***
Тонкие изящные пальцы скользят мучительно медленно по хрупкой ножке бокала, собирая хрустальные капли влаги остывающего алкоголя. Ленивая улыбка трогает губы. Он стоит в полумраке комнаты, чуть склонив голову. Слушает щебетание девушки, что так старается привлечь внимание. И лишь на мгновение кажется, что это удаётся, когда он, легко качнувшись, наклоняется к ней. Едва касается губами её уха, та замирает пугливым зверьком, боясь, кажется, даже дышать. А всё в нём кричит лишь о том, что он пошёл на маленькую уступку, одарив вниманием. Ничтожным. Таким нужным ей. Ты стоишь в другом конце комнаты, спрятавшись в темноте. Привалившись к стене спиной, чтобы чувствовать холод камня. Тебе душно. В платье, застёгнутом на миллион пуговиц, так тесно сдавливающем грудь, что болят даже будто бы рёбра. Снова и снова пытаешься отвести взгляд, чтобы не видеть. Не замечать. Не слышать бархата голоса, который звучит громче любого бита. Для тебя. И это даже не влюблённость. Ты просто не можешь любить того, для кого все эти прически и юбки — просто способ убить скуку на час-другой. Его насмешливый взгляд, лёгкая улыбка одними уголками губ. Прищур глаз. Разговор, растягивая лениво слова. Гордая осанка. Твёрдая походка. Размах плеч и руки, которые не просто обещают что-то незабываемое… Всё его естество даёт понять, что он — ворота в личный ад каждой. Он не остаётся до утра. Он уходит, едва спутница засыпает. Он не делит кровать. Он не испытывает желания утром сидеть за столом в прохладе, тянущейся с приоткрытого окна, рассматривая глаза друг друга в молчании. Так говорят… О нём так много говорят… И ты злишься на себя за свою слабость, когда, едва ступив через порог, ищешь глазами высокий силуэт. Давишься яростью на себя, потому что никогда раньше не было ничего похожего. Нет, ты не затворница. Нет, тебе нравится ощущать мощные толчки между бёдер. Ты дуреешь от сильных объятий, от глухих рыков на ухо. Никогда не скрывала следов после горячей ночи. Не стеснялась разговаривать об этом. Ты легко можешь смутить не только представительниц нежного пола, но и тех, кто выколачивает ночами из женской груди стон за стоном. Так было раньше… Сейчас… Ты готова продать душу за один короткий взгляд глубоких глаз. Пусть смотрит с насмешкой, понимая, что именно от него ждут. Пусть обманчиво нежен только на эти полчаса. Пусть… Вздыхаешь, тряхнув головой, сбрасывая наваждение. Глаза печёт, словно в них песок. Пальцы давно онемели, а вкус алкоголя перестал приносить удовольствие, свернувшись горечью на кончике языка. Протискиваешься сквозь толку, стягивая сумку со столешницы. Машешь подруге рукой и улыбаешься даже искренне, когда та вскидывает вопросительно брови. Мотаешь отрицательно головой, пожимая беспечно плечами. Она переводит взгляд с тебя на кого-то у окна и хмурится, а ты сокрушенно вздыхаешь, сожалея о том, что когда-то сказала ей… лишнего. — Потанцуем? — Вздрагиваешь, будто от удара хлыстом. Бархат обжигает ухо, горячее дыхание вспарывает кожу шеи, и ты ежишься, стараясь незаметно глотнуть воздуха, да сбросить толпу мурашек, рванувших вниз по позвоночнику. — Я не тан…цую, — развернувшись, спотыкаешься на собственном голосе, поднимая взгляд. А внутри ураган. Всё скручивается и выворачивается, проталкивая тошноту выше по горлу. И ноги… Под коленями такая дрожь, что ты начинаешь паниковать. — Один танец, — тихий смех, трёт переносицу пальцами, — всего лишь… один. — И совершенно не понимаешь, как твоя рука оказалась в его, как он отбросил сумку обратно на стол и как так вышло, что вы уже в центре зала. Он смотрит опять этим снисходительным взглядом. Тянет усмешку, а ты злишься. Хочется оттолкнуть и топнуть ногой. Но вместо этого делаешь смелый шаг ближе к нему, чтобы задохнуться в мгновение от ощущения горячей ладони на пояснице. Он поглаживает пальцами, словно разглаживает невидимые складки, давит сильнее, заставляя прогнуться. Прижаться плотнее. И смотрит… Смотрит… Смотрит… У тебя находятся силы вскинуть вопросительно бровь, когда свет в зале резко снижается до минимума, и зажигаются лишь мягкие лампы по периметру, обволакивая почти дымкой. Даже голоса становятся тише, отступая. Его глаза темнеют, тени падают на лицо, очерчивая резче и без того колючие скулы. — Это обычный танец, — усмехается, не разрывая зрительного контакта. — Просто расслабься, — куда-то в висок, словно выстрелом. Тянет носом, вдыхая твой запах, а ты едва не скулишь от ощущения сильного тела рядом. Его рука так и лежит на твоей пояснице, выжигая кожу. Вторая крепко