***
Боян счастлив. Искренне счастлив, постоянно улыбается так широко, как только может, прыгает, смеётся, верит, что все его мечты сбудутся. И правда, что может быть не так? У него есть группа, именно такая, какой он хотел видеть её с самого детства, у него есть множество друзей и самое главное: у него есть Мартин. Тот, с кем они постоянно рядом, дольше, чем с кем-либо ещё. В самой первой группе они были вместе, сдружившись ещё в школе. Все удивлялись этому: спокойный на вид Юркович и вечно яркий и активный Цветичанин сначала казались противоположностями, но на самом деле они идеально дополняли друг друга. Только Мартин мог мгновенно успокоить Бояна, надоедавшего своим шумом всем, кто никак не мог привыкнуть к наличию громких и ярких людей в этом мире. Так и продолжалось уже больше десяти лет. Когда их первая группа распалась, они собрали новую, быстро найдя новых друзей. На этот раз всё получалось куда лучше, и Цветичанин всё чаще превращался в небольшой (по меркам удивительно высокого Юрковича) комок счастья. Так «светиться» его заставляла не только группа, но и Мартин, точно знавший, что, как и когда нужно делать, чтобы активность его друга оказалась направлена в нужное русло. После нескольких лет, трёх выпущенных синглов и перерыва на попытку сольной карьеры уже во второй группе, Боян понял, что безумно сильно влюблён. Было бы хорошо, если бы это была какая-нибудь девушка, или даже парень, не связанный с ним так сильно, как один «безумно красивый и хороший басист» по имени Мартин. Всё шло идеально лишь в первые пару месяцев после этого осознания, следующая же мысль была не такой радостной: «Наверняка я для него всего лишь друг». Он продолжал улыбаться постоянно, может быть даже ещё больше, чем обычно. Именно это заставляло Юрковича спрашивать, в порядке ли он, в ответ получая привычное и совсем не убедительное «да-да, всё хорошо». Цветичанин продолжал улыбаться даже когда во время игры в бутылочку им выпало поцеловаться, хотя сразу же он заметно занервничал и покраснел, стараясь запомнить каждую секунду. — Эй, Боян, ты точно в порядке? — они оба единственные не были сильно пьяные и шли вместе к своим домам. — Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне всё и я не стану осуждать. — Ты обещаешь? — Боян выглядел испуганным и остановился, сжимая кулаки и боясь сказать что-то лишнее. — И мы останемся друзьями в любом случае? — Конечно же мы останемся друзьями, — Мартин улыбнулся, положив руку ему на плечо. Цветичанину как будто стало легче дышать после этих слов, но он всё равно закрыл глаза на несколько секунд, стараясь быть спокойнее. — Ты… — он выдохнул, быстро зажмуриваясь, чтобы не видеть реакцию. — Ты мне нравишься. И я понимаю, я наверняка не нравлюсь тебе, но… — Боян, — Юркович слегка сжал его плечо, пытаясь обратить на себя внимание. — Ты мне тоже нравишься. На несколько секунд они оба замерли, пытаясь осознать произошедшее. Удивительно, но первый опомнился Боян, сделавший шаг вперёд, привставший на носочки и быстро поцеловавший Мартина в щёку, еле-еле дотянувшись настолько высоко. Разница в росте у них всегда была заметна, и сейчас это заставило их глупо хихикать, обнимая друг друга и счастливо улыбаясь. — Видимо, это единственное обещание, которое я не выполню, — Юркович улыбался, зарывшись носом в чужие волосы. — Я и не против, куда лучше называть тебя моим парнем, — он хихикнул, уже абсолютно спокойно закрыв глаза. Кажется, после этого всё должно быть прекрасно. Ожидания оправдывались: в группе всё было почти идеально, сами Боян и Мартин счастливы друг с другом и своими друзьями. Они не отчаивались даже когда началась пандемия, наоборот считали это прекрасным способом быть рядом друг с другом как можно дольше. Действительно, как можно жаловаться после бесконечных ночей просмотра любимых фильмов и сериалов под одним одеялом? Они становились только лучше благодаря вечным дурацким шуткам Цветичанина, что казались смешными лишь из-за своей глупости, и Юркович мог только зарыться носом в волосы своего парня, стараясь не рассмеяться слишком громко. Несколько недель после выхода первого полноценного альбома Боян не мог перестать улыбаться. Хотя, действительно, возможно ли не быть таким радостным, если рядом постоянно любовь всей жизни, проверенные временем лучшие друзья и, наконец-то, успех их группы. Это было всё, о чём мечтал Цветичанин, и иногда, сидя с Мартином на балконе при свете луны, он признавался в этом, каждый раз получая в ответ самую тёплую улыбку и поцелуй в макушку, значивший больше любых слов.***
