Life’s Arcade

— Хёнджин, ты проснулся? — В небольшой светлой квартире раздался строгий женский голос, который заставил спящего у себя в комнате парня вздрогнуть, выныривая с не очень-то и приятного поверхностного сна. Молодой человек блаженно потянулся на стареньком потрёпанном диване, заставляя того капризно скрипнуть в ответ на резкое движение. Зевнув, он по привычке взъерошил копну чёрных как смоль волос, которые, к слову, уже давненько нуждались в стрижке. О чём тётушка Сон, собственно и ставшая причиной прервавшегося сна юноши, не переставая, твердила уже которую неделю. Поначалу лишь тактично напоминая, что он давненько не наведывался в парикмахерскую. А в последнее время и вовсе начала угрожать самолично подстричь парня, если тот не возьмётся за голову в прямом и переносном смысле. Пока что у Хёнджина получалось взяться за голову только в прямом, физическом смысле, когда он ежедневно завязывал небрежный хвостик с торчащими по всей голове прядями. Усмирить и упорядочить мысли в последние два месяца было для юноши невыполнимой задачей. Казалось бы, девятнадцать лет — самый расцвет молодости, когда ярлык несмышлёного подростка и школьника уже не омрачает горизонт возможностей. Но ещё парочку лет можно беззаботно жить без особых жизненных целей. И в эту благоприятную и обнадёживающую юношескую пору Хёнджина угораздило сделать это — влюбиться. Первая любовь — самое приятное чувство на свете. По крайней мере так говорят. Пишут. Воспевают. И далее по списку. Для Хёнджина первая любовь была незабываемой. Это однозначно. Он подсознательно боялся этого чувства, но при этом боязливо и с трепетом ожидал. И вот оно случилось. Внезапно. Ожидаемо нежданно ворвалось в голову, в сердце, куда-то на подкорку головного мозга. Всё перемешало, перековеркало. И исчезло. Так же ожидаемо нежданно, как и появилось. Мирэ. Эта девушка ворвалась в его жизнь словно ураган. И в точности как этот каприз природы, резко исчезла, оставляя после себя лишь руины. Хотя… Руины — слишком высокопарное определение для окончания их непродолжительных отношений, не продлившихся и года. Но юношеский максимализм и какая-то врождённая гиперчувствительность характера Хёнджина придавали именно такой масштаб всему произошедшему. Здравый смысл нашёптывал парню, что у них не было будущего, и расставание было логичным, заведомо известным и ожидаемым финалом их истории. И чем быстрее оно бы произошло — тем лучше. Ведь в вопросе отношений нужно следовать принципу «пластыря». То есть, если что-то пошло с самого начала не так, пластырь не подошёл по размеру или неправильно лёг — лучше сразу и резко его оторвать, чем мучительно и по чуть-чуть пытаться избавиться или, тем более, пытаться заново приклеить. Многие люди, как и такие вещи, просто одноразовые. И их точно также нужно легко и безболезненно отпускать. Хёнджин тряхнул головой, пытаясь избавиться от этих глупых сравнений. Но лишь горько усмехнулся в ответ на бесполезность этих действий. Мирэ, по всей видимости, таки удалось заразить его своим излишним жизненным прагматизмом. А вот ему вселить хоть каплю романтизма в её холодную и расчётливую жизненную философию так и не получилось. Но он не мог винить её. Мирэ была единственной дочерью заместителя начальника отдела продаж одного из многочисленных интернет-магазинов. А её мама работала кредитным консультантом в одном из филиалов Банка Кореи. Такие непримечательные должности могли обеспечить некоторую материальную стабильность, но рассчитывать на финансовые излишества явно не стоило. Мирэ же всю жизнь стремилась к большему. Она не хотела вкалывать всю жизнь на нелюбимой и скучной работе, как это делали её родители, пытаясь обеспечить лучшее будущее своему единственному чаду. Она хотела быть независимой, сильной и властной хозяйкой своей судьбы. А что может обеспечить независимость, силу и власть лучше денег? Потому Мирэ пыталась проложить свой путь к вершине всеми доступными ей способами: умом, красотой и связями. Она с отличием окончила школу, без дорогостоящих репетиторов сумела поступить в престижный колледж на факультет Международного права и даже получила возможность целый семестр учиться по обмену в Германии. Она дружила с детьми высокопоставленных чиновников и бизнесменов. Проходила стажировку и практику в именитых компаниях. И это всё в свои неполные двадцать два года. А Хёнджин… Хёнджин был явной помехой в её идеальной биографии. Это понимали они оба. Но он наивно лелеял надежду хотя-бы минимально пошатнуть и изменить жизненные приоритеты своей девушки. Она же всегда чётко и беспристрастно очерчивала необходимые границы. Ведь их жизненные цели категорически не совпадали. Да и какими могли быть цели у мальчика-сироты, едва сумевшего абы-как окончить школу? Он уже