держит твои пальцы, а ты ненавидишь себя за то, что никак не можешь унять мелкую дрожь, что волнами проходит по всему позвоночнику. Его смешок. Ты зажмуриваешься, до боли кусая щёку изнутри. Он всё чувствует. Он замечает. Его это… веселит? И тебе не хочется быть его «очередной». Тебе до внутреннего немого крика не хочется, чтобы «как все». Ты до сих пор никак не можешь понять, что именно случилось и когда, что настолько увязла в этом всём. Он ведёт в танце легко. Ступая на каждую ноту, словно сливаясь с музыкой. Увлекает за собой, заставляя повторять каждый изгиб собственного тела. Вынуждает подчиняться. Его дыхание не сбивается ни на секунду. Ты настолько тесно прижата к сильной груди, что явно чувствуешь, как мерно бьётся его сердце. Пряжка мужского ремня врезается тебе в живот, царапая сквозь тонкий шёлк платья. Зачем только в голову пришло надеть его? А он отпускает лишь для того, чтобы чуть толкнуть, развернуть и заключить в объятия, прижимая спиной к себе. У тебя выбивает дыхание, когда ягодицы скользят по его паху. Горячая ладонь лениво слетает по талии вниз. Сжимает бедро в пальцах, направляя. А у тебя стойкое ощущение, что он не танцует… Он занимается сексом даже здесь. Сейчас. Так ведь говорят… И ты теряешь голову совсем, когда он снова отталкивает от себя, чтобы развернуть уже лицом к себе и притянуть вновь. Пальцами легко пробегает вверх по открытой спине, собирая позвонки. Выбивая почву из-под ног. У тебя плывёт перед глазами картинка, когда он склоняется к твоему плечу, и в нос ударяет древесный запах его одеколона. Кажется, даже задерживаешь дыхание. — Ты ведь не хотела уходить. — Не спрашивает, утверждает. На плече от его дыхания россыпь мурашек. — Хотела, — словно со стороны слышишь свой голос. Будто разучилась разговаривать. Язык не слушается, в голове туман. Лишь его руки на твоём теле. Лишь его дыхание. Лишь его смешливый взгляд. — Но не ушла, — отпускает твои пальцы, чтобы уложить вторую руку на талию и прижать плотнее. Отстраняешься чуть назад, чтобы поймать взгляд, где веселятся черти. — Ты не спросил моего согласия на танец. — Удаётся даже пожать плечами. Он наклоняется ниже, вынуждая судорожно вцепиться в его плечи, в ужасе распахивая глаза. — Я не уроню, — снова эта усмешка. Но держит и вправду крепко. Обвивая рукой талию, вторую спускает ниже по бедру. А ты молишься всем богам, чтобы не растянуться у его ног, опасно балансируя на своей одной, обутой в ужасно неудобные туфли на высокой шпильке. — Не сомневаюсь, — удаётся выплюнуть почти с раздражением, встречая чуть удивлённый взгляд. Его ладонь до одури медленно стекает ниже, тонкие пальцы подхватывают под коленом, чтобы чуть приподнять, взметая длинную юбку. — Не понимаю твоей злости, — опять смеётся, выпрямляясь и слегка приподнимая над полом. Одной рукой. Ты даже не сразу замечаешь, что так и держишься за его плечи, ощущая под пальцами взбугрившиеся мышцы. Теперь смотрите друг другу в глаза на одном уровне, а в голове упрямо бьётся мысль, что хочешь увидеть его, когда он снизу. Кажется, у тебя это слишком явно отпечаталось на лице, иначе ты никак не можешь объяснить его заинтересованный взгляд, лёгкое, едва уловимое движение бровью и улыбку, тронувшую чётко очерченные губы. — Не понимаю твоей попытки… — Осекаешься, не зная, как продолжить дальше. Он опускает тебя на пол и чуть отходит назад. Шутливо кланяется и, подхватив твою руку, невесомо касается губами тыльной стороны, смотря тебе в глаза из-под густой чёлки, упавшей так кстати. — Спасибо, — подмигивает бесстыже и тут же скрывается в толпе. Ты не договорила…***
— Я больше никогда не пойду никуда, — смотря на подругу, сверкающую весельем в твоём дверном проеме. — Да ладно тебе, — толкает дверь, входя в дом и скидывая на ходу обувь. — Ким редко закатывает вечеринки. Последний раз… — она падает на высокий стул и ловко подцепляет пальцами пару бокалов, висящих над барной стойкой, — лет так пять назад. Говорят, что он купил новый дом… — Играет бровями, а ты лишь удивлённо хлопаешь глазами, не понимая, откуда она достала бутылку игристого. — И что? Меня это должно как-то замотивировать? — Садишься напротив неё, принимая свою порцию алкоголя. Тебе правда не хочется никуда идти. Тебе хватило в прошлый по самое «не хочу». Один раз. И больше не надо. Ты просто не сможешь. Ты не понимаешь сама себя, но пусть тот раз остаётся тем самым первым и последним. — Тебе просили передать личное приглашение, — она свободной рукой тянется до сумки и вытаскивает конверт, украшенный причудливыми узорами. Ах, как вычурно. Пальцы тяжелеют, когда берёшь его. Хочется отпрянуть и сжечь, но отчего-то вскрываешь. Там небольшая записка. Ровный почерк, витиеватые линии. Так только любовные письма писать, да с голубями отправлять. Фыркаешь мысленно, откладывая. — Что там? — девушка тянется к записке и обиженно дует губы, когда ты смахиваешь её со стола. — Её лично пригласили, а она строит из себя недотрогу. Я тебя не узнаю. В чём дело? — От былой девичьей игривости не остаётся и следа. Глаза смотрят пристально, прищуривается, окатывая подозрением. — Я тебе уже говорила… — Сдаёшься, опуская взгляд. — Я не хочу… — Как же жалко выходит. — А давай ему подольём что-то? — Ты давишься удивлением. — А что? Подумаешь… Ну помучается чуток… — Эта сумасшедшая пожимает плечами, сверкая глазами из-под бокала. — Он найдёт, с кем утолить муку, — лениво парируешь, но не можешь не признать, что идея тебе нравится. Маленькая шалость и только. И пусть, что они все взрослые люди. И совершенно всё равно, что это навсегда отвернёт их друг от друга. Можно подумать, что у них что-то может быть. — Я тебе достану то, что не сможет утолить с первой встречной, — смотришь, как она ведёт языком по губам и улыбается, и искренне соболезнуешь всем её кавалерам. — Я не буду спрашивать, проверяла ты это на ком-то или нет… — Вот и не надо. Я к вечеру буду. — Осушает бокал одним глотком, спрыгивает, словно ребёнок, со стула, шлёпнув босыми ногами по полу, и скрывается в коридоре. Чудится, будто что-то даже насвистывает. Смотришь ей вслед и лишь качаешь головой. А в груди разливается густой смолой тоска. Ему можно подлить все возможные и невозможные средства, заставить его чувствовать то, что ты хочешь, но всё это будет не всерьёз. И после, когда придёт осознание, что, если что-то и случилось, то лишь под действием «помощников», ненависть и брезгливость затопит. И его, и тебя. Хочется, конечно, но не таким способом… Не так. А взгляд вылавливает, сиротливо лежащий на полу, конверт. Личное приглашение, написанное его рукой. «Только один танец» Хочется… Ты даже не знаешь, чего именно. Вот только твоё категоричное желание не ходить никуда разбивается в дребезги, когда вечером в твою дверь вваливается всё та же сумасшедшая, победно размахивая в воздухе каким-то мешочком. — Что это? — с подозрением косишься в сторону оного, не торопясь подходить. — Понятия не имею. — Пожимает плечами, сдувая упавшую на лицо прядь. — Но сказали, что это должна подлить та, которая хочет добиться нужного эффекта… — Изучает внимательно флакончик, вертя его в руках. — Какого? — делаешь шаг в её сторону и заглядываешь через плечо. Написано на непонятном языке и так мелко, что от напряжения начинают ныть глаза. — Мы его не убьём? Не хотелось бы быть замешанной… — У него столько воздыхательниц, что расследовать будут долго… — Ты аж замираешь, не веря в то, что она это произнесла. — Тебе-то он чем насолил? Вы вроде дружите. — Просто так. Достал закидонами своими, — смотрит тебе в глаза и улыбается, — и пайетками. Стразами. Вот нормальный же мужик, честное слово. Она говорит, а у тебя ползут брови вверх. Тянешь к девушке, принюхиваясь. — Я не пила. Так… Надо влить это в алкоголь. У тебя есть какой-нибудь кричаще дорогой? — Оглядывается и ныряет к бару, а тебе не верится, что вы это делаете. — Ты знаешь, что мешать с алкоголем… это не очень хорошая идея, — рассматриваешь её пятую точку, затянутую в узкое платье. — Будешь носить в больницу ему еду, — глухо парирует в ответ, а ты мысленно стонешь, прикрывая ладонью глаза. Докатилась…***
До сих пор не верится, что вы это сделали. Косишься на бутылку в своих руках, словно она вот-вот и взорвётся. Вздыхаешь снова и снова, чувствуя, как в желудке всё холодеет и сводит то ли от предстоящей встречи с ним, то ли от страха, то ли от всего вместе. И совершенно не помнишь, как дарила ему этот злосчастный напиток, как здоровалась и как сбегала после под удивлённым взглядом хозяина дома. Даже не замечаешь людей вокруг. Хочется развернуться назад и отобрать у него подарок. Пусть лучше считает тебя ненормальной, чем последствия, о которых ты не знаешь. Чувствуешь себя так, словно оказалась пойманной на подготовке к убийству. И в твоей голове именно так это и выглядит. Бурное воображение рисует такие красочные картинки, что в горло не лезут ни закуски, ни алкоголь. Кажется, ты нашла идеальный способ бросить пить… И есть заодно. Удаётся расслабиться ближе к середине ночи. Пытливо всматриваясь в хозяина дома, не замечаешь ничего странного в