— Спасибо! — Боян счастливо улыбнулся залу, вспоминая, какая песня шла следующей. Та самая, которую они писали с Мартином, когда были ещё детьми. Кажется, только вчера они смеялись вместе, думая как они будут покорять мир. — Спасибо за то, что вы с нами уже пять лет. Долгих пять лет… — он почти смеётся, не в силах поверить в то, что это реальность. — Очень много произошло за эти пять лет, — он имеет в виду и их отношения с Юрковичем, о которых знают только самые близкие друзья. — Эта песня не Joker Out, а группы, называвшейся Apokalipsa… Сразу вспоминается, как они вдвоём сидели и придумывали название для группы. Они смеялись, хотели что-то оригинальное, и остановились на этом из-за одной фразы маленького Цветичанина: «Я найду тебя даже в апокалипсисе, чтобы мы никогда не расставались!» — Эту песню мы написали десять лет назад, когда мы с Мартином создали группу… — Боян подошёл к своему парню, прижимаясь к его плечу и сразу чувствуя его руку в волосах. — Которая стала половиной наших жизней. Это была первая песня, которую мы записали.***
Концерт в Цветличарне прошёл идеально. Боян не ожидал, что всё получится настолько хорошо, но он бегал, радостно поднимал руки и кричал что-то про то, что у них наконец-то всё получается. Юре тоже не мог стоять спокойно — он пришёл в группу совсем недавно, но они мгновенно сдружились из-за своей хаотичности, несмотря на разницу в возрасте, которая была немного больше, чем с предыдущим барабанщиком. Крис и Ян вели себя тише, лишь иногда начиная что-то громко доказывать друг другу во время разговора. Мартин же молчал, хотя и стоял с самой счастливой улыбкой. В какой-то момент он смог поймать пробегающего мимо Цветичанина, наклонился к нему и поцеловал его в губы, немного приподнимая парня над полом, чтобы не приходилось нагибаться слишком сильно. Боян, после этого тихо рассмеявшись, сразу отпускать его не стал, ненадолго повиснув в крепких объятиях. — У нас всё получилось, представляешь? Спустя десять лет! — прошептал он на ухо Юрковичу, чуть сильнее сжавшему парня в объятьях. — Я знал, что у нас всё получится. Я люблю тебя, Бойчи, — на него даже не надо было смотреть, чтобы знать что он улыбается в ответ. Второй альбом они написали куда быстрее. Всего пять месяцев, и они готовы покорять мир с десятью новыми песнями. Следующий крупный концерт был только анонсирован, и Боян радостно придумывал, чего они могут добиться в будущем. Международные распроданные концерты, фестивали… Обычно Мартин улыбался этому, но сегодня был совсем не такой день. Письмо о поступлении в университет мечты впервые не обрадовало его, наоборот, заставило сжать зубы. Отчасти, он даже надеялся, что его не примут и ему не придётся начинать самый тяжёлый разговор из возможных. — Я не хочу тебя прерывать, но… — у него не хватало сил сразу продолжить фразу, особенно когда он заметил, что Цветичанин застыл на одном месте, вздрогнув. — Нам надо поговорить. — Я… Я сделал что-то плохое, да? — Юркович вздохнул в ответ, сразу подойдя, чтобы обнять его. — Мартин, что случилось? Слова застревали в горле, и несколько секунд он просто открывал рот, не в силах произнести вслух то, что он должен был сказать. И правда, как можно сказать что-то, что разобьёт человека, который всегда был маленьким скачущим счастьем? — Пожалуйста, не молчи, — тихий шёпот прерывает поток не самых радостных мыслей. — Я… Помнишь, я говорил, что хочу поступить в университет в этом году? — Мартин несколько раз выдохнул и только после этого продолжил говорить. — Меня приняли. И мне придётся уехать, — когда он почувствовал, что Боян дрожит в его руках на грани слёз, он прервался, крепче прижимая его к себе. — Я… Я думаю, будет лучше, если мы расстанемся. Я обещаю, я не пропаду