***
Мадара провел остаток дня с человеком в маске кота. Кем бы он ни был, с ним было приятно проводить время. Они перепробовали почти всю еду в ларьках. Мадара громко смеялся, когда мужчина скорчился, откусив кусок от острого угощения, поданного одной из тетушек клана Учиха, тут же запивая остроту любезно предложенной водой. Оставшуюся часть шампура кот сунул в лицо Мадаре и отвернулся, словно желая скрыть накатившееся смущение. Мадара с удовольствием доел цыпленка, политого специальным красным соусом, примечая, что больше не стоит предлагать что-то острое его спутнику. Похоже человек в маске кота предпочитал блюда с рыбой, и Мадара едва не рассмеялся от иронии, полагая, что любые морепродукты будут ему по вкусу. Танец полного восторга, который исполнял его спутник, поедая рыбу, был просто очарователен. Мадара боролся с навязчивой мыслью, что хотел бы видеть этот милый танец каждый день, при любой возможности, видеть этого человека счастливым, уплетающим рыбу за обе щеки. Он покачал головой, желая распрощаться с этими яркими картинами, но, как бы ни боролся, они все равно появлялись в его голове. Эти мысли уже почти приносили ему боль. Потому что он знал, что не сможет больше увидеть этого кота, счастливо поедающего рыбу. Этот момент был сегодня, и только сегодня. Он понимал, что некоторые участники фестиваля раскрывали свою настоящую личность к концу ночи, чтобы и дальше продолжать общаться, только уже без масок. Но такой расклад был не для Мадары. Он знал, что люди думали о нем, как они реагировали на него. Люди всегда боялись его, даже в детстве он заставлял их нервничать из-за того, насколько агрессивной могла быть его чакра (было хуже, когда он терял контроль). Долгие и одинокие годы ушли на то, чтобы научиться контролировать чакру, имея лишь младшего брата, готового играть и тренироваться с ним. Он потянул человека в маске кота за свободную руку и осторожно повел по пыльной дороге к месту, где, как он знал, были установлены игровые киоски. Там были специальные секции, отведенные шиноби для участия в играх отдельно от гражданских лиц. Он задавался вопросом, был ли его спутник шиноби, и предполагал, что, по крайней мере, сможет это выяснить. Мадара подвел кота к первой лавке, и сразу решительно переключился на игру, когда им протянули наборы колец. Мадара взял один из наборов и легко подтолкнул своего спутника, указывая жестом. — Проигравший платит за следующий раунд? Кот засмеялся, и глупое сердце Мадары затрепетало в груди, услышав глубокий и правдивый звук, пробивающийся сквозь печати: даже великая Узумаки Мито не могла покрыть его чернилами . Его Кот-сан был мужчиной и смеялся так, что мир становился ярче, как солнце, выходящее из-за серых дождевых туч. — Тогда будь готов оплатить все игры, Хоук-сан. Мадара чуть было не пропустил дразнилку в свой адрес, надувшись при этом. — Это мы еще посмотрим, Кот-сан. Мадара не выиграл ни в метании колец, ни в метании дротиков, ни в любой другой игре, в которую они играли вдвоем, за исключением последней, когда ему удалось поймать рыбу первым, прежде, чем она сорвалась с маленького бумажного черпака и упала в миску. Человек в маске кота оказался достаточно любезен, чтобы не заставлять Мадару платить за все игры, а только за большинство из них. Не то, чтобы он был против. Мадара использовал бы любой предлог, чтобы остаться с мужчиной подольше.***
Фейерверк в этот вечер был впечатляющим: яркие цветные вспышки освещали ночное небо, соперничая со звездами. Мадара провел половину шоу, наблюдая, как краски освещали лицо в маске рядом с ним, и, по мере того, как шоу подходило к концу, он все больше погружался в уныние, не желая, чтобы эта ночь заканчивалась. Он наслаждался, тем, что мог позволить лицу Учихи Мадары, главы клана и монстру на некоторое время забыться. Не беспокоясь о том, что кто-то подумает или проследит за его действиями, он никогда не чувствовал себя таким свободным, а теперь… Теперь… Ночь почти закончилась. Кот повернулся к нему как раз в тот момент, когда салют окончательно угас, а грохот взрывов все еще отдавался эхом от далеких скал. Темнота сгустилась вокруг них, когда мужчина повернулся к нему лицом. Мадара слышал, как толпы внизу возвращались в свои дома или находили установленные на ночь киоски с напитками, свет фонарей не доходил до них с высоты башни. Остальные, кто наблюдал за шоу на башне, быстро уходили чтобы продолжить свои развлечения, не обращая внимания на тех двоих, что все еще опирались на край перил. Мадаре показалось, что в этот момент мир затаил дыхание, словно должно было произойти что-то важное. Он увидел, как длинные бледные пальцы, которыми он любовался весь день, медленно потянулись к маске кота, закрывающее его лицо, и большим пальцем подцепили ее под снизу, пытаясь снять. Мадара протянул руку и, обхватив запястье своего спутника, остановил