никто не говорит, что это плохо, оно — то идею только поддержало, спасибо конечно. Попытка вытащить на первый план эту «драку в ресторане» на самом деле была еще в 96. Истерика там была тоже будь здоров, Иисус стол заваливал. Но ее причина ясно читалась: переживания не от того, что друг предает, а потому что он сам своими руками этого друга на предательство и толкает, зная, чем это для Иуды закончится. Потому что надо, потому что долг, который, кстати, очень ставится под вопрос Райсом. Но это было как восьмая волна перед девятым валом. Т.е. все шло по нарастающей с огромным пиком как раз на Гефсимании. И именно туда выплеснулось все. Конфликт с Иудой был просто последней каплей. В результате на плечи Иисуса легла еще и вина за фактически самоубийство друга. Поэтому отчаяние в исполнении Гефсимании на 100% обосновано, а самый сильный момент — это когда Иисус в конце все-таки встает с колен. Потому что на нем, очевидно, лежит бетонная плита вины и страха, и где взять силы с ней подняться, простите за каламбур, одному богу известно)). Пожалуй, это — самая искренняя, самая правдивая и мощная Гефсимания из тех, что я видела и в плане вокала, и в плане эмоций. Пространство и свет при этом только усиливали эффект: одиночество во тьме, круг из стен с бесконечными пустыми черными арками, маячившая наверху позади тень креста. Считаю, тут можно поделить лавры за силу воздействия 50/50 между Стивом и сценографом с художником по свету. Единственно что вызвало вопросы: зачем нужно было делать сразу за Гефсиманией перерыв? Чем традиционное деление не нравилось? Вторая часть во-первых получается короче, во вторых она сплошь состоит из мордобоя. Или это было рассчитано на уникумов, которые вдруг да засомневаются: а вдруг таки Иисус передумает?))) Клифхэнгер для них сделали? Не знаю, мне не понравилось, накал сбивает Распятие 1996. Задавила эмоции усилием воли))Почти все. Что тут можно сказать. Лично я такого натурализма раньше не видела в театре. В реале. Бьет по нервам очень сильно, особенно когда привык, что все завуалировано, как у нас. Просто представьте, что у вас на глазах кто- то умирает на кресте, а потом его оттуда снимают. Прямо перед вами, без разделяющего экрана. И под музыку. Если высшей точкой первого акта была Гефсимания, где ты уже окончательно поверил, что это все на самом деле, то во втором апофеоз, это конечно, Распятие. (кстати, возможно такое деление этим и обосновано — поставить пик в конце акта) Первым шоком во второй части стали даже не те самые 39 ударов, когда за счет света не очень понятно, каким образом на теле Иисуса появляется кровь. (два прожектора делали фигуру условной, похожей на светящийся дух, на котором возникали яркие алые росчерки), а момент, когда его без одежды оставляют (и это не то, о чем все подумали))). Потому что в этом своем балахоне он кажется прямо здоровенным, чуть ли не качком за счет широких плеч и ярким из-за того, что белый.. Даже после того, как изгваздали. А когда остается без этого щита своеобразного, то резко становится маленьким и прямо совсем человеком. А учитывая, что Бальзамо еще и худой, (Картер по сравнению с ним бугай просто) то в этом месте осознаешь, что все, трындец птенчику, сейчас побьют, он и до креста не дотянет. И даже где — то посещает чувство разочарования «привет, Иуда»: He's just a man. He is not a king. He is just the same As anyone I know.)Мол, а прикидывался — то большим и страшным. А какой шикарный при этом контраст с Пилатом, читай властью Рима. Пилат прекрасен. Вообще Рим прекрасен. За счет костюмов — блестящих доспехов, легионерских штандартов, за счет мизансцен с воинами, когда их кажется в два раза больше на этом кругу- целый лес. И сама сцена, как римский щит, так что имперская власть аж в пол впечатана. Это такая мощь, на которую да, переть не захочется. А прокуратор — как столп и олицетворение империи. Врежет — мало не покажется.) Это не интеллигентишка 73-го) Так вот еще одна удивительно точная и правдивая сцена — после 39 ударов. Такого я, пожалуй, не только в театре, но и в кино не видела, чтобы так ясно, так четко было показано, что власть действительно совсем не там, где кажется, что это полуживое существо так перелопатит империю, и легионеры в доспехах не помогут. Причем Пилат это прекрасно понимает и боится. Только не так плакатно, как в фильме. На редкость с головой мужик этот Пилат. Во второй раз рвет на части, когда крест подняли, когда уже все, и начинает идти дождь. Настоящий. Ну, почти. Смывает кровь, с волос капает. «Where is my mother?» Вот это просто невероятно, очень красиво, страшно и настолько реально, что ощущаешь себя в той толпе, которая стоит и пялится. При этом снова горит огненный круг. А потом ты понимаешь, что тоже весь мокрый. От слез. И не только ты, но и здоровенный дядечка рядом с тобой. И огонь, и вода. И ад, и рай. Художнику — памятник) Режиссеру — тоже. 2000 Сильно раздражает самопроизвольное появление — исчезновение синяков, крови и типа ран на теле. На кресте кто — то похоже и помыться успел. Ну неужели нельзя было сделать аккуратно такую мелочь? Почему опять на отвали? Снова про камеру забыли? А она все видит. Ну и наконец. (Напрямую, простите) Про что же на самом деле фильм 