Ближе, чем ты думаешь

      – Очень скоро нас, возможно, ждёт билет в один конец. Тебе есть о чём жалеть, Шепард?       Ночь уже переваливала за середину, и почти все участники неформального вечера, устроенного в столовой «Нормандии» по случаю удачного выполнения очередного задания, уже разбрелись по своим каютам – кто изрядно перебрав с алкоголем, кто просто от усталости.       – Да. О том, что потеряла два года из своей жизни.       Капитан, закинув ногу на ногу, с благодарностью кивнула Гаррусу, пододвинувшему к ней бокал с очередной порцией виски.       – Ну нет, это же от тебя не зависело. Я имею в виду – жалеешь ли ты о каких-либо своих поступках? О собственных решениях?       Разговор вёлся уже так давно, а алкоголя было так много, что они даже не заметили, что уже более часа назад остались лишь вдвоём на весь этаж. А если и заметили, то явно не расстроились – разве близким друзьям нужен кто-то ещё?       – Хм. Пожалуй, немного жалею, что ударила Кайдена на «Горизонте»… левой рукой. Хук справа вышел бы гораздо более увесистым… Жалею, что не смогла уговорить Рекса пойти с нами – мне чертовски не хватает его кроганских шуточек, хоть и понимаю, что своему клану он гораздо нужнее, чем нам. Жалею, что не очнулась хотя бы парой недель раньше.       – Почему?       – Эй, Вакариан, теперь моя очередь спрашивать!       – О, так мы, оказывается, играем в «вопросы и ответы»? – усмехнулся турианец, заново наполняя бокалы. – Ну что ж, в таком случае – спрашивай!       – О чём жалеешь ты, Гаррус?       – О ребятах из моей команды и собственной грёбаной халатности, из-за которой они все погибли, – не задумываясь, ответил он, и в голосе помимо его воли вновь зазвучала горечь. – О том, что излишне близко подпускал к себе тех, кого не следовало, о своём чёртовом идеализме, который уже не в первый раз сослужил мне дурную службу… – Гаррус замолчал, делая долгий глоток янтарной жидкости. Алкоголь приятно обжёг горло, но так и не смог избавить его от застывшего в нём кома. – Так… почему всё-таки ты жалеешь, что не пришла в себя на две недели раньше?       – Потому что тогда, возможно, тебе не пришлось бы ни о чём сейчас жалеть.       Помолчали.       – Что-то какая-то невесёлая получается у нас игра, – мрачно хмыкнул Вакариан. – Ведь основной её смысл должен быть в каверзных вопросах, вгоняющих в краску, а не в чёрную меланхолию.       – Ах, ты хочешь, чтобы было повеселее? – на задумчивом доселе лице Шепард мигом расцвела коварная ухмылка. – Будут тебе «каверзные вопросы». Только учти – ты сам напросился, Вакариан! Итак… – капитан как будто нарочно придала своему лицу как можно более злокозненное выражение, – у тебя было много женщин?       – Хах, вот так сразу, с места в карьер? – в ответ Шепард лишь с независимым видом пожала плечами. Вот уж действительно – сам напросился. – Ну, что ж… Не то, чтобы очень много, хотя, это смотря с чем сравнивать… Пожалуй, мне хватало. Это считается ответом?       Командор удовлетворённо кивнула, одним долгим глотком осушая свой бокал.       – Ну, а как насчёт тебя, Шепард? Много мужчин?       – Немного. Я, видишь ли, не отличаюсь избытком доверчивости, да и служба в армии не особо располагает к длительным отношениям, но всё равно иногда нужна разрядка.       – Как с Аленко?       – Что? А причём здесь Кайден? – Шепард в совершенно искреннем недоумении сморгнула, тут же лукаво улыбнувшись. – То, что я ему врезала – это немного не та разрядка, о которой я сейчас говорю.       – Выходит, он солгал… – в задумчивости потянул турианец, вдруг почувствовав величайшее облегчение.       – Солгал? О чём? Когда? – Шепард всё ещё продолжала недоумевать.       – Ничего важного, не отвлекайся – твоя очередь задавать вопрос, – Гаррус тут же поспешил сменить тему, искренне надеясь, что Айданна ещё не настолько хорошо научилась читать турианские эмоции, чтобы понять, что выражение лица его в данную секунду было сопоставимо с самой широчайшей человеческой улыбкой от уха до уха.       – Ну хорошо, я спрошу. У тебя когда-нибудь было… с человеческой женщиной?       – Нет, – от такого крутого поворота Гаррус даже дёрнулся, едва не опрокинув почти опустевшую бутылку.       – А с азари?       – Эй, Шепард, не жульничай – разве сейчас не моя очередь задавать вопрос?       – Твоя. Была, – коварно улыбнулась капитан. – Потому что ты его только что задал. Ну?       – Какая чудовищная злокозненность! – пробормотал Гаррус, больше восхищённый таким нахальством, нежели возмущённый им. – Нет, с азари тоже не было. И, так и быть – сэкономлю тебе следующий вопрос про кварианок, кроганок, дреллок, батарианок, элкорок и кого ты там ещё вспомнишь: нет, у меня были только турианки.       – Тебя не привлекают другие расы?       Вакариан хотел было снова возмутиться внеочерёдности вопроса, но отчего-то помедлил, а затем и вовсе не стал. Разговор приобретал слишком уж личный оттенок, чтобы нарушать стеклянную хрупкость этого момента соблюдением «правил игры».       К тому же, алкоголя было уже достаточно много, чтобы заставить отказать парочку-другую внутренних тормозов.       – Я бы так не сказал. Просто… зачастую разность видов сопряжена с рядом трудностей, а мне ещё ни разу не встречался кто-то, кто стоил бы этих усилий. Кроме… – Вакариан прикусил язык, но было уже поздно.       – Кроме?..       – Кроме тебя.       – О… Это… неожиданно, – пробормотала Айданна, прижимаясь порозовевшей то ли от смущения, то ли от излишнего количества алкоголя щекой к холодному стеклу бокала. – Значит, я… стою усилий?..       – Ты стоишь того, чтобы отдать за тебя свою жизнь, что уж говорить о такой мелочи, как… ну… ты понимаешь.       – То есть… я тебя всё-таки привлекаю?       – То, что я чувствую к тебе, Шепард, то, что ты для меня значишь – гораздо сильнее и глубже, чтобы это можно было выразить словом «привлекать». – Вакариан чуть помедлил, подбирая слова. – Ты – мой капитан, и во всём мире нет никого, кого я уважал бы больше, чем тебя. Ты – непревзойдённый лидер, и я восхищаюсь тобой как никем другим, я горжусь одной только возможностью быть рядом с таким человеком, как ты, сражаться рядом с тобой, прикрывать в бою твою спину и даже ни на секунду не усомниться, что ты прикроешь мою. Ты – мой самый близкий друг, и невозможно представить хоть кого-то во вселенной, кому я доверял бы больше, чем тебе. И ты, в конце концов, просто красивая женщина…       Пока он говорил, глаза пристально глядящей на него Шепард сперва чуть округлились от изумления, а затем зажглись каким-то особенным светом, вместе с улыбкой озарившим её лицо.       Молчание затягивалось, однако, не становилось от этого хоть сколько-нибудь неловким.       – Твоя очередь задавать вопрос, – наконец, нарушила тишину Шепард, отодвигая от себя опустевший бокал. – Наверное, даже несколько…       – Верно. Но я не хочу, – Гаррус медленно пожал плечами. Айданна обеспокоенно заёрзала на месте, но прежде, чем она успела сказать что-либо ещё, турианец неожиданно подался вперёд и, немного ошалев от собственной смелости, накрыл её руку своей, тут же ловко перевернув её ладонью вверх и переплетая её пальцы со своими. – Кажется, слов уже более чем достаточно…       Вдох, выдох. Медленно отщёлкивающиеся секунды – вот так, почти лицом к лицу, глаза в глаза в пляшущем мире вокруг них, кружащемся то ли от алкоголя, то ли по какой-то иной причине. Слов и правда было уже не нужно – значение имели только глаза напротив, только медленно, миллиметр за миллиметром сокращающееся расстояние между ними…       – Командор, напоминаю вам, что будильник в вашей каюте заведён на шесть часов утра, а сейчас уже четыре, - механический голос СУЗИ, прозвучавший из динамиков, был, пожалуй, последним, что они оба хотели бы сейчас услышать. – Прикажете перевести его на более позднее время?       – Не нужно. Я уже собираюсь спать, – с явным недовольством вздохнула Айданна, поднимаясь с места и заметно пошатываясь – видимо, алкоголя было всё же намного больше, чем следовало.       Момент был безнадёжно упущен.       Чувствуя себя чуть более трезвым, Гаррус вызвался проводить капитана до её каюты. И, как оказалось, не напрасно, потому что стоило им добраться до лифта, как Шепард продемонстрировала полную неспособность попасть пальцами в кнопки на панели, то и дело промахиваясь и отчего-то находя это очень забавным, время от времени принимаясь хихикать. Правда, и логика Гарруса в этом случае тоже решила не идти самым простым путём: вместо того, чтобы просто нажать искомую кнопку этажа самому, он пристроился за спиной Айданны, положив свою руку поверх её руки и пытаясь направлять её неровное дерганье по панели. Правда, и собственные движения его оказались не настолько координированными, насколько он ожидал, а поэтому в следующие пару минут они активно промахивались мимо панели уже вместе.       