«Солнце не просто взошло, оно нахлынуло как поток и переполнило весь мир». Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков».
***
Утро субботы выдаётся на редкость спокойным. В маленькой квартире, снимаемой напополам с Джисоном – не разлей вода с детсадовской драки при первой встрече – светло и пыльно. Хёнджин просыпается из-за пекущего щёку солнца и долго уговаривает себя подняться с постели. В тёплом мареве веки кажутся невыносимо тяжёлыми, поэтому он почти наощупь добирается до кухни, украшая бёдра новыми синяками. Негромко щелкает старенький чайник на подоконнике. На запотевшем стекле – остатки джисонового остроумия: «Хван Хёнджин – грустная лама» и неровное облачко с глазами-точками. Хёнджин хмурится под отросшими пушистыми волосами и рисует рядом белку: «Хан Джисон – заноза в заднице». Всё честно. Когда Хёнджин выплёскивает остатки кофе в раковину, в замке поворачивается ключ. Джисон как всегда спотыкается о валяющиеся на пороге разноцветные кеды («Это модно, Хённи». – «Это катастрофа, которую ты должен был пережить в 16». – «Ты можешь замолчать навсегда?») и, с удовольствием выругавшись, кричит так, будто они не делят 45 квадратных метров на двоих: – Хёнджин, ты спишь? – Ты хуже пароходной сирены, Джисон. Где ты был? Вышедший в прихожую Хёнджин прикусывает язык: за джисоновой спиной неловко мнётся незнакомый парень с растрепанными светлыми волосами и в белой рубашке не по размеру. – Это Ли Ёнбок. Он из параллельной группы и разбирается в математике. Будет готовить меня к пересдаче. Ёнбок неуклюже кланяется и розовеет щеками, украшенными россыпью рыжих веснушек. Хёнджин игнорирует широко улыбающегося Джисона и пропускает мимо ушей все его дурацкие шутки. В груди вспыхивает полуденное сеульское солнце – горячее и безжалостное. Хёнджин не придумывает ничего лучше, чем сбежать.***
Хан Джисон – бессовестный ребёнок. Хёнджин знает это наизусть, но когда в воскресенье утром его будит назойливый звук звонка со стоящим за дверью растерянным Ёнбоком, прижимающим к груди конспекты, он хочет прибить бестолкового соседа. – Где ты, твою мать? – Ты шипишь, как гадюка, Хённи. – К тебе пришёл Ёнбок, придурок. После джисонового тихого «ой» в трубке что-то шуршит и падает. Хёнджин закатывает глаза, выслушивая похмельный бред про клубничный соджу и улыбку Минхо, закончившийся жалостливым: – Пожалуйста, извинись перед Ёнбоком и уговори его простить меня, иначе я проиграю гребаной математике раз и навсегда! – Иди в задницу, Хан Джисон. Хёнджин сбрасывает и досадливо трёт лоб. На нём боксёры с Молнией Маккуином, на кухне ждёт смущённый Ёнбок, случайно зацепившийся взглядом за красный бампер, и Хёнджину по-человечески херово. Когда он, набравшись смелости (оплот его уверенности – домашние шорты), заходит на кухню, Ёнбок разглядывает джисонову коллекцию кружек. – Мне жаль, Джисон после вчерашнего не в состоянии даже добраться до дома, поэтому занятие придётся перенести. Если ты всё ещё хочешь помогать ему, потому что я бы на твоём месте не стал. Ёнбок улыбается, мягко и тепло, пряча яркие глаза за пушистыми ресницами. На его лице – лужа солнечного света, выхватывающая мелкие блёстки на щеках. Хёнджину хочется дотронуться до него или убраться подальше. – Я был почти уверен, что его недельное желание напиться закончится этим. Ничего страшного, в другой раз. Собранные конспекты, обхваченные кольцом рук, вырастают между ними белой стеной. Хёнджин делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду: – Может быть, я угощу тебя кофе? И выдыхает: та же улыбка и тени ресниц на загорелых щеках. – Было бы здорово.***