его. — Пожалуйста, я… Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. — Почему все должно закончиться? — Если ты снимешь маску, я сделаю то же самое. И я просто знаю. Я знаю, что то, кем я являюсь… Ты отвернешься от меня. Мадара отпустил руку мужчины, и тот коснулся маски ястреба, очерчивая линии, которые Мадара нарисовал на щеках своей маски. — Как я могу отвернуться от тебя? — Ты просто сделаешь это. Рано или поздно, так делают все. Рука человека с маской кота переместилась на изящный изгиб шеи, и пальцы почти защекотали, прослеживая путь вниз и цепляясь за воротник юкаты. — Скажи мне, Хоук, ты позволишь мне разоблачить тебя другим способом? Дыхание Мадары сбилось, когда он почувствовал на себе пристальный взгляд. Конечно, он не… Он бы позволил это сделать! Едва он прошептал «да», как кот увел их прочь.***
Мадара оказался в доме. Он не узнал ни одну из комнат, через которые они торопливо прошли в темноте, но и не пытался их изучить. Когда кот потянул его за руку, сердце гулко застучало в ушах. Его привели в затемненную спальню и усадил на футон. — Ты заинтриговал меня с того момента, как я увидел тебя сидящим на стене. Мадара заерзал под руками, тянущими его за пояс, и напрягся. Юката наконец распахнулась и соскользнула с его плеч. Он мелко задрожал, когда чужие руки пробежались по только что обнаженной коже, царапая его грудь и соски, из-за чего с его губ сорвался пронзительный звук. Кот приблизился. — Я никогда не захочу отвернуться от тебя. Я хочу запечатлеть себя в твоей душе, — твердо проговорил он. Мадара почувствовал зубы на своем плече: кот немного сдвинул свою маску, так, чтобы открыть лишь губы, и укусил, оставив после себя отметину, которая, как Мадара знал, к утру превратится в яркий след. Одна из рук Мадары вцепилась в затылок человека в маске кота, пальцы запутались в мягких, коротких локонах и притянули лицо в маске кота обратно к своему плечу. Он хотел большего, хотел носить укусы от этого мужчины, как нитку темного жемчуга на шее, на груди и плечах. Он хотел, чтобы следы остались надолго, хотел иметь возможность видеть их, глядя на себя по утрам, иметь возможность касаться их и чувствовать, как сильно его хотели, пусть даже только этой ночью. Кот повиновался и принялся оставлять после себя множество отметин, блуждая руками по телу Мадары, оставляя после себя целую россыпь следов. Мадара послушно выбрался из рукавов юкаты и приподнял бедра, полностью освобождаясь от одежды. Его мозг плавился в тумане удовольствия от незамысловатых ласк, а с губ сорвался стон, когда длинные бледные пальцы наконец-то обхватили его возбужденный член. Он никогда и не думал, что настолько будет кого-то хотеть. Ловкие пальцы мужчины легко проскользили по длине, большой палец поднялся вверх и поймал влагу, стекающую с головки, распределил ее по члену Мадары и продолжил свой мучительно медленный ритм. Мадару трясло, и он не мог перестать двигать бедрами в ответ на касания к члену, хоть и желал, чтобы его кот не торопился, он хотел, чтобы эта ночь длилась вечно, если это означало, что они будут вместе. Мадара потерял счет времени и даже то, как оказался лежащим на кровати, он не обращал внимание ни на что, кроме рук, обхвативших его член, и рта, ласкавшего один из его сосков. Его глаза распахнулись, а громких стон вырвался изо рта, эти чудесные губы творили невероятное. Мадара с удивлением наблюдал, как человек в маске кота навис над ним, и пальцами, до этого ласкавшими его член, ласкал себя сзади. Мадара не мог сказать, когда кот разделся, да это и не было важно, ведь вид бледной кожи отбил все мысли, и не оставил ничего, кроме желания коснуться. Мадара протянул руки и провел ими по бархатной коже, очерчивая каждый дюйм; его пальцы скользили по подтянутым мышцам и ощущали шрамы, скрытые печатью. Он представлял, как хорошо будут смотреться следы от укусов на этой коже. Мадара жаждал активировать свой шаринган, отчаянно желая навсегда запечатлеть это видение в своей памяти. Мужчина почти навис над ним, облокачиваясь на свободную руку; его бедра тряслись в попытке удержаться на весу. Наконец кот вернул свою руку и нащупал изнывающий от возбуждения член Мадары. С ладони кота капало обильное количество смазки, когда он наградил его несколькими плавными движениями по всей длине ствола, обеспечивая легкое скольжение. Мужчина медленно переместился, расположившись над его все еще нуждающимся во внимании членом, и направил его к своему подготовленному входу. Мадара почувствовал, как на мгновение потемнело в глазах, когда головка его члена проникла в теплую и приятную узость мужчины над ним. Его руки вцепились в бедра, а ногти впились в них, пытаясь заставить мужчину двигаться медленнее. Кот не останавливался, позволяя силе притяжения опустить себя в одно мучительное скольжение. Его голова откинулась назад, и с губ сорвался крик, когда член Мадары оказался, глубоко внутри. Хватка Мадары была болезненной, пока