Supa Freak Love – Primer 55
Крики толпы забираются под кожу и возбуждённым потоком растекаются по жилам вместе с кровью. Громкость музыки и человеческого впечатления ощущается на теле пульсацией. Это подстрекает, ещё больше заставляет предвкушение холодить пальцы. Это пускает по телу мощный разряд. Клетка октагона статно возвышается в центре арены, орды людей омывают ее волнами и грозятся в порыве бушующего восторга друг друга задавить. Красно-синие огни прожекторов, пестрые плакаты реклам букмекерских контор и энергетиков, подпрыгивающий в непривычных интонациях голос ринганонсера и агрессивная музыка. Всё это слепит глаза, стреляет шумом в уши, заставляет напряжённый без того мозг ещё сильнее подкипать. Руслан на секунду прикрывает глаза и жмурится, встряхивая тело, чтобы прогнать назойливое гудение в голове. Слышит объявление собственной персоны и выходит, гордым выдержанным шагом следуя по ковровой дорожке, как всегда, игнорируя страстно цепляющие его руки фанатов. За его спиной секундант, медик и тренер, все трое пустословят в его напрягшиеся плечи и любезно улыбаются папарацци, поднимая на всеобщее обозрение свою главную гордость – заработанный Тушенцовым чемпионский пояс. Руслан пропускает всё мимо ушей, стягивает футболку, обувь и штаны в зоне подготовки, оставаясь в одних лишь чёрных спортивных шортах и бойцовских перчатках. Секундант даёт сделать глоток воды, вставляет ему капу и спешно смазывает смуглое лицо кремом. Следом человек из комиссии ощутимо проходится руками по мускулистому телу, ищет излишки вазелина и наличие пирсинга, проверяет верность перчаток. Успешно пройденный досмотр, и Руслан заходит в клетку, пробегается по окружной и останавливается в своей красной зоне. И теперь можно дать волю мыслям, дать бушующим чувствам свободу. Как же давно они не виделись на ринге, в стенах соперничества, ядовитости и гневной злости. Почти год прошел, а Руслан всё с такой же щекотливой сластью вспоминал чужое поражение. Вспоминал стремительно краснеющее веснушчатое лицо, водянистые глаза, стекающую быстрым ручьем кровь с виска. Особенно помнил приоткрытые сухие губы, с которых из-за дикой боли то и дело слетали хриплые стоны. Так бы и блаженствовал тогда, впитывал бы рассекающий гнев сероватых глаз, вслушивался бы в рычание, но рефери разнял их прежде, чем он окончательно вывернул бы рыжему руку. Кашин даже не думал стучать по канвасу в знак бессилия, даже не думал сдаваться, ведь только с Русланом не мог и не умел признавать поражение. «Упёртый чëрт», – улыбнулся шатен, следом думая, что в кровати, смиренно раздвинув ноги, рыжий уже не казался таким упрямым. Тушенцов ухмыльнулся воспоминаниям ещё больше. Всё же он помнил до мелкой детали каждую свою победу над Кашиным не только на ринге, но и в постели. И одно лишь его пропитанное ненавистью, а следом и удовольствием лицо казалось кареглазому наградой куда более ценной, чем сотня бессмысленных чемпионских поясов. И сегодня это осознание ещё больше распаляло в нëм желание одержать победу, ведь победа в их случае – власть. Власть над побеждённым. Ринганонсер произносит имя, которое в груди находит острый будоражащий отклик. И Руслан усмехается ещё ехиднее, зная, что Даня, в отличие от него, пройдётся по дорожке с открытым весёлым воодушевлением, улыбнётся и отобьёт кулак каждому фанатику и резвому энтузиасту. А ещё знает, что тот обязательно подмигнет очередной хорошенькой ринг-гëрл, чтобы дать надежду, а позже её расколоть. Знает всё, потому что имеет странную зависимую страсть: любит смотреть кашинские бои не столько с желанием познать технику, сколько с целью