Две чашки кофе («Можно с молоком? Не люблю горький».) прокладывают путь от ёнбокова детства в Австралии до нынешнего увлечения танцами: в его тиктоке десятки снятых челленджей, просмотр каждого из которых сопровождается хёнджиновыми тихими «вау». Когда вместо очередной песни Твайс начинает играть ретро «Let’s groove», они оба забавно распахивают глаза. Ёнбок попадает по кнопке блокировки только с третьего раза, поэтому Хёнджин успевает досмотреть до конца. Ему плохо и нужно побыть одному, но кусающий от досады нижнюю губу Ёнбок, заставляет его быть взрослым: – Ты круто танцуешь. Я тоже когда-то пробовал, но у меня совершенно бесполезные длинные конечности. – Это неправда. Джисон рассказывал, что ты рисуешь. – Немного. – Покажешь? Хёнджин прячет свои рисунки даже от Джисона, который иногда из любопытства или от скуки подкрадывается к нему, стоящему за подаренным родителями мольбертом, и суёт свой нос в скетчбуки, сложенные ровной стопкой. – Покажу. Ёнбок застревает в написанных холстах, разглядывая бледные акварельные цветы и абстрактные масляные фигуры. На его правом виске – смазанная полоска цветной пастели, которой испачканы кончики пальцев. Когда он вдруг поднимает глаза, подсвеченные солнцем, их взгляды сталкиваются. Хёнджин почти не дышит, запоминая искорки на чужой радужке и вслушиваясь в отчаянный стук сердца. Ёнбок улыбается почти нежно: – Спасибо. Это очень красиво. Хёнджин провожает его до двери, и возвращается в комнату растерянный и обессиленный. Он берёт краски и подходит к столу, на котором среди других рисунков лежит простой карандашный набросок. На серую штриховку теней ложатся оранжевые брызги. Нарисованный Ёнбок горит веснушками ярче закатного солнца.***
Хёнджина перемалывает лопастями душной недели. Он рисует подсолнухи и ёнбокову улыбку, надеясь спастись от сдавливающей рёбра необъяснимой тоски. Джисон что-то подозревает, замечая синяки под глазами и молчаливую усталость, и уговаривает его выбраться из дома. Хёнджин в очередной раз безразлично пожимает плечами вместо ответа, и у Джисона лопается терпение: – Либо ты заканчиваешь хит-парад бессмысленных страданий, либо я сам выбью дурь из твоей башки. Хёнджин не впечатлён. Он с болезненной нежностью рассматривает большой подсолнух, написанный ночью, и ждёт непонятно чего. Ёнбок вполне укладывается в его представления о несбыточном. – Привет. Они не виделись около двух недель. Теперь Джисон с Ёнбоком занимаются в университетской библиотеке (подальше от приставки), и у них нет поводов для встречи. Ёнбок всё такой же яркий и пахнет летом. В его персиковых волосах блуждают солнечные лучи, и Хёнджину невыносимо сильно хочется запутать в них пальцы. – Джисон… – Да, знаю: пьяное караоке. В прошлом году Чанбин весь вечер пел баллады, с тех пор я туда ни ногой. – Ёнбок смеётся хрипловато, жмуря глаза. – Если ты не занят сегодня, может быть, сходим куда-нибудь? Ты умеешь ездить на велосипеде? Хёнджин кивает, не давая себе времени подумать и струсить. Он завязывает шнурки любимых конверсов и, выпрямляясь, случайно касается ладони Ёнбока мизинцем. Сжимающая рёбра тоска тает в разлившемся по телу тепле.***
Они долго катаются по пыльному городу, обгоняя пешеходов и дразня их собак, звонко лающих вслед. Под футболкой Ёнбока бьётся встречный ветер, он улыбается и дышит глубоко и часто, проносясь мимо и исчезая за поворотом. Хёнджину счастливо и больно: Ёнбок похож на солнце на горизонте, за которым ему не угнаться. Ни о чём не подозревающий Ли ждёт его в тени старого граба: – Давай отдохнём. Хочешь мороженое? От фруктового льда губы становятся вишнёвого цвета. Они сидят на траве, касаясь друг друга бёдрами, Ёнбок рассказывает, как упал с дерева, когда ему было пять, показывая белый луч шрама на запястье, и вспоминает, как мама учила его плести венки для младших сестёр. Вокруг них рассыпаны ромашки, случайно примятые хёнджиновыми ладонями. Ёнбок собирает цветы и, спрятав глаза под отросшими волосами, старательно сплетает стебли. – Готово. Солнце настигает Хёнджина вместе с чужими пальцами в волосах. Он чувствует тёплое дыхание на своей щеке и невольно подаётся вперёд к горящим на лице Ёнбока губам. Хёнджин исступленно сцеловывает его мягкую улыбку и тычется носом в веснушки, закрывая глаза. – Видишь, совсем не страшно.***
– Хёнджин! Я сдал! И готов принимать поздравления! Ёнбок почему-то не отвечает, наверное опять… Джисон застревает в дверном проёме, глядя на хозяйничающего на кухне Ёнбока в хёнджиновой футболке, перепачканной мукой. – Сюрприз? – Ещё какой. Что ты здесь делаешь? – Собирается испечь тебе шоколадный торт. Хёнджин оттесняет ничего не понимающего Джисона плечом и подходит к улыбающемуся ему Ёнбоку. Он осторожно прислоняется к его лбу своим и шепчет так, чтобы Джисон точно услышал: – Смотри, он сейчас взорвётся. Звуки поцелуев и ёнбоков тихий смех тонут в джисоновых воплях.