он боролся сам с собой, чтобы не поднять мужчину и не начать толкаться в него до тех пор, пока у обоих перед глазами не появятся звезды. Его трясло от ощущения кота на нем, и он ожидал, когда тот задаст темп. Ждать пришлось недолго: он почувствовал, как напряглись его бедра, когда кот медленно поднялся, заставив Мадару тихо застонать от восхитительного скольжения, когда опустился обратно, насаживаясь до предела; из-под маски кота раздался негромкий стон. Мадара позволил своим рукам направлять кота, пока тот начинал активно трахать себя, насаживаясь на член. Через пару толчков темп перерос в устойчивый ритм, и Мадара ощутил, как пальцы легли на его грудь, он вздрогнул от ощущения ногтей, вонзившихся в кожу, понимая, что вскоре на этих местах появится следы. Казалось, что этот миг будет длиться вечно, жар между ними медленно нарастал. Кот выгнул бедра и опустился на крупный член особенно резко, сжался вокруг него и издал громкий крик. Мадара усмехнулся под маской и, подхватив мужчину под колени, начал ритмично толкаться в него, наслаждаясь, как тот плавился в его руках, а с его губ срывались стоны каждый раз, когда головка члена задевала простату. В животе Мадары начал нарастать жар, и он почти достиг своего пика, нить готова была оборваться. Не прекращая резких движений, он провел рукой по узким бедрам и обхватил стоящий между ними член. Он собрал стекающую смазку и провел по всей длине несколькими резкими движениями от основания до кончика. На третьем движении Мадара получил самый красивый звук, поскольку настоящий голос кота прорвался сквозь печать во второй раз за эту ночь. Звуки, издаваемые этим мужчиной в муках наслаждения, были всем, что потребовалось Мадаре, чтобы освободиться и кончить. Его затрясло от удовольствия, пятки заскользили по футону и бедра немного приподнялись, одной рукой он попытался удержать кота, а другой гладил его шею. Они оба тяжело дышали, пребывая в упоении, сердца бешено колотились, и кот опустился, устраиваясь на Мадаре сверху, пока член все еще был внутри него. Мадара прикрыл глаза, глубоко и спокойно дыша. Почувствовав несильное давление на своем лице, он открыл глаза и посмотрел на кота, который тонкими пальцами водил по маске ястреба. Похоже, придя к какому-то решению, кот приподнялся, и оба с шипением отпрянули, когда член наконец выскользнул наружу. Он приподнялся на руках и навис над Мадарой, их лица в масках сравнялись. — Ты мне доверяешь? Мадара ответил без колебаний: — Да, — он не знал почему, но он действительно доверял коту. — Закрой глаза. Хмыкнув в знак согласия, Мадара выполнил просьбу, крепко зажмурил глаза и стал ждать. Он тяжело сглотнул, когда почувствовал, как длинные пальцы обхватили нижнюю часть его маски. — Не волнуйся, я не собираюсь ее снимать. Мадара резко вздохнул, услышав голос мужчины. Глубокий и знакомый звук, не искаженный печатями. Он попытался, вспомнить, где его слышал, когда почувствовал чужие губы на своих. Теплые и чудесные, они вытеснили все мысли из его головы, когда он углубил поцелуй. Его чистая рука обвила шею мужчины, пальцы запутались в коротких локонах у основания затылка, пытаясь удержать его ближе, пока они двигались вместе, непрерывно целуясь. Слишком скоро кот отстранился от губ Мадары, вырвав у него тихий стон; он изо всех сил старался держать глаза закрытыми. Смешок мужчины показался ему несправедливым, когда большой палец прошелся по его губам, а затем натянул маску на место. Мужчина откинулся на футон. Глаза Мадары все еще были закрыты, когда его рука начала поглаживать плечи кота. — Я бы многое отдал, чтобы удержать тебя, — прошептал он в сгущающуюся ночь. На мгновение он почувствовал, что мужчина все еще нависал над ним, прежде, чем полностью отстраниться. — Может, однажды ты сможешь. Оба мужчины неуверенно поднялись на ноги. Таймер на печатях истекал, и они не могли задерживаться. Они медленно оделись, помогая друг другу поправить помятые юкаты, разглаживая упрямые складки в попытке остаться рядом хоть немного дольше. Они вышли из дома, и Мадара невольно подумал, не принадлежит ли он коту, но тут же отогнал эту мысль. Они стояли недалеко от энгавы, в последний раз переплетая пальцы, прежде чем Мадара повернулся. — Мы встретимся снова? В следующем году. На том же месте? Он занервничал, когда наступила удивленная тишина. — Будешь ждать меня? В тот же момент Мадара ощутил облегчение. — Весь день, если придется. — Тогда, я найду тебя, — кот еще раз прочертил пальцами линии на маске ястреба и отступил назад. — До тех пор… Мадара почувствовал себя потерянным, когда остался один. Он стоял и смотрел на пустое место рядом с собой, пока легкое жужжание не известило его о том, что печать перестанет действовать через полчаса. Встряхнувшись, Мадара повернулся и прыгнул на крышу, он быстро пересек деревню и проскользнул в окно собственной спальни.***
