Мазут 2

Сенфорд иногда думал, что в каждом есть что-то от животного. Док например, всегда хохолком напоминал огромного черного какаду. В Хенке всегда просматривалось что-то кошачье. Ему самому не раз говорили о внешней схожести с морским леопардом, мол, куда не станет, везде на голой коже тени отливают ультрамариновой глубиной. А Деймос… Деймос же был скорее похож на собаку, только цепи не хватало. А так, все на месте — клыкастая рожа, слюнявая пасть, язык в разы длиннее человеческого и дурная привычка кусаться. Смотри вот-вот залает и помашет хвостом. Это забавно. Его собачьи повадки видны невооруженным взглядом, нужно только знать, куда смотреть. Вот он чешет за ухом в смешной манере, вот он скалится, недовольный, вот он забавно натурально рычит, когда пытаешься отобрать очередную сигарету, вот он… жертвует собой ради тебя. Подставляется под удары, порезы, загораживает собой даже когда это не обязательно, скулит от боли, словив пару особо болезненных пуль, которые вряд ли задели бы даже плечо Сенфорда рикошетом. Так и лезет вперед, будто ему не жалко своего тела, своей жизни… будто он поклялся кому-то защищать Сенфорда любой ценой. Это так заметно… Не щадит себя. Почти после каждой миссии картина одна и та же — Деймос, изрезанный, израненный, улыбается во все тридцать два зуба еле стоя на дрожащих ногах, и Сенфорд, нетронутый, почти не уставший, ощущающий какую-то странную вину за то, что на нем ни царапинки. Как-то это… неправильно. Вот и сейчас так. Сенфорд видит лицо напарника чисто и ясно, когда пуля прошивает его грудину насквозь. Время будто замедляется, Деймос падает на пол долго, почти драматично. Мелкие капли крови попали даже на стены. В голове будто образовывается пустота, и Сенфорд бездумно кидается к нему, не видя перед собой никого и ничего. Стрелявший ублюдский агент валяется с раскуроченной рожей, но это совсем не помогло. На лице напарника застывает гримаса ужаса, когда он отхаркивает первую порцию густой крови, и Сенфорд еле сдерживает себя, чтобы не пропитаться этим ужасом вместе с ним. Пока руки еще слушались его, а все внимание сжалось до одной пульсирующей точки, он подхватил ослабший корпус на руки и бросился бежать без оглядки, так быстро, как никогда еще не бегал. Он успеет. Выбежав в коридор он проклял все на свете, сходу уворачиваясь от нескольких пуль, выпущенных агентом. Одна попала в ногу, но он, уже достаточно взвинченный адреналином сразу этого и не почувствовал. На поясе остался только холодеющий в ожидании крюк. Один сосредоточенный, четкий бросок и в голове агента зияет дыра. Считая стук собственных сапог по ступенькам как секунды на таймере взрывчатки он несся вниз, на улицу. Оказавшись там, он опустил Деймоса на землю, прислонив спиной к холодному бетону. У него сквозная. Сенфорд шумно дышит, разматывая забинтованную руку под тихий скулеж напарника. Аптечка в машине, с такой раной до нее можно и не дотянуть. Он складывает уже использованную марлю несколько раз и с силой втыкает в дырку на чужом теле, брызгающую фонтанчиком до сих пор. Так он дотянет до базы. Пиротехник подхватывает ослабевшее тело еще раз, и вслух мямлит что-то о том, что успеет. По его лицу стекает пот вперемешку с кровью, старые бинты окрасились ярко-красным, напряжение сжимает его, как пружину, еще чуть-чуть и металл лопнет от напора. В рации слышатся чьи-то слова, но он никак не реагирует. Словно в бреду он кое как добегает до рабочей машины и укладывает напарника на заднее сидение, максимально бережно подгиная ему ноги и закрывая дверцу. Тот скулит, прижимая руки к грудине максимально плотно, Сенфорд пытается не думать о том, как стремительно белая футболка