I'm addicted to you

       — Нет.       Пожалуй, это «нет» в жизни Джисона самое твёрдое и быстрое. Обычно он отвечал отказом весьма спокойно и даже равнодушно. Если громко и заведённо, то лишь в шутку, подхватывая атмосферу. Однако сейчас совершенно другая ситуация и он бы хотел, чтобы её не было вообще.        — Да разок всего, — закатывает глаза Чанбин, заранее утомлённый своими попытками уговорить друга. — Ты же с нами будешь.        — И что? Вы меня кинете при первой возможности — я вас не знаю, что ли? — Джисон хмурит брови, складывая руки на груди. Взгляд падает на Чана в стороне. Тот, прочистив горло, зажимает ладони между коленями и смотрит в сторону, поджав губы. Джисон прекрасно знает эту «позу» и готов поставить всё на то, что эти двое хотели закинуть его в комнату (если они там есть вообще) и оставить тет-а-тет с незнакомым ему человеком.       Чёрт! С человеком, который его буквально совратит!        — Нашёлся святой, — фыркает Сынмин из угла, отвлёкшись от телефона. — Будешь, как дева Мария, прихода ждать?        — Мне это не нужно. — Хан показательно отворачивается, вздёрнув нос. С чего он вообще своё нежелание идти в определённо не самое лучшее место оправдывает? И почему Сынмин тоже подключается? Он-то ведь точно не любитель таких мест.        — Мне зайти в нашу переписку и найти твоё нытьё по поводу парочек? — Джисон чувствует, как щёки мгновенно вспыхивают. Глаза вот-вот из орбит вылетят. — Сынми-ин-а, — растягивая гласные, тянет Ким, явно пародируя тяжёлый пьяный тон, — там все обнимаются и целуются — я тоже хочу-у. — Смущение добирается и до ушей после того, как Чан и Чанбин почти синхронно издают смешки.       Романтики в жизни Джисона было с половину ноготка на мизинце, если не меньше. Всё началось (и закончилось уже, потому что это кошмар, а не личная жизнь) с его признания популярной девочке в третьем классе. Он был так взволнован, услышав от кого-то из её подружек, что нравится ей, что не раздумывая понёсся признаваться. Признался с размахом: на эмоциях задёргал руками, ударил её по подбородку и выбил молочный, к счастью, зуб. И ограничивалась романтика Джисона с того момента исключительно дорамами, западными ромкомами и диснеевскими мультфильмами про принцесс — в общем, киношным «долго и счастливо».       Ходить на свидания, целоваться, заниматься сексом, любить в реальной жизни — нет. Ему этого хватает с экранов техники.       Но, по-честному, иногда на него накатывает. В однокомнатной квартире становится чересчур одиноко, тактильный голод терзает так, что никакие плюшевые игрушки и одеяла не спасают, зависть грызёт грудь при мысли, что большая часть его друзей, вообще-то, приличное время пристроена и находится во вполне серьёзных отношениях, а он вечно как третье колесо. Или пятое, иногда. А если выбирается погулять с кем-то одним, то приторное «надо купить это для чаги» так режет, что ни с чем не сравнимо.       Джисон бы хотел покупать что-то для кого-то значимого в своей жизни. А ещё носить парную одежду. И обниматься тоже было бы неплохо. Ещё разговаривать и спать вместе. Джисону жизненно необходима большая ложечка во время сна — в последнее время он чувствует это слишком остро. Да и ему двадцать четыре завтра стукнет, а он всё ещё ни целовался, ни занимался сексом, ни состоял в хотя бы подобии отношений.       И, возможно, Хан даже не против попытаться, если друзья помогут с этим, организовав какое-нибудь свидание вслепую.       Только его друзья — придурки, которые вместо нормальной помощи забронировали столик на день рождения в именитом стриптиз-клубе.       Джисон ненавидит шумные места. А шумные места, где туда-сюда ходят почти голые люди и посетители наверняка суют им деньги в трусы, — ещё больше. Джисон там с ума сойдёт и в первые минуты две грохнется в обморок, чтобы хоть как-то пережить этот стресс. И не дай бог очнётся.        — Хан-а, там и девочки, и мальчики на любой вкус, — со знанием говорит Чанбин, выставляя перед собой руки со сжатыми вместе большими и указательными пальцами. Джисон ещё шире глаза открывает.       Про свою ориентацию ему говорить совершенно неловко. Пусть он и тусуется с геями и би, при этом, наверное, входя в число первых, но друзьям своим ни разу в сокровенном не признавался. Самому-то себя признать несколько стыдно. И родителям по инерции врать, не договаривать… Джисону просто комфортнее так, со знанием, что никто не знает. Он не беспокоится об этом и спокойно живёт в своём маленьком мире, до последнего надеясь, что вот-вот на голову свалится какая-нибудь классная-добрая-красивая-милая девушка и одним своим «привет» изгонит из него гомосексуальность.       Джисон не гомофоб. У него нет негатива к своим друзьям или ЛГБТ в принципе. Если он видит, как они целуются, то отвращение чувствует не от факта, что это два парня, а просто потому что это в реальности со стороны выглядит мерзко — не кино вот вообще.       А вот себя с мужчиной Хан видит с… Он даже не знает, как это описать. Ему страшно? Наверное, да. Мерзко? Нет. Просто внутри что-то вопит, что так у него быть не должно. Почему, будучи мужчиной, он чувствует необходимость в мужчине? В мужчине, с которым будет спокойно, за которым можно спрятаться и который будет большой ложечкой. Женщина ведь тоже может быть такой, да?       Да, определённо, но вряд ли у неё будут широкие плечи, колючая щетина, большие руки и… член…       Джисон чешет ногу чуть выше коленки, одёргивая себя от лишних мыслей. Он не должен думать о подобном.       А может, девушки в том клубе будут настолько хороши, что Хан и о парнях даже не подумает? Настолько увлечётся… В порно вот залипнуть получалось…        — Мы в любом случае уже заказали столик и внесли предоплату. А она не возвращается, — поднимает палец вверх Чан, — так что…        — Ставлю десять тысяч вон, что он с работниками не заговорит даже, — вставляет своё слово Сынмин.        — Двадцать на то, что он пойдёт на приват, — с блеснувшим в глазах азартом соглашается Чанбин.        — Ты слишком уверен в нём. — Ким улыбается, будто эти двадцать тысяч уже у него в кармане.       Джисон попал.       Клуб, по скромному мнению Джисона, много чем от обычных не отличается.       Со всех углов глаза режет подсветка от алых до ярко-голубых цветов. По периметру помещения расставлены не протёртые диваны, как сначала подумал Хан, а очень даже хорошие, будто новенькой кожей отделанные. Столики разделены между собой плотными шторами, которые можно даже подвинуть, чтобы прикрыться. Джисон предпочтёт не думать, для чего это. Он и так трясётся как осиновый лист и смотрит в упор прямо, стараясь не размышлять обо всём, что попадается на глаза. Сцена, кстати, не такая уж и большая, но достаточно просторная, чтобы там смогли разминуться два человека. От неё Джисон сразу отворачивается. Он вообще туда смотреть не будет. Его никто ни за что не заставит. И повезло, что сейчас там никого нет, иначе бы он правда в обморок грохнулся. Или залип, как придурок.       Людей прилично. Причём сюда явно пришли и парочки, что удивительно. Кто по стриптизам ходит, находясь в отношениях, и ещё и со своим партнёром? Ох, Джисон забывает, что его друзья такие. Разве в стриптиз не ходят посмотреть на практически голых парней и девушек, чтобы потом снять их и продолжить вечер где-то в отеле? Вот дядька, сидящий у лестницы на второй этаж, точно сюда за этим пришёл. В компании двух своих то ли друзей, то ли коллег явно выглядывал кого-то из работников и хмуро, крайне недовольно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, в котором расположился. На месте парней и девушек Джисон бы его за милю обошёл.        — Быстрее-быстрее, — подгоняет Чанбин, уже явно находящийся в предвкушении ночи.       Приходится быстро взмыть по лестнице наверх, на второй этаж, с которого также открывается вид на сцену, просто не такой хороший, наверное. Джисон не знает, с какого ракурса лучше смотреть на танцующих, ладно? Он и не собирается. Ему мало интересно и вполне хватит других работников. Наверное, Чан позаботился об этом, напомнив всем, что это первый раз для Джисона и что лучше не травмировать его психику. Хан буквально видит, как Чанбин возмущался и ныл, пытаясь уговорить хотя бы на дальний столик на первом этаже, просто чтобы видеть сцену полностью. Но день рождения не у него.        — Прошу, Ваш столик, — вежливо указывает хостес, которая их и проводила. Девушка довольно милая. У неё удивительно длинные прямые волосы и круглые глаза, для пущего эффекта подчёркнутые не только накладными ресницами, но и голубыми линзами. Сама по себе она миниатюрная и производит приятное впечатление, что, вообще-то, мало помогает Джисону довериться этому месту.       Над диваном — фиолетовая подсветка, а по периметру стола, точнее под ним, — голубая. Джисон жмурится. Всё тут слишком яркое и при таком освещении выглядит отвратительно пошло. Даже думать не хочется, что было на этих диванах. Но они хотя бы выглядят чистыми, что уже не так уж плохо. Джисон хочет занять место на диване, забиться куда-нибудь в угол, чтобы его не трогали и чтобы он смог спрятаться где-нибудь за шторой, допустим. Но Чан — неожиданный предатель — заставляет сесть его в кресло, с которого, на минутку, видно почти всю сцену, пусть и через прутья ограждения.        — Ббоки и Джинни обрадовались, когда узнали, что вы придёте, — вежливо улыбается девушка. Джисон смотрит на неё, часто моргая. Она работников назвала?        — О, да?! — слишком громко выражает свою ответную радость Чанбин. — Мы тоже по ним скучали.        — Рада слышать. — Хостес коротко кланяется, широко улыбаясь. На её щеках проступают ямочки, и это… Джисон отворачивается, спрятав порозовевшую щеку за ладонью. Сейчас он отойдёт от смущения и порадуется, что нормально среагировал на девушку. — И, как вы и просили, Ли Ноу вам тоже время уделит.        — Мы их ждём. — Чан устраивается удобнее на диване, берёт в руки меню и карту бара. Девушка, поклонившись, убегает, оставляя после себя только сладковатые лёгкие духи. Джисон вздыхает, проводив её взглядом. Его друзья заказали мужиков — кто бы сомневался.        — Зачем вы потратили деньги на этого хмурого кролика? — фыркает Сынмин.        — Потому что Ббоки и Джинни, конечно, хорошо, но Ли Ноу с ними… — Чанбин целует свои пальцы, сложенные вместе, как шеф, который приготовил вкусное блюдо и похвалил самого себя заезженным «bellissimo».        — То есть первый этаж брать, потому что Джисон девственник — нельзя, а сразу трёх стриптизёров… — Сынмин, подражая манере друга, показывает большой палец. А Джисон только больше напрягается. Три стриптизёра и все будут в прямом доступе. Он на месте скончается.        — Давайте сначала закажем, а потом уже решать будем, что — так, а что — не так. — Чан впихивает меню в руки Хана, явно чтобы отвлечь. А Джисон что? Джисон уже почти в панике. Вот-вот появится три мужика — явно какие-нибудь качки — и задушат тут своими мышцами, резкими одеколонами и абсолютно отвратительными костюмами. Пусть у хостес была классика, но она же на то и хостес. Эта девушка встречает гостей и провожает к столикам, не подразумевая продолжения общения. А у стриптизёров… Джисон друзей пошлёт, если хоть один из мужчин будет, допустим, в полицейской фуражке, солнцезащитных очках, галстуке на голый торс и трусах. Это и на манекенах-то выглядит так себе, а на живом человеке… Слишком дёшево — Джисону не нравилось то, что есть в сети. И он сомневается, что в жизни это выглядеть будет лучше.       Но есть один маленький плюс: этот поход в стриптиз-клуб всё же подарок. И это прекрасно, потому что Джисон в жизни бы не подумал спустить деньги на подобное. Стоит ли ему воспринимать это просто как опыт? Он ведь пришёл сюда, ведомый друзьями. Его социофобия не может существовать вечно: она сильно мешает лично ему. Да и не может ведь Джисон в свои двадцать четыре просто продолжать смотреть порно и пускать слюни, задумавшись о том, как он мог бы быть счастлив, находясь в отношениях. И наверняка этот опыт поможет его дурной голове оценить девушек по достоинству. Зачем парни, когда есть аккуратные девушки с мягкой грудью, красивыми бёдрами и, самое главное, без члена? Чёрт, пусть даже выдающихся форм не будет — главное, что это девушка.        — Вы быстро вернулись, Чанбин-щи.       Джисон вздрагивает, смотрит на подошедшего работника, который выглядит точно не так, как должны выглядеть танцовщики стриптиз-клубов. Просто он слишком… миленький? Джисон его даже «милым» назвать не может — именно «миленький». Хотя голос явно с внешностью не сочетается. Такое должно быть у тучного мужчины из оперы или, там, у статного мужчины лет тридцати, который озвучивает сказки или что ещё. Но точно уж не у молодого парня. Его веснушки, разбросанные по лицу, придают игривости и наивности. Больше двадцати лет этому очарованию не дать. Глаза нового человека за столом сверкают, будто он немножко пьян или… Джисон даже думать об этом не будет. Пусть лучше наивным притворится. Ему никогда эти запрещённые вещества интересны не были. Выпить с друзьями — хорошо. И то Джисон не перебарщивал никогда. И никогда не был с друзьями, если они хотели расслабиться чуть больше. Это просто выше его сил. И страшно, к тому же — мало ли что может произойти. Он как бы всех любит, просто не до такой степени, чтобы видеть их в самом отвратительном состоянии и не знать, что делать. Да и они не звали его на подобное, за что Джисон премного благодарен.       И честно, его уже подташнивает просто от вида этого миленького парня. Не в том смысле, что это отвратительно, просто Джисон не хотел бы взаимодействовать с людьми, которые себя слабо контролируют.       А костюм, к слову, у него очень даже приличный и, можно сказать, закрытый — в сравнение с тем, что Хан себе представлял: светлые джинсы, висящие мешком, с огромным количеством дырок, так что, вообще-то, ноги в целом доступны и очень хорошо видны, и незастёгнутая белая рубашка, забирающая цвет неонового освещения. Работник зачёсывает свои смоляные волосы, улыбается, будто сразу флиртуя, и садится на подлокотник к Чану, проводя ладонью по плечу. Джисон отводит взгляд, глотает образовавшийся в горле ком и решает, что сегодня напьётся вусмерть. Не будет перебарщивать — ни в коем случае нет. Но точно зальёт в себя чуть больше своей нормы.        — Как дела, Ббоки-я? — Чанбин задирает голову, улыбается, очевидно обрадованный встречей.        — Теперь ещё лучше. — Работник поднимает глаза, осматривает гостей за столиком и издаёт удивлённый звук, остановившись на Джисоне. — С вами новенький.        — Да, это у него первый раз.        — Чанбин-щи, не могу поверить, что вы прятали от нас такого милашку. — Ббоки надувает свои пухлые ярко-розовые губы. Джисон прячется за меню. Он сначала подумал, что этот миленький парнишка — твинк, но ни черта не так. У него под рубашкой удивительно крепкая история, в неоне смотрящаяся чересчур соблазнительно и красиво. Глупо было бы отрицать, что этот танцор — красивый. Наверняка тут популярен у посетителей — сколько вообще друзья отвалили за то, чтобы он работал на один столик всю ночь? Или как тут это работает?        — Он просто до ужаса стеснительный, — объясняет Чанбин.        — Если грохнется в обморок от простого взгляда — не удивляйтесь и проходите мимо, — советует Сынмин.        — Сынмин, — шикает на него Чан.        — Хорошо. — Ббоки смеётся, прикрыв рот ладонью. А Джисон краснеет, надеясь, что благодаря режущему глаза свету этого не видно.        — Где Джинни-я? — почти мурлыкает Чанбин, меняя тему.        — Он сейчас выступит с девочками и придёт к нам. Кстати, выбрали что-нибудь из меню?       Джисон ничегошеньки не выбрал. У него глаза из-за света болят. Ещё и шрифт мелкий, будто специально — выбери что понравится по красивому названию, а остальное будет сюрпризом. Закуски он доверяет Чанбину. Со тут заядлый гость, судя по всему. (Джисон не очень хочет знать подробности, потому что, чёрт возьми, у Чанбина есть парень с недавнего времени. Если бы у Хана была девушка, то он бы ни за что в такое место не сунулся.) Джисон просит у Чанбина заказать ему выпить что-то не слишком убийственное для начала. И, чёрт, стоило ожидать, что он попросит мохито. Хан не против, просто пить его везде, потому что это классика, уже немного выматывает. Хочется же что-то новенькое.       Ббоки залезает в телефон, пальцами быстро куда-то нажимает, чтобы, судя по всему, оформить заказ. Джисон в этот момент даже как-то выдыхает. Он в каком-то хроническом ужасе со вчерашнего дня. Хочется и попробовать расслабиться, получить опыт; и сбежать домой, закутаться в одеяло, обняв плюшевого кролика.       В одном Джисон уверен на все сто процентов: даже если это место не самое лучшее, если оно не входит в число тех, которые он искренне хотел бы посетить, то это опыт и, плюсом, попытки переступить через себя, чтобы побороть социофобию. И нельзя же вечно только мечтать — так у него точно никогда большой ложечки не будет!        — Стойте… — Джисон осматривает своих друзей: всех троих, начиная от Чана и заканчивая Чанбином. Сынмин даже с интересом дёргает бровью, явно любопытствуя, что там заметил Хан. — Вы оплатили трёх мужиков?        — Ну да, — жмёт плечами Чанбин. — И мужик там один только — Ли Ноу. Ббоки и Джинни больше мальчики.        — Ты его сломал. — Сынмин наклоняется вперёд, чтобы явно видеть поражённое лицо Джисона чётче.       А там буквально внутренняя борьба отражается.       У Джисона будет возможность лишь смотреть на девушек — и то издалека. Вокруг них всю ночь будут крутиться мужчины и уводить с собой в тесные закрытые помещения на приваты. Они будут спаивать, кормить, флиртовать и… Джисону нужно меню для защиты. Оно точно спасёт его от всего грядущего кошмара наяву. Он был слишком самоуверен, думая, что один алкоголь спасёт и притупит страх. Нет, совсем нет. Может выйти абсолютно наоборот. Вдруг Джисона поведут на приват, а его там стошнит прямо на танцора? Или ему подкинут что-то? Какие-нибудь таблетки или порошок… А если целоваться потянут? Джисон не умеет, а ещё не по себе от мысли, что их, работников, рты находились в разных местах и делали крайне…       Хан вжимается в кресло, дышит глубоко, выдыхает медленно и сжимает пальцами липкие из-за пота кожаные подлокотники. Он не помнит, когда так нервничал в последний раз. У него ведь даже встать член может! И пусть лучше мимо проплывёт какая-нибудь танцовщица, чтобы он смог оправдать это.       Господи, это худший день рождения.        — Тут свободно.       Дай волю — Джисон бы громко взвизгнул и на месте подскочил.       Только его придавили, упав на колени и развалившись поперёк кресла. От неожиданности он вскинул руки, плотно сжал губы и задержал дыхание. Под ухом издали громкий удивлённый звук.       Не смотри вниз. Не смотри вниз. Не смотри вниз. Не смотри…       Блять.        — Испугался, милый? — На него смотрят два игривых глаза. Тёмных, без линз. Через очки в тонкой оправе. Волосы уложены так, что половина лба немного прикрыта. Подчёркивающий глаза макияж, блестящие губы и точёные, будто сам Микеланджело от и до лепил, черты лица. Ещё и эта улыбка, такая… Она даже не игривая, как у того Ббоки — такая бесхитростная и какая-то искренняя, будто её обладатель рад видеть Хана. Только она слизывается коротким мазком языка по нижней губе. Среагировал ли Джисон как-нибудь на это?       Да, он совсем забыл, что надо дышать, вдобавок к тому, что задержал дыхание, и у него в голове ничего не осталось, потому что всё пространство там теперь занимает этот дьявол — иначе Джисон его обозвать не может.        — Я тоже испугался. — Танцор подтягивается, выпрямляясь, кажется, понимая, что ответа не дождётся. Закидывает руку на плечи Хана, и Джисону приходится схватить его за спину и бедро, чтобы не навернуться от чрезмерно активного ёрзанья на себе. Да и в целом как бы тяжело.        — Ли Ноу-щи, он впервые в таком месте, — слишком беспокойно предупреждает Чан со стороны.        — Тогда я обязан обслужить его в самых лучших традициях нашего клуба, — почти что мурчат в ответ.       Джисон вздрагивает.       Как же хочется к маме.        — О?.. — звучит рядом с ухом. Ли Ноу замирает, прекращая ёрзать. Джисон сомневается, что когда-либо краснел настолько сильно. Даже если этот парень не увидит красных щёк и ушей, то уж точно запросто почувствует жар от них.       Джисону сегодня двадцать четыре исполняется. У него ни разу не было отношений, нормальных поцелуев (потому что чмоки в губы — брехня), секса и самоосознанности. Он без понятия, чего ему хочется. Точнее, кого. Но он знает, что ему, как парню, легче будет с девушкой: не нужно говорить родителям об ориентации и, возможно, терять их; не нужно прятаться, боясь напороться на гомофобных идиотов; не нужно переживать из-за законов, потому что да, брак важен…       Этих убеждений «против» явно недостаточно. Как минимум потому, что его член сейчас активно реагирует на мужчину на его коленях. Не совсем твёрдый, конечно, но ощутимо.        — Ты хочешь приват? — негромко уточняет Ли Ноу, так, чтобы никто рядом не услышал. Джисон готов заплакать, правда. Если бы он сейчас был пьян, влил бы в себя хотя бы два бокала какого-нибудь коктейля, то даже не думал бы — сразу да. А с самобичеванием и раскаянием разбирался бы позже. Однако он трезв. И трезвый Джисон не очень сильно горит желанием оставаться тет-а-тет с чересчур красивым парнем, когда член всё больше и больше беспокоит. Пусть кто-нибудь сделает что-то отвратительное или начнёт умирать — Хану нужно избавиться от этого.       Удивительно, но эта идиотская ситуация разрешается приходом ещё одного работника заведения. Джисон бы ни за что не подумал, что так может быть. Последний парень самый высокий — повыше всех них даже будет, наверное. И не запасть на него невозможно уж точно. Его губы, как пельмешки гёдза — пухлые, большие, блестящие. У Джисона что-то в голове коротнуло, раз он начал думать подобным образом.       И гёдза захотелось…        — Наконец-то вы своего друга привели. — Джинни подмигивает, развернувшись у кресла Чанбина. Джисон громко сглатывает. Главное не забывать, что нужно дышать.       Ты умрёшь без этого действия, придурок.        — Как тебя зовут, хомячок? — Чанбин распахивает объятия, забирая в них высокого танцора. Тот жмётся, обменивается коротким поцелуем с ним и улыбается, выглядя абсолютным придурком.        — Хан Джисон, — на выдохе отвечает Джисон. Ему ведь не привиделось, да? Его друг, Со Чанбин — мужчина в отношениях, только что поцеловал стриптизёра?        — Хван Хёнджин, — отзывается Джинни, заползая рукой под парку Чанбина и шаря под ней. — Парень твоего друга, кстати.        — А, да, Джисон. — Чанбин смущённо улыбается. Однако при этом выглядит абсолютно довольным и счастливым, прижимая к себе свою пассию.       Чанбин, который больше тренажёрного зала любит только еду и стриптиз-клубы, который два года назад клялся, что больше ни за что не будет встречаться со стриптизёрами; который, пусть и не долго и не тяжело, но избавлялся от алкогольной и наркотической зависимостей, подаренных тем бывшим-танцором; который, чёрт возьми, человек-принцип (!), сейчас позволяет парню, работающему здесь, не в последнем по грязи (моральной, этической и физической) месте, сидеть на своих коленях и целовать себя.       Джисон слишком хорошо помнит, как друг, который практически его брат, тяжело пережил тот период. Он ведь всё время был рядом: кормил с ложечки, поддерживал, выкидывал алкоголь и наркотики, которые Чанбин притаскивал, мыться помогал… Это Джисон уговорил его поехать в реабилитацию. Это Джисон навещал и поддерживал его практически каждый день. Это Джисон помнит все пролитые им слёзы и срывы.       И это Джисон сейчас смотрит на него со злым разочарованием, потому что так нельзя.       Чанбин, судя по всему, понимает его настроение и сдувается, поджав губы. Хёнджин переводит взгляд с него на Джисона, теряется, явно не зная, что делать, и чувствует, как воздух сгущается. Да, сгущается. Джисон зол и обижен. Чанбин обещал, что стриптиз останется лишь развлечением и что он больше не наступит на те же грабли. Но что в итоге? Вернулся к истокам.        — Слушайте, давайте вы… — неловко подаёт голос Чан.        — Милый, тебе стоит расслабиться. — Ли Ноу зарывается пальцами в волосы на затылке. Джисон вздрагивает, переводя удивлённый взгляд на него. Усмехаясь, танцор резко сжимает волосы и притягивает к себе, оставляя на губах контрастирующее с рукой мягкое прикосновение. Хан распахивает глаза, пальцами стискивает спину и бедро сильнее. Из головы всё лишнее и важное мигом пропадает. — Ты же пришёл отдыхать, м? — Работник скользит ладонью с плеча на грудь, гладит, наслаждаясь происходящим. Джисон приоткрывает рот, надеясь выдать хоть какой-то звук.       Он тебя хочет, похоже.       Можно ли умереть от этого осознания? Джисон просто не уверен, что у него было что-то такое в жизни ранее. Ещё и чтобы это было связано с красивым парнем.        — Ваши коктейли.       Официант резко выдирает из мыслительного процесса, привлекая к себе внимание. Вот оно — спасение. Напиться и всё, больше не переживать до самого утра. Возможно, Джисону стоит заказать что-то в чистом виде — виски было бы не плохо. Его унесёт мгновенно и без проблем. Чанбин, на правах провинившегося, и Чан, как самый ответственный, за ним приглядят. Сынмину стриптизёры малоинтересны, так что они весь вечер просто тихонечко просидят рядом. Все в плюсе, а Джисон гений.        — Давай-ка я пересяду. — Ли Ноу издаёт короткий кряхтящий звук, поднимаясь, и пересаживается на подлокотник по левую руку. Хан мысленно благодарит Вселенную. Шансы выжить и позже не испытывать никакого стыда стремительно увеличиваются. — О, и собаку с собой притащили.        — Надо же кому-то кроликов тут гонять, — фыркает Сынмин.        — Ты скорее чихуахуа — каких тебе кроликов гонять. — Ли Ноу не сдерживает короткого смешка, и его ноги оказываются перекинуты через Хана. Джисон смотрит на бёдра. Будто бы танцор специально так садится, чтобы его руки где-то на теле были, а не просто на подлокотниках отдыхали. Джисон бы сунулся куда-то, только вот неудобно будет — придётся тянуться каждый раз за коктейлем и закусками. А бёдра у Ли Ноу, вообще-то, ничего такие. Наверное, наработанные за долгие годы танцами. Они натягивают брюки и, без зазрения совести, манят. Хочется хотя бы пальцем в них ткнуть разок-два. — Что будешь, дорогой?        — А? — Хан поднимает голову. И закуски уже принесли — удивительно хорошо и быстро обслуживают. Чего-то плотного и жирного не особо хочется. Джисон объелся днём. Точнее, родители приехали к нему без приглашения и мама очень жестоко откормила домашней едой, пока отец усидчиво трещал о том, что пора бы жениться — пищи Хану хватило выше крыши. — Бобовые ростки, осьминога, огурцы и… баклажаны и креветки… — Джисону приходится наклониться вперёд, чтобы чётче разглядеть содержимое принесённого стола. И, соответственно, ладони сами собой ложатся на бёдра танцора.        — Давайте я о вас позабочусь. — Ббоки резво подскакивает, всё так же заразительно улыбаясь, и спешит подать Сынмину и Чану их коктейли да наложить им в миски закуски.        — Позволь. — Ли Ноу касается плеча ладонью, прежде чем встать.       Хан дёргает ладонями в воздухе. Пальцы всё ещё будто несильно сжимают бёдра, крупные и крепкие. Ими можно, как минимум, очень крепко сжать кого-то, до боли. Джисон, правда, такого не хочет. Он бы ещё их потрогал тут и там и использовал вместо подушки.       Это правда его мысли?       Джисон дёргает головой, громко вдыхает и медленно выдыхает, решив сосчитать до десяти. Обычно это помогает прийти в себя и перестать думать о чём-то настолько неправильном и идиотском. Он должен быть выше этого — не маленький, в конце концов.       один       Глаза пробегают по неоновой вывеске над диваном. Дьявольские рога и острый хвост опоясывают красноречивое «don't make me bad».       два       С чего бы это? Стриптиз — это нормально разве? Джисон уважает предпочтения в отдыхе своих друзей и, если честно, до сих пор не особо понимает, как они спелись, потому что сам он по собственной воле или желанию сюда бы и носа не сунул.       три       Вот Чанбин на те же грабли наступает. Милуется со своим парнем-стриптизёром и наверняка какие-то далеко идущие планы с ним строит. С бывшим было так же. Пройдёт немного времени, этот Джинни вместо трёх желаний принесёт ему какой-нибудь гепатит (не дай, конечно, боже) и улетит, не привязанный к лампе.       четыре       Ббоки вообще самый сомнительный и опасный из них троих, пусть и самый безобидный на вид. Он явно под чем-то и ведёт себя преувеличенно вежливо и активно. Джисону чесаться хочется от одной мысли, что этот танцор на соседнем диване.       пять       Ли Ноу красивый и сексуальный. Успел зайти дальше, чем Хан вообще разглядывал этот вечер.       шесть       Он просто хотел хотя бы попытаться посмотреть на полуобнажённых людей, попробовать эту локацию.       семь       А его уже поцеловали. Это был короткий чмок, конечно, но в губы.       восемь       И, судя по всему, этот танцор его хочет.       девять       Дожили. Не клиент кого-то снимает, а стриптизёр.       десять       Какая же у него задница — просто пиздец.       Ли Ноу наклоняется над столом с потрясающей для мужчины грациозностью, собирает палочками закуски и пододвигает поближе к креслу стакан и бокал с напитками. Он знает, как себя продать. Джисона, кажется, даже тошнит. Глаза никак не уходят с ягодиц, и чёрт бы побрал этот пиджак, прикрывающий их и сверху. А ему ведь даже думать о подобном нельзя. Сынмин наверняка уже всё знает и закатывает глаза, фыркая в свой коктейль. Ли Ноу создаёт впечатление тоже весьма проницательного человека, так что наверняка быстро поймёт, что тоже интересен.       Джисон не готов терять девственность со стриптизёром на пропитанной разными людскими выделениями мебели.        — Осторожнее, милый. — Танцор возвращается на подлокотник, снова закидывает свои ноги и, прежде чем Хан успевает открыть рот, кладёт на бёдра миску с закусками. Следом протягивает и стакан с мохито.        — Спасибо. — Джисон утыкается в мяту и кусок лайма носом. Чуть-чуть пощипывает — прекрасно, отрезвляюще. Хотя тут пьяным можно стать просто по факту того, что у тебя вместо стола… бёдра.       Охеренные бёдра.        — Я продул, — где-то слева булькает Сынмин. Чанбин следом издаёт довольный смех.       У Хана сжимается всё вплоть до очка. Значит, они настолько знакомы с Ли Ноу, что уверены в результате сегодняшнего вечера настолько? Чанбин победит? Чанбин победит только в случае, если Джисон выдвинется следом за танцором на приват. Забавно.       Джисон не хочет.        — Милый, ты снова напряжён. — Ли Ноу пальцами перебирает его разукрашенные неоновым светом волосы. Хан поднимает голову, видит, как ему легко улыбаются. — Всё хорошо. Я не кусаюсь и не пристаю — только немного нарушаю личное пространство. — Джисон сглатывает, губами нашаривает трубочку и сюрпает свой ром с содовой. Так-то оно так, вообще-то. Не изнасилуют же его, да? И Чан вступится, если что. — Прости, я пропустил, как тебя зовут.        — Джисон. — Он прочищает горло, чувствует, как по загривку пробегают мурашки, потому что танцор не прекращает теребить его волосы. — Хан Джисон.        — Я Ли Ноу. — Короткое подмигивание — заалевшие щёки.        — Это ведь псевдоним? — Джисон врезается спиной в кресло. Хоть какая-то его часть должна быть защищена. Танцор кивает, промычав, и очень (блять) красиво отпивает из своего бокала. Он вроде пьёт вино. По крайней мере, там точно не звенит лёд, как в лонг-дринке Хана. — А что значит?        — Да как-то прицепилось просто. — Ли Ноу пожимает плечами. — Когда учился, по имени звали. А потом попал в компанию помладше — начали шутить, что я всё знаю.        — Так ты, типа, взрослый?        — А ты, типа, нет? — Он дёргает бровями. — Мне стоит вызвать охрану, раз тут несовершеннолетний. — Его лицо очень живописно выражает удивление, хотя в глазах всё ещё бегают смешинки. Позвоночник как-то неожиданно расслабляется, и свободная от стакана рука ложится около колен.        — Мне двадцать четыре. — Джисон надувается.        — Это мило. — Ли Ноу выпрямляется, перекладывая бокал в правую руку, и левой крайне ловко берёт палочки, чтобы протянуть Хану креветку.        — Я могу сам.        — Знаю, — кивает танцор. — Но ты пришёл отдыхать. Просто позволь мне позаботиться о тебе, м?       Джисон до этого с палочек ел только у своих старших. Мама учила у незнакомых дяденек ничего не брать. Опять-таки, что за это незнакомый дяденька, если рядом друзья, а сам ты буквально зажат его бёдрами?       У него слишком идиотские оправдания, чтобы сохранить дистанцию.        — Вкусно же? — Ли Ноу убирает опустевшие палочки обратно в тарелку. Хан мычит. Хорошо хоть, что неоновый свет прячет его покрасневшие уши и щёки. — Так… Чем увлекаешься, Хан Джисон?       И всё, разговор сам собой начинает течь.       Джисон рассказывает о своей недавно стрельнувшей продюсерской карьере и переломе руки зимой, который не дал даже начать карьеру айдола. Но и без этого ему сейчас просто замечательно. Он пишет песни для дебютирующих групп, помогает зарубежным молодым звёздам и радуется, что вот-вот съедет со съёмного жилья. Хан надышится пылью в собственной квартире, прежде чем начать ремонт, и тяжело вздохнёт, предвидя годы выплаты ипотеки. Да и плевать. Он со следующего года будет в своём. Ли Ноу с интересом выслушивает, поддакивает и поддерживает в весьма-таки серьёзной покупке. Его бокал опустевает быстрее стакана Джисона. Он вежливо прерывает рассказ, просит Ббоки заказать для себя сангрию и спрашивает, будет ли Хан что-то ещё. Джисон не знает, но мохито ему явно будет мало. И тогда Ли Ноу заказывает ещё виски с колой.       Хан запоздало переглядывается с Чаном. Тот сидит в углу дивана, кивает, слушая рассказ Ббоки, и улыбается. Сынмин вообще сам по себе. Развалился на другой половине дивана и теперь курил свою электронную сигарету, находясь в каком-то своём мире. Возможно, до сих пор пытается рассчитать деньги так, чтобы и Чанбину упало, и его кошелёк не пострадал до зарплаты слишком сильно. Ему тут тяжелее всех, да. Отложил хорошо и на день рождения Джисона, и на свой надо потратиться, потом ещё Чану что-то вручить. А кошелёк не резиновый — с его получками за проекты то тут то там и выступлениями в ресторане. Чанбин, как и Чан, тоже расслаблен. Сидит, сюсюкается со своим парнем, кормит его мороженым с ложечки и касается почти что самых важных мест. Судя по всему, у кого-то точно будет весёлое продолжение вечера.       Лишь бы Джисон во всём этом не оказался где-то наедине в крайней степени отвратительности комнате с Ли Ноу.        — А мне джаз нравится. — Ли Ноу протягивает на палочках битый огурец с кунжутом.        — Почему?        — Под него танцевать классно. — Танцор пожимает плечами, почему-то смотря на губы. — Знаешь, типа… — Джисон обхватывает палочки и стягивает с них огурец. — Он очень свободный. — Ли Ноу облизывает свои губы, бегает глазами, кажется, не зная, на чём сконцентрироваться: губах или щеках. Хан предпочитает это проигнорировать. Ему может казаться, в конце концов. — Люблю ходить в бары, где его играют, и просто танцевать. — Палочки неожиданно касаются нижней губы, проводят по ней вдоль.        — Даже не цепляешь никого?        — М?       Забавно, но этот звук у Ли Ноу получился таким, будто мяукнул кот. Джисон не сдерживает улыбки и смешка, подрагивает от смеха внутри себя. Этот звук со стриптизом ну вот никак не вяжется.        — Так ты обо мне такого мнения, да? — Он несильно ударяет ладонью по плечу, обиженно фыркает, сверкнув блестящими глазами, и пару раз тыкает пальцем в щеку. Хану приходится сжать его бедро чуть крепче. — Я тут вообще не работаю. Вышел, потому что помню этих завсегдатаев, а бесплатно сидеть с ними как-то так себе. — Танцор быстрым взглядом обводит присутствующих за столом.       До Джисона доходит: молодой мужчина, который сейчас сидит у него почти что на коленях, переспал с приличным количеством людей и никто не знает, что за там вообще персоны были. Возможно, вот, Чан с ним был. Или Сынмин, хотя, учитывая их взаимодействие в стиле «кошка с собакой», вряд ли. А вот Чанбин падок на красивые лица и ни одно старается не пропускать — вообще, скорее всего, со всеми тремя попробовал и остановился на этом Джинни.       Колени чешутся.        — Сделаю вид, что верю, — тихо бормочет Джисон, залпом выпивая остатки мохито и игнорируя уткнувшиеся в щеку украшения вместе с трубочкой.        — Твоё право, — легко соглашается Ли Ноу. — Но я не хочу заходить дальше с кем-то, кто мне неприятен, понимаешь? — Хан смотрит на него из-за стакана, ощущает, как его пальцы накручивают отросшие волосы на затылке. — Потанцевать вместе — неплохо. Поболтать и немного познакомиться — круто. — Танцор улыбается, наклоняется поближе к уху. В груди разгорается жар от дыхания. — Уединиться позже — фантастика, — шёпотом заканчивает Ли Ноу. Щёки так горят, что даже ведёт голову. Джисону так плохо никогда не было.       Стакан из-под мохито холодный, с остатками испарины, так что немножко скользкий. Ли Ноу обхватывает его снизу, ведёт вверх, добираясь до пальцев Хана.        — Я хочу тебя поцеловать — можно?       Джисон сглатывает. Рука танцора как-то подозрительно скользит то вверх, то вниз по стеклу, а в голове гудит просьба о поцелуе. Хан смотрит вверх.        — Виски и сангрия. — Официант ставит ещё один бокал и стакан на столик, забирает опустевшую посуду.       