Так продолжилось и дальше. Эти двое встречались под деревом каждый год, делили шампур данго и вместе наслаждались праздником, а потом снова оказывались в той комнате и под конец в очередной раз жарко целовались. И каждое утро Мадара чувствовал, как в ухмыляющейся маске кота остается еще одна часть его самого, когда мужчина, в которого он влюбился, уходил прочь. Это был пятый год фестиваля. Мадара ерзал в своей новой юкате, стараясь не сжимать руками коробку, которую он держал. В ту самую первую ночь кот хотел раскрыться, желая показать, кто он такой. Мадара надеялся, что тот захочет сделать это и сегодня, чтобы они оба наконец-то разоблачили себя, сняли маски, и он смог задать тот самый животрепещущий вопрос, ответ на который желал узнать последние два года. Иногда он ненавидел то, что был Учихой. Иметь сердце Учихи означало, что если влюбишься однажды, придется отказаться от других. Его сердце больше не принадлежало ему, оно горело из-за высокого мужчины, чей голос до сих пор преследовал его во снах. И вот сейчас именно звонкий смех завлек его на тренировочную площадку осенним днем спустя несколько месяцев после второго фестиваля масок. Он сидел на дереве, возвышавшемся над поляной и был потрясен, увидев Тобираму. Он взъерошил кудри Кагами, когда тот разразился хохотом и закричал что-то невнятное, отмахиваясь от своего сенсея. Мадара почувствовал, как у него сжалось сердце, когда несколько фрагментов сложились в его сознании воедино. Высокий Сенджу за маской кота — это Тобирама. Мужчина, которого он подпустил к себе, с которым делил постель, был младшим братом его лучшего друга. Мадара быстро отступил, покидая территорию ровным шагом и направляясь домой. Ему потребовалось несколько дней, чтобы осмыслить все, и он твердо решил не встречаться с Сенджу в следующем году.***
На третий год он снова оказался под деревом, как раз в тот момент, когда продолжал говорить себе, что это не может повториться, и он не мог позволить Сенджу снова приблизиться. Его попытки сдержать себя были тщетными. В этом году Тобирама, скрытый за маской кота, был внимателен и добр. Беспокоясь о том, что его товарищ стал спокойнее по сравнению с прошлыми двумя годами, Мадара позволил увлечь себя нежными прикосновениями и добрыми словами, а к концу ночи навис над Тобирамой, входя в него по самые яйца, когда они оба сгорали от нетерпения получить больше. Мужчина отлично ему в этом помогал, показывая все самые аппетитные места и демонстрируя свою гибкость закидывая ноги чуть ли не до головы. И после страстной ночи, Мадара с сожалением отпустил его после затянувшегося поцелуя, понимая, что его сердце было потеряно. После этого Мадара начал поиски свадебного ритуала, который показал бы Тобираме, что он настроен серьезно. Он перерыл все архивы Учих, пытаясь узнать, как ухаживают Сенджу. Они ухаживали при помощи металла и огня, пылая в страсти. На то, чтобы вырезать замысловатый деревянный подарок, необходимый для Тобирамы, ушло больше времени, чем Мадара рассчитывал, но он был полон решимости овладеть мастерством собственными руками, а не с помощью шарингана. Он чувствовал, что подарок заслуживал этого, если он сам хотел заслужить расположение Тобирамы. Никаких коротких путей быть не могло. Он так увлекся своими мыслями, что не услышал приближающегося шарканья обутых в сандали ног, и рука на плече заставила его вздрогнуть. За печатью раздалось веселое фырканье. Кот, нет, Тобирама сделал шаг назад, позволив Мадаре подняться со своего места на стене. — В этом году данго не будет? — Я могу купить тебе шпажку, если ты действительно этого хочешь. Но я думал… Надеялся… — Он посмотрел на коробку, обернутую в глубокий индиго, цвет Учиха, желая скрыть румянец, даже если Тобирама не мог его увидеть. — Ты надеялся? Мадара откашлялся. — В этом году я хотел сделать кое-что другое. Ты не против? Он чувствовал на себе тяжелый взгляд высокого мужчины, оценивающий его, и почти ощущал, как его он мечется между коробкой, которую он держал, и его лицом в маске. — Хорошо… — Мужчина протянул руку и положил ее на одну из ладоней Мадары. — Это как-то связано с этим? Глубоко вздохнув, Мадара просто кивнул и протянул подарок. — Я знаю, это… Ну, неожиданно. Но я… — его слова оборвались, когда Тобирама осторожно взял подарок. — Ты… Хочешь, чтобы я открыл это сейчас? — Нет, я… У меня кое-что запланировано. Сначала нам нужно кое-куда сходить, а потом ты сможешь открыть это. Тобирама еще несколько мгновений смотрел на него, а затем резко кивнул. Он переместился к нему и перекинул его руку через свою, пока другой рукой крепко сжимал подарок. — Показывай дорогу, Хоук-сан. Мадаре казалось, что он вот-вот взорвется от переполнявших его чувств или растает от того, что Тобирама прижимался к нему. В любом случае, он считал, что это будет достойный путь для главы клана Учиха. Он всегда думал, что его жизнь закончится в огне. Мадара быстро провел их по фестивалю, несколько