насовсем, мы останемся друзьями, если ты, конечно, не против этого. — Пожалуйста, скажи, что это всё сон или совсем не смешная шутка, — что-то в груди Юрковича сжалось, когда он понял, насколько сильно парень вцепился в него после этих слов. — Бойчи, лучше сейчас. Потом будет куда больнее, — Мартину приходилось сжимать зубы, чтобы самому не расплакаться. Нельзя, он должен быть сильным за двоих. Цветичанин же был в слезах. Он не отстранялся, стараясь не показывать это, но домашняя футболка Юрковича промокла за пару минут, да и дрожащие плечи и тихие всхлипы выдавали его. Казалось, будто весь мир вокруг разрушился за считанные мгновения и лучшая половина жизни просто оборвалась. Не может быть, не может всё закончиться так, Боян ожидал что угодно, но не это. Он надеялся, что они будут вместе всю жизнь, или, в крайнем случае, что виноват будет он, но не чёртов университет, как и получилось! И он должен быть рад за Мартина, но сейчас это было невозможно. — Можно я тебя попрошу об одном? — прошептал Цветичанин, лбом прижимаясь к чужой груди. — Не уходи никуда, пока ты не уедешь. Пожалуйста. — Я буду рядом. Я… — он запнулся ненадолго, не зная, правильно ли будет говорить то, что он хотел сказать. — Боян, я всё ещё тебя люблю. Может быть, всё будет как раньше когда я вернусь. Я не хочу тебя ограничивать… Если вдруг ты полюбишь кого-то ещё. — Не нужен мне никто другой! Только ты! Мартин в ответ только вздохнул. Нет, он не сомневается в Бояне, просто… Слишком хорошо знает. И из-за этого расстаться лучше было сейчас, чем позже. Но сейчас важнее было то, что уже другое место на футболке стремительно намокало от чужих слёз. Почти весь вечер они сидели молча, обнимая друг друга. Мартин сдерживал слёзы, Боян же прижимался носом к его плечу, постоянно всхлипывая и иногда начиная плакать сильнее. Может быть, он уже надумал себе что-то, что заставляло его иногда тихо спрашивать: «Ты же меня любишь, да?» Группе о своём уходе Юркович сказал только в следующем месяце. Оставалось всего два полных месяца, в которые Цветичанин старался скрывать боль за улыбкой, не позволяя никому помогать. Даже Мартину, который прекрасно знал, что нужно сделать или сказать, чтобы ему не было так плохо. Нельзя, нельзя, надо отдаляться, иначе снова будет больно… Почему я продолжаю его любить?***
Концерт в Крижанке, который они ждали не меньше, чем Цветличарну почти год назад. Они презентуют второй альбом, играют абсолютно все двадцать песен, некоторые из которых так больно петь, вспоминая, как они с Мартином писали их вместе и смеялись, обнимали друг друга, целовались в студии и танцевали, пока оставались одни. — Эй, Мартинчек… Хочешь посмотреть на новый набросок текста? — вспоминает Боян свои слова. Прошло всего несколько месяцев, но казалось, что пролетела целая вечность. Один кивок и он протянул лист, одновременно взяв гитару и начиная петь то, что написал. Vabljeni vsi na karneval Da se odrinemo od tal Generacija ljubezni, upanja Novi val***
Он не выдержал и прослезился пока пел. Позже он будет говорить, что просто был очень тронут происходящим, но на самом деле… Это был последний крупный концерт с Мартином в составе группы, они пели песню, которая вызывала слишком много эмоций и это не могло не довести до слёз. Да, отдача толпы тоже тронула Бояна, но не так сильно, как тот факт, что рядом с ним стоял человек, который был любовью всей его жизни, и который очень скоро уедет. Почти в конце песни он не выдержал и прижался к плечу Юрковича, обнимая его и чувствуя тёплые ответные объятия. Кажется, он сказал, что всё будет хорошо, и Цветичанин верил ему, хотя и достаточно громко всхлипнул после этих слов. Об изменении состава группы знали всего шесть человек. Шестым был Наце — тот, кого Мартин предложил взять вместо себя. Это действительно проще, с ним все подружились ещё за год до этого, поэтому было не так страшно доверить ему то, что было важной частью жизни. Даже Боян понимал, что это не «замена», что было удивительно, ведь в стрессе он мог стать придурком, оскорбляющим всех ни за что. В видео, которое они записали, чтобы сообщить фанатам об уходе Мартина, они сидели совсем