***
На одной из стен Королевской Библиотеки висело огромное панно, изображавшее красочную карту всего Амана и Арамана, да и немалой части покинутого Эндорэ. Эту карту не так давно, а именно на позапрошлый Праздник Середины Лета, преподнёс отцу Феанаро. При этом он горделиво, с невольным вызовом, заявил, что нет более подробной карты Валинора, чем эта. То была истина. Ведь ещё в молодости своей Куруфинвэ успел хорошо изучить земли не только Амана, но и Арамана. Но, что касалось карты Эндорэ… Финвэ лишь развёл руками. Ибо прославленный Мастер составлял её по обрывкам воспоминаний Перворождённых, опираясь на рассказы отца, да по старинным, почти забытым картам, во многом противоречившим друг другу и хранившимся в запыленных архивах… И вновь, в который раз, меж отцом и сыном происходил напряженный разговор про Срединные Земли. Самозабвенно и долго говорил Феанаро, забывая порой о всяческой сыновней почтительности, как именно видит он будущее Нолдор в Эндорэ. И казалось тогда Финвэ, что старший сын настолько поглощён этой навязчивой идеей, что даже его, того кто был и отцом, и матерью ему, уже не слышит, да и не услышит более. В великой печали слушал он пылкие речи сына Мириэль, и лик его был мрачен как грозовая туча, а после безуспешно взывал к тому, что оставалось ещё от рассудка первенца, неустанно доказывая на множестве примеров, что Валинор есть истинный и единственный дом для всех Эльдар. И вновь его первенец уходил в страшном гневе, который едва сдерживал при венценосном родителе. И оставлял он стоявшего посреди библиотечной залы Нолдорана в плену тягостных раздумий и дурных предчувствий. Сам же Феанаро, выйдя за ограду Королевского сада, что окружал Библиотечное крыло, вскакивал на своего коня, быстрого Рокко-сурэ, и мчал во весь опор на север, в Араман, туда, где средь высоких скал и вековечных ледников стоял в одиночестве его оплот, неприступная Формэноссэ. Ибо не терпел гордый Феанаро, до сих пор тайно скорбевший о своей, как он считал, всеми забытой матери, оставаться в доме отца своего и лишней минуты. И ещё больше из-за этого печалился Финвэ, видя, как стремительно отдаляется от него их с Мириэль сын. Нолэмэ не ответил на заданный вопрос, а лишь перевёл взгляд на панно, туда, где было изображено Куивиэнен. Радостные воспоминания вмиг овладели им, отгоняя прочь мрачные думы, что в последние дни посещали его всё чаще. Ведь со всё большей непочтительностью, всё резче отзывался Феанаро в его присутствии, да и не только, о Благих Владыках Валинора. И каждое его слово несло скрытый упрёк ему, который Нолдоран старался до поры просто не слышать. Но он не мог не замечать, как обычная братская неприязнь меж его старшими сынами давно переросла в страшный раздор, который уже затронул не только их многочисленный народ — искусных Мастеров и Языковедов… Его младший сын, златокудрый Арафинвэ, ничего не говоря, поднялся на ноги с ажурного кресла, в котором сидел, приблизился к нему, встал рядом и осторожно положил свою руку на отцовское плечо. Он очень хотел поддержать родителя, ибо не мог не ощущать, как тяжело сейчас у того на душе. Это уже стало традицией. Пока Феанаро и Аракано буквально разрывали на части кровоточащее сердце их общего отца, Ингалаурэ, который никогда не участвовал в их ссорах, сохраняя нейтралитет, был рядом с ним, на его стороне. В те моменты он как никто другой близок Нолдорану, ибо также страдал от безумного соперничества старших братьев за отцовскую любовь. И часто мудрый не по годам юноша, сидя у ног утомлённого отца, который вновь и вновь неустанно восстанавливал хрупкий мир в своём доме, молча играл на любимой им арфе, даря долгожданный покой измученной душе Финвэ, а заодно и собственной. Так, среди