его действиях. Вон… Всё такая же бесстыжая улыбка, всё тот же игривый взгляд, всё то же пренебрежение в размахе плеч. На мгновение задаёшься вопросом: зачем он всё это устроил, если ему это не нужно? Впрочем, не тебе судить… Ты сама не отличаешься от всех тех, кто вьётся стайкой вокруг. Только пошла дальше. Прихватив полупустой бокал, скользишь между людьми, пробираясь к террасе. Ночной воздух холодит лицо, остужая горящую кожу. Не можешь надышаться. Скинув босоножки, ступаешь по траве, блаженно прикрывая глаза. И не хочешь знать, зачем в глубине участка стоят качели, спрятанные от посторонних глаз. Звуки, льющиеся из дома, затихают. Слышится ночная трель то ли сверчков, то ли кого-то из ночных жителей, шелест листьев. — Я тебя искал, — едва не роняешь бокал, ощутимо вздрагивая. Распахнув глаза, наталкиваешься на высокую фигуру, почти слившуюся с полумраком. — Сегодня без танцев, пожалуй, — хмыкаешь, с удивлением замечая, как почти не дрожит голос. — Спасибо за вино, — он опускается рядом с тобой, качнув качели сильнее, а у тебя слюна вязкая — не протолкнуть. — Уже пробовал? — Шёпотом, не решаясь повернуть голову в его сторону. Пальцы сводит, сердце судорожно бьётся где-то в коленях. Ещё никогда ты не была так рада, что сидишь. — Принёс сюда. Твой подарок, так давай вдвоём, — слышится хлопок открывшейся пробки, а тебе чудится, что это сердце разорвалось. Щёки опаляет жаром, губы сушит. — Мне кажется, что мне на сегодня хватит… — хрипло, едва слышно, а сбоку смешок. Не удержавшись, находишь его взглядом. Он сидит расслабленно, толкая качели ногой и посмеивается, у тебя же всё переворачивается внутри от этой мальчишеской улыбки. — Я хочу с тобой, — подаётся вперёд, перехватывая твой взгляд. У тебя тяжелеет тело. — Послушай… Я не пытаюсь тебя соблазнить. И совершенно не хочу, чтобы это всё закончилось постелью, — морщится почти болезненно, а тебе вдруг становится обидно. Ты не привлекаешь его? Совсем? Глаза щиплет. Горло стягивает. А внутренний мерзкий голосок нашёптывает, что ты — полная дура. — Я просто хочу с тобой познакомиться… — Отводит взгляд на дом, гоняет язык во рту, словно пытается подобрать правильные слова, — по-настоящему, — и делает глоток прямо из горла. Ты не успеваешь ничего сделать. Тебя словно окатили ледяной водой. Пока ты предавалась сладкому самобичеванию, он только что признался, что ты не «очередная». И тебе бы отобрать злосчастную бутылку. Тебе бы заставить его выплюнуть всё то, что он пьёт. Но вместо этого ты покрываешься мурашками, словно коркой льда. Стыд и паника сливаются воедино, обжигая внутренности. Даже шею покалывает и уши. Волосы на затылке встают дыбом, когда он поворачивается в твою сторону и улыбается слишком тепло. И в прищуре его глаз нет того залихватского огня, который сжигал тебя прошлый раз. В этих глаз искренний интерес. А в руках… Твоя бутылка с чем-то подмешанным. Судорожно втягиваешь воздух, мечтая повернуть время назад и отказаться от этой идеи. — Я уверен, что ты многое слышала обо мне, — он тихо посмеивается, опуская голову и рассматривая обувь. — Переубеждать тебя не собираюсь, голову пеплом посыпать тоже не буду, как и утверждать, что хочу чего-то другого, — в его глазах веселье, на губах широкая улыбка, а ты умираешь в муках. — Просто давай этот вечер проведём без намёков на интим, — откидывается на спинку качели, сильно оттолкнувшись ногой, у тебя спазмы в горле и жгучее желание разреветься. В голос. Смывая тушь с ресниц грязными дорожками по щекам. Зачем? Зачем он это всё? — Я не знаю, что сказать… — честно признаёшься бесцветным голосом, часто-часто моргая и всматриваясь в темноту перед собой. — Обидел в прошлый раз? — В его голосе неподдельная тревога, от которой хочется выть, срывая голосовые связки. А ещё зажать уши руками и сбежать. — Н-нет, — кусаешь губы до боли, до судороги сжимая бокал в руке. — Ты не обидел, просто я… — Ты? — придвигается ближе, снова делая глоток. — У вина какой-то странный вкус… — Тебя ошпаривает. — Я пил его когда-то, но в этот раз сладкое, — он силится рассмотреть этикетку, а у тебя пламенем горят уши. — Сорт другой… — с трудом размыкая губы, наблюдаешь за его попытками прочитать состав в темноте. — А, кстати… — Внезапно наклоняется и ставит около твоих босых ног обувь. — Ты сняла их на выходе, я подумал, что ночью замерзнешь, — и в голосе столько искренности, что у тебя плывёт голова. Не в силах вымолвить ни слова, только киваешь, представляя, как выглядишь со стороны. Лучшая представительница женского тугоумия, не меньше. Смотришь, как он делает ещё несколько глотков, и уже собираешься с силами, чтобы наконец отобрать бутылку, но слышишь, как его кто-то окликает со стороны дома. — Мне пора… — разочарование слишком ощутимо. — Долго не сиди, зябко, — поднимается и быстро, бесшумно растворяется в темноте. Не выдержав, прижимаешь ладони к лицу с глухим стоном. И молишься, чтобы в том флаконе не было ничего такого, что бы испортило ему жизнь. Пусть даже на эту ночь.***