рядом. Слова о том, что это только его решение, что не было конфликта, и всё, что они репетировали, смешивались в невнятный бубнёж в голове Бояна, пытающегося не расплакаться. Тишину он заметил не сразу, только когда сказал что-то выученное и приобнял Юрковича. Ян последовал его примеру и это заставило опомниться. — Пизда… — Цветичанин сказал единственную мысль, пришедшую ему в голову и почти мгновенно почувствовал чужую руку на своей. Мартин. Даже в такой ситуации пытается успокоить именно его. Как Крис, Ян и Юре остаются такими спокойными? Им тоже грустно, но не настолько. Ах да, это же только я влюблён в одного «безумно красивого и хорошего басиста», которого зовут Мартин Юркович. Да, Боян, ты сейчас неудачник.***
Ночь перед отъездом они провели в объятиях друг друга. В этот раз Мартин не смог сдержаться и носом прижался к макушке Бояна, понимая, что наверняка всё будет иначе, несмотря на все обещания друг другу. Они пытались посмотреть какой-нибудь фильм вместе, спеть их любимые песни, но все попытки отвлечься приходили к тому что успокаиваться приходилось то одному, то другому. Скрывать боль было возможно сколько угодно, но только не в последнюю ночь. — Пожалуйста, не уезжай… — сквозь слёзы прошептал Цветичанин, хотя и понимал, что это ничем не поможет. — Я уже не могу, — эти слова заставляют что-то в груди очень больно сжаться и затрястись ещё сильнее. — Я правда не хочу оставлять тебя, но… Уже не могу. В аэропорт они ехали с родителями Мартина. Они прекрасно понимали, это не просто крепкая дружба, и не могли быть против, ведь так их сын был счастлив. Боян тихо сопел, уткнувшись носом в чужую шею, и Юркович аккуратно гладил его волосы, понимая, что после бессонной ночи лучше не будить его. Они оба не спали, но сейчас Мартин будет охранять чужой покой, а не пытаться поспать, ведь, кто знает, это может быть один из последних моментов, когда Боян так заснул на его плече. Их друзья приехали немного позже, в машине Наце, который единственный имел права. Они хотели провести последние часы вшестером — Цветичанин говорил, что в группе шесть человек, просто один теперь не на сцене. Все стараются улыбаться, шутить, только Боян изо всех сил цепляется за рукав Мартина, зная, что только это может сдержать его слёзы. Он знал, никто не осудит его если не получится сдержать эмоции, но лучше не казаться слабым даже для самого себя. — Боян, отойдёшь со мной ненадолго? — прошептал Юркович, когда до посадки оставалось совсем немного. Короткий кивок, тихое «мы отойдём, звони, когда надо будет быть на месте», сказанное Наце, как самому старшему, и Крису, как самому ответственному, и они бегут в сторону туалетов, стараясь не сбить никого по пути. Каким-то чудом людей там не оказывается, и они зашли в дальнюю кабинку, сразу заперев дверь. Им надо побыть только вдвоём, даже если это может оказаться не самой лучшей идеей. Боян мгновенно прижался к Мартину, приподнявшему его над полом, как и всегда. Он мог бы забыть про всё происходящее, если бы не мысли, которые не получалось заглушить, и слёзы, которые было невозможно сдержать. Мне надо запомнить его объятия, запомнить как он выглядит, может быть он не сдержит своё обещание, мы больше никогда не встретимся и я останусь один навсегда… — Бойчи, обещаю, я не пропаду. Слышишь? Обещаю. Клянусь, — крепкие объятия успокаивали Бояна, хотя он всё ещё дрожал, безуспешно стараясь не показывать это. — Только не называй меня золотом. Не сейчас, — он почувствовал, как Мартин опустил его обратно на пол, но лицо всё ещё старался не показывать. — Почему? — Потому что ты знаешь как я перевёл Novi Val на английский. Ошибки сделаны из золота. «Золото» было моим вечным прозвищем, и я стал ошибкой в глазах самого себя. Мартин ненадолго отстранился и достал из кармана куртки лист бумаги, сложенный несколько раз. Казалось, он колебался, стоит отдавать это письмо или нет, но быстро протянул листок, отводя взгляд. — Не открывай это при мне. Только когда будешь дома. Поверь мне, так будет лучше, — Боян ответил только кивком, спрятав бумагу в карман. — Мартин… У меня есть всего одна просьба, — он зажмурился, перед тем как быстро