Позор — лучшая расплата за предательство

      Говорят, если над каким-либо объектом нависла непроглядная тьма, то это означает, что он захвачен, разумеется, тёмными силами. Так сейчас думает капитан. Он ночью гуляет по палубе, хочет подежурить. Над "Испаньолой" грозно висит туча, а вокруг ни облачка, хотя до порта, как до звёзд.       "Разве такое бывает?"       Смоллетт спускается в кормовой отсек, где валяются ящики. А в них раньше хранилось оружие. Ничего уже не осталось, судно почти опустело.       Свеча в руках капитана скоро догорит, нужно подниматься на палубу. Видя, в каком состоянии корабль внутри, мужчина не может не морщиться брезгливо. Бутылки, грязь, ножи, поломанные ружья, порванные книги — на всё это Смоллетт обращает внимание только сейчас. Он попросит Грея, Джима или Бена всё убрать завтра, ибо такую "пиратскую эстетику" он терпеть не может.       Капитан собирается уходить, но слышит скрип досок из самого дальнего угла за гигантской бочкой. И ещё один. И ещё.       "Крысы."       Далее он слышит быструю, членораздельную речь.       "Или не крысы."       Ему становится на секунду не по себе. Преодолев сомнения, капитан медленно приближается к бочке на цыпочках. Шепот всё громче, голос дрожащий.       Не боится Смоллетт: на поясе мушкет да кортик, перестрахуется, если что. Он задирает голову так, будто хочет стать выше. Лишь бы разглядеть силуэт получше. Тень большая, человеческая появляется на стене при приближении.       "Ганн?"       Тень от света свечи становится чётче. Она открывает книгу... Звук шелеста листов, он очень знаком. А сердце, его слышно издалека. Стук бешеный, как у маленьких зверушек.       "Какого..."       Крадущийся мужчина у цели, он вплотную подходит. Доски, будто издеваясь, скрипят под его ногами. За бочкой сгорбившийся в три погибели силуэт юноши, высокого юноши. Шепот — его молитвы. Капитан слышит такие слова, как "Господь", "раб Божий", "душа грешная". А в руках библия, получается.       Капитана будто молнией пронзает. Такого тихого ужаса ещё не было. Он видит перед собой самого первого, самого гнусного предателя, который как-то сюда приполз! И снова незаметно от капитанских глаз. Да сколько можно?!       "Дик Джонсон!!!"       Смоллетт от нарастающей дрожи с трудом держит себя в руках. Вот он, тот самый, кто, не колеблясь, подчинился Сильверу — раз. Тот, кто, несмотря на это, осмелился дать пирату чёрную метку, вырезав её из библии — два. И тот, кто сейчас что-то кому-то доказывает — три!       "Взять бы свою плеть, да по твоей предательской спине, чтоб кожа с кровью смешалась в один кисель!"       Очень хорошо, что Дик повёрнут к нему спиной! Он ещё уверен, что капитан его не видит. У Смоллетта чешутся руки взять паршивца за шкирку и в три шеи за борт. Он же здесь, прямо здесь...       Устроить самосуд или подождать до утра? Нет, сейчас точно не стоит эмоциям подчиняться, и без этого много проблем.       "Я к тебе вернусь. И ты пожалеешь."       Капитан разворачивается и медленно поднимается на палубу. Молитвы прекращаются.       На следующее утро Смоллетт докладывает обо всём.       — Да... И как он так пробрался? — чешет затылок Трелони.       — Ну а почему бы и нет? — сказал Ливси. — Чёрт дери! Получается, что мои слова, адресованные Сильверу, когда мы были у частокола, подслушал Дик. Конечно, он подумал, что и его спасут от верёвки. Но про матросов я и слова не говорил. И это не мои полномочия! Этим занимаются немного другие судьи...       Капитан хочет постучать по столу, да вовремя останавливается.       — Мне плевать, что он там подумал, придумал. Я хочу знать, что будем с ним делать! Мой вариант — его в воду, и концы в воду...       — А вы не такой человек, чтобы позволить так убить человека. Вы не настолько жестоки. Верно? — спросил доктор.       — Да...       Вот и думают три джентльмена, как следует поступить в такой ситуации.       И вот они уже в Бристоле. Капитан, как только коснулся земли, говорит сквайру:       — Я не буду следить за ним сейчас. Когда вон те ребята уберут весь груз, матрос найдет способ уйти незаметно, я не сомневаюсь. С вас его точный адрес проживания и работы.       — Конечно, сэр.       Пока они вдвоём переговариваются, Ливси с Джимом самостоятельно отправляются на Чёрный Холм.       — Почему вы нервничаете? — спросил Джим в конце пути.       — А?       — Вы всю дорогу оборачивались. Вы о чём-то серьёзном говорили с капитаном и сквайром?       — Да так, ерунда. Уверен, тебе это будет неинтересно. Но сегодня я буду ужасно занят... А вот завтра отметим нашу победу, если дело пойдёт гладко. Вот, мы вернулись, там ваш трактир. Сам дойдёшь, а мне надо скакать обратно. Отдыхай! До завтра!       — Всего хорошего!       И все расходятся.