— Открывай, блять! — Почти звериный рык и следующий удар в дверь заставили сорваться с кровати. Спросонья никак не можешь понять, что происходит. Щуришься, прислушиваясь, всерьёз думая, что показалось, но следующий мощный удар, едва не вынесший несчастное препятствие между хозяйкой дома и гостем, убедительно продемонстрировали, что это наяву. В два прыжка оказываешься у двери, прислушиваясь. Слух вылавливает тяжелое дыхание. — Я знаю, что ты дома и сейчас стоишь рядом, — в его голосе столько ярости, что ты тихо ахаешь, испуганно вжимая шею в плечи. — Открывай! — Удар, ты шарахаешься в сторону, судорожно пытаясь придумать, как сбежать из собственного дома. — Ну же, я не сделаю тебе больно, — неожиданно спокойно, вкрадчиво нежно. Тянешься к дверному замку, как завороженная, и успеваешь отскочить в сторону, когда он толкает её с той стороны с силой. — Ты… — сверлит тебя тяжелым взглядом, на лице играют желваки, дышит, как загнанный зверь. Ты успеваешь лишь пискнуть трусливо, стоит ему шагнуть в твой дом и ногой захлопнуть дверь. От грохота будто дрогнули стены. — Ч-то случилось? — шепчешь, пятясь назад. Ты и раньше знала, что едва достаёшь ему до плеча, но сейчас чувствуешь себя просто крошечной на фоне возвышающейся над тобой мужской фигуры. — Что случилось? — не говорит, шипит. — Я всё никак не мог понять, что же такого в этом вине… — стягивает куртку и отбрасывает её в сторону, а ты прослеживаешь за ней взглядом, с трудом проталкивая воздух в лёгкие. — Даже спустился в бар, чтобы найти такое же… И знаешь, что обнаружил? — Стоит, склонив голову на бок, стиснув до скрежета зубы. — Что? — вжимаешься в стену, когда он поднимает руку и покачивает перед твоим лицом «подарком». — Вкусы раз-ные, — нараспев, наклоняется ниже, ловя твой затравленный взгляд. — Что ты туда подлила? — Послушай… — осекаешься, когда твоих губ касаются чужие, на удивление мягкие. Целует тягуче, медленно. Невнятно мычишь ему в рот, упираясь в твёрдую грудь ладонями. — Если ты хотела секса, то почему бы просто не сказать, — оторвавшись, шепчет тебе в губы, одной рукой резко подхватывая за талию и прижимая к себе так, что ты не можешь шелохнуться. — Я повторю вопрос… Что там? — Да ничего там нет! — Не сдаёшься, упрямо стоя на своём. Пытаешься сдвинуть его с места и освободиться от удушающей руки. Вскидываешь голову, чтобы продолжить, но нахальные губы не дают тебе даже шанса. В этот раз целует напористо и жарко, прихватив нижнюю зубами. — Так ты, похоже, более сговорчива, — усмехается, наблюдая за тем, как пытаешься прийти в себя и глотнуть побольше воздуха. Его рука продолжает требовательно прижимать твоё тело к себе, не давая возможности вздохнуть и пресекая на корню любые попытки вырваться. — Как? — тебе тяжело говорить. Тебе тяжело думать. И только сейчас замечаешь, как замерла в его руках, боясь даже пошевелиться. Ты понятия не имеешь, что было в том пузырьке. В голову лезут мысли, что, вполне возможно, там было что-то возбуждающее, и ничего лучше не можешь придумать, кроме того, чтобы не двигаться, дабы не создавать лишний повод… — Вот так, — и снова мужские губы врезаются в твои так, что у тебя подкашиваются колени. — Я не против сыграть в твою игру… — понижая голос, обволакивает бархатом. — Но по моим правилам… — Не успеваешь даже пикнуть, как тебя хватают за локоть и тянут в сторону кухни. С сожалением смотришь на то, как он просто сметает с барной стойки кружки, поймав себя лишь на том, что осколки разлетятся по всей кухне, но развить своё возмущение не успеваешь, будучи подхваченной за талию и посаженной на столешницу. — Этого ты хотела? — ехидный шёпот похож на переключённый тумблер. Бездумно смотришь на его губы, ведя языком по своим и слизывая его вкус. — Ким, — вздыхаешь, признавая поражение, — это просто недоразумение. Шутка. Там ничего нет. Просто сладость и все… — Сжимаешь руками столешницу до побелевших костяшек, когда он как-то странно тянет носом воздух и наклоняется ниже. — И зачем, позволь спросить? — обманчиво нежный голос. Куда-то в район виска, обдавая жаром его