*****
Ему кажется, что она для него сейчас всё в этом мире, и он вздыхает, когда её руки начинают стягивать с него галстук-бабочку. Они оба как бараны, переодетые в ягнят: она почти светится в розовом платье с этими огромными цветами и разрезом на ноге, который должен быть незаконным. Он в этом обезьяннем костюме, который не надевал с выпускного бала, что был, кажется, целую вечность назад. А теперь весь его мир состоял из телефонных звонков домой и подготовки к экзаменам в колледже, в котором, он не уверен, что должен учиться. Потому что он думает о ней почти каждый день, когда в рамках какой-то странной инициации целуется в пивной с девушкой из женского клуба. Когда полуголый просыпается утром рядом с той же девушкой и похмельем размером с Техас. Он думает о ней, когда разговаривает с Майли по телефону, а она говорит о Лили-и-Оливере, будто это одно слово, и оно убивает его так, что он предпочёл бы умолчать. Потому что она в два часа ночи посылает ему нелепые шутки в Твиттер, когда знает, что он волнуется из-за теста по литературе. @jacksonthegreat, что такое слизняк? @lillyfofilly, я не знаю, ты мне скажи @jacksonthegreat, бездомная улитка!!! Лол: DDDD Потому что она первая морщит лицо, когда его семья делает что-то странное, независимо от того, участвует она в этом или нет. Потому что у неё мягкие черты и волнистые волосы, потому что она, кажется, единственная, кто видит его таким, каким он когда-либо мог видеть себя. — Оливер… — проговаривает он ей в губы, и она заваливается на него почти сверху. — Джексон, — шепчет она, и он закрывает глаза. — Забудь о нём. Пожалуйста. И именно то, как она говорит «пожалуйста» — голосом, от которого по его позвоночнику проносится ток, заставляет его обхватить её за талию и поцеловать как мужчина, который ей нужен. Экраны их мобильников загораются, и на оба телефона, поставленных во время церемонии награждения на беззвучный режим, поступает несколько пропущенных звонков от сестры, лучших друзей и родителей, желающих знать, где они, чёрт возьми, находятся. На самом деле они находятся на полпути между «это плохая идея» и «наконец-то, наконец, наконец». Лимузин по просьбе пассажиров кружит по шоссе Лос-Анджелеса, и водителю плевать, лишь бы платили. Оба задаются неизбежным завтра утром вопросом: «боже мой, сколько я выпил?», и Джексон знает, что он гораздо трезвее её, поэтому спрашивает, не находится ли она здесь только потому, что слепо пьяна и это придаёт ей смелости реализовать какой-то глубоко запрятанный фетиш старшего брата. Но она кусает его губу, когда он задаёт ей вопрос и, наконец, освобождает его от галстука-бабочки. Он берёт его из её рук и смотрит, как она начинает распутывать на своей шее бант, удерживающий её платье. У него достаточно мужества, чтобы признать это: он почти кончает при виде её обнажённой груди — это так чертовски красиво. Она берёт его руки и заставляет прикоснуться к себе. Он медленно проводит руками по её ключицам, плечам, останавливается на небольшом бугорке груди и испытывает болезненное возбуждение от того, что её глаза теряют фокусировку, потому что он заставил её так реагировать. Он отрывается от неё и отстраняется назад, галстук-бабочка проскальзывает сквозь пальцы, а её дыхание — единственный звук, который он слышит. — Я не хочу, чтобы ты знала, — ухмыляется он, и её глаза расширяются. — Я не хочу, чтоб ты видела. Чёрный шёлк галстука надвигается на её глаза, и они оба знают, что эта узкая полоска мало что даст. Но самой мысли, предположения о том, что кто-то из них мог фантазировать — более чем достаточно, и когда он заканчивает скреплять концы, его пальцы, как змеи, скользят по её обнажённой спине, и она почти хнычет от желания. Его пиджак уже снят, верхняя пуговица расстёгнута и ведёт ещё к нескольким. Пальцы его рук, которые Майли так часто высмеивала за неумение играть, сейчас проходились по коже Лили с ловкостью — искусным мастерством грёбаного маэстро. Она прижимается спиной к его груди, она сейчас принадлежит ему, и на этот раз Джексон самодовольно позволяет себе почувствовать удовлетворение от осознания того, что да, чёрт подери, есть кое-что, что он умеет делать дьявольски хорошо. Когда его руки проникают под её колготки и нижнее бельё, когда она обхватывает его колено, толкаясь навстречу его пальцам, и произносит его имя с упоением, которое он был очень рад вызвать, они оба знают, что пути назад нет, потому что зашли слишком далеко.*****
Прелюдия — это игра, а Лили была хороша в спорте. К тому моменту, как она садится на него сверху, её бёдра по обе стороны от его — движение лимузина ускоряется, и Джексон чувствует себя так, будто бежит марафон, финиш которого не близок. Он не отстаёт, её выносливости можно только позавидовать. Она создаёт трение, контролируя темп, который им обоим приходится поддерживать, а он только и может, что вспомнить, как, чёрт возьми, его зовут. Её мышцы сокращаются, энергия нарастает; он использует свои руки самым лучшим способом, который знает, и жар, кажется, поднимается от них обоих. Быстрее, ещё быстрее; его голова бьётся о дверь, и он опасается, как бы она не проломила потолок, но только и может, что не выпрыгнуть из собственной кожи, когда, наконец, достигает оргазма. Она всё ещё в темпе, и её лицо озаряется самоуверенной ухмылкой победителя номер один, когда он использует свою оставшуюся энергию, чтобы помочь ей кончить — и это похоже на щелчок под аплодисменты толпы. Он чувствует, как её сердце бьётся о его грудь, как её дыхание тяжело отзывается на его шее. Бурные эмоции после секса не являются основной частью его речей, поэтому он собирает их в безмолвном многозначительном поцелуе. Потому что она такая, какой он её себе и представлял, даже без элементов полузадуманной подростковой фантазии. Звук грохота снаружи заставляет его приподняться, чтобы оказаться с ней лицом к лицу и сказать как можно больше, не показавшись придурком. — Я так долго этого хотел, — она смотрит на него, и он паникует. — Знаешь, если бы я думал о тебе… Её улыбка такая же широкая, как у Майли, когда она получала ту дурацкую награду. Награду, которая неосознанно положила начало довольно странной цепи событий, приведших к тому, что они оказались вместе в этот самый момент. И когда он улыбается в ответ, заключая её в свои объятия, то понимает, что они оба были настолько трезвы, насколько это вообще возможно.