Скольких людей я могу заменить?

В арендованном бывшем заводском помещении, среди хламья, которого еще не успели убрать рабочие, сидел Майки. Исхудавший, с пустым взглядом. Живой, но такой мертый. На его колени положил голову Санзу. Как давно? Казалось, время в этом месте замерло. Или так же умерло.       В глазах Манджиро вдруг промелькнула искра былого сознания. Ладони, лежащие на голове Санзу, зашевелились, легко поглаживая волосы того. Харучие прикрыл глаза от неожиданной нежности, пытаясь насладиться ее столь редкими крохами.      — Санзу, — вдруг позвал Сано, не смотря на подчиненного, — осветли волосы.      Сердце Харучие вдруг болезненно сжалось — Майки гладил сейчас не Санзу, а Кенчика. Его волосы нежно перебирал. Харучие ненавидел это состояние главы, когда тот вновь становился прежним. Ненавидел, когда тот вдруг вспоминал прошлых друзей, когда звал Санзу их именами. Тогда ясно было, что заместитель для него никто — лишь замена. Пусть будет в небытие, в вечном забвении, в негласном вечном владении у Харучие.      Санзу садится напротив Сано, заглядывая ему в глаза.       — Чего это вы, Манджиро? Ударьте меня, ну же. Не думайте о том жалком мире, это в прошлом. У Вас другие планы сейчас, более великие, с людьми, готовыми быть Вашими рабами.      Розоволосый берет чужую руку в свою, подносит к лицу и вновь умоляет:       — Ударьте же.       Лицо Манджиро, а главное глаза становятся прежними. Пустыми. Ничего не выражающими. Мертвыми.      В полной тишине Манджиро ударяет своего слугу и удар этот эхом отражается от стен.      — Не смей мне приказывать. А ведь когда-то Майки даже целовал его, наверное тоже пытаясь забыть прежних друзей. Сейчас не позволяет коснуться губ своих и Акаши ужасно мучается от этого. Он никогда не слышал "люблю", может потому, что его и не любили? Использовали, как игрушку, как пса на привязи, который перегрызет глотку любому, но от хозяина получит лишь пинок в качестве благодарности.       Манджиро не заметит, как по лицу Санзу скатится маленькая слезинка. Плачет не от боли, от вдруг нагрянувшего чувства одиночества, которое он сегодня утопит в наркотиках.