The sun

      Мондо сидел на кровати, закрыв лицо руками. Дверь была заперта, чтобы никто не смог зайти. Никто не должен был видеть его таким: трясущимся от переполняемых эмоций. Страх, боль, раскаяние и ненависть перемешались, окрашивая всё вокруг в чёрный и вырвиглазный розовый. Он не мог поверить в произошедшее. В то, что снова собственными руками уничтожил самое дорогое.       Образ Чихиро не покидал мысли: радостная улыбка и горящие глаза, смотрящие в душу, когда он просил о помощи. Такой светлый и живой. Храбрый. Словно любознательное солнце, стремящиеся коснутся и согреть своими лучами всё вокруг. — Я хочу измениться! Я живу во лжи. Я слаб. Я хочу уничтожить того себя навсегда! Мне нужно измениться, ведь я больше не хочу быть слабым. Ты ведь сильный и ничего не боишься, да?       Эти слова были остры, как хорошо заточенный нож. Лезвие скользнуло по сердцу и открыло старую рану. Задело мозг, расковыряв глубоко погребённые воспоминания. Движение было случайным, совершенно не намеренным, но не для Овады. Не для человека, что не смог принять свою слабость и побороться с ней на равных в честном поединке лицом к лицу. И из-за этого потерял голову. Лишь на мгновение снова почувствовал отчаяние, толкающее на безрассудсто. Сам он понимал, что это не оправдание преступлению, которое он совершил. Это отговорки слабака.       Из глаз текли горячие слёзы, а дыхание сбилось, от рвущихся из груди криков. Горло уже начинало болеть, но сам Мондо не мог остановиться. Всё вырывалось наружу неукротимым торнадо, стремящееся разрушить последнее, что осталось. — Прости меня… Прости меня, Чихиро, я не хотел этого… Не хотел! — голос был хриплым, надорванным и больше напоминал скулёж раненного зверя. — Я завидовал тебе, ведь ты был намного сильнее!       Слова летели в пустоту. Как бы Овада не хотел услышать хоть что-то вместо тишины, Чихиро не ответит на извинения. Его здесь больше нет. Постепенно, на место агонии пришла усталость. Почти все силы разом покинули тело, оставив после себя лишь тяжесть и засохшие дорожки слёз на щеках. Он тяжело вздохнул, когда потускневший взгляд упал на плащ, валяющийся на полу. Белая подкладка окрасилась в ярко-розовый цвет и пропиталась удушливым запахом железа. Стоило бы избавиться от этой улики. Спрятать от собственных глаз подальше, но, словно в бреду, байкер взял вещь в руки и прижал к своему лицу. Это казалось безумием, пока не прозвучали тонкие нотки другого аромата. Еле ощутимого, но лёгкого и обволакивающего. Будто чьё-то объятие. — Пахнет, как солнце…       Ему потребовалось мгновенье, чтобы понять, кому принадлежал этот запах. На лице Мондо появилась слабая улыбка, и сердце, ударившись о грудную клетку, как рвущаяся на свободу птица, упало, разбившись на множество осколков. — Эй… Если, ты меня слышишь, то знай, я сделал всё, что смог, чтобы сохранить твой секрет. И сделаю завтра ещё больше на суде. Это слово мужика. И я, блять, в лепёшку разобьюсь, но сдержу его!       Прикрыв глаза, Овада осторожно прижал плащ к своей груди и упал спиной на кровать. Он бы мог поклясться, что чувствует небольшой вес и тепло. Будто кто-то лежит сверху на нём и обнимает в ответ. Однако, это была лишь игра уставшего мозга, что в скором времени дал команду «отбой».       Завтра труп будет найден и вся правда станет явной. Это неизбежно. Но, пока ещё есть время, тайны останутся только между ними.