тяжёлого дыхания. — Не… знаю… — Тебе требуется всё своё самообладание, те жалкие крупицы, чтобы выдавить из себя признание и отвести взгляд. — Не знаешь? Правда? — От его шипения дыбом встают все волоски на теле, от руки, взметнувшейся в твою сторону, интуитивно зажмуриваешься. — В чём дело? Я же сказал, что не сделаю тебе больно. — Кажется, что вино превратило того очаровательно настоящего парня, сидящего с ней на качели, в шипящий коктейль колючего сарказма и ярости вперемешку со… страстью? — Я тебе не верю, что ты не знаешь, зачем… — Снова этот вкрадчивый шёпот, снова тяжёлое дыхание где-то в районе уха. А тебя трясет так, что ты никак не можешь справиться с собственным телом. Разомкни сейчас губы и вы оба услышите мелкую дробь зубов. Ты всё ещё жмуришься, когда чувствуешь, как мужские пальцы небрежно поглаживают обнажённое колено, упирающееся в его бедро. — Давай-ка продолжим… — отстраняется лишь для того, чтобы снять бокал и плеснуть туда вина. — Зачем? — не удержавшись, распахиваешь в ужасе глаза, смотря на протянутую к тебе руку. — Там же ничего нет. Чего ты дрожишь? Бояться же нечего, так? — усмехнувшись, сверкает глазами в темноте. У тебя же от страха тошнота подкатывает. — Прекрати паясничать, — пытаешься взять себя в руки и остановить его, даже отталкиваешь его кисть, но он удивительно легко возвращает обратно и подносит бокал к губам. — Мы же всего лишь играем. Я просто хочу, чтобы ты почувствовала тоже самое, что и я, — свободной рукой давит тебе на поясницу, заставляя придвинуться ещё больше. Бедром раздвигает твои колени, удобнее устраиваясь так, что ваши ноги оказываются переплетенными. У тебя же нервный смешок срывается с губ. Ты на грани то ли нервного срыва, то ли просто истерики. Смотришь в его глаза, едва выдерживая этот тяжёлый потемневший взгляд. И, выхватив бокал, залпом опрокидываешь под довольный смешок. — Умница. Знаешь… — он вдруг через голову стягивает с себя футболку и отбрасывает её в сторону, тут же придвигая тебя обратно к себе. — Я ведь честно с тобой разговаривал в саду, — шепчет с досадой и склоняется, обжигая кожу горячим дыханием. — Ким… пожалуйста… — Всхлипываешь, не зная, куда деть руки. Их выкручивает от желания прикоснуться. Ты ведь хотела ощутить на ощупь его кожу. И вот… Какова ирония. Даже просить ни о чём не надо. Просто протяни ладонь и… — Мы отвлеклись… — он берёт бутылку и делает глоток. — Твоя очередь, — а тебе душно. Задыхаешься от возмутительной близости с этим сумасшедшим. Закрадывается мысль, что это же всё не взаправду. Так ведь не бывает, чтобы несколько часов назад тебе говорили одно, а сейчас… прижимают очень недвусмысленно к столешнице. На завтра будет плохо. И больно. Если в том долбанном пузырьке и правда было что-то, что вынудило его слететь с катушек. Тяжело вздохнув, принимаешь не бокал, а бутылку и прижимаешься к горлышку губами. Слишком большой глоток, слишком мало воздуха глотнула. Закашливаешься, проливая капли на бедро. Морщишься едва ли не брезгливо от абсурдности картины, а после замираешь, когда он наклоняется и ведёт размашисто языком, собирая вино с твоей кожи. Оглушает. В один момент тебя глушит так, что не слышишь ни собственного судорожного вдоха, ни чувствуешь, как сильно сжала его ногу своими. Приходишь в себя лишь тогда, когда его губы целуют с таким диким напором, что приходится отклониться назад, упираясь на руки, которые всё равно не держат. Ты не успеваешь за ним абсолютно. Лёгкие жжёт от нехватки воздуха. И внутри разгорается пламя, стекая куда-то вниз, обдавая жаром настолько сильно, что единственное, на что ты способна — это простонать беспомощно ему в рот, падая на локти. И дальше, словно в тумане. Его руки под твоей тонкой майкой, сжимающие грудь до вскрика боли, что тут же рассыпается в удовольствии, стоит умелому рту прихватить затвердевший сосок. Выгибаешься, подставляясь под ласки, изо всех сил сдерживаешь рвущиеся наружу стоны. Не понимаешь, что он делает и где. Тело превратилось в одну пульсирующую точку. Он отрывается от тебя, окатывая поплывшим взглядом. Усмехается и тут же подхватывает, стягивая со стола и поворачивая к себе спиной. — Ты даже не представляешь, что я хочу с тобой сделать… — шепчет на ухо, вжимая тебя в стол, вынуждая наклоняться вперед. — Как там в ваших сплетнях? Наказать? — его рука, скользнувшая по бедру, мягко оглаживает округлость ягодицы и не сильно шлёпает. А у тебя беззвучный стон с губ и сердце, рванувшее в колени. — Или взять медленно… — Чувствуешь, как он шире разводит коленом твои