библиотечной тишины, они простояли несколько долгих минут. Наконец, очнувшись от воспоминаний, Нолдоран тихим голосом произнёс с явным облегчением, обращаясь к чуткому Ингалаурэ: — Как же я рад тому, что хоть твоё имя не упоминается в этих чудовищных слухах, лишенных всякого смысла! Глубокий вздох, и Финвэ с плохо скрытой болью смотрит на младшего сына, что так редко теперь покидает Лебединые Гавани, держась немного в стороне от их внутрисемейного раздора. — Хоть тебя и твоей семьи это не коснулось! Хвала Валар!.. — Хвала Валар что я — твой младший сын! — восклицает Арафинвэ. Нолэмэ недоумённо смотрит на него, и он быстро поясняет своё столь неожиданное высказывание. — Признаться, аtar, то, что моего имени не упомянули в этих слухах, — чистая случайность. Ведь для моих братьев я всегда был неразумным малышом, который просто не мог с ними соперничать. Вернее, они просто не считали меня таковым. Феанаро, в лучшем случае, просто не замечал меня. Молчаливое презрение, да холодный пронзающий взгляд, от которого мне всегда становилось не по себе, вот мой удел. — Арафинвэ тяжело вздыхает. Ему до сих пор больно вспоминать, как в детстве его старшие братья жестоко пренебрегали его обществом. — Аракано же считал, что я должен, прежде всего, усердно познавать различные науки и быть при тебе, матушке и наших сёстрах, а не лезть, как он однажды выразился, «в то, что никак меня не касается…» — Тем не менее, именно из-за этого пренебрежения твоё доброе имя не очернено этими жуткими, противоречащими друг другу слухами, — с вымученной улыбкой произнёс Нолдоран, и отцовская гордость сквозила при этих словах в его взгляде. — Хоть какое-то благо… — чуть заметно улыбаясь, тихо отвечает Ингалаурэ. Потом он медленно подходит к панно и, долго рассматривая его, наконец спрашивает: — Atar, позволишь ли ты мне высказать предположение, касающееся этих слухов, что порочат имена моих братьев? — Говори, — разрешает Финвэ, внимательно следя за своим всегда умиротворённом сыном, чью мудрость не устают воспевать менестрели трёх родов Эльдар. — Тот, кто разносит их, явно преследует цель окончательно и бесповоротно рассорить моих старших братьев и тем самым свести все твои и мои усилия на нет. — Как можно спокойнее произносит Ингалаурэ, найдя на карте Миндон Эльдалиэ, длинный шпиль которого венчает сверкающий алмаз. — И порой кажется мне, что тот, кто является источником их, специально подогревает сына Мириэль к безумному мятежу против Валар и опрометчивому исходу из Благословенного Края… Ибо, лишившись поддержки Владык наших, пусть даже незримой и почти не ощутимой, он окажется абсолютно беззащитен перед опасностями Срединных Земель… Оставшись один, Пламенный Дух станет лёгкой добычей тварей Отступника. Он замолкает всего на миг и вдруг, исполненный праведного гнева, говорит: — Если не его самого… Нолдоран вздрагивает, услышав последнюю фразу сына. Ему даже страшно представить то, что его первенец может подпасть под чары Падшего Вала. Тем временем Арафинвэ, переведя дыхание, спокойно продолжает: — И если бы не эти чудовищные слухи, то, быть может, брат мой Куруфинвэ, которого истинно по заслугам называют Величайшим из Эльдар, не таил бы жгучую обиду на Учителей наших и не рвался бы так яро в Эндорэ, а остался подле тебя, аtarinya, как чувствую я, ты истово того желаешь. — Нолемэ кивает. Он не хочет терять теперь и Феанаро. — И Аракано не приходилось бы занимать его место по правую руку твою в редкие дни заседания Королевского Совета и различных торжеств, что сделались теперь столь часты… — И вправду внуки Финвэ по очереди, один за другим, объявляли о своей предстоящей помолвке. — И не пропадал бы наш старший брат в Арамане, готовясь средь вечных льдов