эстетической и глубинной. Тушенцов закрывает глаза, оттягивает момент встречи и крепче сжимает кулаки. Он чувствует, как ещё сильнее рассеялся под кожей заводящий холодок после ощущения вибрации канваса от чужой пробежки. Стал вслушиваться в слова ведущего, набираться энергией более агрессивной, настраиваться на кровожадную жестокость. – Дорогие друзья, пожалуйста, займите свои места. Мы начинаем. НАЧИНАЕМ САМЫЙ ОЖИДАЕМЫЙ БОЙ ГОДА! – взвыл ринганонсер, взмахивая руками. Арена заголосила, заполнила пространство радостными воплями. Энергия народа ещё сильнее укутала плечи заряженной прохладой. – Итак, уважаемые дамы и господа, наступил момент, которого вы так долго ждали, UFC с гордостью представляет вам главное событие вечера! Пятираундовый бой за титул чемпиона в полусреднем весе!!! Тушенцов тихо фыркнул на разгоняемый ведущим пафос и открыл глаза. Пять раундов для них – слишком большая роскошь, они любители укладывать в нокаут в первые пять минут. – Представляю вам соперников. Первый боец в синем углу клетки претендент на чемпионский пояс. Ему тридцать шесть лет. Рост: сто девяносто шесть сантиметров. Вес: ровно восемьдесят семь килограммов. Профессиональный рéкорд: семнадцать побед одно поражение. Чемпион Европы и России по ММА из Казани Данила Кашин! Взгляд голодный тут же чужую фигуру стал изучать, ощупывать. Бледное конопатое тело заметно подсохло, затвердело, кожа стала казаться совсем тонкой, с напором обтягивающей красивые сильные мышцы. Шорты и перчатки привычно белоснежные теперь ещё и серебряными вышивками сверкают. А глаза всё те же дикие, свирепые, до жути глубокие, такие, что не понятно утонуть или утопиться в них хочется. Всё это пленит, тянет к себе, как в первый раз. Всё это так хочется во благо себе кровавыми подтëками разукрасить. И это желание нездоровое и хищное Руслан отчётливо увидел и в кашинском лице. Потому что зависимость у них взаимная. – А вот и его соперник в красном углу клетки, обладатель чемпионского пояса. Возраст: тридцать восемь лет. Рост: сто восемьдесят шесть сантиметров. Вес: восемьдесят восемь килограммов. Профессиональный рéкорд: пятнадцать побед, одно поражение, одна ничья. Четырёхкратный чемпион по кикбоксингу и действующий чемпион UFC в полусреднем весе из Ачинска Руслан Тушенцов! Объявления заканчиваются, и оба проникаются горячим напряжённым чувством, ловят надвигающуюся устрашающую волну, начинают расшевеливаться, разминать руки, набивая воздуху лицо. Установленный между ними зрительный контакт казался испепеляюще тяжёлым, ледяным, таким, что при его виде фанаты начинали нервно кусать губы и пульсировать коленками. И этот накал комментаторы в прямом эфире ещё сильнее развивают, упоминают их конфликты, события уровня общественного резонанса. А ведь между этими двумя чуть ли не всю жизнь бушевала взрывоопасность. Всё это ещё в школе началось, ходили вместе на каратэ, метили в чемпионы, пока не столкнулись с жгучим предательством, настолько значимым, что общение закончили дракой до больничной койки. Потом пересеклись, когда у обоих уже жены были и карьера в спорте приличная, лет так в двадцать пять. И тогда образовавшуюся зависимость было уже не остановить, кровавые бои на ринге перерастали в публичные конфликты во время конференций, ушибы переходили в ломания костей, а ненависть преобразовывалась в пристрастие. Недосказанность копилась и, переполнив края допустимого, вылилась в странный порыв, острый, болезненный, выходящий за рамки, но по-своему нежный. И пошла тогда уже другая череда: разводы, срывы, жаркие ночи, сладкое сумасшествие, которое стало для них необходимостью. Тогда