***

      Ночь. Дик сидит в избушке неподалёку от церкви. Тут он и работает пастором. Домик старый, дерево почти гнилое, зато всё близко. И не нужно кататься туда-сюда, раз предоставляют ночлег.       "Как же хорошо домой вернуться, слава тебе, Господи!"       Остаются последние штрихи: причесаться и лечь спать. Дик берёт гребешок, и в эту секунду за окном что-то металлическое падает на землю.       Дик неохотно встаёт с места и выходит на улицу проверить. Пройдя пару метров, он понимает, что это было обычное ведро, упавшее с пня. Только как? Дик ставит его на место. И опять что-то бренчит, но уже на другом конце дома. Джонсон аж вздрагивает.       "Да что же это такое?"       Он делает целый обход вокруг избушки. Всякие хозяйственные инструменты падают от порывов ветра.       И бежит он скорее в дом. Двигает ручку, а дверь не открывается, хотя Дик прекрасно помнит, что не запирал её.       Первый толчок. Ничего. Второй толчок, но с большим усилием. Ничего.       Третий толчок, и Джонсон летит на противоположный конец дома, резко открыв старую дверь. Упав на колени, юноша спешит подняться, как вдруг...       — Ну здравствуй, пока можешь.       Дик резко оборачивается в сторону звука и видит мужчину в плаще. Лица из-за капюшона не видно, но юноша узнаёт этот строгий, холодный голос из тысячи других. Мороз идёт от этого человека.       — К.. К-к Капитан...       Это Смоллетт. Он сидит на кровати юноши, сгорбившись. В руках у него сверкает что-то стальное. С большим интересом капитан разглядывает этот предмет.       В этом человеке есть что-то такое, отчего пастора бросает в дрожь. Как ни жарко было ночью летом, его проняло холодом до мозга костей всегда, когда видел перед собой Смоллетта. Но Дик всё-таки говорит с ним и спрашивает:       — А вы тут... Э... Один? — спрашивает он — Как вы..?       — Нет, ты тут ещё, — возражает капитан с большим достоинством. — Ты уже понял, зачем я здесь? Может, подсказать? Даю десять секунд.       Зрение Дика затуманивается ещё сильнее, когда юноша слышит трение бруска об лезвие. И хотя капитан сидит в капюшоне, под нужным углом можно разглядеть, как при оскале зубы его отражают лунный блеск.       — Я не понимаю... — Дик, сам не зная, зачем, оглянулся через плечо на дверь.       — Что ж, очень жаль.       Ему не очень-то понравилось, что мужчина так вольно ведёт себя в пасторском доме. Однако, Дик не хочет этот говорить вслух. Тревога нашёптывает ему, что нужно уйти.       И проходит десять секунд.       — Ты очень плохую шутку со мной играешь, пастер Джонсон. Не надо сейчас смельчака играть. Я это терпеть не могу.       Ещё один скрежет...       — На всё воля Божья... — Джонсон нервно сглатывает слюну.       — И ты с такими мыслями до пастера дослужился?       — Послушайте, здесь нельзя вам быть. Это место очищенное и...       — Сам сказал, что на всё Его воля. Значит, прими меня как гостя. Но я всё равно недоволен, что ты вернулся сюда, и не попрощался со своим командиром. Тут уже не так важно, какой именно командир.       Матрос знает, к чему он клонит. Дика вновь охватывает могильный мороз.       — Что вы х-хотите? — спрашивает наконец Дик.       Капитан встает с места. Смоллетт держит в руках лезвие и насаживает его на длинную палку. Свет с окна падает на предмет и теперь заметно, что лезвие не очень-то и маленькое. Это минимум полметра.       — Это... К-коса?       — Час расплаты, — шипит гость, — твой капитан ушёл, будешь теперь за него отдуваться. Я это сделаю быстро, даже боли не почувствуешь. Но на всякий случай помолись передо мной!       Дик мчится к двери. Он не может ни молиться, ни думать! Счёт идёт на секунды. Пастор дёргает ручку, не видя от темноты собственных рук. Дверь не открывается. А твёрдые, полные решительности шаги направлялись к грешнику. Пастор слышит, как шуршат те руки, которые держат оружие Смерти и тянуться к плечу Дика.       — Пре. Да. Тель!       Поняв, что он обречён, Джонсон беспомощно на пол падает, весь дрожит, словно в лихорадке, и зубы у него стучат.       — Умоляю...       — Не слышу, — ответил мучитель.       — Умоляю, не надо!!!       Когда Смоллетт сапогами касается дрожащих на полу колен, он успевает одну ногу задрать и к стене прижать, не дав грешнику шанс спастись бегством.       — Христа ради... Не убивайте...       