и опасных скал к своему безумному походу, на который ты, о аtarinya, ещё не дал своего благословения… — Воистину твоя мудрость, о yondonya, велика. И по праву ты, Арафинвэ, один из лучших учеников Румиля, в молодости своей сидел рядом со мной в Королевском Совете. Ведь только что ты подтвердил мои опасения… — Тихо молвил Нолэмэ, и его величественный лик был бледен в тот час. — И не зря порой я вижу в тебе моего Наследника, ибо ведаю я в мудрости своей, что тот, кто добровольно отстраняется от власти, как от безжалостного огненного вихря, более достоин её, чем тот, кто безумно жаждет её, как воды… Ингалаурэ вздрагивает от неожиданного признания Tarо и резко оборачивается. Теперь он глядит в недоумении на своего отца. Тем временем Финвэ, тяжело шагая, возвращается к креслу, в котором сидел, и тихим голосом произносит: — Но всё же в одном ты не прав. Куруфинвэ и без этих слухов, достойных лишь презрения, рано или поздно загорелся бы этой безумной идеей. Ибо с самого детства его привлекало всё новое и неизведанное ранее. Воистину в нём течёт кровь Нолдор. Усаживаясь в глубокое кресло и подняв бокал с недопитым вином, он тихо продолжает, наблюдая, как красиво золотистые лучи Лаурелина играют в наполненном жидкостью хрустале: — Но вот что меня тревожит yondonya… — снова горький вздох. — Арафинвэ, ведь более всех об Срединных Землях он изведал от Отступника, которого, словно назло мне, продолжает считать чуть ли не самым близким другом. Не может ли быть такого, что именно он распускает эти ужасающие слухи? Пускай тут он не властен причинить кому-нибудь своё Зло, а тем более Куруфинвэ, но ведь в Эндорэ… — Нолдоран на один миг отвлекается и ставит так и не допитый бокал с вином обратно на край дубового стола, заваленного кипами рукописей. Лишь полностью заваленный бумагами стол явился результатом прошлого разговора Финвэ и Феанаро о будущем Нолдор. — А наш с Мириэль сын не хочет даже и слышать о том, что нам, Перворожденным, прекрасно видно скрытое в его якобы благих намерениях зло, — печаль слышалась в его голосе. — И более всего я боюсь ошибиться. Ведь не даром Отступник оправдан Кругом Судеб. Ты и сам уже родитель и прекрасно понимаешь меня. Ведь я лишь хочу отгородить твоего более чем независимого брата от дурного влияния, которое, по-видимому, уже начало приносить свои вредоносные плоды… Правда, Астальдо и Ульмо, разделяют опасения Перворожденных… И конечно, более всех из Валар они были поражены странной дружбой моего великого первенца с… — и он вдруг запинается, но потом, с видимым трудом, яростно, с ненавистью, всё же договаривает, — Мелькором… Златокудрый Арафинвэ теперь сделался также бледен, как и резко откинувшийся на спинку кресла Нолдоран. С жалостью и с большой тревогой он смотрит на своего венценосного отца. И ничего не видит Нолэмэ в его взгляде, кроме боли, сожаления и сочувствия. Ведь далеко, слишком далеко раскинулся Альквалондэ от Тириона, что живёт теперь, словно под ним находится большой огромный погреб, полный готового взорваться в любой миг огня. И всегда с некоторым опозданием туда доходят вести, особенно дурные. Ведь в Альквалондэ всегда царят безмятежность и спокойствие. И само тёплое море, что омывает белокаменные Гавани шумом волн своих, подобным шелесту колыбельной, дарит отдохновение от различных тягот и мрачных дум. Именно оно так необоримо влекло юного Ингалаурэ, измученного и уставшего от бесконечных ссор старших братьев. В малодушии своём он часто оставлял Тирион-на-Туне, где на высоком престоле восседал их отец, премудрый Финвэ, и сломя голову мчался в Лебединые Гавани. И потом, повзрослев и женившись на прекрасной Эарвен, с великой радостью называл он город своего тестя, славного Ольвэ, своим