окрашивается в красный. Поворот ключей, щелчок зажигания, капли пота, скатившиеся и капнувшие с подбородка куда-то на колени. Руки, запачканные чужой кровью плотно сжимающие руль и зеркало заднего вида, в котором отражением виднеется притихший связист. Он давит на газ со всей силы, сердцебиение заглушает рев мотора, а дыхание сбилось, как после спринта. По рации с ним все пытались связаться, но сил на слова не было. В голове пульсировали только мысли о том, чтобы успеть на базу, пока не стало слишком поздно. Скрип тормозов и поднявшаяся пыль действуют как спусковой крючок — Сенфорд подрывается с водительского места как только тормозная инерция отпускает его. Щелчком открывает заднюю дверь. Челюсть сводит при виде неподвижного Деймоса. Он потерял сознание. Сенфорд тяжело сглатывает и срывается на крик, зовя на помощь. На шум выбегает Док, а за ним и Хенк, совсем неуместно насмешливо фыркая. Сенфорд рычит в бессилии, прося о помощи, пока вытаскивает из машины обмякшее тело напарника. Док быстро меняется в лице и командует Хенку нести Деймоса в его кабинет. В теле Сенфорда напряжена каждая мышца, когда он передает связиста в руки Хенку, смотрящего на него снисходительно. Он знает, в этих глазах написано «я делаю это только потому, что Док просит», но ему плевать. Если бы его не ранили в ногу, тащил бы сам. Но сейчас ему каждая секунда дорога. Абсолютно глупая, исконно собачья манера, защищать того, кто тебе дорог, ценой жизни. Проходит от силы больше получаса, как он слышит его голос. Деймос воет в кабинете у Дока, расплачиваясь за свой героизм болью от сшитой кожи. Опять проснулся посреди операции. У него одного среди всех четверых плохая восприимчивость к обезболивающим препаратам. И зная это, он так бездумно подвергает себя опасности. Хенк тенью стоит в коридоре, на случай, если Доку понадобится его помощь. Сенфорд пыхтит, бинтуя раненую ногу самостоятельно. От зудящей тишины и желания абстрагироваться от завываний, слышных в пустом коридоре эхом, он начинает судорожно искать пищу для размышлений. Нужно занять себя чем-то, чтобы не… Нужно как-то отвлечь себя. Подумать о чем-то другом, успокоиться. Как назло единственное, что его мозг не хочет отпускать как капризный ребенок конфетку это образ раненого напарника. Черт подери. Это ведь даже не первый раз, когда его жизни угрожает опасность. Почему так происходит? Он задумывается над этим уже в который раз. Деймос не похож на человека, склонного к самопожертвованию. Честно, Сенфорд клянется, не похож. Но каким-то образом именно он чаще оказывается жертвой. Он бы все отдал, чтобы выбить из хилого тельца эту паразитирующую навязчивую манеру играть в героя. Зачем, зачем, почему он совсем себя не жалеет?… Внимание привлекает сменивший позу Хенк. Будто щелчком выдернутый назад в реальность пиротехник поворачивает на него голову. Скользя по холодно блестящим красным линзам и скрещенным рукам невадской смерти во плоти, Сенфорд неохотно думает, что у него все таки осталась к безэмоциональному наемнику капля уважения. Последняя, обусловленная тем, что тот беспрекословно слушается каждый раз, когда Док дергает его за цепь. Казалось, это единственная его целая(или лучше сказать уцелевшая) и стабильная моральная установка — слушаться его слов неоспоримо. Ибо иначе, он клянется, если бы Хенк отказался помогать, неважно, из-за простой прихоти или скрытого злорадства, он бы бездумно сцепился с ним прямо там, плюя на очевидное превосходство другого, сцепился бы пуская пену изо рта и стискивая зубы до скрипа, ему бы хватило сил на рывок забитого в угол зверя, Господь, он бы выплеснул на нем всю жгучую панику и липкий, черный, подлый