Даже если бы он видел лицо капитана, не вздумал бы посмотреть в глаза. Остаётся беспомощно сложить руки в молитве.       — Теперь ты знаешь, о чём в последний момент думал... Хантер, Джойс, Редрут, Алан, да и пираты тоже.       — Д-да! Я понял, не надо! — орёт навзрыд горе-матрос.       — Ты это заслужил!!!       И рассекает воздух коса.       Тишина. Как на кладбище. Темно, как в самом гробу. Ни боли, ничего. Ничего?       Дик шевелит пальцами, получается...       Коса попала носиком в дверь, в двух дюймах от уха Джонсона...       — Ч-что...?       Он чувствует, как нос мужчины касается его щеки. Тяжелая отдышка капитана даёт недотёпе понять, что второй ещё не на том свете.       Видит он его лицо, хоть и смутно. Плащ слетел вместе с капюшоном. Капитан говорит с ним суровым, властным тоном:       — Слушай меня очень внимательно. То, что я сейчас сделал, является очень ярким намёком на то, что с тобой, возможно, будет в ближайшем будущем. Чтобы ты был готов! Какого Дьявола ты полез на корабль? Думал, что тебя действительно спасут от верёвки? Так вот, доктор это говорил Джону, а это совсем иной случай! Он вообще-то Джима спас от полудурков, да и в целом умнее вас всех был! Для тебя и остальных была неизбежна смерть. Поэтому и оставили вас там! Это самый лучший вариант. А теперь подумай о других пиратах с "Моржа", которые остались на суше. Они ожидают увидеть своего вожака, а видят кого? Тебя! Что они подумают, когда поймут, что их глава улетучился? Да они же тебя могли зарезать даже сегодня! Грей это знал и не отходил от нас! А сейчас мы спасаем твою задницу от такой кары, хотя ты этого не заслуживаешь! Потому что сквайр и доктор не спят, а разговаривают с твоим священником. Главный он там, я не знаю, не хочу разбираться в вашей иерархии. А библию я заберу, потому что её тебе дала церковь, а ты испоганил! Всё понял? Дик...? Что с тобой?       Испуганный взгляд юноши останавливается на... На собственных штанах.       Смоллетт с изумлением решает посмотреть туда же и видит образующееся мокрое пятно между ног Дика...       Хуже уже быть не может...       — Джонсон... Ты, ты весь мокрый, придурок!       — Отвалите! Откройте дверь!       Дик дёргается, будто очнувшись ото сна, толкает Смоллетта, тот отступает.       — Нет, не открою. Пока не придёт священник, я не выпущу. Мне тебя даже не жалко! Ты не меня испугался, знаю! Думал, смерти боишься, и почти угадал! Но нет, ты боишься потерять ту должность, где тебя простолюдины будут считать белым и пушистым, даже если на твоей совести убийство их знакомых и друзей... А как потеряешь, тебе всё равно! Не будет этого, ты понял меня? Они идут, слышишь? Отползай.       Смоллетт зажигает свечу, берёт подсвечник и вытаскивает из ручки двери метровую палку.       — Стоп... Это палка?       — Ну да, я думал, ты её хотя бы нащупаешь в темноте. Видимо, не допёрло от паники.       Смоллетт выходит на улицу, перешагнув через... лужу. Краснеющий Дик, напуганный и обессиленный, сидит на полу у печи. Три силуэта подходят к капитану.       — Ну как вы, сэр? — сквайр спрашивает.       — Всё нормально. Вот и ваш пас... КУДА?!       Дик тихо перелезает через окно и удирает. И это видят мужчины.       — Стой! Стой, придурок! — Александр помчался пулей за ним.       Доктор воскликнул:       — Оставьте его!       Капитан огорчённым возвращается. Джонсон прячется за другими домами и стремится в лес.       — Развёл он меня, как лоха...       — Может, он что-то оставил там, — Ливси хочет зайти в дом.       — Не советую, — остановил Смоллетт.       — Почему?       — А вам оно надо? Там мокро... — хрипит он, не скрывая отвращения, — Джонсон обмочился под себя, как только я заговорил о священнике. Это единственное, что дурак оставил!       — Это как вы ему сказали, чтоб он не сдержался?! — удивляется врачеватель.       Смоллетт равнодушно махнул рукой. Тут дело не в нём было, да и не хочет разговор продолжать. Капитан аккуратно заходит в дом, хватает библию и возвращает в нужные руки.       Наконец заговорил священник.       — Ну что ж, сыновья... Бог с ним. Он сюда не вернётся, — священник листает библию и видит разорванную страницу, частички которой покрылись копотью и песком от грязных рук, — додумался же он до такого!       — А теперь надейтесь, что он додумается сменить штаны... — вздохнул наконец Трелони.