домом. И в мире жил младший из трёх Финвионов там со своей семьёй. Долгое время неразумно считал он, что, поступив так, оградился от неугасающей распри между Феанаро и Аракано. Теперь же, когда даже и та немалая часть народа Нолдор, что издавна жила в Гаванях и их окрестностях, стала нашивать на одежды свои герб, который с течением времени закрепился за Арафинвэ и его семьёй, он понял, что раздор, от которого он бежал, коснулся и его… — Не надо, так аtar! — Невольно восклицает Ингалаурэ, чуть подавшись вперёд. — Мне страшно и больно это слышать. Всего один лишь вздох и он, успокоившись, твёрдым голосом продолжает: — Ведь ты наш Tarо, избранный народом на трон до самой Второй Музыки… Тем более, я лишь твой третий сын и предо мной есть более достойные твоего венца… И если не старшие братья мои, то хотя бы их первенцы — Майтимо, что более всех своих братьев нравом похож на свою мудрую мать, или же Финдекано, что так дружен с ним. — Те из Нолдор, что обитают в Альквалондэ, добровольно приняли твоё правление. Не ты, но они так решили. И я полностью согласен с этим, ибо именно так когда-то избрали на трон, обличив властью, и меня… — отвечает сыну Нолдоран. — И пока ты, Арафинвэ, признаёшь меня своим Сувереном, то быть по сему. — Глубокий вдох, и Финвэ быстрым, едва уловимым жестом указав на разноцветную карту, что висела позади младшего сына, в раздражении молвит: — Твои же старшие братья жаждут власти друг над другом. Каждый из них тайно завидует правам и владениям другого, хоть и абсолютно равные почести они получают средь Нолдор во всём Благословенном краю. И нет уже того единства в нашем Народе, что было в дни молодости моей. Но прав ты, Арафинвэ. Прав. Ибо, несмотря на великую и губительную распрю между отцами своими, Майтимо и Финдекано всё же дружат и, как я погляжу, довольно крепко. И ведаю я, о дорогой мой сын, что с честью пройдя множество страшнейших невзгод и тяжелейших испытаний, которые ещё выпадут на долю Нолдор, внуки мои, первенцы у своих отцов, сыновей моих, а средь них и твой Финдарато, — и он улыбается, вспомнив, как превосходно на последнем торжестве играл на арфе Инголдо, — в конце концов вновь объединят Нолдор в единый народ. И будет в вас, как в прежние времена, снова единый Tarо Нолдорева. И вновь Ингалаурэ вздрогнул от неожиданности. Слишком уж больно резануло ему слух последнее предложение Нолдорана. Вот уже второй раз за их недолгий разговор, длившийся не больше четверти часа, его отец говорит поистине страшные вещи. И чувствует он — то не простые оговорки. Вдруг острый озноб охватывает Арафинвэ, ибо ощущает он, что сказана ужасающая правда… Всего на одно мгновение Финвион крепко зажмуривается: вновь возвратилось к нему предчувствие неумолимо надвигающейся беды, что скоро всех их настигнет. Безжалостна будет она, принеся одно лишь горе и неутешную скорбь, и не будет от неё никакого спасения… Ибо Великая Тьма поглотит без разбору всех и вся, и лишь пресветлый Эстель будет надёжной защитой от накатившего отчаяния… Ведь именно так когда-то, давным-давно, ещё при оглашении «Намна Финвэ Мириэлло», грозно рёк своим всегда тихим всепоглощающим голосом Валатаро Намо, также называемый по чертогам своим Мандосом. Дурным предзнаменованием посчитал он тогда уход в свои просторные Чертоги, пусть и добровольный, Мириэль Териндэ. Тот уход стал лишь первым знамением беспощадной Тени, что так внезапно пала на Благословенный Валинор. Вторым же знамением было скорое освобождение и прощение Мелькора Кругом Судеб… Вдохнув побольше воздуха, Арафинвэ, открыв глаза, обеспокоенно смотрит на погружённого в свои тяжкие думы осунувшегося, как после тяжёлой раны, отца. Со дня, когда поползли среди Нолдор пугающие слухи, Финвэ очень изменился как внешне, так и внутренне. Сейчас Нолдоран более всего походил на натянутую до предела тетиву лука. Одно неосторожное движение, и она с громким скрежетом оборвётся, серьёзно ранив нерадивого лучника. И чем больше росло напряжение среди многочисленных Нолдор, тем больше мрачнел и становился резким их Tarо — Финвэ Нолэмэ Нолдоран. Душно сделалось в Тирионе, словно перед грозой, но вот уже долгое время не «плакали» небеса и не дарили живительную влагу всему живому. — Страшны слова твои, atar. Очень страшны. Не могу я поверить в них до конца, хоть и чувствую, что горькую правду рёк ты ныне. — Дрогнувшим голосом произнёс Ингалаурэ, глядя на непривычно заострившиеся черты своего отца. — Мои старшие братья во всём желают походить на тебя, но не более… Ты сам только что сказал мне, что Равновелики они пред народом нашим. Да простишь ты мне мой дерзновенный вопрос… Он наклоняет голову. Это не случайный жест. — Прошу, аtar, ответь мне искренне: равны ли они пред тобой в твоей отцовской любви? — Ты мудр, и суть вещей, что обыкновенно сокрыта, видишь слишком глубоко, также, как и дети твои: Финдарато и Нэрвендэ. Ты говоришь о сути, как всегда, слишком прямо, по-другому ты не умеешь. — С трудом, отвечает Финвэ, крепко сжав подлокотники кресла. И боль слышится в его голосе. — Зачем же ты, Ингалаурэ, так страшно мучаешь меня, задав вопрос, на который и сам прекрасно знаешь ответ?.. — Прости меня, atarinya. Прости меня, … Менее всего хотел я уподобляться сейчас Аракано… Ведь, в отличие от него, я знаю ответ на этот вопрос и ни в коей мере не боюсь размышлять о нем… — Арафинвэ бросает виноватый взгляд на Нолдорана, чьё бескровное лицо застыло каменной маской. — Я просто хотел показать тебе, как я теперь вижу, не самым удачным образом, что мои старшие братья вовсе не желают власти над Нолдор. И завидуют они друг другу не из-за высоких титулов своих, что дал ты им, Tarо, но люто соперничают между собой за место в сердце твоём. Прервавшись, Ингалаурэ, в плену сильных чувств, делает несколько резких шагов вперёд, и полы его нежно-голубых одежд развиваются на легком ветру. Также внезапно остановившись, он продолжает свою речь, и едва заметная горечь слышится в его словах, но не единой доли невольного упрёка. — И отнюдь не жаждет любимец твой, Феанаро, власти над нами. Но никак не может он простить нам, детям Индис Ясной, того, что мы — и твои дети тоже. И до сих пор не может Куруфинвэ смириться, как ни старается, с тем, что и в нас пятерых, так же, как и в нём, течёт твоя кровь, atar. Новых, ещё неизведанных им земель он жаждет, — и Финвион, простирает руку, указывая на изображение Куивиэнен, — и подозреваю я, что даже если бы никто из молодого поколения не поддержал его в его стремлениях, даже если бы славные дети его не последовали за ним, он бы всё равно, презрев все опасности долгого пути, один отправился в Эндорэ. Финвэ неосознанно кивает, соглашаясь со словами сына. Из собственного горького опыта он знает, что Феанаро при любых обстоятельствах всегда добивался намеченной цели, энергично и настойчиво он шел к ней, с присушим только ему одному небывалым упорством, которое, как казалось многим из Эльдар, граничило с упрямством. И мало кто мог повлиять на единожды принятое им решение мудрым советом, а силой никто не был способен изменить мысли и стремления Пламенного Духа. — Что же до Аракано, — Опустив руку, продолжает Ингалаурэ, смотря куда-то поверх головы Нолодорана, — он желает лишь восстановить попранную справедливость, atar…Он более других, если не считать нашей бедной матушки, страдает от бесчисленных нападок сына Мириэль, которые заслужил лишь фактом своего рождения… — в очередной раз вздохнув, он заканчивает