страх за раненого напарника. Если бы. Из-за вскипевшего адреналина, все еще не рассосавшегося в уставшем теле Сенфорда, яркие круги перед глазами стали заметнее. Его начало мелко трясти. Периодические вскрики Деймоса за стенкой легче не делали. В нем бурлило что-то очень сильное. Этим страшным эмоциям нужен выход, срочно, прямо сейчас, иначе они раздавят его. Как назло стоящий рядом Хенк снова надменно фыркнул. — Что ты снова пыхтишь? — скорее гавкнул, чем спросил Сенфорд, сжимая и разжимая кулаки в этом странном приступе. Наемник молча отлип от стены и легким движением ткнул себе в грудь, после чего так же легко и надменно прочертил указательным пальцем линию себе поперёк горла. Сенфорд весь побагровел от злости. Хенк всегда смотрел на него свысока, будто смеясь над его привязанностью к напарнику как над слабостью, глупой и непростительной. А сам-то как на Дока смотрит, щенячьими глазами, пиротехник ведь не дурак, видит же. Челюсть сводит от немой ярости. Гордость не позволяет вцепиться в Хенка прямо сейчас. Раненому Деймосу это никак не поможет. Ну ничего, однажды и Хенку жизнь преподаст урок. И его научит. Сенфорд готов поклясться, что тот просто завидует тем, кто способен ощущать весь спектр человеческих эмоций. — Я посмотрю на тебя, когда Дока подстрелят. — говорит Сенфорд сквозь стиснутые зубы, — Ты ведь не способен держать в руках что-то меньше Глока 22, ты сам это знаешь. Кого тебе тогда придется просить о помощи, урод? Хенк вмиг будто превращается в ледяную статую. И только бездушный взгляд становится пронзительнее. Это опасно. — Ну, скотина, чего молчишь? Язык проглотил? — плюет Сенфорд, прекрасно читая вызов в ярко-красных, хищно впериных в его лицо очках. Хенк щелкает челюстью два раза. «Ходишь по тонкому льду». Угроза. Сенфорд наклоняется корпусом вперед и демонстративно щелкает челюстью трижды. Он давно выучил этот странный язык. «Держись от меня подальше». Предупреждение. Он не знает, сколько времени прошло перед тем, как дверь в медбей зловеще открылась, выпуская в коридор Дока и Деймоса. Это отвлекло двоих наемников, готовых повгрызаться друг другу в глотки через долю секунды. Сенфорд вмиг приосанился и сделал шаг навстречу вышедшим. Хенк остался стоять на месте. С его подбородка капала слюна. Док перекинул худую руку раненого себе через плечо и неспешно направился в сторону жилого крыла, не удосужившись глянуть на этих двоих. — Заходи, садись, я отведу Деймоса и займусь твоей ногой. — коротко кивнул он уже со спины. Сенфорд молча зашел в кабинет, игнорируя ввинтившийся липкий взгляд Хенка в свою спину. Сел на кушетку. Он бесконечно благодарен Доку за дефицитные медикаменты и нелегальные операции. Без его самых базовых знаний и инструментов, кто знает, что было бы с Деймосом сейчас. Док вернулся быстро, отряхнул руки и натянул новые перчатки, сразу принимаясь разматывать окровавленный полевой бинт с чужой ноги. За это время пиротехник смог переключиться со слепого гнева на что-то другое, и, вроде как, нормализовать дыхание. — Как он, Док? — хрипловато спросил Сенфорд, впиваясь пальцами в койку от неприятных ощущений. — Его спасло только чудо. Скорее всего, твоя быстрая реакция. — голос куратора холоден и спокоен, как всегда, — Везунчик он. — … Руки в перчатках с видимой сноровкой обрабатывают рану. — Не кисни, боец. Его жизни уже ничего не угрожает. Ему просто нужно отдохнуть пару дней. Заживет как на собаке. Ха. На собаке. — Спасибо за помощь, Док. Перевязка закончилась быстро. Швы совсем не чувствовались. Сенфорд прихрамывая вышел в коридор. Хенк, прилипший к стене, провожал его острым взглядом. Сенфорд его проигнорировал. Да чтоб ты провалился, Хенк.