сказать следующие слова. — Поцелуй меня. Пожалуйста, я знаю, мы уже не встречаемся, но… Всего один раз. Отказать этому Мартин не мог. Он аккуратно взял лицо Бояна в ладони, стирая слёзы с чужих щёк большими пальцами и засматриваясь на его большие карие глаза, как у щенка. Такие же прекрасные, как и в день их знакомства. Юркович наклонился, ещё раз быстро улыбаясь из-за их разницы в росте, и поцеловал медленно, словно стараясь не спугнуть. В эти драгоценные мгновения им обоим казалось, что есть всё время мира, чтобы быть вместе. Мартин плавно отстранился, продолжая прижиматься лбом ко лбу Бояна, пытаясь заглушить мысль о том, что совсем скоро будет посадка на самолёт. Этому совсем не помогала чужая рука, крепко держащая рукав его куртки. Юркович передвинул одну ладонь на его шею, а большим пальцем второй гладил Цветичанина по щеке. Сердце сжималось от того, как парень прижимался к руке, хотелось всё бросить, обнять его и никуда не уезжать, но звонок телефона напомнил о существовании остального мира. У рамок Бояну было куда сложнее держаться, чтобы не расплакаться в несколько раз сильнее. Все обнимали Мартина, прощались, и когда очередь дошла до него, объятия были чуть дольше, чем у остальных. Снова тихие обещания что всё будет хорошо, и Цветичанину так сложно сдерживаться чтобы не попросить остаться.***
С вылетом самолёта что-то оборвалось. И для Мартина, который не мог сдержать слёзы, улетая в другую страну и оставляя всё: дом, лучших друзей, семью и единственного человека, которого когда-либо любил. И для Бояна, который уже не обращал внимания на то, что не один, и плакал, крича о несправедливости этого мира. Ян и Наце обнимали его с двух сторон, пытаясь успокоить, Юре надеялся рассмешить его, а Крис ходил из стороны в сторону, как будто задумавшись о чём-то. — Мы расстались три месяца назад, — прошептал Цветичанин, закрывая лицо ладонями и несколько раз громко всхлипывая. — Он оставался со мной, потому что я попросил его не уходить. Сейчас… Это конец. Я останусь один, он найдёт кого-то лучше, и… — Боян, мы с тобой. Мы рядом, всегда рядом, слышишь? Даже когда ты ведёшь себя как идиот, — на словах Яна он немного улыбнулся, но лицо всё ещё не показывал. Откуда у него столько слёз? Казалось, возможность чувствовать что угодно должна была пропасть после ночи в слезах. Нет, это не так, щёки всё ещё мокрые, не видно ничего даже перед самым лицом, понятно только то, что друзья всё ещё обнимают его. Кричать сейчас от своих же мыслей нельзя, только когда он останется один. Пустота в квартире давит со всех сторон и Боян не знает куда убежать от этого. Он больше не может прижаться к Мартину в моменты, когда стены начинают казаться клеткой, а потолок вот-вот упадёт, ему придётся справляться одному. Половину дня, когда в окне всё ещё видно солнце, всё не совсем плохо, но ближе к ночи становится сложнее оставаться нормально функционирующим взрослым человеком и не прижимать ноги к груди, лёжа на диване. Точно, письмо. Как Боян мог забыть про него? Подойдя к своей куртке, он сразу сунул руку в карман, нащупав лист бумаги, и, хотя было странное предчувствие, он сел читать прямо в коридоре, сев на холодный пол. Привет, Бойчи Я пишу это пока ты спишь рядом со мной, поэтому, если будут ошибки, причина простая: я снова засмотрелся на тебя, и ты прекрасно знаешь это. Эти слова заставляют улыбнуться, но читать остаётся ещё много и легче совсем не становится. Я до сих пор не знаю, правильно ли я предложил тебе расстаться тогда. Может быть, это было моё худшее решение, может быть, в какой-то момент от этого станет лучше тебе, но я уже сделал это, так что нет смысла размышлять, правильно или нет. Для меня важнее всего, чтобы счастлив был именно ты. Я знаю тебя больше половины моей жизни, и всегда ты был самым важным человеком для меня. И когда мы были просто друзьями, и когда я понял, что люблю тебя. Может быть, ты иногда выводил меня из себя, но какая разница? Я иногда называл тебя светом моей жизни, и никогда не врал, даже хотел говорить это чаще, хотя даже это не может описать то, что я всегда чувствовал к тебе. Я хочу сказать тебе много всего. Может быть, я