раз останавливаясь, когда чувствовал, что взгляд Тобирамы блуждал и задерживался на некоторых прилавках. Он не так сильно торопился, что они не могли уделить несколько минут развлечениям. К тому времени, как они уже покинули основную часть фестиваля, Мадара был на нервах. Он остановился у арки, указывающей на квартал Учиха, и почувствовал, как Тобирама на мгновение замешкался, прежде чем последовать за ним внутрь. Узкие улочки между домами в старинном стиле были пустынны, так как все члены клана отправились на празднование в деревню. Фестиваль масок сотворил чудеса с отношениями между кланами: завязались новые дружеские отношения и было заключено несколько браков. Мадара никогда не был так счастлив от жизни в деревне, в окружении своего процветающего клана. Он надеялся, что окончание фестиваля еще больше укрепит его счастье. Когда они добрались до его собственного дома, Тобирама сразу остановился. — Это дом Мадары-сама. — Да, — Мадара оглянулся назад, по-прежнему с нежностью держа руку мужчины в своей, и ждал, пока Тобирама примет решение. — Все в порядке, мы можем быть здесь. Тобирама позволил затащить себя в гэнкан и последовал примеру Мадары, когда тот влез в домашние тапочки и подобрал свою обувь. Он шел в нескольких шагах позади него, пока они шли во внутренний двор. Оставив тапочки на ступеньках и снова надев сандали, они направились в сад. — Хоук? Мадара сделал небольшую паузу и оглянулся, заметив, что Тобирама не решался углубиться в частный сад поместья. Он вспомнил, что в эту часть сада не пускали даже Хашираму, поскольку там находилось их личное святилище, перенесенное со старой территории Учих. — Все в порядке. Я обещаю, что скоро ты все поймешь, — он аккуратно сжал руку, которую все еще держал. — Однажды ты просил меня довериться тебе, теперь я прошу тебя сделать то же самое. Поколебавшись, Тобирама глубоко вздохнул и продолжил путь, пока Мадара вел его все глубже. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем они достигли небольшого святилища, внутри которого было изображение Аматэрасу-Омиками. Отпустив руки Тобирамы, Мадара поднялся на большую площадку, достал пару палочек благовоний из юкаты и пустив чакру, чтобы поджечь их. Он услышал, как Тобирама удивленно вздохнул, увидев, как он использует чакру: до этого они не применяли ниндзюцу, находясь за масками. Он воткнул палочки в миску с песком, а затем повернулся лицом к Тобираме. — Знаю, это кажется странным, но обещаю, у меня есть причина привести тебя сюда, — он указал на подарок, который Тобирама все еще сжимал в руке. — Теперь ты можешь открыть это. Мадара заерзал, когда Тобирама, наконец, сдвинул упаковку и начал развязывать узел. Слова рвались наружу по мере того, как его нервы росли: — Я начал изучать манеру ухаживания. После той первой ночи стало очевидно, что ты Сенджу, и я хотел сделать все правильно. Я надеюсь, это нормально? Тобирама молча стоял перед ним, перекинув руку через ткань цвета индиго, и смотрел на изящно вырезанную шкатулку. — Я хотел сделать не только что-то полезное, но и личное, поэтому выбрал шкатулку для документов, а потом сделал зверей внутри. Тебе… Нравится? Он наблюдал за тем, как Тобирама сдвинул шкатулку и взял в руки маленького деревянного кота. — Ты сделал это? Как… Как тебе это удалось? — Я знаю, кто ты. Тобирама вздрогнул от этих слов, и Мадара поспешил продолжить: — Я понял это после нашей второй встречи. Только после третьей я понял, что у меня нет шансов против этого. Я уже потерял себя в тебе. Думал, что смогу смириться с тем, что у нас было, — с ежегодными встречами, — но я вижу тебя каждый день. Я наблюдал за твоей жизнью и понял, что хочу быть ее частью. — Ты… Ты знаешь? И ты не против? Но я… — Он сделал паузу и жестом указал на себя рукой, в которой держал маленького деревянного кота. — Замечательный? — Мадара засмеялся, когда мужчина отвернулся, пытаясь скрыть румянец. — Я привел тебя сюда не только ради этого. Я надеялся, что мы сможем… — Он положил руку на край маски. — Я знаю кто ты. Будет справедливо, если я отвечу тем же. Рука Тобирамы вытянулась, когда Мадара попытался снять маску, чужие пальцы легко надавили, словно пытаясь остановить его. — Позволишь мне? Мадара просто кивнул, опустив свою руку и наблюдая, как Тобирама осторожно положил маленького кота обратно в коробку и поставил ту на ступеньку, ведущую к святилищу, сложил ткань и поместил ее сверху, а потом встал и снова обратил свое внимание на Мадару. Сначала он потянулся к своей маске, и ухмыляющийся кот исчез. Мадара почувствовал, как у него перехватило дыхание: печати поддались, и взору предстали белые волосы и узкое лицо Тобирамы. Тот положил свою маску поверх подарка и медленно протянул руку: длинные бледные пальцы, которые Мадара боготворил в тот памятный год, прошлись по линиям, нарисованным на маске ястреба, заскользили по краям и наконец сняли ее. Он ощутил, как