пришло осознание, что никого другого им не нужно, что ничто иное не заменит этого животного зависимого чувства, которое они разделяли между собой каждый раз. Они поняли, что неизбежно в друг друге нуждаются. И пусть года заметно изменили их со временем, убрали молодую излишнюю дерзость и резкость эмоциональную, но зависимость эта никуда не пропала, разве что переросла для них во что-то более значимое. Рефери выходит в центр клетки, становится преградой меж спичкой зажженной и фитилем бомбы. Народ сбавляет громкость, готовится к представлению. – Так, парни, строго выполняем правила, слушаем мои указания. Пусть победит сильнейший, пожали руки. По углам. Каждый раз просят руки пожать, но они этого никогда не делают, никогда не отбивают кулаки перед началом раунда или в качестве извинений. Они лишь пожирают друг друга глазами дальше. Находят общую нить, желание накинуться, нанести удар первым. Вот их по наитию, как магнитом, уже друг к другу агрессивно потянуло, но рефери грозно останавливает их руками, отрезвляет. Не разрывая зрительного контакта, парни расходятся по своим зонам. Вокруг образовывается мёртвая тишина. Воздух будто густым становится, напитанным. Им и вовсе кажется, что они здесь совсем одни. Друг другу принадлежащие, друг другу предназначенные. Они и их зависимость. Легкие сжиматься начинают быстрее, кровь пульсирует по венам, как горный ручей, бурля. И оба проникаются в момент глубоко возбуждающий, когда видишь перед собой добычу, но секунды и метр расстояния тяготят и разделяют, перед тем, как её получить. – Готов? Кивок. – Готов? Кивок. – Бой! Одно слово и границ в голове не остается, одно слово, и друг для друга они уже, как красные тряпки для быка. Лишь несколько желаний: пронзить, ударить, повалить, победить. Завладеть. Они срываются с места за секунду, первый удар забирает Кашин, точно проходясь крепким джебом по чужой скуле и тут же отскакивая назад на безопасное расстояние. Пульсирующая боль завела Руслана ещё сильнее, чего чего, а большой рукопашной работы он от рыжего не ожидал, тот любил работать ногами и в партере, но такие изменения дразнили даже больше. Тушенцов перешёл в наступление, стал гонять рыжего по октагону и пытаться зажать его у стены, зная, как тот этого не переносил. Не переносил, но всё же подпустил к себе слишком близко. Руслан прижал к металлической сетке, прошёлся по чужому корпусу жёстко, пару раз мазнул из-за выкинутого рыжим апперкота, но остался доволен, когда отпрянул: молочная кожа пресса тут же расцвела красными пятнами, которые вскоре грозились посинеть. Удовлетворенная короткая ухмылка и ещё больше движений. Светлые брови напротив хмурятся, глаза сверкают огнем угрожающим, Даня злится, и от этого ещё приятнее. Злится настолько, что не слышит криков тренера, что лицо алеет. Рыжий накидывается дико, пробивает чужое лицо двойками, даже через блок рассекает бровь и ноги в процесс запускает, стреляет в голень лоу-киками, как из пистолета, заставляя смуглые ноги слегка подкашиваться. Первые капли крови мажут белые перчатки, питают воздух железным горьким запахом. Тушенцов отшатывается, прикрывает голову, уворачивается от сильных фигуристых ног, пытается словить, как можно меньше синяков и ссадин, пока ищет подходящий момент. Бровь остро покалывает и горит, будто кто-то раскаленную железку о кожу потушить пытался, и кровь такая же жаркая стекает стремительно, уже доходя до скулы. Хорошая сечка, ничего не скажешь, и не подарить такую же сопернику в ответ уже дело неприличное. Руслан уходит от гнева рыжего в сторону, отвлекая ответными ударами, но схватывая напоследок крепкий