ноги и невесомо касается пальцами внутренней стороны бедра. — Чтобы ты просила большего… — Зажмуриваешься до белых мушек перед глазами. — Дыши, — веселье в голосе, лёгкий очередной шлепок и твой истеричный выдох. Оказывается, ты действительно задерживала дыхание. — Ким, я правда… я не думала, что будет так, — пытаешься отдышаться, но тут же заходишься стоном, когда он отодвигает твои шорты и проскальзывает как-то слишком просто под ткань, касаясь тебя. — Ты так и не сказала, что именно хочешь? — наваливается сзади, продолжая блуждать у тебя между ног рукой. Ты пытаешься вспомнить, о чём вы говорили, но только рвано втягиваешь воздух, стоит ему мазнуть по нежным складкам пальцами, размазывая влагу. — Даже так? — Ты ненавидишь его этот ехидный тон. Тебе не нужно поворачиваться, чтобы увидеть бессовестную усмешку на губах. — Пожалуйста, прошу… — Полувсхлип-полустон, но стоит ему убрать руку, как тебя бросает в жар от осознания, что он вот сейчас может развернуться и уйти. Просто оставит тебя вот здесь, на этом грёбанном столе с ощущением собственной ничтожности. — Останови это… — как в забытье шепчешь. Тебе не страшно. Он не напугал. Нет. Тебе настолько стыдно, что, когда он разворачивает лицом к себе, ты не в силах поднять глаза. На что ты рассчитывала, правда? На то, что он падёт к твоим ногам, размазываясь в признаниях в любви? Или, быть может, что он придёт к тебе и скажет, что — единственная и неповторимая? Что? От собственного бессилия трясёт сильнее, чем от его настойчивых ласк. Тэхён же стоит молча, а потом просто обнимает, прижимая к себе, упирается подбородком в макушку, запуская пальцы в мягкие волосы, стягивая простую заколку. — Ну-ну… Чего ты… — шепчет, а ты рвёшься между тем, чтобы прогнать его и побежать в душ, чтобы стереть в кровь всю кожу в попытках содрать стыд, или прижать его к себе. Плотнее. Ближе. Выдыхаешь резко в его грудь, дыша этим сумасшедшим запахом, переминаешься с ноги на ногу, робко ведёшь непослушными пальцами по его спине, чувствуя, как он вздрагивает. — Ты действительно этого хочешь? Медленно поднимаешь взгляд и наталкиваешься на сарданическую усмешку, растекшуюся по его губам. Он стоит слишком близко. Между вами только его джинсы и твои шорты. Ты совершенно его не понимаешь. Теряешься и, прикрыв глаза, выдыхаешь. Невидимые следы, оставленные его руками и губами на твоём тебе, горят ожогами. Желание сворачивается клубком и бьётся внизу живота. Хочется скулить и разнести тут всё от собственного бессилия, злости и душащего возбуждения. — Пожалуйста… — приподнимаешься на цыпочки, цепляясь руками за его бока, чтобы не упасть. Он смотрит мучительно долго, будто оценивает, а ты горишь от стыда. Кажется, что падать ниже некуда и всё, что ты можешь, — это замереть, не зная, чего ждать. Тишина в кухне оглушает. Слышишь, как тикают часы и ухнула птица за окном. Уже собираешь остатки гордости, чтобы отступить, как тебя подхватывают под ягодицы, позволяя обхватить его талию ногами. — Спальня? — севшим голосом, со свистом. Тебе же сил хватает лишь на то, чтобы махнуть рукой и вцепиться в мощную шею, прикусив на ходу кончик уха. Сдавленный хрип срывается мгновенно с его губ, и он ощутимо толкает твои бёдра на своё возбуждение, натянувшее джинсы. Слышится грохот чего-то упавшего. Сдавленное чертыхание. И твоя спина опускается на мягкость постельную. Не выпускаешь его из своих рук, сильнее сжимая ноги. Он упирается ладонями в кровать, возвышаясь над тобой. Снова смотрит, но уже так, что пальцы ног поджимаются от предвкушения. Тянешь его на себя, увлекая в поцелуй уже сама, и не понимаешь, когда он успел стянуть с тебя шорты. Отрывается от твоих губ, садясь у ног, и медленно разводит в стороны твои колени. А ты заливаешься краской, когда он рассматривает слишком внимательно. От этого взгляда невозможно спрятаться. Ты чувствуешь его везде. — Не зажимайся, — шлёпает легонько по колену, когда ты пытаешься закрыться от него. Слышится звук ремня и «вжик» молнии, судорожно втягиваешь воздух, чувствуя себя так, словно в первый раз с мужчиной. — Посмотри на меня, — хрипло, до одури низким голосом, отдающим вибрацией где-то в районе живота. — Ну же… С трудом фокусируешь взгляд на нём, видишь, как он медленно снимает джинсы сразу с бельём, удерживая тебя за колено, пресекая очередную попытку свести ноги. Подползает ближе и целует так, что всё перестаёт существовать. Его губы, язык, руки, блуждающие по телу слишком лениво, томление между ног… Извиваешься под сильным телом, умоляя безмолвно. Напрашиваешься