печати перестали скрывать его личность, и с трепетом наблюдал за расширившимися от удивления глазами Тобирамы. — Мадара… Он вздрогнул, когда по спине пробежал электрический разряд. Он никогда не слышал, чтобы его имя произносили таким образом — шепотом, как будто Тобирама боялся спугнуть его, если заговорит слишком громко. — Здравствуй, Тобирама, — он протянул руку, снова без перчаток, как всегда на фестивале. — Мне так много нужно с тобой обсудить. Тобирама застыл перед ним с расширенными глазами и руками, сжимающими маску ястреба. С тоскливым чувством он отдернул руку: возможно, он действительно просчитался. Он надеялся, что Тобирама хотя бы выслушает его, прежде, чем сразу отвергнет. Он понимал, что ни для кого не был ни первым, ни даже вторым вариантом, когда дело касалось любви, но он все еще надеялся. Звук удара маски о ступеньку заставил его поднять глаза, и в этот момент руки, которые он так любил, вцепились в ворот его юкаты и притянули его к себе для поцелуя. Мадара ахнул от неожиданности, ощутив губы Тобирамы, и тот, воспользовавшись своим преимуществом, проник в его рот коварным языком. Мадара почувствовал, как ослабели его колени от такого натиска, а сильная рука обхватила его за талию, чтобы поддержать. Он слабо толкнулся в грудь Тобирамы, пытаясь привлечь его внимание. Наконец он со вздохом отпрянул. Тобирама уткнулся носом в в висок Мадары, тяжело дыша и ероша его волосы. Мадара успокаивающе провел руками по его спине: оба пытались вернуть контроль над своими бешено колотящимися сердцами. Он скорее почувствовал, чем услышал смех. — Я надеялся, что это ты. Хаширама и Изуна жаловались, что ты никогда не показывал им свою маску, и они никогда тебя не видели. Даже Хикаку не смог сказать, как ты провел фестиваль. Я надеялся, что за маской ястреба был именно ты. — Ты… Ты действительно хотел, чтобы это был я? — Я давно восхищаюсь тобой, Мадара. — Рука, обхватившая его за талию, притянула его ближе, прижимая их тела друг к другу. Тобирама внезапно отстранился, глядя Мадаре в глаза. — Ты сказал, что хочешь спросить меня о чем-то? — А, — Мадара откашлялся, желая избавиться от румянца. — А… Фигурки… И шкатулка. Как я уже сказал. Я хотел сделать все правильно. Сенджу вырезают вещи по назначению, поэтому я сделал подарки. Я бы сделал это раньше, но никогда до этого не работал с деревом. Это заняло немного больше времени, чем мне хотелось. Тобирама опустил взгляд на коробку, скрытую тканью и его маской кота. — Ты научился резьбе? Для меня? — Ради тебя я готов на все, — руки Мадары напряглись. — У меня еще есть к тебе вопрос. Именно поэтому я привел тебя сюда. — Мне было интересно, — Тобирама посмотрел на святилище, вглядываясь в ухоженный облик богини-покровительницы Учиха. — Что ты хочешь спросить меня, имея в качестве свидетеля Аматэрасу-Омиками? Мадара нехотя высвободился из объятий Тобирамы, отступил назад и сжал его руки. — Сенджу Тобирама, окажешь ли ты мне честь выйти за меня замуж? Руки Тобирамы судорожно сжались, а глаза расширились. — Ты хочешь, чтобы я вышел за тебя? — Вообще-то прямо сейчас. — Прямо сейчас?! — Тобирама перевел взгляд с него на святилище. — Мы можем это сделать? Лицо Мадары залилось густым румянцем, отчего брови Тобирамы поползли вверх. — И как же будет проходить эта свадебная церемония? — Это… Э-э… Традиция Учиха. Очень древняя, которая должна связать нас навсегда. Мы обменяемся клятвами и, — он наклонился и пробормотал последнюю часть на ухо. — Ты только что сказал… Мы накуриваемся и трахаемся на ступеньках? — Не говори так грубо! Любовь! Мы вдыхаем благовония и занимаемся любовью перед алтарем. Ни одной романтической жилки в твоем теле! Нелепый Сенджу. Тобирама запрокинул голову и расхохотался, заставив Мадару остановиться и удивленно уставиться на причину столь прекрасного звука. — Мадара, конечно, я выйду за тебя. — Ухмылка все еще играла на его лице, он потянулся и провел рукой по щеке Мадары, и ухмылка стала более озорной. — Хаширама с ума сойдет, когда узнает, что мы устроили свадьбу без него. — Не-е-ет… Не говори о нем. Я хотел, чтобы все было романтично, а это не так, если я буду думать о нем! Взрыв смеха, раздавшийся от его будущего мужа, заставил его улыбнуться. Тобирама выглядел прекрасно. Мадара не потрудился сдержать порыв, когда наклонился, чтобы поцеловать широко улыбающиеся губы. Тобирама промычал от удовольствия и медленно ответил на поцелуй, после чего отстранился. — Какие клятвы мы дадим, любовь моя? Должен ли я пообещать тебе вечность? — Здесь не было сказано о клятвах, но я согласен на твою вечность. — Тогда она у тебя есть. Моя любовь и моя жизнь, навсегда. — Моя любовь и моя жизнь, — Мадара потянулся к этим притягательным губам, обхватил Тобираму руками, притянул его дальше к широкой ступени перед алтарем и опустил руки вниз, теребя концы завязок, скрепляющих его юкату. Мадара застонал, почувствовав, как