хук, который рану на брови ещё сильнее раскрывает. Кареглазый фыркнул, понял, что пора уже этого паршивца на место поставить и хватается за чужую шею, нагружая, заставляя согнуться. Коленями со всей силы начинает поражать печень, чувствует, как собственные напряжённые мышцы загоняются в твёрдое тело, впиваются в него. Тушенцов слышит под собой хриплый рык, улыбается, пачкает веснушчатые лопатки своей кровью, ощущает, как кипят их тела, как горячее становится с каждой секундой. И тут Даня его мимолётное блаженство прерывает, ставит подножку, переводит в партер, начинает борьбу, но неудачно. Руслан изворачивается быстро и занимает позицию сверху, вдавливая чужое тело в канвас, блокируя ноги. И тут Кашин уже не может извернуться, он попал в собственную ловушку. Тушенцов с ходу начинает чужое лицо ударами терзать, рассекает губу и висок. Теперь они оба кровью друг друга заливают, окропляют алыми брызгами белые шорты Кашина вместе с канвасом, пока вьются змеиным клубком. Даня всё пытается позицию сменить, но Тушенцов любимые ноги железно захватывает, наваливается сверху, складывая рыжего в книжку. Он всегда растяжке его удивлялся, сам бы от такого положения уже взвыл, но это, как приятный бонус, дополнительное для него извращение. Бить продолжает, чувствует, как чужое тело слабеет, и впечатывается кулаками со всей силы в еле держащие блок руки. Вот она боль чужая и собственная, удар за ударом, кровь за кровью. Вот их главный наркотик, их сумасшествие и страсть. Руслан застаёт пелену в чужих глазах, сам от активных действий устаёт и сейчас лишь удерживает мёртвой хваткой мускулистое тело и наблюдает за тем, как быстрыми каплями кровь из разбитого Даней носа пачкает его раскрасневшуюся шею. Только сейчас Тушенцов осознает, в какой позе близкой и интимной они находятся, только сейчас во всю чувствует, что пахом в чужие жаркие бёдра вжимается и только сейчас на долю секунды глубоко наслаждается всем этим ощущением, а в особенности лицом, которое от него в нескольких сантиметрах. Оно окровавленное, уставшее, с влажным ртом, хрипло втягивающим воздух, и уже теряющими сознание глазами, но злое. Злое и красивое. Рефери уже готовится завершать раунд досрочно, в запасе полминуты, а Руслан всё следит за мутными серыми глазами, смакуя вкус победы. Наблюдает, пока в них резко не загорается огонь подозрительно яркий, пока данино лицо вдруг в ухмылке хитрой не расплывается. Исход казался всем явным и понятным, зрители и комментаторы уже готовились глаголить о тушенцовской непробиваемости, пока этот самый непробиваемый вдруг не оказался спиной на канвасе. Кашин воспользовался расслабленностью Тушенцова, выскользнул из хватки рук, располагая одну ногу на чужой шее, а другую под подмышкой, стискивая сильное тело и переворачивая на спину, усаживаясь сверху. Бедро теперь впивалось в гортань, удушая. Тушенцов начинал краснеть, хрипеть в недостатке воздуха, пытаться выбраться, но шансов не оставалось, слишком крепко, слишком близко. Руслан брыкался последние секунды до конца раунда, никак не мог сдаться, но мозг уже отключался. Кончики пальцев стали холодеть, лёгкие разрывались болью, а перед глазами всё темнело и темнело, пока лишь очертания кашинского лица там не остались перед полной бесконечной чернью. Глаза закрылись, Руслан уже плохо помнил, как их разнимали, как дышал через кислородную маску, как приходил в себя. Единственное, что точно отложилось, так это Даня жутко довольный, забравший у него титул чемпиона UFC в полусреднем весе, чью руку твёрдо держал поднятой рефери в знак победы. А дальше всё в туманной пелене: осмотр врача, ругань тренера в раздевалке, душ, сухость одежды, воняющее тошнотворно сладкой лавандой такси, плотный матрас отельной постели. И кислый вкус поражения на языке перед сном, правда с легким сладким послевкусием ожидания Кашина. Потому что свой проигрыш он просто так не оставит.❈-❈-❈-❈-❈