свою затянувшуюся речь. — Я же с детства привык быть невольным свидетелем буйных ссор моих неугомонных братьев, посему, достигнув зрелости, я избрал спокойный Альквалондэ домом для моей семьи. Но и это не спасло, ибо гибельный раздор средь Нолдор добрался и до Гаваней… Арафинвэ, замолчав, сжимает вмиг побелевшие кулаки. Его величественный лик грозен. Небесно-голубые очи пылают неистовым гневом. Поддавшись ему, он всё же решается продолжить. Ярость слышится в его словах, эхом отдающихся от стен просторной библиотечной залы: — Atarinya, я чувствую неумолимое приближение Великой Тьмы, что вскоре падёт на Валинор! Предчувствие это не оставляет меня с тех самых пор, как некогда поверженный Отступник, обретя долгожданную свободу по милосердию Круга Судеб и впервые спустившись с благословенной горы Таникветиль, по некой роковой случайности встретил возле Великих Древ нашего с Аракано старшего брата, Куруфинвэ, которого все мы не осмеливаемся называть не иначе, как Феанаро… При этих словах болезненная гримаса исказила бледное лицо Нолдорана. Он был при этом и хорошо помнил тот момент, когда беловолосый Вала приметил средь прочих Эльдар, что обступили Древа, их с Мириэль сына и стремительно приблизился к нему… — С моим первым сыном связаны ужасные знамения. Воистину великое будущее было предначертано Куруфинвэ многими из Стихий: и Намо, и Аулэ с Яванной, и Ульмо, и Ниэнной в тот час Смещения Света, когда он был рожден. — Потупив взор, чеканя каждое слово, произносит Финвэ. — Мириэль считала, что Феанаро вобрал в себя то, что могло бы взрастить многих. И это чистая правда. Ведь нет более искусного и прославленного Мастера среди нас, чем твой с Нолофинвэ брат… — ему тяжело от нахлынувших воспоминаний, но побуждаемый к тому душевным зовом, он продолжает своё откровение. — Давая ему жизнь, она истратила почти все свои жизненные силы… Но никогда не поверю я, что рождение могучего сына нашего стало причиной её скорого ухода… Это Отступник, с помощью своей губительной ворожбы, медленно и незаметно для нас, Эльдар, истомил Мириэль… — Вдох сквозь зубы. — Он и только он виновен в этом Искажении… Нолдоран, гневно сдвинув брови, внезапно вскакивает на ноги столь резво, что чуть не опрокидывает кресло, в котором только что спокойно сидел. Ингалаурэ едва достаёт сил, выдерживать пронзительный взгляд своего отца. — Я довольно долго вёл сюда наш народ. И сумел пройти с народом Нолдор через все опасности длинного пути. Но тяжело бремя Вождя, ибо превыше моих возможностей было суметь защитить всех, кого я вёл за собой. — Звенящим от напряжения голосом произносит Нолэмэ. — И многих из них во время пути нашего погубил Чёрный Всадник… — Сжатый кулак Нолдорана рассекает воздух. — И среди прочих старшего сына Эльмэ, Гэлеона Койрэ и его супругу Миниэль Нисиломэ, что дали жизнь Мириэль Сериндэ, которая, хоть и многим позже, разделила их судьбу… Ингалаурэ поражён таким внезапным преображением своего отца. Перед ним вдруг предстал высокий, широкоплечий Tarо своего Народа. В потемневших от гнева очах своего отца он увидел небывалое упорство и устремленность. И стало ему ясно, почему именно Финвэ, избрали послом в Валинор, а позже и одним из предводителей Великого Похода. Да, его отец скорее погиб бы сам, но защитил своих подопечных Нолдор от Чёрного Всадника, что безжалостно губил отстававших. — Маханаксар его простил, но нет ему прощения в сердце моём. Из-за него я потерял Мириэль, но я не допущу, чтобы он отнял у меня и её сына. — Остыв, глухо произнёс Нолдоран, подойдя к Арафинвэ и взглянув на панно. — С самого Пробуждения Квенди он жаждет обрести власть над нами. Народ Ингвэ слишком близок в Валарам, поэтому Отступник даже не пытался приблизится к