***

Деймос кое как дополз до постели, разуваясь на ходу, и обессиленно плюхнулся на кровать, даже не удосужившись ее расстелить или снять оставшуюся верхнюю одежду. Он был вымотан. Скорее ментально, чем физически, но ноющая боль свежих ран тоже несомненно имела вес. Жжение в области груди и ощущение странного натяжения от стянутой силой и нитками кожи не давало успокоиться. Будто в ранке копошатся пчелы. Он тихо завыл в подушку. Подлая зудящая тишина не добавляла спокойствия. Он надеялся заснуть раньше, чем напарник вернется из кабинета Дока. Ему не хотелось… ему было боязно смотреть ему в глаза сейчас. Он опять расстроил его. Есть что-то в этой его самоотверженности по отношению к Сенфорду. Что-то, что очень расстраивает оного. Странно, а ведь он никогда не считал себя альтруистом… Дверь в комнату тихонько скрипнула и лучи синтетического света из коридора прочертили на полу длинную полосу. Сенфорд вернулся с перевязки. Он тяжело зашагал вглубь, молча ставя крюк в угол и снимая увесистые шипастые сапоги. Он делал все это молча, стараясь не шуметь, и Деймосу даже на секунду показалось, что он поверил в то, что тот спит. Но вот уже почти бесшумные шаги послышались вновь, и их общая кровать жалобно скрипнула под навалившимся весом. — Я волновался за тебя. — говорит он тихо. Рука потянулась к забинтованной макушке и заботливо сняла кепку, а за ней и наушники, отложив их на прикроватную тумбочку. Он машинально провел по всклоченым волосам, получая в ответ неразборчивое мычание. — Док сказал, что тебе сегодня крупно повезло. — добавил он вполголоса и встал с угла кровати, чтобы залезть на нее полностью. Деймос скривился от того, насколько грустным звучал его голос. Видеть Сенфорда расстроенным — самое ужасное, с чем ему приходилось сталкиваться. Не прошло много времени с того момента, как Сефорд устроился рядом и застыл в ожидании. Он хочет, чтобы Деймос повернулся к нему лицом. — Я же говорил тебе, что не обязательно лезть на рожон. — А что мне было делать? Стоять в сторонке, пока этот мудак целится в тебя? — не выдержал Деймос, отрывая голову от подушки и разворачиваясь корпусом. — Ты… ты сильно пострадал. — выдавил Сенфорд, смотря Деймосу прямо в глаза, прожигая в нем дыру напрямую через черные очки. Он готов поклясться, что если бы он их снял, связист тут же расплакался. Он расстроил его. Он хотел как лучше. Он переживает за него так сильно, так сильно боится его потерять, что в процессе делает ему только больнее. И от этого становится невыносимо. — Я… — почти всхлипнул Деймос, кривясь в болезненной гримасе, то ли из-за резкого движения, то ли из-за этого взгляда напротив. — Почему ты продолжаешь так бездумно подвергать свою жизнь опасности? Боги, это невыносимо. Он дорожит им в ответ, пытается оберегать. Может в этом проблема? Он так же само боится за него. Так же не спит ночами, шумно вздыхает и застывает, когда пуля свистит в сантиметре от его виска, так же подскакивает по первому же зову… Тоже боится потерять. Деймос сглотнул огромный противный ком. Он собрал в кулак все, что осталось от сил и сказал правду: — Я… я переживаю за тебя так сильно, что мне становится больно. Я так боюсь тебя потерять. Прости меня. — всхлипнул он уже по-настоящему, не выдерживая этого открытого, но такого грустного взгляда темных глаз. Очки почти не помогали. — Ты не должен извиняться, — Сенфорд потянулся к нему, вытирая намокшие щеки и чувствуя себя немного виноватым. Он совсем не