Killer Driller – AMIT
Бесконечные поздравления утомляли. Время уже к трём часам ночи близилось. Даня скучающе оглядывал стены ресторана, пинал оливку вилкой, гоняя её по тарелке с нетронутой едой, и пытался состроить участливый вид в бессмысленном обсуждении его спортивной команды и в диалоге с той самой ринг-гëрл с паршивыми табличками. – Я, на самом деле, до последнего думала, что ты победишь, – приглушённо веяла она, выражая высшую степень наигранной заинтересованности. Вся она такая, фальшивая и скользкая, как змея. Ещё и брюнетка с чёрными блестящими глазами-жуками, ему такие не нравились, хотя, кого он обманывает, последнее несколько лет ему никто не нравился. Даня выдыхает устало, случайно выбивает оливку за предел тарелочного поля и прекращает игру, потирая переносицу. У него гематомы по всему телу болью зудят, правый бок воет резью, а губу от игристого разъедает, как от кислоты. Ничего не мог с собой поделать, хотелось расслабиться. Ведь всё его сейчас окружающее совершенно не то, что ему было нужно. Не ради пышных застолий и похвалы он вырывал себе победу, его лучшая награда это Тушенцов, который сейчас находился в одном из номеров отеля, в ресторане которого Даня сейчас спасался от тоски оливковой игрой в футбол. – Знаешь... Когда он зажал тебя и схватил твои ноги... Я думала, что он тебе что-нибудь сломает, это было очень страшно, – почти шепчет она, но Дане вместо сочувственного тона слышится дразнящий соблазн. Он тут же перемещается на несколько часов назад, вспоминает, как всеми силами старался защищать лицо, как всё тело пульсировало жаром от неудобного положения и близости, как чужие глаза сверлили в нём дыры, как сильные руки сковывали движения. Каким же Тушенцов ему тогда показался голодным, явно соскучившимся по их кровавым играм. Голодным и горячим. Другого слова Кашин подобрать не мог, он чуть не пропустил стон, когда Руслан вжался в его бёдра, когда стал щекотать кожу каплями крови, когда начал смотреть так пристально, будто хотел проникнуть в его мысли через глаза. – Дань, всё в порядке? Ты покраснел, – волнительно буркнула девушка, всматриваясь в веснушчатое лицо. Кашин перевёл на неё взгляд, потом осмотрел всех вокруг и понял, что больше не хочет тратить время. – Да я перепил слегка. Скажешь им, что я к себе, – бросил рыжий и покинул стол, проходя к выходу. Но резко его остановили. Девушка, оказывается, увязалась за ним и сейчас требовательно удерживала его за локоть. – Слушай, я понимаю, мы знакомы всего несколько часов. Но... Может, я составлю тебе компанию? – начала заигрывать девушка, поглаживая напряжённую руку. Кашину захотелось показательно закатить глаза и развернуться, но он решил добавить в свой план некоторые изменения. – Дорогая, иди отсюда, – кинул он раздражённо и вырвал руку, поворачиваясь к девушке спиной и игнорируя недовольные выкрики в его сторону. Скрывшись за дверьми ресторана, Даня прошёл в фойе и вызвал лифт, чувствуя, что нетерпение и голод развились уже у него самого. Кнопка с цифрой десять, противная релакс музыка, растягивающая время, и Кашин, увязший в извращенности собственного воображения. Тяжёлый вздох, взгляд на свои серые шорты, а именно на область паха. Возбуждение не так очевидно, как могло бы быть. Звон оповещения, нужный номер и чёткий стук. Тихие шаги за дверью, щелчок. Карие глаза