Гаррус настолько увлёкся этим занятием, что позабыл обо всём на свете, для удобства покрепче притянув к себе Шепард второй рукой за талию, дыша ей в макушку, а через мгновение в отчего-то показавшемся ему очень естественным и уместным жесте потёрся щекой об её плечо.       Восторг от прикосновения к тёплой и мягкой коже был настолько велик, что Гаррус даже затаил дыхание и тут же переместился чуть выше, сперва уткнувшись носом ей в шею, а затем неторопливо мазнув языком нежную кожу за ухом капитана.       Вакариан настолько растворился в собственных ощущениях, что с сильным запозданием осознал, что он, собственно, делает, лишь после того, как Айданна отчего-то бросила попытки победить непокорную панель и замерла в его руках, задышав чаще.       Визор пискнул, выводя на экран сообщение об учащении сердечного ритма – то ли её, то ли его собственного – спьяну поди разбери – но в этот момент они таки умудрились каким-то чудом попасть в кнопку нужного этажа.       Похоже, Гаррус всё-таки здорово переоценил свою трезвость, потому как мягкого толчка тронувшегося лифта с лихвой хватило для того, чтобы они оба потеряли равновесие и кубарем откатились в дальний угол.       Вакариану показалось, что прошла целая вечность, прежде чем пол и потолок, наконец-таки, перестали вращаться, постоянно меняясь местами, и двери лифта открылись на нужном этаже. Тряхнув головой и кое-как придя в себя, Гаррус с тревогой глянул на растянувшуюся рядом с ним Айданну: турианец принял весь удар на себя, так что не было похоже, что Шепард ушиблась, однако, она не открывала глаза и, видимо, вообще потеряла сознание.       Но, спешно запустив сканирование визором, Вакариан с облегчением вздохнул: дыхание капитана было спокойным и ровным, все жизненные показатели были в норме. По всему выходило, что для переполненного алкоголем организма, и так державшегося на одном только честном слове, падение стало последней каплей, и Шепард попросту отключилась, крепко уснув.       Вздохнув ещё раз, Гаррус не без труда сумел подняться и, взяв Айданну на руки, шатающейся походкой направился к капитанской каюте, искренне надеясь, что по дороге не уронит девушку ещё пару раз.       Доковыляв до её каюты, турианец кое-как сумел опустить Шепард на кровать и сам присел на краешек рядом с ней, дабы немного отдышаться.       – Спасибо за прекрасный вечер, капитан, – улыбнулся он спящей, осторожно убирая от её лица прядь растрепавшихся волос, и, не в силах удержаться, нежно погладил её по щеке, в очередной раз приходя в восторг от шёлковой гладкости её кожи.       – Гаррус… – вдруг прошептала Айданна, улыбнувшись.       – Я здесь, – чуть помедлив, отозвался Вакариан, склоняясь к ней.       Но Шепард ничего не ответила. И, похоже, даже и не просыпалась, продолжая улыбаться.       Она звала его во сне.       Безумно захотелось сгрести её в объятия, прижать к себе, заснуть рядом с ней и рядом с ней же и проснуться утром.       Однако же, обнимать во сне закованного в металл и кевлар турианца было, должно быть, весьма сомнительным удовольствием, и Гаррус не льстил себе, явственно ощущая, что справиться с бронёй в таком состоянии он уже явно не сможет. Да и что сказала бы поутру Айданна, вовсе не дававшая своего согласия на подобную фамильярность?..       Нежно коснувшись пальцами улыбки на её губах, Вакариан с трудом поднялся и шаткой походкой направился к себе, надеясь, что не вырубится где-нибудь в лифте или в коридоре по дороге, и где-то в глубине души чувствуя какое-то смутное сожаление: то ли оттого, что не остался рядом с Айданной, то ли оттого, что говоря ей об уважении, доверии и дружбе, он так и не сказал самого важного. Того, в чём, наверное, и себе самому признался лишь мгновение назад.       Того, что он безумно желает эту женщину.       И столь же безумно и безнадёжно любит её.