хотел заставлять напарника плакать, — Эй, ну-ну… все хорошо. — он прильнул к нему, сгребая в охапку, немного подминая под себя и баюкая. Содрогающийся корпус напарника казался совсем крохотным в его руках. Сенфорд шумно выдохнул, устраивая свою тяжелую голову на костлявом плече. Он перешел на полушепот. — Знаешь, тебе могли попасть в самое сердце. Не могу перестать об этом думать. — Тогда, на задании, у меня даже мысли об этом не промелькнуло. — коротко ответил Деймос. — Заметно. — … — Я волновался. Ты мог погибнуть. Я не хочу лишиться тебя. — Сенфорд проговаривает это, ухом вслушиваясь в эхо участившегося сердцебиения. Тудумс. Тудумс. Живое. — А я не хочу лишиться тебя! Поэтому я и лезу на рожон. Я просто… я чувствую себя ужасно беспомощным. Единственное, через что я могу показать свою привязанность к тебе это- — Ловить за меня пули? — перебил его Сенфорд, — Это глупо. Ты мне живым нужен. И что заставляет тебя думать, что я не вижу твоих чувств? Тебе не нужно мне что либо доказывать. Мы вместе уже столько лет. Что заставляет тебя думать, что я слепой? Или ты думаешь, что за своими очками я ничего не вижу? Деймос на минуту замолк, переваривая услышанное и заодно покрываясь мурашками. Что-то странное зашевелилось у него внутри. Новая волна необъяснимо горьких слез нахлынула, содрогая щуплое тело. Он не нашелся, что ответить на это. Благо, Сенфорд с таким молчанием имеет дело не впервые. Он приобнял Деймоса, зафиксировав в удобной позе, чтобы тот наконец перестал ворочаться. Сенфорд подсунулся ближе, утыкаясь в промежуток между плечами и головой. Прикрыл глаза и нежно поцеловал. А потом еще, и еще раз, медленно двигаясь вверх, к челюстной кости. Он вкладывал в эти легкие поцелуи всю свою заботу, и Деймос это чувствовал. Никакой похоти, только нежность и тепло, исходящее от плотно прижатого к боку тела. Только он так умеет. Полутьма только добавляла ощущения… интимности, настоящей близости. Он замер на мгновение, рассматривая мелкие шрамики на лице напарника, перед тем, как поцеловать уголок глаза, снимая соленые слезы с ресниц. Деймос задышал ровно. — Не хотел доводить тебя до слез. Прости. — вполголоса сказал Сенфорд, целуя любимого в висок. — Та это я сам… расклеился, — шмыгнул в последний раз Деймос, окончательно успокаиваясь, — Спасибо что ты рядом, Сен. Мне стало легче. — От тебя уйдешь, — усмехнулся пиротехник, возвращаясь к шее. — но, да… Пожалуйста. В следующий раз, если хочешь, могу даже майку надеть, специально, чтоб тебе было обо что сопли вытирать. Хочешь? — Хах, придумаешь же… — не удержался от улыбки Деймос. — Я серьезно. У меня осталась одна подходящая… — Я не буду сморкаться в твою одежду. — А зря, ты вот привык на свои рукава мотать, а мог бы чистым ходить. — нравоучительным тоном посетовал Сенфорд. — Хорошо я… ценю твою заботу. — не сдержался Деймос еще раз и засмеялся. От резкого сокращения грудной клетки его пронзило неприятной болью и он хрипнул. Свежая ранка некстати напомнила о себе. Он с жалобным видом заскулил, не оставляя на своем лице и намека на прошлую улыбку. Сенфорд обратил на это внимание. Он поерзал, устраиваясь поудобнее и припал губами к шву, выбивая удивленный писк. — Что ты делаешь… — шепчет Деймос, сил говорить почти не осталось. От задушенного плача ужасно саднило горло, а от резких вздохов грудь. — Зализываю раны. — просто ответил тот, высовывая язык. Он не мог похвастаться его длинной, в этом он Деймосу не соперник, но факт оставался