даже отказался от туманной детской мечты найти своих родителей. Всё чего хотел Хёнджин, это иметь возможность самостоятельно обеспечить старость своей приёмной матери, которую он и мамой-то не называл, а исключительно — тётушка Сон. Она была единственной константой, которую он помнил за всю свою сознательную жизнь. Сон Мисук работала поваром в детском доме, в котором рос Хёнджин. Она навсегда запомнила свой первый день на новой работе, когда восьмилетнего Хёнджина, а на тот момент просто незнакомого для неё малыша с заплаканными глазами, оставила уже вторая его приёмная семья. В тот день он категорически отказывался есть, предпочитая молчаливо глотать слезы над полной тарелкой незамысловатой детдомовской еды, а Мисук попросили не обращать на него внимания и делать свою работу. Но после ужина она не удержалась и таки угостила мальчика припасёнными из дома несколькими её любимыми пуноппанами. С тех пор они стали друзьями, как осторожно заявил сам Хёнджин, приняв в тот день её скромное угощение. Парень был безгранично благодарен тётушке Сон за её непоколебимую жизненную силу, неиссякаемый оптимизм и удивительную целеустремлённость. Она никогда не сдавалась, какие бы трудности не поджидали её за очередным поворотом судьбы. Она стойко перенесла новость о злокачественной опухоли, которую обнаружили у её любимого супруга — учителя Хвана, где-то через полтора года после усыновления Хёнджина. Она ни на минуту не впала в отчаяние, когда шансы на его излечение таяли с каждым днём, а больничные счета росли с космической скоростью. И она никогда даже не допускала мысли о том, чтобы отказаться от Хёнджина, избавиться от той обузы, которой он стал после раскрывшейся болезни её мужа и последовавшими за этим финансовыми трудностями. — Ты не забыл, сегодня мы должны съездить за продуктами и госпожа Чхве просила напомнить тебе забрать какую-то рассаду для сада, — после короткого стука и полученного разрешения войти, тётушка Сон заглянула в комнату Хёнджина. — Опять спал на диване? — Проворчала женщина, направляясь расшторить единственное окно в комнате. — Хёнджин, тебе нужно хорошо высыпаться. Я понимаю, вы с Мирэ расстались. Ты очень расстроен. Но ты должен взять себя в руки. Прошло уже два месяца. И я почему-то более чем уверена, что Мирэ не печалится также, как ты. — Конечно не печалится, это же она со мной рассталась, а не я с ней, — хмыкнул парень, потянувшись за телефоном, валявшимся на журнальном столике в привычном (после расставания с Мирэ) беззвучном режиме. — Всё что не делается, делается к лучшему, — задумчиво протянула госпожа Сон, осторожно присаживаясь на диван рядом с уже сидевшим парнем, который отвлечённо копался в смартфоне. — Тем более, она итак мне никогда не нравилась. — Вы говорили прямо противоположное, когда мы с Мирэ были вместе, — усмехнулся Хёнджин, переведя лукавый взгляд на женщину. — Тогда она мне немножко нравилась, потому что она делала тебя счастливым, — госпожа Сон перевела тёплый взгляд на юношу. — Пожалуйста, Хёнджин. Будь счастлив. Это всё, что мне нужно. В твоей жизни будет ещё много людей. Они будут приходить и уходить. Они будут оставлять своим присутствием и уходом следы в твоём сердце. Но, пожалуйста, всегда оставайся невозмутимым и заботься о себе. Тот, кто действительно нужен, будет рядом. Несмотря ни на что, — женщина протянула руку, аккуратно беря ладонь Хёнджина в свою и сжимая его пальцы. — И ещё кое-что. Я хочу, чтобы ты пошёл в университет. Я знаю, мы уже говорили об этом, — юноша вмиг напрягся, освобождаясь от рук тётушки Сон. — Но, Хёнджин, я действительно всё обдумала. Это будет правильно. — Нет. Нет. И ещё раз нет. Я уже говорил, что не пойду учиться. Это бессмысленная трата времени и денег в моём случае. С меня будет больше толка, если я буду работать. — Хёнджин, моих сбережений итак не хватит для погашения кредита за квартиру, как я планировала. Потому я лучше оплачу твоё обучение, чтобы ты нашёл хорошую работу и смог лучше зарабатывать. Я ещё могу работать у госпожи Чхве. Мы справимся. — Нет. Я не хочу, чтобы Вы столько работали. Вам нужно беречь здоровье. А мне не нужен университет. Лучше езжайте в путешествие, как мечтали когда-то. Я помню, Вы мне рассказывали. — Вот выучишься, найдёшь отличную работу и отправишь меня хоть в кругосветное путешествие. Я и слова не скажу, — женщина хитро улыбнулась, заговорщически подмигнув нахмурившемуся парню. — Тётушка Сон, я уже всё решил. Я не пойду в университет. Я на права с третьего раза еле сдал-то. Я ничего не умею. К тому же госпожа Чхве предложила мне ещё одну подработку. Вы же знаете. У меня не будет времени на такую ерунду, как учёба, — отрезал Хёнджин, поднимаясь с дивана и направляясь к выходу из комнаты. — Я в ванную и через пятнадцать минут