бы сказал это в реальности, но мне проще выразить мысли на бумаге. Несколько слёз уже потекли по щекам Бояна. Хотелось пешком пройти через всю Европу, бросить всё, что есть дома, только бы оказаться рядом с Мартином, даже если не просить его вернуться. Я знаю, многие завидуют тебе, хотят забрать всё что ты имеешь… Я видел это, просто не хотел показывать тебе. Запомни, Бойчи: многие люди могут попытаться сломать твою гордость, душу, самого тебя. Могут врать тебе, говорить что-то, что заставит тебя сомневаться… Во-первых, думай головой каждый раз (я знаю, у тебя проблемы с этим), и, во-вторых, помни, я всегда на твоей стороне. Помнишь те разы, когда ты мог случайно сорваться и на меня, когда был ребёнком? Я не ушёл тогда, и не уйду насовсем сейчас. Серьёзно, Бойчи, ты можешь сделать что угодно, но у тебя всегда будет что-то, за что можно бороться. Я видел это, ещё когда мы не выпустили первый альбом и мы с тобой сидели на карантине. Спасибо тебе за то, что ты всегда был рядом. Может быть, ты не всегда это понимал, но ты оказывался рядом со мной каждый раз именно когда мне это было надо. Помнишь как ты предложил мне создать уже вторую группу вместе? Ты не знал ничего, но сказал то, что мне надо было услышать. Может быть, я именно тогда и понял, что люблю тебя.***
Время шло и постепенно боль действительно утихала. Друзья не отходили от него ни на шаг, в первый месяц даже несколько раз оставались у него, чтобы убедиться, что всё хорошо. Концерты, попытки написать новые песни, вечера в студии с друзьями, переписки с Мартином по ночам… Всё это помогало чувствовать себя лучше. Про свои переживания Боян совсем забыл когда их группу выбрали представлять Словению на Евровидении. Времени совсем не было, и он мгновенно засыпал когда приходил домой, хотя раньше это было удивительно. Сложнее стало когда начались пре-пати, держаться на ногах было труднее чем обычно, но Цветичанин знакомился со всеми участниками и мгновенно приводил их к его группе. Так было проще и не получалось думать о чём-то другом. В Мадриде он впервые встретил Йере из Финляндии. Такой же хаотичный и весёлый парень, как и сам Боян, с дурацкой стрижкой, смешным акцентом и, как оказалось, не самой радостной историей. Они мгновенно обменялись номерами, стали переписываться когда не могли встретиться и не отходили друг от друга когда были в одном городе. Казалось, ничего серьёзного, но в какой-то момент он почувствовал что-то знакомое, хотя это казалось забытым. Счастье от чужого присутствия, желание улыбаться когда Йере рядом или же, коротко говоря, влюблённость. Боян не говорил об этом никому, не признавался сам себе, боясь потерять всё в один момент, как это обычно и случалось в воскресенье после финала, хотя все прекрасно понимали, что происходит и не задавали вопросы. Выступление в полуфинале оказалось удачным, хотя Цветичанин не верил, что они пройдут дальше. Они были последними, кого назвали, Боян шутил, что после этого у него появятся новые седые волосы и хотел отдохнуть, но перед этим надо встретить всех друзей и родственников, кто приехали поддержать и поблагодарить. Там были его родители, несколько друзей ещё из школы, которые верили в их группу, и… — Привет, Бойчи, — знакомый голос заставил мгновенно развернуться и подпрыгнуть от удивления. Мартин. Цветичанин обнял его почти как раньше, но мысли не давали покоя. Любит ли он меня до сих пор? Есть ли у него кто-то? Что он скажет, если узнает, что я… Так сдружился с Йере. — Я видел тебя с парнем из Финляндии, — улыбка Юрковича казалась грустной, даже если он пытался это не показывать. — Ты светишься рядом с ним. — Прости, — Боян почувствовал укол вины и старался не сталкиваться с чужим взглядом, но не выдержал и посмотрел в глаза Мартина. Тоже карие, как и у него, хотя они больше похожи не на щенячьи, а на взрослого пса, повидавшего жизнь. — Не извиняйся, я понимаю, — он кивнул, ненадолго сжимая зубы, так, что даже Цветичанин заметил. — Я рад что ты нашёл кого-то, кто заставляет тебя так улыбаться и я искренне хочу чтобы ты продолжал быть таким. Грустная улыбка легче не делала, но изменить что-то в прошлом уже невозможно.