Через стихотворения

Напиши мне письмо на бумажке, В пожелтевшем обрывке в тетради, Буду помнить тебя я в печали, Напевая себе в тишине. Как звезду млечный путь осветит, Освечу я твой лик в голове, Лишь бы он отпечатался лихо В незабытой веками тетради. Лишь бы Вы не забыли в старе, Как его в темном месте писали. Не забуду и я голос нежный, Нос прелестный, глаза небольшие, Мочку уха, Что теребила на глазах у меня возле дома. Не прощу никому я обиды, Кто обидеть тебя посмел. Не прощу и себя не в веки, Отпущу и забуду теперь. Только вот, Не сложилось как-то, Позабыть блестящие глаза. Как сложилась твоя бумажка, Пожелтевшая. Женю совсем недавно потянуло на стихотворения, смазливые, слезливые, не то чтобы плохие, но и не гениальные. Главное условие — писать от руки, ночью, и чтобы ни одна муха не нарушала кромешную тишину, ни один звук с улицы, кроме дождя, не попадал в окно, никакой посторонний голос в голове, кроме голоса Этери, не звучал. И тогда получалось хорошо. Женя обходила слово великолепно, да и к тому же называть свое творение великолепием — слишком тяжелая ноша. Этим должен заниматься тренер. Которого у Жени, между прочем, нет. Карьера у спортсменов коротка, но карьера не жизнь, поэтому Женя смирилась и лишилась своего тренера. Но приобрела нечто иное — хобби. Писать стихотворения об Этери.

В твоих глазах так пасмурно и одиноко,

Я не хотел бы оказаться там,

Почувствовать холодный холод,

Убийственно жестокий взгляд.

В тебе нет капли жалости и состраданья,

И если даже захотеть тебе помочь,

Ты скажешь: «До свиданья».

А во взгляде: «Ни шагу прочь».

Это стихотворение было написано весной года так двадцатого-двадцать первого. У Жени уже стёрлись цифры в голове, остались лишь воспоминания. Прошло много лет, а пальцы ещё горят при мысли о том, что когда-то давно, совсем ещё молодой девчонкой она держала пальцы той, что любила. Вокруг сотни людей, десятки фигуристов, столько же рабочих, и ни одни глаза не цепляли так, как глаза Этери. Ни одно пальто из тех, что Женя видела за свою жизнь, ей не запомнилось в деталях. А пальто Этери она помнит досконально. Каждую пришитую и отвалившуюся пуговицу. Теперь этого всего нет. И ведь бывают моменты, короткие вспышки света, когда мир, кажется, затаил дыхание в ожидании. Это те моменты, когда Женя видит надежду, которая скрывается за бурей. Что эту надежду олицетворяет понять сложно, когда перед глазами плывёт картинка и яркие вспышки вездесущих воспоминаний мельтешат перед глазами. И всё же любовь Жени была недостижимой мечтой, далёкой звездой, которая ярко сияла в ночном небе, но навсегда осталась вне досягаемости. «У вас просто нет совместного будущего», — твердит шут и в очередной раз высмеивает нежность фигуристки.

Я слышу то, что мне не лестно,

Уши завывают от боли,

Как же горестно и тесно в этом жалком доме.

Мне луна сегодня улыбнулась,

Полнолуние — красивое создание,

Мы в пучине грёз своих и унывания,

Шли, целованные, разговаривая.

Темень вечера нас вдохновила,

Видели невидимые знания,

Чёрный город стал как город в Дании,

Мы — как бесконечные природы дарования.

Темы, улыбаясь, обсуждали трудные,

Проходили лишние круги,

Мы — как в море корабли,

В шторме — братья лунные.

За руку держать тебя хотелось,

Отпустить — не очень хорошо,

Уснуть бы вместе на постели,

Уткнув в плечо своё лицо.

Всё натурально, всё — в природе,

Всё по последней моде,

Мы вместе — мне легко,

Я дома — далеко.

Ноябрьский холод нам не страшен,

У дома жёлтого, любя,

Прижались, нежностью томя.

Открыли тайны,

Я уверен,

Единственный я знаю их,

Луна хранит молчанья многих,

Теперь и наши тайны чтит.

На горизонты молча глядя,

Не прерывали взгляд порой,

По полю медленно бродили,

Чтоб оттянуть уход домой.

Сегодня день рождения мой.

Расставания — ад каждой встречи,

Неуверенно выходит у нас,

Теряется дар речи,

Мы входим как будто бы в транс.

Отпускаю — тяжело далось,

Сердце греет холод,

Нет, не удалось.

Вроде всё в порядке,

Вроде все довольны,

Но

Отпускать я не умею,

Отпускать мне не надо.