выходим. — Отнюдь, мой мальчик, ты очень талантлив, — еле слышно выдохнула Мисук в пустоту, окидывая грустным взглядом прикреплённые на стенах по периметру комнаты рисунки Хёнджина. Эскизы, наброски, зарисовки, настоящие завершённые картины — они были кажется повсюду. На стенах, письменном столе, маленьком журнальном столике возле дивана. Некоторые неугодные художнику листы печально пылились на подоконнике или под кроватью, то ли ожидая, когда про них вспомнят, то ли просто коротая время до того момента, когда превратятся в пыль. Пейзажи, натюрморты, абстракции, портреты — Хёнджин пытался запечатлеть на бумаге абсолютно всё, что мало-мальски привлекло его внимание. Он рисовал везде: в художественных альбомах, на настоящих холстах, в школьных блокнотах и на полях с какими-то конспектами, на фантиках и рекламных брошюрах. А вся его комната как будто бы дышала запахом краски, грифеля и карандашной стружки. Однажды, когда десятилетний Хёнджин с самым серьёзным видом заявил, что способен различать цвета по их запаху, госпожа Сон поняла, что этот мальчик может достичь многого, если будет развивать в себе этот дар. С тех самых пор она пыталась всячески поддерживать его в этом. Но болезнь мужа, стремительный переезд в Сеул из-за его лечения и набиравшие обороты проблемы с деньгами не позволили этого сделать в должной степени, погружая их маленькую семью в пучину тревожного выжидания очередной зарплаты, которой и без того еле хватало на покрытие аренды и пропитание. Тогда Хёнджин и узнал, что такое настоящая семья. Он познал настоящую силу семейных уз, которые хоть и не были кровными, но были прочнее и надежнее любого, самого стойкого материала на планете. Он увидел воочию, на какие чудеса способна искренняя, самая чистая любовь и поддержка, перед которыми даже смертельный безнадёжный недуг может отступить и подарить ещё немного драгоценного времени вместе, рука об руку. И с тех самых пор он в тайне мечтает о таком же великом и светлом чувстве для себя. Пусть его бросили биологические родители, даже не позволив себя узнать. Пусть он полжизни провёл в отчаянном и эгоистичным стремлении быть просто замеченным. Он знал наверняка — это стоило того, чтобы получить такой бесценный подарок судьбы, как семья тётушки Сон и её, временами строгое, но справедливое наставничество. Она не позволит ему оступиться, зайти в тупик или пойти не той дорогой. Главное уметь слышать и прислушиваться. Хоть у парня и были с этим в последнее время некоторые проблемы.

***

— Вы из 803? — Запыхавшийся курьер в голубом светоотражающем жилете Почты Кореи окликнул спускающихся Хёнджина и тётушку Сон на пятом этаже. — Хван Хёнджин, верно? — Уточнил он, сверяя данные на ловко извлечённом из большой сумки конверте с какими-то бланками. — Вам письмо. Распишитесь здесь и здесь. Хёнджин послушно выполнил указания работника почтового отделения и уже через минуту озадаченно рассматривал коричневый конверт с наклейкой университета Ёнсе в своих руках. «Неужели…», — Хёнджин не успел закончить мысль, как госпожа Сон выхватила посылку из рук юноши, ловко её вскрывая и извлекая наружу несколько листов. — Уважаемый господин Хван, благодарим Вас за Вашу заявку на участие в ежегодном стипендиальном конкурсе для талантливых абитуриентов нашей страны, — пафосно продекламировала женщина, бросая серьёзный взгляд на замершего юношу. — Настоящим приглашаем Вас на торжественное объявление результатов отборочного этапа, которое состоится восьмого февраля в главном корпусе нашего университета. Все детали мероприятия смотрите далее в прилагаемом приглашении. Возможно именно Вы получите уникальную возможность продолжить своё обучение в стенах университета Ёнсе. Желаем удачи и до встречи! — Госпожа Сон задумчиво покрутила в руках приложенное приглашение из плотного картона с тиснением в виде герба университета Ёнсе, зачем-то ещё раз заглянула в пустой конверт и перевела вопросительный взгляд на Хёнджина. — Это всё Мирэ, — нехотя выдохнул парень, опуская взгляд на носки своих пыльных некогда белых кроссовок. Он безошибочно определил по взгляду женщины, что без ответа на свой немой вопрос она и с места не сдвинется. — Что Мирэ? — Тётушка Сон продолжала сверлить строгим взглядом макушку парня. — Мирэ заполнила анкету на эту программу вместо меня. И отправила им несколько моих работ, — быстро проговорил Хван, отворачиваясь от тётушки и продолжая движение вниз по лестничной клетке. — Я всё равно никуда не пойду. Так что просто выбросьте эту макулатуру, — в догонку бросил он. — Ты пойдёшь, Хван Хёнджин, — громко заключила в ответ женщина и неспешно направилась вслед за скрывшемся на нижних этажах парнем, любовно прижимая к груди полученный конверт со сложенными бумагами. — Это даже не обсуждается.