Тобирама оторвался от него и принялся осыпать поцелуями шею. Они оба торопливо стягивая друг с друга одежду по мере того, как в крови нарастал жар. Будучи так близко к святилищу, Мадара чувствовал запах благовоний, дым мутил разум и заставлял его чувствовать себя так, словно он плавал в сиропе. — Мадара… Мадара? Он едва не замурлыкал от приятного голоса, нашептывающего ему в уши. — Все в порядке. Я и не подозревал, что он такой сильный, — Мадара провел рукой по голой спине Тобирамы, не уверенный, когда они успели снять одежду или оказались на коленях друг перед другом, восхищаясь шрамом, который он нанес своими руками в предыдущие годы, наконец-то выставленным напоказ. — Это то, что помогает связывать нашу чакру. — Его голос сорвался на глубокий стон, когда он наконец почувствовал, как вся сила чакры Тобирамы раскрылась и влилась в него. Они ласкали друг друга, у обоих кружилась голова от запаха благовоний и пьянящего чувства потребности, возникшего между ними. — Я чувствую тебя, Мадара, здесь, — Тобирама прижал одну из блуждающих по его телу рук Мадары к своей груди. — Ты создаешь место здесь, внутри меня. — Ты почувствуешь меня не только в этом месте, пока мы закончим. Тобирама требовательно простонал чувствуя, как от этих слов у него заныло в паху, Мадара притянул его ближе, чтобы прижаться к нему бедрами. Его пальцы обхватили оба члена и прошлись по всей длине, решительно принимаясь за ласку. Мадара наслаждался тем, как Тобирама прерывисто двинул бедрами в его кулак. Другой рукой Мадара потянулся к своей отброшенной одежде и, порывшись в ней, вытащил захваченную с собой смазку, после чего открыл крышку тюбика. Он посмотрел на ошеломленное лицо Тобирамы, похлопал по одежде, лежащей под ними, и покрыл свои пальцы вязкой жидкостью. — Ложись, Тобирама, позволь мне поклониться тебе. Мадара с удовлетворением наблюдал, как Тобирама подчинялся. Он опустил голову на скрещенные руки, лег животом вниз и посмотрел через плечо, глядя на то, как Мадара двигался позади него, раздвигая его бледные бедра своими ногами. Мадара наблюдал, как эти красивые бедра дернулись от прикосновения его чистой руки. Прежде, чем впиться в мышцы и перейти к своей главной награде, он нежно раздвинул ягодицы, обнажая сжатую дырочку. Покрытым смазкой пальцем он коснулся кольца мышц, медленно кружа и массируя его, пока не почувствовал, что Тобирама стал расслабляться от такого внимания. Запах благовоний все еще наполнял воздух и грозил снова затуманить его разум вожделением, темные глаза налились красным, когда он начал терять контроль. Вывернув запястье, Мадара позволил первому пальцу погрузиться наполовину, медленно вытаскивая его и снова погружая внутрь несколько раз так глубоко, как только мог, чувствуя, как тело Тобирамы с готовностью принимает его проникновение. Он наклонился вперед, поглаживая спину любовника, и ловко протолкнулся вторым пальцем, наслаждаясь прерывистым дыханием мужчины под собой, и склонился еще ниже, чтобы оставить поцелуй в центре его спины. Мадара растягивал прелюдию, не увеличивая темп, даже когда Тобирама начал извиваться под ним. Прекрасные отметины, которые он неспешно оставлял на плечах и шее, навсегда запечатлелись в ярких глазах шарингана. Он впился зубами в манящую шею, когда третий палец присоединился к остальным, и высокий стон, вырвавшийся из горла Тобирамы, едва не заставил его разорваться на части от наслаждения. Мадара особенно глубоко вставил пальцы в теплое тепло тела своего возлюбленного, задев пальцами место, которое он искал, от чего из Тобирамы вырвался стон, и тело выгнулось дугой от этого ощущения. Совершив еще несколько движений, он вытащил пальцы, с удовлетворением наблюдая, как эта прекрасная дырочка пульсировала, только и ожидая, чтобы ее снова заполнили. Он обильно смазал свой член смазкой, скользнув по нему несколькими торопливыми движениями, и погрузил головку в теплое, нуждающееся тело. Его глаза закрылись от ощущения, что Тобирама окутывал его. Он замер всего на секунду, прежде чем толкнуть бедрами и погрузиться глубже, наслаждаясь протяжным стоном, который только что достиг его ушей. Еще несколько медленных движений, и Мадара наконец полностью вошел в Тобираму. Оба задыхались от ощущения того, что они снова вместе. Прошло слишком много времени с тех пор, как они в последний раз занимались любовью. Целый год — слишком большой срок, чтобы проводить его вдали от близости с этим мужчиной. Мадара наслаждался, медленно покачивая бедрами. После сегодняшней ночи ему никогда не придется расставаться со своим любимым. Они обвенчались перед Аматэрасу-Омиками, связав себя узами брака навеки, согласно древнейшей из своих традиций. Мадара неуклонно наращивал темп, хриплые вздохи любимого подстегивали его. Он медленно менял угол наклона бедер, пока он снова не нашел ту сладкую точку, от которой, казалось, по спине Тобирамы пробежал электрический