2000… Я с момента его выхода пытаюсь убедить себя, что совы не то, чем кажутся). Это словно ты наткнулся на стишок, где нужно самому подставить последнюю рифму, а она выходит только матерная. И вот ты сидишь и тщетно пытаешься придумать что — то цензурное. Интересно, только у меня ощущение, что это экранизация сопливого дамского романа, который накропала какая-то школьница? Многие фанфики получше пишут. Потому что додуматься сделать из Иисуса чувственную слабонервную девицу, которая еще и в обмороки грохается на эмоциональной почве это как раз вот туда. Или Иуду, который бежит предавать после сцены ревности, когда уже четко понял, что, простите, не дадут. (к черту толерантность.) И что вообще делает Иуда во плоти во время распятия? Воскрес даже раньше?)) Про Пилата и начинать не буду. Сюда же относится прямо явное упивание жюююткими, жюююткими натуралистичными страданиями, которые, похоже, по задумке должны вызывать какие -то еще чувства кроме сострадания. Тогда ошибкой на этом фоне было повторять трюк с измазыванием красной краской в сцене 39 ударов. Потому что то, что на сцене смотрелось правдиво, тут является тем, чем является: измазыванием красной краской — и выглядит смешно. Еще одна фальшь в копилку к остальным. Мужик с кнутом вписался бы гораздо лучше. Или тетка…) Я не знаю, что там имелось в виду на самом деле, но по мне, это выглядит так, как выглядит. What you see is what you get. Может быть, глубокий смысл сего произведения закопан настолько глубоко, что до него просто не дорыться. Очень вероятно, что именно внешность Картера и подтолкнула к такой хм… странноватой интерпретации. Т.е. похоже, он был отправной точкой, а не продуктом этой постановки. Плясали как раз от него. Она безусловно имеет право на жизнь и даже по своему интересна вот этим вот вопиющим китчем, да и перевернутыми акцентами, но чувство Станиславского вопит «не верю». Ну пусть было бы, правда, Евангелие от Иуды, а не Иисус Христос — Суперзвезда, но так и это не дотянуто. имхо. Иуда, кстати, чуть ли не единственный, который там играет и играет хорошо. Может еще Мария веритабельна, но она — глубоко второстепенный персонаж, а точнее — досадная помеха. Если это новое авангардное прочтение спустя тридцать лет, то я явно чего — то в театре не понимаю. Как и награду за все это хм, действо. И я хоть убейся не въезжаю, как создав такой потрясающий спектакль в Лондоне, та же режиссер сделала это. Может это было единичное озарение. ХЗ. Хотя стоит сказать, что намеки на то, во что все может вылиться, прочитывались еще в спектакле 96. Теперь уже задним числом, конечно. Да, та самая человечность Иисуса, панибратство с апостолами, иногда чрезмерная эмоциональность не по делу, мягкость, даже беспомощность когда надо было быть жестче, действительно дружба с Иудой, вот этот вот градус страданий, тогда еще, к счастью, не выходящий за рамки, когда они превращаются в самоцель. Все это выродилось в монстра. Так что 2000 не калька 1996, это мутант, не туда зашедшая эволюция) Иуда Это, пожалуй, то, что объединяет обе постановки. Оба прекрасны. И Прадон, и Варла. По крайней мере, оба великолепные актеры. Варла еще и мощный вокалист. В принципе, концепции Иуд совпадают. Они не столько ученики, сколько друзья. Близкие. Один из них точно. (гусары, молчать) Но Иуда 96 вполне каноничен, не ставит какие-то невнятные цели, и вообще правильный что ли. Теперь немного задним числом. То, что в спектакле 96 Иисус и Иуда друг друга уравновешивают, это практически чудо. Правда, узнала я об этом спустя -дцать лет. Так что все честно. Они оба прекрасны, и вокал, и игра. Только вот было сразу 2 предпосылки к тому, чтобы Иуда Иисуса задавил: Варла профессиональный актер и профессиональный певец. Бальзамо — ни то, ни другое. Он вообще без какого — либо образования. И тем не менее… Мария То же самое. Обе хороши, но Марии 2000 верится больше. Теперь немного по поводу диска. В смысле, студийной записи. Собственно, это вторая вещь, которую я не понимаю. Как? В данном случае тут вопрос исключительно к Бальзамо. Как можно было настолько естественно играть, выдавать просто невероятный вокал, от которого челюсть падала на пол, и который, к слову я больше никогда от него нигде и не слышала (даже Ahoy не совсем то уже) и сделать настолько сухую, скучную, безэмоциональную запись, которую и переслушивать -то нет желания. Если только ради остальных. 20 — секундное Die! конечно, впечатляет, но не более того. На академичности выехать сложно. А поскольку от спектакля практически ничего не осталось, то судят по диску. Я когда его впервые услышала, то вообще не поверила, что это Стив поет. Все ушло в песок. Ну можно, наверное, что — то списать на акустику театра, но точно не все. Я вообще не разбираюсь в тонкостях вокала, но это же было слышно «невооруженным» ухом. Гораздо ниже, глубже, богаче. Мощнее. Местами чуть ли не в женское сопрано уходило. Очень красиво. Или прямо вау-эффект когда из баритона в фальцет. Куда все это делось и почему больше никогда нигде не проявлялось — загадка.) Остается списать на театральную магию, которая закончилась вместе с уходом первого состава, который реально был чудом. . Вся это постановка была чудом. От которого, увы, ничего не осталось.