Не кончается пытка

      Люмин хотелось кричать и рвать на себе волосы.       Две недели тому назад она случайно встретила Тарталью на острове Наруками, возле леса Тиндзю… С тех пор её мир перевернулся с ног на голову. Эта короткая встреча, ровным счётом ничего не значащая — так ведь? — всколыхнула в душе Люмин всё то, что она там долгое время стыдливо прятала, ледоколом прошлась по её замёрзшему сердцу. Со дня первой встречи с Чайльдом девушка всеми силами прятала от посторонних глаз тот факт, что рыжий паршивец, чёртова бестия из Снежной, вызывал в ней трудно поддающиеся осмыслению эмоции. Она просто не хотела, чтобы кто-то увидел её слабость.       Так подростки наскоро прячут неубранные вещи в шкаф, чтобы мама не отругала за бардак в комнате. Только вот если ничего не подозревающий человек открывает шкаф, оттуда вываливается целая куча того, что не следовало бы видеть.       Если бы тогда она его не встретила… О, да было бы в сотню раз лучше! Люмин слишком много времени потратила на то, чтобы добиться хотя бы ремиссии этого недуга, и ей это, к слову, удалось, но рецидив настиг её слишком беспощадно, стоило ей только увидеть Тарталью снова. Как будто все эти годы она боролась с собой зря.       Последние две недели Люмин прошли как в бреду: каждый прошлый день стирался из памяти путешественницы, точно что-то ненужное, она с трудом концентрировалась даже на самых простых задачах. Зато любую мелочь, связанную с Чайльдом, она помнила до безобразия хорошо: его голос, смех, силуэт, васильково-синие глаза, взлохмаченные рыжие волосы, всё, что он о себе рассказывал… И не было, наверное, ничего, за что она могла бы ненавидеть себя больше.       Глупо. Просто глупо. Будь она проклята.       По ночам Люмин подолгу не могла уснуть и сгорала в адском пламени собственного воображения. Он мерещился ей во тьме, стоило ей только погасить свет в своей комнате в чайнике безмятежности. В исступлении девушка тянулась руками в пустоту над ней, и ей казалось, что перед ней он, тот самый одиннадцатый Предвестник Фатуи, и он опаляет своим дыханием её кожу, проводит губами по шее, шепчет на ухо что-то постыдное… Люмин всегда безоговорочно попадала в ловушку этих видений, и её била крупная дрожь, словно всё это было явью.       Конечно, явью была только пустота.       Сложнее всего оказалось прятать этот кровоточащий нарыв в душе от Паймон: та быстро раскусила, что с путешественницей что-то не так, однако догадаться до причины такой перемены, к счастью, не смогла. Простая просьба не обращать внимание на поведение Люмин подействовала, но лишь на время.       Наверное, сыграла свою роль усталость, или Люмин где-то простыла, но через полторы недели после той роковой встречи у неё началась лихорадка. Ситуация многократно усугубилась.       Она перестала выходить из чайника, целыми днями в беспамятстве лежала в своей комнате, истязаемая состоянием тяжёлого бреда, словно пойманная в полотно художника-экспрессиониста. Паймон не находила себе места от беспокойства.       — Паймон, пожалуйста… — вяло пробормотала путешественница, когда в очередной раз пришла в себя и застала спутницу летающей вокруг кровати. — Не…       — Люмин! — та тут же подлетела к ней, вглядываясь в её лицо.       — Чш-ш… Пожалуйста… — каждое слово давалось с трудом. — Перестань торчать тут целыми днями…       — Эй, ты! — Паймон, видимо, не понравилась формулировка, но она не стала развивать эту тему, вспомнив, что перед ней больной человек. — Паймон, между прочим, волнуется за тебя…       — Тебе тоже нужно отдыхать… Летать… Целый день… Тяжело… — Люмин еле-еле улыбнулась, надеясь, что Паймон оценит такой подход. Но спутница только покачала головой. — Да и потом, вдруг я заражу тебя…       — Ой, да ладно, — отмахнулась рукой Паймон. — Паймон, честно говоря, без понятия, что значит «заражу», но наверняка такого быть не может. Да, Люмин, слушай! — хватилась она. — Пока ты лежала в отключке, я слетала в хижину «Бубу»…       Люмин настолько опешила, что даже нашла в себе силы полностью открыть веки.       — …и принесла тебе оттуда лекарство. Я тебе сейчас заварю, и тебе полегчает.       Люмин закашлялась.       — Ну, тот аптекарь сказал, что это как-то поможет…       — П-Паймон, ты… Ты что сделала?       — Принесла тебе лекарство, — угрюмо повторила Паймон. — Эй, хватит на меня так смотреть! — вдруг рассердилась она и топнула ножкой в воздухе. — Я тут спасаю жизнь самой известной путешественнице Тейвата! Имей совесть!       