снова и снова на ласку, не понимая, что сделать самой и куда положить руку. Он посмеивается совсем тихо и беззлобно, опускает руку и ведёт широкой ладонью, собирая твой сок. А ты позорно стонешь в голос, сминая пальцами простынь. Чувствуешь его губы за ухом. Скользит языком, прикусывает особо чувствительное место, не переставая ласкать пальцами. Интуитивно приподнимаешь бёдра, ведя ими так, чтобы быть теснее, и выгибаешься, когда входит с глухим хрипом одним резким движением, заполняя полностью. Пытаешься отдышаться, но он сразу набирает темп. В комнате душно. Его движения размашисты, но скользит так, что задевает все твои точки. У тебя перед глазами россыпь чего-то яркого и смазанного, ты никак не можешь поймать реальность, с головой уходя в ощущения. И взрываешься яркими красками, стоит ему сделать несколько точных движений головкой на самом входе. Не слышишь ничего. Уши словно ватой заволокло. Лишь приятная тяжесть его тела и рваное дыхание на ухо. Кажется, ты даже не помнишь, как отключилась…***
Утро наступает как-то слишком быстро и ярко. Свет бьёт в глаза, пытаешься от него спрятаться, заворачиваясь в одеяло с головой, и чувствуешь, как щиплет между ног и тянет каждую мышцу. Застыв, вспоминаешь прошедшую ночь и стонешь в голос. Резко садишься в кровати и прислушиваешься к дому. Тишина. Ну, конечно… Хочется убедить себя, что это всё просто приснилось или что это был вовсе и не он. Скидываешь рывком с себя одеяло и несёшься в ванную комнату, застывая у зеркала. Всё тело усыпано яркими красками, вопящими во всё горло о том, что именно произошло ночью. Переводишь взгляд на волосы, и тихо вздыхаешь, рассматривая это гнездо. Память же услужливо подбрасывает картинки, когда Ким в порыве запускал пальцы в белокурые локоны. Тоска сворачивается в груди и царапает острыми ногтями то, что ещё вчера звалось сердцем. Не сразу слышишь стук в дверь, успев лишь набросить на плечи халат, выходя в зал. Разбитая посуда на полу. Перевёрнутый чайный столик. — Я думала, что ты оглохла, — подруга стоит в дверях. — Что с тобой? — окатывает внимательным взглядом. Только машешь на неё рукой, уходя в кухню и щёлкая кофемашиной. — Что… тут произошло? — Оглядывает беспорядок, сузив взгляд. — Ничего, — пожимаешь плечами, даже не думая собрать осколки. — У тебя засос на шее, — звучит одновременно с твоим хлопком по указанному месту ладонью, будто в попытке сбить, как комара. — Ничего такого. Что было в том флаконе? — киваешь ей на стул напротив, наблюдая за тем, как девушка поднимает его с пола. — А. Простецкий афродизиак, — беспечно пожимает плечами, выгружая на стол пирожные. — Что, прости? — тебе хочется её задушить. Мешает только столешница. А перед глазами опять картинки прошлой ночи, где ты сидела на этом самом месте, а он… — Да не переживай ты так. Я узнала. Там была такая капля, что оно, к сожалению, растворилось в объёме алкоголя… — На её наглом лице такое разочарование, что ты застываешь в ступоре. — В смысле… — В смысле, что никакого эффекта. А жаль. Я ду… — Звук открывающейся двери становится неожиданностью для обеих. В кухне на несколько минут виснет тишина. — Слушай, у вас в районе одна херня, а не кофейни, — мужской голос подобен пушечному выстрелу. — Я объехал несколько ресторанов, чтобы убедиться, что от ресторана там лишь название, — его голос звучит сипло, низко, у тебя мурашки собираются внизу живота, отнимаются руки, а у девушки напротив медленно округляются глаза. «Ким?» — одними губами, обращаясь к тебе. Ты не успеваешь ничего ответить, как виновник коллективного столбняка входит в комнату. Совершенно спокойно проходит мимо вас. — Привет, — лохматит небрежным жестом волосы одной, целует тебя в щёку и, бухнув пакетом на стол, встаёт позади тебя, обнимая обеими руками и укладывая подбородок на плечо. — Я помешал? — смотрит так невинно на вас и придвигает то, что принёс, демонстрируя всем видом, что увлечён его содержимым. Ты же всерьёз думаешь, что все театральные вузы потеряли талантливого актёра в его лице. — Н-нет, я уже ухожу, — девушка спрыгивает со стула, делая страшные глаза тебе и жестами показывая, что ждёт тебя после, вылетает в коридор. Пауза. Шорох бумаги. — Чем займемся? Скашиваешь глаза на Кима, встречая прямой взгляд, в котором плещется азарт. — У тебя планов нет на сегодня? — Мотаешь отрицательно головой, чувствуя, как стараешься медленнее дышать. — Тогда у меня идея… — Не успеваешь ничего ни спросить, ни сказать, как тебя перекидывают через плечо и несут в спальню, плотно прикрывая дверь…