разряд. Сдавленный крик сорвался с влажных от слюны губ Тобирамы, а руки вцепились в смятую и испачканную юкату под ними. Мадара точно прицеливался при каждом толчке, позволяя воплям своего партнера и пьянящему аромату благовоний вытеснить из его разума все мысли, кроме неуклонно нарастающего удовольствия, от которого у него все сжималось внизу живота. Он ощутил, как стенки и без того тесного прохода Тобирамы сжались вокруг него, когда он кончил, не прикасаясь к собственному члену, запачкав одежду и живот. Сделав несколько последних толчков, Мадара последовал за своим возлюбленным, чувствуя, как чакра в последний раз разливается вокруг них, и что-то встает на место в глубине его сознания. Он опустился на спину перед собой, пытаясь отдышаться и успокаивающе поглаживая Тобираму везде, где мог дотянуться. Прошло несколько мгновений, прежде чем Мадара нашел в себе силы выйти из Тобирамы, под тихий стон он перекатился на бок и взял любимого за руку. Тобирама повернул голову в его сторону, его ресницы дрогнули, открывая Мадаре темно-красные глаза, которые он так любил. У него перехватило дыхание от любви, которую он увидел в этих глазах, а в глубине сознания раздался гул удовлетворения, совпавший с тем, что он услышал от Тобирамы. Теперь он понимал, почему эта форма связи давно не использовалась. Их чакры соединились, оставив после себя частичку, чтобы Мадара мог постоянно чувствовать Тобираму. Он притянул руку любимого к себе, оставив на ней протяжный поцелуй, пока они просто лежали перед алтарем Аматэрасу-Омиками, окончательно обвенчавшись. Тобирама осторожно вырвал руку из его хватки, убрал с лица спутанные волосы и потер место под левым глазом. — Здесь отметина, которой раньше не было. Это часть связи? Мадара коснулся рукой этого места, но не почувствовал ничего, кроме перегретой кожи под кончиками пальцев. Его взгляд метнулся к лицу Тобирамы: под его глазом виднелась новая красная печать почти сливающаяся с чернилами. — У тебя тоже есть метка. Тобирама просто задумчиво промурлыкал, провел рукой по лицу Мадары, обхватывая его щеку, и сонная улыбка тронула его губы. — Мы не можем здесь отдыхать, Тобирама. У меня есть комната внутри, если хочешь, можешь пойти туда, или можешь присоединиться ко мне в моей постели. — Твоя кровать, муж, — Тобирама медленно отстранился, чувствуя, как его конечности наливаются медом и не замечая удивленного взгляда Мадары. Мадаре казалось, что его сердце вот-вот взорвется; он никогда не испытывал такого счастья: Тобирама был его мужем, они обвенчались. Он собирался провести остаток своей жизни с человеком, которого любил и обожал. Он поднялся, помог Тобираме встать и вручил ему свои подарки и маски, а затем собрал их испорченную одежду. Они оба отказались от тапочек, просто сбросив сандали, прежде чем Мадара повел Тобираму вглубь дома. Он быстро показал ему их комнату, позволив оставить то, что было у него в руках на низком столике у окна, а сам достал две спальные юкаты и повел супруга в ванную. Они мылись медленно, Тобирама настойчиво водил пальцами по волосам Мадары, очищая и аккуратно распутывая все колтуны, а потом вылил воду и собрал массу на голове в свободную косу. К тому времени, как Тобирама закончил, Мадара уже был в полусне, и они погрузились в горячую воду ванны. Мадара вздохнул и откинул голову на бортик большой ванны, прикрыв глаза, пока вода помогала расслабить ноющие мышцы. Он все еще чувствовал, как чакра, не принадлежащая ему, кружила по его организму, как Тобирама проникал в него так глубоко, соединяя с океаном молний в спирали. Мадара проснулся от того, что на его руку нежно легла чужая, и, моргнув, обнаружил, что над ним нависал Тобирама, уже высушенный и завернутый в юкату. — Думаю, нам пора лечь спать, Мадара. Глубоко вздохнув, Мадара вылез из теперь уже прохладной воды, взял предложенное Тобирамой полотенце и быстро вытерся, прежде чем приготовиться ко сну. Вместе с Тобирамой он вошел в комнату, наблюдая за тем, как тот присел около футона и подготавливал его, расправляя одеяло. Увиденное, заставило Мадару облокотиться о косяк, а глаза вспыхнуть красным, запечатлевая первый вид Тобирамы в Учиве. От всплеска чакры Тобирама оглянулся через плечо и медленно моргнул, увидев, что Мадара застыл в дверном проеме и смотрел на него. — Не присоединишься ко мне, муж? — Тобирама похлопал по постельному белью, заставив Мадару действовать, он быстро приземлился на футон, потянул Тобираму за собой и обхватил его, укутывая теплом. Не обращая внимания на хихиканье, он подтянул одеяла и подоткнул его вокруг них обоих, прежде чем уткнуться носом в красиво очерченную шею. Прошло немало времени, прежде, чем кто-то из них заснул, оба сосредоточились на пьянящем чувстве столь тесной связи. Когда же они наконец уснули, солнце пробилось сквозь закрытое ставнями окно, и единственный луч упал на пару масок, лежавших рядом на низком столе.