Люмин не знала, что сказать. Она даже не ожидала, что Паймон настолько за неё переживает.       Лекарство из хижины «Бубу» оказалось каким-то травяным чаем. Паймон сказала, что это должно помочь Люмин заснуть и отдохнуть как следует, на что в ответ девушка посоветовала ей отдохнуть тоже.       А ещё попросила свою спутницу принести ей бумагу и чернила.       Хорошо, что Паймон не знает слова «завещание», иначе после мрачной шутки Люмин в ответ на вопрос «Зачем?» маленькая спутница бы точно расстроилась.       Странный на вкус травяной чай всё-таки помог. В первый раз за прошедшую вечность (Люмин плохо представляла себе, сколько она уже провела в лихорадке) девушке удалось заснуть по-настоящему, а не попасть в очередное отражение реальности, называемое бредом.       Всё было бы вполне чудесно, если бы во сне она снова лицом к лицу не встретилась с тем, кого она смертельно хотела видеть. Она узнала синеву его глаз и успела только услышать его фирменное «Ха-ха, подруга! Вот так встреча!», как от неожиданности проснулась и резко села на кровати.       Люмин оглядела растерянным взглядом комнату: всё как обычно. Паймон, видимо, послушала совет путешественницы и улетела отдыхать, оставив включённой лампу на прикроватной тумбочке. За окном глубокая ночь, и кажется, будто вся обитель погружена в вечную тишину. Только дыхание Люмин нарушает эту идиллию.       Девушка провела рукой по лбу, покрытому холодной испариной. Но судя по подступающему ознобу, болезнь не желала быстро расставаться со своей жертвой.       Перед глазами Люмин видела снова только его. Проклятый Тарталья! Чтоб он провалился! Хотя она сама виновата, что проснулась, не дала себе задержаться во сне с ним хоть ещё на несколько спасительных мгновений, — девушка уже мысленно отвесила себе звонкую пощёчину за это.       Нет, правда, она больше не может выносить эту пытку.       Она обернулась на свой письменный стол: надо же, Паймон заботливо принесла ей письменные принадлежности и несколько листов бумаги. Люмин этого не помнила — уже спала. Значит, настало время для той глупости, которую девушка уже давно задумала. Решиться всё равно было слишком сложно, но она встала и на затёкших ногах проволочилась к столу.       Пусть этот придурок узнает, на какое унижение Люмин согласилась пойти.       Город Сумеру тоже дремал.       Люмин не помнила, где именно находился её чайник, пока не обнаружила себя в городе, выйдя из обители. Она часто оставляла чайник в кустах, там, где его никто не мог найти, но в этот раз она слишком долго пробыла в своём маленьком мирке.       Ноги с трудом держали её. В руке девушка сжимала заветный конверт.       Преодоление нескольких десятков метров до штаб-квартиры Гильдии искателей приключений оказалось почти неподъёмной задачей. Одно радовало: в такое время никто из многочисленных знакомых в городе Сумеру не мог увидеть путешественницу. Она уж тем более не хотела, чтобы её, прославленную спасительницу Сумеру, застали такой жалкой.       Катерина, разумеется, была на посту.       — К звёздам и безднам! — привычно поприветствовала она, завидев плетущуюся к ней Люмин. — Добро пожа…       Девушка наконец достигла штаб-квартиры.       — Катерина, мне нужна помощь.       — Путешественница? Ты в порядке? — с вежливым беспокойством осведомилась Катерина, заметив состояние Люмин. — А где Паймон?       — Я не очень хочу объяснять, что происходит, — честно призналась Люмин. — Считай, что я болею…       — Ты не приходила даже за ежедневными поручениями уже несколько дней, — кивнула Катерина. — Я начала беспокоиться, но предполагала что-то такое.       — Это неважно… — путешественница поморщилась при словосочетании «ежедневные поручения». — Катерина, мне… Мне нужно отправить письмо.       Девушка положила перед секретарём Гильдии искателей приключений пухлый конверт.       — Кому? — Катерина приняла очень официальный тон. Видимо, не стала настаивать на том, что она представляет Гильдию, а не почту: раздавленный вид путешественницы к этому совсем не располагал.       — Тарталье… Чайльду… Одиннадцатому Предвестнику Фатуи.       — Поняла. Есть пожелания?       — Мне очень нужно, чтобы письмо доставили как можно скорее… Я готова заплатить.       — Гильдия не возьмёт с тебя платы, путешественница. Я сделаю всё возможное, чтобы письмо как можно скорее нашло своего адресата.       