ним. А вот что он сделал с Нолдор, и в особенности с Куруфинвэ, ты прекрасно видишь и сам. — О Atarinya, он ведь приходил и к нам в Альквалондэ. Ангарато как раз впервые самостоятельно спускал на воду свой корабль. Отступник, незаметно появившись на пристани, пытался завести с ним разговор, но от него так тянуло холодом Мандоса, что Айканаро, который тогда был при старшем брате, прервал его и отослал прочь. — Глядя на величественный отцовский профиль, рассказал Арафинвэ. — Он приходил еще несколько раз, но каждый раз, едва он начинал свои речи, как его малочисленные собеседники под благовидным предлогом покидали его. Со мной он тоже пытался заговорить, но из-за плохих предчувствий, что возникают у меня после редких встреч с ним, я начал избегать его… — Как я понимаю, твои дети тоже стараются не встречаться с ним? — Спросил Нолэмэ, продолжая любоваться одним из творений первенца. — Я не мог не заметить того, что все пятеро приехали в Тирион как раз в то время, когда Падший Вала повадился наведываться в Гавани. — Да, это так. Я намеренно отослал их сюда, чтобы они погостили у тебя и лишний раз не встречались с ним. — подтвердил отцовскую догадку Ингалаурэ. — Я сделал это ради моего спокойствия, и чтобы обезопасить их души… — Обезопасить их души? — Переведя взгляд на стоявшего от него в нескольких шагах сына, обеспокоенно спросил Финвэ. Перед его глазами тут же встали вновь те страшные картины, которые стали преследовать его после освобождения Чёрного Всадника. — Я не ослышался? — Да. Потому как он чем-то угнетает Эльдар, с которыми пытается завести разговор. Сердце прекрасной Артанис наполняется небывалой ненавистью и великим страхом при встрече с ним. — Он замолкает, вдруг вспомнив единственный довод мудрой дочери, которая объяснила ему, почему она с гордостью трижды отказала Феанаро в его более чем странной просьбе. Покачав головой, Финвион продолжает: — Финдарато же, бывало, по нескольку Кругов Света после встречи с ним оставался печален и не играл на своей златой арфе, и не пел прекрасных баллад, а вместо этого в одиночестве прогуливался по пустынному побережью, и лишь Амариэ, что тенью ходит за своим возлюбленным, удавалось развеселить его. Оссэ гневается, и море бушует в то время, когда Отступник стоит на его пологом берегу. И взывать приходится Ольвэ к Уинэн, ибо только она может успокоить своего супруга… Финвэ не успел ничего ответить — из распахнутого настежь окна до них донесся шумный гул толпы. Нолдоран, утомленный от разговора на болезненную тему, нахмурившись, проворно повернулся к ближайшему выходу и жестом пригласил сына следовать за собой. Дойдя до узорной ограды, что шла вдоль Библиотечного крыла, отец и сын увидели, как небольшая группа Нолдор в одеждах Первого и Второго Домов, стоя посреди оживлённой улицы, затеяла ожесточенный спор, что вот-вот грозил перерасти в драку. — Валинор — Златая Клетка! Нас заманили сюда обманом! — Сей Край — Благословенная Земля! Мы пришли сюда добровольно! — Валар — Самопровозглашенные Владыки! Они жаждут видеть нас покорными рабами! — Стихии — Мудрые Наставники! Они желают лишь видеть наше благополучие! — Блаженство Амана — Иллюзия! Мириэль Териндэ угасла здесь! — Безопасность Эндорэ — Морок! Эльвэ Синголло сгинул там! — Лорд Аракано — Марионетка! С его помощью Маханаксар хочет заполучить Сильмариллы! — Лорд Феанаро — Мятежник! С его помощью Отступник хочет извратить Эльдар! — Первенец Индис — Изменник! По Слову Валар он готов свернуть своего Короля и Отца! — Сын Мириэль — Заговорщик! В ненависти своей он готов изгнать единокровных братьев! — Дети Калимэ — Бастарды! Первоначальный Закон нерушим! Статут есть проявление Искажения! — Yondo Сериндэ — Бунтарь! Закон Священен! Статут — проявление Воли Эру! — Валар извратили Замысел! Лишь Мелькору дано было узреть это! — Круг Судеб непогрешим! Лишь Отступник пошёл путём преступлений! — Слепой раб, готовый преклоняться за крошки с господского стола! — Глупец, готовый по злой воле Безумца прыгнуть с головой в омут! Воздух раскалился. Что-то страшное должно было произойти в ближайшие минуты на этой улице. Нолдоран, молча наблюдавший за горячившимися Нолдор, был как натянутая струна. Он смотрел невидящим взором на подданных своих старших сыновей, что в пылу ожесточённого спора просто не замечали присутствия Верховного Короля, стоявшего недалеко от ограды. Очень бледный Ингалаурэ замер рядом с отцом. На прекрасном лице его читалась сильнейшая душевная боль. Невыносимо было видеть, как некогда единый Народ все больше разобщался, поддавшись влиянию враждующих меж собой старших сыновей Нолдорана. — Ещё немного, аtarinya, и они схлестнуться в рукопашную… — Великими беспорядками охвачен ныне пресветлый Тирион. Давно покинуло его спокойствие. — Бесцветным голосом произнёс Нолэмэ. — Страшный Раздор, что разгорелся в моей семье, успел перекинуться на мой Народ. Ненависть друг к другу поселилась в сердцах вассалов твоих братьев. И почитают они лишь своих Владык… — Мы должны действовать! Не то рано или поздно один из этих чудовищных слухов станет правдой! — Воскликнул Арафинвэ, с ужасом наблюдая как смуглолицый нолдо, Принц Морифинвэ, в гневе с силой оттолкнул кого-то из спорщиков. — Мне страшно даже представить, что может последовать за этим! — Ты, безусловно, прав. — Неосознанно кивает его отец. — Слишком долго не хотел я замечать Непокой среди Нолдор. — Молвит Финвэ, видя, как Карнистиро с лёгкостью валит на брусчатку своего соперника. — Слишком долго я был глух к разумным речам Нолофинвэ и избегал его речей о Верности Владыкам Валинора. Слишком долго не давал я свой королевский и отцовский ответ на вопрос Куруфинвэ об Исходе Нолдор в Эндорэ. — Что же ты намерен теперь делать? — Посмотрев на встревоженного отца, дрогнувшим голосом, тихо спросил Ингалаурэ. — Немедля созвать всех Вождей на Королевский Совет. — Повернувшись лицом к младшему сыну, говорит Нолэмэ. — Смуту в нашем Народе надлежит пресечь на корню, иначе твои опасения станут явью раньше, чем ты предполагал. — Надеюсь, на этом Совете мы наконец-то выясним, кто именно распускает клевету о намерениях и планах Феанаро и Аракано. И сын Мириэль узрит истинные цели, что преследует Отступник! — Да будет так! — Поспешно отозвался Финвэ. Он боялся, что одного из старших сыновей всё же придется призвать к ответу. Призвать сурово, но, разумеется, справедливо. Судить, как преступившего Закон. Но как отец может быть беспристрастен, вмешиваясь в ссору своих любимых сыновей? Как Сюзерен может не разделять тяжкую вину своих Вассалов, за которых ответственен? Между тем, за оградой началась настоящая битва. Громкие боевые кличи перемешивались со звуками ломающихся костей и выворачиваемых сухожилий. Разъярённые поданные Феанаро, не смотря на малое число, теснили к просторной площади сторонников первенца Калимэ. Карнистиро громко смеялся, видя, как трусливо отступают пред ним и его верными друзьями подхалимы Самозваных Владык Арды, что так завидуют необыкновенному таланту Государя Формэноссэ. А Ингалаурэ горестно вздыхал, едва поспевая за Нолдоранам, что стремительно шёл в Престольный Чертог. Сердце его сжималась от предчувствия надвигающейся Тьмы. Он содрогался от своих вещих видений, не желая им верить. Но не знал Арафинвэ, что безжалостный Рок давно избрал Феанаро своей жертвой, и Великая Тьма принесет Нолдор страшное горе. Пролитая кровь, коварный лёд, безутешные стенания и пламень войны ожидают их впереди…***