выглядывают из щели и из удивлённых превращаются в само воплощение полного удовлетворения, Кашин тихо прыскает на это и проходит внутрь. Дверь автоматически запирается. – Что, поздравления закончились? – едко усмехается Тушенцов, проходя в спальную. Он прислоняет к виску пакет со льдом и светит подкаченным татуированным телом с кровавыми ссадинами и лиловыми пятнами, щеголяя в одних тёмных боксерах. Ждал Кашина больше всех и всего остального, но пока виду не подавал. Даня загадочно улыбается, пока снимает обувь и вслед за рельефной спиной проходит в темноту комнаты. Двуспальная кровать, на которую Руслан без стеснения увалился, однотонная мебель, панорамные окна и единственный включённый настенный светильник. Манящий полумрак. – Скорее мне пришлось их закончить, – шепчет Кашин, с хищной плавностью приближаясь к кареглазому. Он смотрит на крупное расслабленное тело и любуется своей работой. Покраснения, багровые корки крови, фиолетовый оттенок синяков на голени. А Тушенцов так же рассматривает в ответ, откладывает лёд на тумбу и приподнимается, когда ловит задаваемую интимную ноту. А потом и ухмылка с хитрым взглядом быстро красит его лицо, когда он замечает чужое напряжение сквозь серые шорты. А то думает, почему Даня сегодня нервознее обычного. Руслан садится на край кровати, рыжий останавливается ровно напротив, закапывает руку в чужих волосах, играясь с ними на грани боли и нежности. А Тушенцов плутовские руки располагает на боках, одна скользит к паху, а другая к ягодице и движениями лёгкими начинает дразнить. – Ловко ты меня сегодня... – томно бормочет Руслан, утопая в сероватых глазах, в мыслях сравнивая Кашина с вампиром, который, казалось, был готов накинуться в любую секунду. А Даня уже неровно дышит, держит лицо, но внутри подтаивает от действий властной руки. – Не зря старался, – со вздохом усмехнулся в провокации рыжий, – я ещё надолго запомню твое лицо в тот момент. – Да что ты, – лыбится Тушенцов, внутри закипая, – это был последний раз, когда ты его видел. – Каждый раз ты это говоришь, и каждый раз не последний. Я придушу тебя через год, через месяц, когда угодно, потому что ты слабее. И сегодня ты делаешь то, что я скажу, – намеренно заливает бензин в вспыльчивость кареглазого Даня. Специально играя. Руслан скалится, подыгрывает. Только со своими правилами. Хватается за чужую шею крепко, сжимая гортань и притягивая к себе. Впивается в чужие губы, начинает кусать и оттягивать, добавляет в поцелуй новый вкус, вскрывая свежую рану. Сладкая теплая ржавчина на языке, злость и жадность. Длинные пальцы, которые больно сжимают волосы, и ответные укусы. Руслан забирается под чужое бельё, начинает возбужденную плоть ещё сильнее дразнить, заставляет хрипло поскуливать. Даня свободной рукой цепляется за чужую кожу, царапает плечо, вскрывает ссадины, давит на синяки. Делится сладкой болью, которую ощущает сам. Последний раз Тушенцов кусает губу, следом ласково вылизывает струящуюся кровь и ослабляет хватку всего на секунду прежде чем сжать шею ещё сильнее. Он давит вниз, усаживая рыжего на колени, а сам поднимается на ноги. – Я оттрахаю твой грязный рот, чемпион хренов, – рычит Тушенцов, путая руку в рыжих волосах, – и только попробуй прикусить. Даня смотрит на него снизу вверх, взглядом смешанным, то ли заискивающим, то ли довольным, то ли разрывающим. Наслаждается отчасти своим подчинённым положением, краснеет от извращённых слов. А кареглазый наблюдает, видит эту блаженствующую черту в чужом лице, всю картину эту смакует, и уже от этого боксеры тесными кажутся. Руслан загребает волосы в кулак и с силой веснушчатое лицо