Люмин благодарно выдохнула, поблагодарила Катерину и потащилась в сторону чайника. Всё-таки сил у неё было слишком мало, а озноб снова щекотал её по спине, не предвещая ничего хорошего.       — Братик! Братик! Можно зайти?       Тарталья обернулся в сторону двери.       — Что случилось, Тоня?       В щель просунулось подозрительно лукавое личико Тони.       — Тебе письмо.       — Мне? Письмо? От кого?       — А мне откуда знать? — девчушка вошла в комнату Чайльда, держа перед собой в руках конверт. — Я только видела, как мама разговаривала с этим, как его… почтальоном, вот! Он сказал, что это срочная доставка. И что он по особому поручению из… Э-э…       — Он в зелёное был одет?       Тарталья уже начал догадываться, о чём речь.       — Да! Постой, братик, а как ты узнал?       — Житейский опыт, — пожал плечами Чайльд. — Дай-ка сюда это письмо…       Тоня вприпрыжку подбежала к нему и вручила конверт.       — Почта Снежной! Специальная доставка для Вас! — звонко засмеялась она и убежала.       Тарталья поддержал её веселье, но не от всего сердца: вместе с письмом он, кажется, получил целый груз переживаний, которым вроде бы вообще не должно быть места в его душе.       Просто он знал только одного человека, кому могло бы прийти в голову отправлять ему письма через Гильдию искателей приключений.       Оставшись в одиночестве, он осторожно осмотрел конверт со всех сторон. Имя отправителя указано не было, равно как и его собственное имя. Стало быть, письмо отправлено в исключительном порядке. Не то чтобы в Тейвате так много людей, кому Гильдия готова оказать такую услугу.       Но почему…?       В конверте, помимо свёрнутого в несколько раз листка бумаги, оказалось нечто завёрнутое в лоскут ткани, но Тарталья предусмотрительно решил начать с письма.       Тарталья не решился признаться себе в том, что у него перехватило дыхание, когда он увидел неровные строки в письме. Рука отправителя явно дрожала, в каждой строчке были кляксы и исправления, да и в целом текст читался с трудом.       Но разобрать, конечно, можно было.       ██████▉ ████▉ Аякс… Я ████▉ очень скучаю. ███▉ Мне кажется, что я умру, если не ███ █████████▉ увижу тебя в ближайшее время. Смейся надо мной сколько хочешь. ████████████▉ Я правда хочу, чтобы ты █████████▉ навестил меня. У меня жар ██████████████████▉ и, возможно, я действительно умираю. Не знаю. Может, мне просто кажется.       Я положила тебе пропуск в мою обитель. Просто сожми его в руке, если согласишься исполнить мою просьбу. ████▉       ██████▉       ███████████▉ У меня другого нет. Если не хочешь меня видеть, просто пошли мне его обратно. Пожалуйста.       █████████████████       █████▉ Прости меня, Аякс.

Люмин

      Она дважды назвала его Аяксом.       Тарталья положил листок бумаги перед собой и напряжённо провёл ладонью по лицу. Чёрт…       На шутку не похоже совсем, да и в целом не очень смешно. Чайльд вдруг серьёзно задумался, сколько шло это письмо. День, два? Сколько потребовалось Гильдии на то, чтобы разыскать Тарталью?       Люмин ведь до сих пор его ждёт…?       — Идиот… — одними губами произнёс парень.       Мог бы и догадаться раньше… А мог ли? Тарталья вспомнил, с каким вызовом иной раз говорила с ним Люмин, и подумал о том, что ей удалось хорошо всё скрыть. Да и в этом письме явно было что-то большее — за кляксами. Чайльд посмотрел на письмо на просвет, тщетно надеясь разглядеть зачёркнутое, но, конечно, Люмин не пожалела чернил, чтобы не было видно написанного ранее.       Только вот зачеркнуть то, что читалось в этом письме между строк, ей было не под силу.       О Архонты, будьте милосердны.       Занимательная дощечка с выгравированным чайником сработала безукоризненно: стоило Тарталье крепко зажать её в кулаке, он оказался в неизвестном для него парке. Тьма лежала в золотистой листве местных деревьев, дорожки были освещены низкими тёплыми фонариками и окружены идеально ровной зелёной изгородью.       Вокруг ни души.       Тарталья озадаченно осмотрелся, тут же приметив слева от себя особняк, возвышающийся над парком. К прежнему напряжению примешалась изрядная доля любопытства: кажется, сейчас он был свидетелем каких-то древних магических сил, о существовании которых он, Предвестник Фатуи, не мог даже предполагать. Удивить его было не так-то просто, но Люмин уже удалось сделать это дважды.       Парень отыскал путь ко входу в особняк и наткнулся там на парящий в воздухе чайник, из которого вдруг вылезла птичка.       Тарталья нервно сглотнул.       Так, надо взять себя в руки.       — Вы ищете хозяйку, достопочтенный гость?       Чайльд кивнул, стараясь не думать о том, что с ним говорит большая птица, вылезшая из парящего чайника.       — Она очень больна, но, наверное, ей будет приятно, что Вы навестите её. Вы можете найти её в комнате на втором этаже справа.       Тарталья выразил благодарность поклоном и прошёл внутрь особняка, толкнув тяжёлую деревянную дверь.       Внутри горел приглушённый свет и пахло лекарственными травами. Чайльд прислушался: тишина, да и только. Уж что-что, а присутствие (и активное бодрствование) Паймон всегда можно было распознать по её громкому голосу, но весь особняк спал беспробудно.       Тарталья, стараясь не издать ни единого звука, поднялся на второй этаж, туда, куда его направила та птичка в чайнике. Перед дверью в комнату Люмин он застыл, обдумывая всё случившееся в последний раз.       Он поймал себя на мысли, что очень хочет её увидеть.       Тарталья заглянул в комнату. Темно, но глаза быстро привыкли к этой темноте и сразу вычленили из общего мрака очертания кровати и лежащей на ней девушки.       Парень действительно боялся её разбудить, когда шаг за шагом по деревянному полу преодолевал расстояние до кровати. Но Люмин не проснулась. Тарталья разглядывал её золотистые пряди, беспорядочно размётанные по подушке, её умиротворённое лицо и высохшие полуоткрытые губы, слышал её тихое дыхание и думал о том, что всё это по-дурацки напоминает сказку о Спящей Красавице, которую в Снежной рассказывают малым детям.       Какая же Люмин красивая.       Он отошёл от её кровати и сел за письменный стол, не желая нарушать её сна. Лучше бы, конечно, Паймон его здесь не застала.       Люмин не шла на поправку с того дня, как втайне ото всех отправила письмо Чайльду. Он не придёт. Он Предвестник Фатуи — в лучшем случае он просто насмеётся над ней. Про худший случай думать не хотелось совсем.       Она всё ещё им бредила.       Люмин не разграничивала реальность и сон, потому что всё тянулось для неё вязкой пёстрой массой. Паймон притаскивала ей этот лекарственный чай и даже пыталась кормить какими-то остатками еды из запасов, но аппетита у путешественницы не было. Она всё обещала своей летающей спутнице, что непременно поправится в скором времени, но почему-то это время всё не наступало.       Девушка снова проснулась, почувствовала своё тело в кровати и тихонько всхлипнула. Она устала от этой затяжной (или кажущейся таковой) болезни, устала от ощущения собственной слабости и бессилия перед судьбой, устала от того, как часто она думала о Тарталье. Словно в подтверждение последнего факта, путешественница провела тыльной стороной ладони по губам, сжимая ими разгорячённую жаром кожу руки. Она правда уже не просила многого.       И она действительно не могла перестать думать об Аяксе, даже когда болезнь её уничтожала.       Люмин тяжело дышала, смиренно ожидая следующего погружения в сон, когда почувствовала движение вокруг себя и чужие губы на своих.       Она почему-то совсем не испугалась, словно так и должно было быть. Этот некто прекратил поцелуй очень быстро, словно боясь спугнуть момент. Люмин открыла глаза.       И встретилась с сапфировым взглядом Тартальи.       — Аякс…       — Ни о чём меня не спрашивай, подру… кхм, — тихо сказал Тарталья. — В общем. Потом поболтаем. Ты буквально горишь, и тебе надо отдыхать.       Люмин еле заметно кивнула.       — Только… Поцелуй меня ещё раз.       Она поймала усмешку на его лице:       — Хитрюга. Не так уж ты и плохо себя чувствуешь, да?       — Просто боюсь, что ты мне мерещишься, — Люмин слабо улыбнулась.       — Можно позвать Паймон, чтобы она точно засвидетельствовала моё присутствие здесь. Но мне твой метод больше по душе.       Люмин ощутила, как в груди кто-то выпустил стаю бабочек. Парень осторожно, мягко поцеловал её снова, проведя языком по растрескавшимся от температуры губам и отстранился. Путешественница видела его так отчётливо, словно в комнате вовсе не было темно, но всё равно не верила, что он действительно здесь.       Как мало ей надо было для счастья.       — Ляг рядом, — попросила Люмин. Она не хотела отпускать его, не хотела снова оставаться наедине с огромным миром, где нет Тартальи.       Он, кажется, собирался снова отпустить какую-то шутку, но не стал — послушно лёг рядом с ней, накрыв девушку своей рукой, словно хотел защитить её от всех невзгод мира.       — Спи… — услышала она шёпот на ухо. — Спи, Люмин.       Она обязательно выздоровеет.