За тысячи километров до конечной

Гай устал. Слишком устал для своих обещанных ярких и счастливых двадцати лет. Когда-то, кажется, лет сотни назад Гай мог на вопрос "счастливо ли вам живётся в стране Неизвестных Отцов?" ответить бодрым, уверенным "да" и заорать во всю глотку гимн. Когда-то на его бедную голову свалился непозволительно красивый, одуревший от счастья горец, и Гай по сравнению с ним почувствовал себя самым жалким и грустным человеком в мире. Гай злится и ругается, чтобы этот Мак Сим, высокий и голубоглазый горец - массаркш бы их побрал, этих горцев! - усмирил свою нещадно сверкающую не к месту улыбку. Но только из-за того, что у Мака это вызывает совершенно обратную реакцию, и он растягивает рот ещё шире, оголяя свои слишком ровные, слишком белые зубы. И Гай не хочет, не может позволить, чтобы улыбка когда-либо сходила с этого лица. Потому что если этот парень перестанет улыбаться, ни на что на свете уже не стоит питать надежд. А надеждами Мак осыпал - бери не хочу. Гай не хотел. Но всё равно поверил в горские красивые сказки. Про свободу - и чтоб обязательно для всех и равную. Про мир во всё мире. Про небо, почему-то голубого цвета, где висит и светит что-то с красивым названием солнце. И про счастье. Большое и тоже чтобы обязательно для всех. Возможно, Гай и правда околдован. Не башнями и не излучениями, а горской древней магией. Заманен в ловушку улыбками и полными детской завороженностью взглядами; тёплыми руками, гипнотически вертящими пуговицы и мягко сжимающими плечи. Но Гай продолжает верить. Он знает, что за это поплатится. Он тащится за Маком через всю страну, до земель выродков, густых, полных чудовищ джунглей и безлюдных песков. Точнее, Мак тащит его за собой - непонятно зачем и для кого. А Гай - солдат, и всё, чем он может отплатить Маку - это бесконечная, вдалбливаемая ему с детства по самые зубы верность. И он уже не знает, где в его криках о любви к Маку заканчивается одуряющее облучение башен, а где начинается его собственное, сумасшедшее, отчаенное я. Не уверен, есть ли там граница вообще. Они идут по холодному пляжу от субмарины, когда Гай не выдерживает. Он падает на бесконечно простирающийся вдаль серый песок. Гай устал. Мак оборачивается на глухой звук соприкосновения коленей с мокрым песком. Гай скрючился, опустил голову. - Ты чего? - беспокойно спрашивает Мак, поспешно подходя к Гаю. - Я больше не могу, - бурчит Гай и чувствует себя таким маленьким-маленьким, когда Мак смотрит на него сверху вниз, ещё ниже, чем обычно. - Потерпи ещё чуть-чуть. Давай, Гай, хочешь, остановимся передохнуть? - ласковый вопрос, и вот Гаю всего пять, и они с мамой идут домой через полгорода, потому что единсвтенный ходящий в этой части города автобус тем вечером не приехал, а маленькие детские ножки не подготовлены к преодолению стольких километров. Мама улыбается ему сочувственно и ерошит волосы. Но рука в волосах Гая не мамина, тонкая и холодная - эта рука большая, грубоватая и очень тёплая. Такая рука, должна была бы быть у отца, но Гай его совсем плохо помнит. - Нет, Мак. Я не могу больше. Совсем. Рука в волосах замирает. Осторожно спускается по щеке на плечо и аккуратно сжимает. Гай хочет, чтобы эта рука, не осторожничая, заехала ему по лицу. Чтобы Мак уже накричал на него за нытьё и бросил здесь, среди прибрежных просторов и тусклой сырости. Как же было бы проще. Вместо этого Мак почти невесомо берёт Гая за подбородок и поднимает на себя, вверх его лицо. И улыбается - так, как не улыбался уже давно. И опять обещает. И снова манит надеждами. Гай встаёт. Ведь что ему ещё остаётся - он продолжает идти за этими голубыми глазами и остатками ребячьей улыбки, за Маком Симом, уверенно вышагивающим в своё обещанное светлое будущее. Гай Гаал умирает за Максима Каммерера. Для Максима Каммерера Гай Гаал остаётся лишь воспоминанием. Грустным и уставшим отпечатком на нём планеты Саракш.