вжимает в свой пах. Не хочет ждать, хочет завладеть полностью. Если уж не в клетке октагона, то здесь, в стенах собственного номера. А рыжий не рискует, принимает бремя послушника и губами через ткань начинает обласкивать полувставший член. Одно ощущение жаркого дыхания, один вид смирившегося лица соперника всей жизни приносит непередаваемое блаженство, стягивает низ живота сладким спазмом, и Руслан сжимает сильнее, толкается, водит чужим лицом по себе, заставляет действовать. Кашин боксеры чужие тут же стягивает, сам чувствует колющее дискомфортом возбуждение и от того пускает тихий недовольный стон. Шатен воспринимает на свой счет, одной рукой начинает водить по члену, а другой спускается к чужим губам. Проводит с напором, вновь специально рану задевая, проникает большим пальцем в жар рта и заставляет открыть. За секунду вновь за рыжие волосы цепляется и вжимает в мошонку. От напора Даня дышит сбивчиво, начинает облизывать, ублажать всеми способами, которыми искусно владел. А Тушенцов гортанно рычит, ускоряет темп собственной руки и грозится чужие волосы вырвать. Кашин на боль взаимностью отвечать не забывает, спускает руки к бедрам и давит на синяки, принося в удовольствие кареглазого новые нотки. Руслан шипит и отдергивает чужую голову. – Рот шире открой и смотри на меня, – угрожающе хрипит тот. Он ловит чужой взгляд, ныряет в него, а сам по послушно открытым губам начинает головкой водить. Голову с истерзанными волосами поглаживает кончиками пальцев, а Кашин от этого только сильнее напрягается, пытается заранее воздуха набраться. Мягкая горячая плоть на губах оставляет солоноватый привкус, Даня отвлекается, подыгрывая чужим движениям языком, но ошибается. Тушенцов одним резкими движением входит до упора, вжимая чужой нос в коротко выбритый лобок и все-таки выдирая пару рыжих волосков под чужой вскрик. Тут крышу сносит безвозвратно, кареглазый начинает насаживать чужую голову на себя в диком темпе, цепляясь руками за затылок. И никак ему не удастся передать эти жаркие ощущения узкого сжимающего горла. Он двигался широко и резко, выходя наполовину и врезаясь обратно, и всё смотрел, поглощал глаза, которые начали слезиться. Даня в дальних мыслях радовался, что ничего не съел, чувствовал, как вновь раскрылась рана на губе, как жглись корни волос. Но не без того, получал глубокое во всех смыслах удовольствие. То, как шлепалась плоть о лицо, как мешались слюни с кровью, развратно стекая по подбородку, как горячий член расширял глотку и щекотал небо. Как глаза до жути тёмные, похотливо сверкающие, расщепляли собственные на атомы. Движение за движением, и Кашину всё больше хотелось закашляться, горло сжималось рефлекторно, а Руслан напрягался всем телом в ощущении наступающего оргазма и ещё больше расплывался от этого. Чувствуя, как жар надвигается волной стремительнее, Тушенцов выскользнул из чужого рта, давая Дане пару секунд. Тот втянул воздуха, откашлялся, но вновь открыл рот особенно высовывая язык, потому что знал, что Руслан любил кончать на него больше всего. Кареглазый стал быстро стимулировать член, уложив головку на язык. Он вздрогнул с хриплым стоном, заливая открытый рот белесой жидкостью и с ощущением ватных ног, шлепается на диван. Кашин, не отрывая взгляда, сглатывает, но смотрит теперь совсем по-другому. Презрительно, чуть ли не обиженно. – Да не смотри ты на меня так, – усмехается с полным эйфории лицом Тушенцов, наклоняясь к чужим губам. Целует уже иначе, вежливо и мягко, сминая чувственно в качестве извинения. – Победителям всё самое лучшее. Ложись, – мурлычит он, к телу бледному тут же с лаской приникая.