У Джисона рука гореть начинает. Ли Ноу добирается до костяшек, водит по ним кончиками пальцев. Они тоже достаточно холодные, замёрзшие от стакана. Но Хану настолько плохо и жарко, что это что-то странное. Он не понимает. Разве может какой-то обычный человек так влиять на другого? Ему что-то подсыпали?        — Давай отдадим. — Танцор вытягивает стакан из ладони, передаёт официанту.        — Мне надо…        — Если тебе неловко здесь, то можем пойти в комнату. — Ли Ноу дотягивается до стакана. Джисон часто моргает, смотрит туда. Вроде же был виски с колой, а не просто со льдом? — Но я бы поехал к тебе.       После залпом выпитого виски и разгрызенного куска льда в памяти мутный пробел.       Джисон вскидывает голову, услышав свой самый любимый в мире писк — электронный замок двери в квартиру. В коридоре ярко, аж глаза слепит. Ли Ноу открывает дверь, за руку тянет внутрь, откидывая ключ-карту на небольшую тумбочку. Хан вдыхает полной грудью. Прекрасно. Он дома. Чувствовать спиной родную дверь как никогда приятно.        — Эй?       Джисон смотрит перед собой. Там танцор скидывает с себя пиджак, оставаясь в одной рубашке, и тянет галстук вниз. Взгляд сам собой цепляется за крепкую шею. Она обрамлена белым поднятым воротником. Кадык острый, крупный — порезаться можно. Маленькие пуговицы одна за другой открывают путь дальше. Там и ярёмная впадинка, и еле заметные, обтянутые кожей кончики ключиц. А ещё ниже — небольшой крестик на серебряной тонкой цепочке.        — Ты католик? — Хан даже не дёргается, только лениво наступает на пятки кроссовок, оставляя их на ковре, пока Ли Ноу подходит ближе.        — Многих заводит, — жмёт он плечами. Его ладонь ложится на грудь, гладит. Глаза бегают, будто не знают, за что сначала зацепиться. А ещё он кусает нижнюю губу.        — Мне не нравится.        — Хорошо. — Ли Ноу приходится немного отвлечься, разобраться вслепую с застёжкой и без особых церемоний выкинуть её к своему пиджаку.       У Джисона сводит низ живота. И не от того, что это как-то возбуждает, а потому что неприятно. Просто чувствуется, что этот парень не особо горит желанием сделать что-то особенное и предложить своё. Если ему скажут лечь — ляжет; скажут сесть — сядет. Как послушная такая хорошая собачка, ожидающая награды за выполненную команду. Ему хочется чего-то — вот и изгаляется. Сначала в клубе пригляделся, потом мариновал, а теперь вот… Что с ним?       Хан протягивает руки. Пальцами аккуратно хватается за дужки очков. Ли Ноу закрывает глаза, немного отклоняется назад, давая снять с себя аксессуар. Часто моргает. Джисон разглядывает его.       Вау… Я бы встречал такого с работы… и провожал бы…       Он милый. Не в сексуальном плане — просто милый. У него растрёпанные каштановые волосы, блестящие, чуть пьяные глаза, розовые губы и такой ненавязчивый потрёпанный вид, будто вернулся с работы в офисе и теперь хочет провести время хоть с кем-то, кто не раздражающий коллега и начальник (можно прочесть как «хуебосс»). Джисон бы такого с порога обласкал и, отправив в ванную мыться, быстро разложил бы на столе доставку. Готовит он примитивно и невкусно — лучше так, для животов обоих будет полезнее. И весь вечер в бездельничестве, еде и разговорах. А утром отвезти на работу, поцеловать, пожелав хорошего дня, и с полными силами, в предвкушении ещё одного вечера, поехать самому зарабатывать на студию.       Странно, что до того настолько размытый образ неожиданно обрёл такую чёткую форму.        — Ты красивый. — Джисон замечает, что глаза напротив наконец нашли свою цель — прямо в его глазах. Лопатки от топота мурашек сводит. Зачем так смотреть? Это настолько обезоруживает, что даже хоть каких-то аморфных слов в голове не остаётся — не то что полноценных предложений.        — Я знаю. — Ли Ноу поднимает одну руку, проскальзывает пальцами от запястья до ладони, так что приходится отпустить очки и дать ему возможность немного погладить себя. Его глаза переползают туда же. Кисть у него ухоженная. Ногти короткие, кутикула обрезанная, мягкая на вид, как подушка — только лака не хватает хоть какого-то. Кожа сама по себе почти что бархатная. Ладонь широкая и пальцы короткие, но так плевать, если честно — приятно же. Это Джисон на такое внимание обращает, потому что в музыкальной школе преподаватель был дотошный до таких вещей. Ли Ноу растопыривает пальцы. Двигает ими немного, разглядывает, сравнивая свою и Хана ладони, теперь прижатые друг к другу. Джисон и сам не грешит этим.       Маленькая…        — А какое твоё настоящее имя? Не псевдоним.       Ли Ноу втягивает нижнюю губу, снова смотря на него. Эти глаза чересчур. Джисону нравится, просто они слишком большие, блестящие и (ого) светлые. Он редко такие видел. А так близко — никогда. Хочется провести пальцем под глазом, потрогать этот мешочек, который ни капли не нарисованный — в двадцати сантиметрах видно, что он, как бы странно ни звучало, натуральный. Мило. И красиво. Этот парень и правда красивый.       И о длинные ресницы пощекотать пальцы…       Ли Ноу приближается, касается губами подбородка (больше случайно) и далеко не отстраняется, только немного поднимает голову, чтобы соприкоснуться носами. Медленно моргает, мучая, снова маринуя.        — Минхо. — Сердце ёкает. — Ли Минхо.       Сколько людей, которые видели его на работе, знают это имя? Джисону кажется, что не очень много, если вычесть коллег. Такое простое имя, легко звучащее, нерезкое и очевидное…        — Приятно познакомиться. — Он подаётся вперёд, прижимаясь к губам. Ладонь тут же немного тянет: Минхо переплёл и сжал пальцы.       Джисон думал, что первый нормальный поцелуй у него случится с девушкой через пару недель после начала отношений или, если не струсит, за пару минут до. Представлял себе вечер кино с гирляндой, пледом и поп-корном — всё как положено. Но те фантазии даже не смущали его и не волновали так, как сейчас это делает Минхо. Его целует парень, который ему понравился. Джисон старается поспевать, словить нужный темп, только это и не надо. Всё выходит само собой, естественным ходом. Достаточно следовать за Ли. За его пухлыми, терпковатыми от вина губами. Давать им вести, потому что в первый раз не страшно. Когда-то Джисон научится достаточно, чтобы так же целовать и Минхо.        — Пойдём. — Он отстраняется с очень громким чмоком, тянет за руки вглубь квартиры, быстро оглядываясь. Хан чудом не запинается о собственный кроссовок, тянется целовать сам, выкинув очки куда-то в сторону. Хочется прижиматься губами хоть куда-то. Они гудят, тянутся в улыбке, пока в ушах гремит один за другим удары сердца. Джисону понравилось целоваться.        — Подожди. — Минхо получается остановить, переступив порог в комнату. Хан тянет его к себе за шею, врезается с нетерпением как можно ближе, прижавшись к чужому телу. Ли обхватывает свободной рукой за спиной, громко выдыхает и не сдерживает смешка.       Джисон целуется с красивым парнем у себя дома в свой день рождения.       Ему улыбаются в губы. Его обнимают. Ему отвечают. Его гладят. Это всё между ними взаимно и искренне — что ещё надо? Возможно, помыться, запихнуть в рот что-нибудь на скорую руку, приготовить на завтра таблетку с водой у кровати и лечь вместе спать. Прижаться друг к другу изо всех сил, перекинуться ещё парой шуток и уснуть, поспорив, кто будет маленькой ложечкой, и проспать до часов двенадцати. Всё равно завтра выходной.       Внутри от волнения даже печень загорается. Напоминает о выпитом лёгоньком мохито и крепком виски. Голова снова кружится. Минхо слегка прикусывает нижнюю губу и отталкивает, заставляя упасть на кровать. Джисон дёргает головой, приподнявшись на локтях. Облизывает губы, не сводя глаз с по-кошачьи довольной улыбки, и наблюдает за тем, как Ли отходит в сторону, к столу.        — Не против музыки?       Джисон сглатывает. Он хочет потанцевать? Или станцевать? Или просто включить для настроения и вернуться к нему? Хан, по правде, и не знает даже, что лучше. Хочется и его тело рядом чувствовать, хотя бы просто лежать рядом, и смотреть на него. Но, раз уж Джисон обрадуется чему угодно, то достаточно просто кивнуть.       Минхо опирается бёдрами о стол, развернувшись к нему лицом и подхватив беспроводную колонку у компьютера. Его телефон, небольшой и серебристый, сверкает, пока идёт подключение. Джисон надеется, что ему не придётся искать свой, если у Ли не получится. Он не готов отвлекаться и терять хотя бы часть того, на что им удалось настроиться. Но колонка (ура) издаёт приветливый звук. И Минхо не нужно много времени, чтобы включить свой плейлист, настроить нужную громкость и задвигаться.       Пианино такое мурлыкающее, подходящее ему. Если бы Джисон был в лифте, то и не обратил бы внимания на эту песню. А Минхо будто бы живёт под подобное. Так покачивает бёдрами, заигрывая, ходит неспешно по комнате, ладонями касаясь то шеи, то груди. Завораживает снова — знает, что делать. Джисон, как придурок, садится, чтобы было удобнее наблюдать. Ли дёргает плечами, не сумев подавить смешок, и продолжает обходить кровать.        — Ты и правда любишь джаз…        — Думал, я соврал тебе, чтобы не показаться глупым? — Минхо растягивает галстук ещё сильнее, до самого конца, так что одна его часть, которая пошире, свисает вниз, пока вторая зачем-то оказывается между губ. Брови дёргаются вверх. Снова усмешка.        — Нет. — У Джисона в горле суховато. Сынмин называл этого парня кроликом, но он же кот. Самый настоящий кот. Весь такой плавный, контролирующий своё тело от и до, знающий, что какую позу ни примет — она будет хороша. — Тебе подходит…        — Джаз? — Ли поворачивается спиной по ходу движения, отпуская галстук изо рта. Джисон кивает, наклоняется в его сторону ближе. — А тебе нравится? — Его пальцы тянут оставшиеся пуговицы из отверстий. Видно часть груди. — Мы что-то совсем в темноте, да? — Хан моргает. Его вполне устраивает свет из коридора и с улицы от фонаря: достаточно, чтобы увидеть Минхо, и достаточно, чтобы спрятать свои красные уши и щёки.       Ли задвигает штору, пряча комнату от внешнего мира. Джисона не то что бы и беспокоило-то это. Он привык не закрываться. Один ведь живёт — лучше, когда все двери открыты нараспашку, а на окна просто плевать. У него подсматривать нечего. Минхо берёт ночник у изголовья, мычит, разглядывая силиконового кота. Хан поджимает губы. Да, у него есть такой светильник — и что? Он не боится темноты, просто часто засыпает, пока сидит в телефоне или за работой. Лучше с этим включенным котом уснуть, чем со светом.        — Мило. — Ли нажимает кнопку на дне, так что по кровати расползается тёплый жёлтый свет. — Ты так и не ответил про джаз.        — А… — Джисон ведёт плечом. — Думаю, это немного не моё. Но он не плох.        — Тогда хорошо. — Минхо неожиданно весьма резко скидывает с себя рубашку.       Блять!!!        — Минхо?.. — Хан сам свой голос не узнаёт и не слышит. Щёки сводит от жара, и тело само собой дёргается. Он должен смотреть куда-то выше плеч. Ниже не нужно. Там ничего интересного.       Посмотрю туда — загляну и ещё ниже.       Коты ведь какие: сначала ластятся, мурлыкают и жмутся поближе, а потом как укусят, вцепятся своими зубищами, когда ты меньше всего этого ожидаешь, и оставят на память шрам. Вот Ли Минхо по своему определению точно кот.       Джисон не сразу понимает, что его снова целуют. Мокро, с зубами и языком, пытаются пропихнуться в рот, громко дыша. В ушах свистит от диссонанса. Это вот тот же парень его целует? Тот же самый, который минут пять назад хихикал ему в губы, прижимаясь, и очень аккуратно обходился с ним? А теперь причмокивает так, что слух режет, засосав занывшую кожу, и дёргает подол кофты, пальцами добираясь до втянувшегося от страха живота.       Хан отворачивает голову, сморщив нос. Влажные губы проезжаются по щеке — неприятно. Даже как-то мерзко. К горлу подкатывает тошнота, и голова кружится уже не так приятно, как в начале. Джисон не хочет. По крайне мере, точно не горит тем же желанием, что и Минхо. Ему не нравится ни ощущение сверху навалившегося тела, ни мокрые губы на шее, издающие противные чмоки, ни скользкий язык, будто бы стремящийся покрыть слюной всё на своём пути, ни зубы, прикусывающие кожу на грани с болью, ни, уж тем более, рука под кофтой. Джисон хватается за неё, пытается вытащить, потому что она как будто бы липкая, грязная со своим стремлением потрогать везде. Недовольное мычание вырывается само собой. Следом — глубокий вдох и наконец появившийся голос:        — Минхо, стой. — Хан дёргает его руку из-под кофты. Бесполезно. Этот парень сел на него и зажал своими бёдрами. — Да погоди же, — ещё раз пробует Джисон, одной рукой добираясь до волос Ли и ощутимо сжимая их. — Я не хочу. — Под ухом сразу какой-то раздражённый стон. Но Минхо хотя бы слышит и поднимает голову от шеи.        — Что не так? — Вопреки не очень довольному выражению лица, вопрос звучит очень непринуждённо. Хан сглатывает. Теперь ему не по себе. Но за себя надо постоять, иначе возникнет недопонимание и они оба останутся обиженными друг на друга, пусть и разойдутся как в море корабли.        — Я… Я девственник, — почти что шёпотом отвечает Джисон. Щёки краснеют по-новой, наливаются цветом, как яблоки к осени. — И даже не целовался нормально до сегодня — вот.       Минхо смотрит уже не так по-плохому. Взгляд смягчается, становится вопросительным из-за опускающихся бровей. Рот приоткрывается, готовый закидать смущающими вопросами или, возможно, послать — Джисон не знает, что с ним сейчас сделают. Могут даже ударить: он ведь буквально в ловушке и ничего сделать не сможет. Но Минхо только хлопает глазами и облизывает губы.       Всё ведь нормально, да?        — Так, и? — Он садится, прижимая ягодицами бёдра Хана к кровати.        — А? — Джисон приподнимается на локтях. Он сказал что-то не так, или Минхо плохо услышал из-за музыки?        — Ты девственник и хочешь что-то для первого раза? Типа, мне лечь, а ты сверху? — Ли кивает на подушки рядом. Его рука вылазит из-под кофты и ложится вместе с другой на живот, поправляя задравшуюся ткань. — Или свет совсем выключить?        — Нет. — Джисон моргает. — Я просто не хочу сейчас и… странно со стриптизёром…        — Я же сказал тебе, что не работаю там. — Минхо закатывает глаза. — Работал, но ушёл год назад. Мне менеджер позвонила, сказала, что Чанбин перед ней чуть не на коленках ползал — так просил, чтобы я вышел к ним. За любые деньги — любой каприз. — Он ёрзает, устраиваясь поудобнее. — Ну и подумал, что кого-то подцеплю на ночь, а ты в моём вкусе, — тише заканчивает Ли. Джисон смотрит на него с открытым ртом, не зная, что сказать. Во-первых, его друг поразительный идиот, за которого ему очень стыдно. Во-вторых, он без понятия, как реагировать на слова о том, что он в чьём-то вкусе. Красное лицо подойдёт?       Мне кажется, или у него (Минхо) уши покраснели?        — И стриптизёры не то же самое, что проститутки. — Ли складывает руки на груди. — Есть, конечно, танцоры, которые готовы за доплату продолжение вечера устроить, но и то не всегда.        — Ты же…        — Я до сих пор, если хочу, могу найти кого-то на ночь, а уже год не работаю. — Он вздёргивает нос, будто бы ничего такого ужасного в этом нет. Джисон шмыгает. Минхо работал стриптизёром и, бывало, продавал своё тело. Звучит ужасно? Если думать, что любой работающий человек в том или ином смысле продаёт своё тело, то нет. — И, если тебе интересно, — Ли приподнимается и слезает с него, садясь рядом, — я ни разу не изменял в отношениях. С обоими своими парнями я в принципе в стриптизе познакомился.       Джисон поджимает губы, отвернувшись. Минхо сейчас не работает в стриптизе и не состоит в отношениях, раз намеревался переспать с ним. Всё ещё не по себе от этого, потому что какой (вау) Ли и какой (ну э) Хан. Джисон не помнит, чтобы на него хотя бы раз посмотрели так, как смотрят на мужчину. Или хотя бы восприняли подобным образом. А тут… Ну да чего он за других думает. Минхо не маленький мальчик — своя голова на плечах есть. Он сам разберётся, на кого ему смотреть и с кем ночи проводить.       Но, чёрт…       Только ночь? Одну ночь и не больше? Джисон уже красиво утро у себя в голове расписал — зачем мелочиться на какую-то ночь?        — А как мы тут оказались? — Пальцы шкрябают одеяло.        — Ты сразу после того, как выпил виски, согласился поехать к тебе. — Минхо дёргает плечом, улыбается слишком широко. — Такой серьёзный был, напряжённый.       Хан краснеет чуть не до груди. Надо же было так… Он больше не будет пить такое. Мгновенно унесло с одного глотка, и Ли довелось лицезреть его попытки убедить всех в своей трезвости. Он же там стоял, надутый, понимающий, что голова не варит, наверняка просил вызвать такси официальнее обычного или в стиле отца Чана («машинку мне закажи») и шёл до него не по прямой линии. Ладно рядом был Минхо, вроде бы, и придерживал его.       Этот парень, к слову, до сих пор полуголый перед ним сидит. И выглядит как-то чуть крупнее, чем Хан ожидал.        — Сколько тебе лет, кстати?        — Двадцать пять.        — Так ты старше! — Джисон бледнеет. — Я же к тебе всё это время!..        — Да не парься, — отмахивается Минхо, не сдержав весёлого смешка. — Обращайся, как тебе удобнее. Только не «выкай».        — Ладно. — Хан надувает розовые щёки, тут же получает в одну тычок пальцем.        — Ты просто девственности со стриптизёром лишаться не хочешь, или что? — возвращает тему Минхо. Джисон вздыхает, с предупреждением открывает рот, намереваясь укусить палец у своей щеки, так что Ли послушно его убирает.        — Не хочу быть геем. — Хан садится, подбирая к себе ноги и шкрябая ткань джинс.       Ну а что ему ещё сказать? Он и правда, вообще-то, не хотел бы лишаться девственности с кем-то из подобных профессий, но Минхо-то ему понравился. И целоваться с ним хорошо было. Джисон бы повторил и не раз, если, конечно, Ли тоже не против. Возможно, он думал бы иначе, если бы Минхо продолжал работать в том клубе, но они знакомы всего-ничего — думать о подобном глупо.       Ли смеётся, прикрывая рот ладонью и заваливаясь набок. Задушенно так. И искренне.       Джисон наклоняет голову, пряча румянец. Зато честно ответил. И учитывая, что ни с кем до этого данную тему не поднимал, очень даже смело. Хотя звучит и правда глупо. Он, фактически, сказал парню, которого сам целовал, что не хочет лишаться с ним девственности не из-за неопытности или чего-то ещё, а потому что не хочет быть геем. Хан бы и сам засмеялся на его месте.        — Какой же ты дурачок, Хан Джисон. — Минхо выдыхает довольное «ха», закончив смеяться, и вытягивает ногу, укладывая её на бедре Джисона. — Объясни.       Его улыбка, мягкая и открытая, располагает. Хочется подвинуться поближе, прижаться к боку, попав в объятия, и, уткнувшись носом в грудь, на одном выдохе всё рассказать, пожаловаться на этот мир и его сложность, на то, что этот ужасный уровень никак не проходится.        — Это сложно. — Хан кладёт ладонь на его коленку. — Ну, быть геем… Типа, тебя гомофобы не любят, родители могут послать, найти кого-то труднее… Прикинь, понравился кто-то, а только потому, что вы одного пола, он может тебя ударить. — Джисон опускает взгляд к голому плечу, на котором оказывается татуировка: голова кота, заглядывающегося на мелкую птицу. — С девушкой легче…        — М-м… — Минхо дёргает головой, кивнув. В груди неприятно давит. Нужно проводить Минхо и извиниться за всё это — некрасиво как-то вышло. — Ты прав, так вроде легче. — Он упирается стопой в голень, сжимает и разжимает пальцы, поглаживая. — Но это будешь не ты. — Его взгляд направлен прямо, пробирает до самой поясницы. Джисон кусает губу изнутри. Он будто на каком-то суде, решающем его судьбу. — Мне понравился тот Хан Джисон, который был после виски. Да и до этого показался милым парнем. — Ли наклоняет голову немного вбок, смотрит с прищуром, словно немножко заигрывая. — Твою жизнь живут не твои родители и не те гомофобы, а ты. Они все рано или поздно уйдут, как бы плохо ни звучало — только ты сам с собой и останешься. И тебе решать, что делать: идти протоптанной дорогой и никогда не чувствовать себя на своём месте или выбрать свой путь, на котором ты точно задолбаешься, но, вроде, ощутишь себя самим собой.        — Ты всё испортил последним предложением, знаешь? — Джисон несильно хлопает его по голени.        — Отстань. Я не умею красиво говорить. — Минхо дёргает ногой, отвечая на шлепок. — Главное, ты меня понял.       Хан смотрит на него. Есть два варианта развития событий, и нужно срочно выбрать один из них, потому что иначе всё может пойти наперекосяк.       Он может попросить Минхо остаться и попробовать с ним что-то построить. Они позавтракают вместе, умоются, Джисон проводит его до дома, потому что всё равно надо дойти до магазина (в холодильнике даже мыши не на чём повеситься, хлопья и молоко для этого не подходят). Возможно, завтра же сходят на свидание и всё выйдет круто. Этот парень может стать тем, с кем Хан куда угодно вместе сунется и будет не страшно; тем, ради кого он сам себя от и до примет и побежит рассказывать обо всём родителям. И плевать, если они выпнут его за порог дома. У Джисона собственная квартира на носу — не страшно вообще. Да и кто сказал, что будет не без трудностей.       Или сейчас же проводить Минхо до дверей и забыть об этих нескольких часах, как о страшном сне. Когда-то всё же найти девушку и жениться на ней, заделать пару детей… Родители счастливы. Если жена будет счастлива, то и Джисон тоже, наверное. Но каждый раз засыпать рядом с ней в одной кровати и понимать, что что-то не так… Хана выворачивает наизнанку от обычного представления этой картины. Это не его. Он сам будет несчастен и сделает несчастливым ещё как минимум одного человека. Это в принципе неправильно.        — Минхо, — выдыхает Джисон, пальцами цепляя край его брюк и слыша тихое мычание в ответ, — останешься на ночь?       Да и это, наверное, неправильно.       Но он будет рад, если Минхо останется. Для начала и этого хватит. А дальше уже один за другим приятные бонусы: обняться, засыпая, позавтракать вместе… Джисон съест их все, как Пакман, и не подавится. Просто главное, чтобы это всё вышло естественно, одно за другим.       Только он не уверен, что сможет на всё среагировать нормально, потому что даже улыбка Минхо вызывает какой-то нездоровый всплеск смущения и приятного волнения. А последующий аккуратный поцелуй в щеку и вовсе повышает риск остановки сердца.       Земля вызывает Хан Джисона! Алло! Ты как вообще?! Это ты, нет?! Нормальный?!        — Останусь. — Ли проводит ладонью по его волосам. — Выделишь мне пижаму? И зубную щётку тоже было бы неплохо.