фактом — функции свои он выполняет. — Ну даешь… Металлический вкус засохшей крови послевкусием резонировал в горечь, попадая Сенфорду на язык. Док покрыл чем-то ранку, и слизывать это наверняка было не самой хорошей идеей. Шершавый свежий шов ощущался странно. Каждый стежок плотной нити чувствовался четко. Он прошелся по всей линии шва еще раз, после чего заглянул в сконфуженое лицо напротив. — Тебе не обязательно это делать. Док о них позаботился. — подал голос Деймос, рассматривая Сенфорда немного сверху вниз. Тот уложил подбородок ему на солнечное сплетение. Опять смотрит прямо в душу. — А кто позаботится о тебе? — … Промолчал. Только дрожащими пальцами потянулся к близкому лицу, цепляя дужки очков. Хочется заглянуть в них поглубже. — Сними их. Хочу видеть тебя целиком. — Ты же знаешь, что я за ними ничего не прячу. Я открыт перед тобой. — говорит Сенфорд, послушно стягивая очки и аккуратно откладывая их на прикроватную тумбочку. — Прячешь. Люблю смотреть тебе в глаза. Мазутные лужи. — прошептал Деймос, бережно кладя ладони по бокам светлого лица и завороженно, безвозвратно потеряно смотря прямо туда, в горячую муть. Зрачки к зрачкам. — Мазутные лужи. Помню, говорил. — улыбается Сенфорд, опуская свои ладони на худые бока. Деймоса так страшно держать в руках. Когда он перед тобой уязвимый и ломкий, одно неверное движение — и появляются ранки. Маленькие, ментальные, которые он не показывает и всячески вертится, чтобы не повернуться раненным боком. Сенфорда это печалит. Он видит, что иногда делает что-то не совсем то, но Деймос, казалось, слишком привык держать все в себе. Как же ему хочется… Они ведь могут просто говорить. Говорить, говорить, до скончания времен. Пока не заснут темной ночью в своей кровати или пока не отключатся где-то посреди пустыни в рабочей машине. Есть какая-то преграда, не дающая связисту поступать так, как ему хотелось бы на самом деле. Как же Сенфорду хочется ее сломать. Потерявшись где-то в своем водовороте мыслей, Деймос подался вперед и ласково лизнулся. Сенфорд, падкий на этот прием, ответил ему поцелуем. — А это чт- ооо… — вдруг оторвался от занятия младший, ощущая растущее уплотнение, давящее ему куда-то в область бедра, — А почему так? По смущенному фырку напарника он быстро смекнул, в чем дело. — Мое тело всегда так на тебя реагирует. Не понимаю, почему ты до сих пор удивляешься этому. — повел бровью Сенфорд. — Хорошо-хорошо, я понял. Давай помогу? — Не хочу как в прошлый раз. — категорично отозвался пиротехник, дергая головой. — А что не так с прошлым разом? — Ты потом остаток дня с таким лицом ходил будто не ты меня соблазнил, а я тебя принудил. — Хорошо, ладно. На этот раз можем обойтись просто рукой. Идет? — Деймос вжался в чужое плечо и провел ладонью по бугорку. — Боже, иногда мне стыдно за себя. — промямлил Сенфорд, подаваясь навстречу ласке. Мелкому невозможно противостоять, когда он входит во вкус. — Только через одежду сначала, окей? А то я тебя знаю. Ответом послужил короткий кивок. Раз, два, три — Деймос водит рукой без счета, касаясь возбужденной плоти через ткань штанов, четыре, пять, шесть — Сенфорд считает секунды до разрядки. Проходи от силы пару минут, как его скручивает в судороге. Связист расценил это как что-то свое. — Ну что, готов перейти на завершающий этап? — он игриво цепляет пальцем пряжку ремня и уже вот-вот залезет в промежуток между кожей и штанами. — Та на самом деле…я уже. Все. — неловко отвел взгляд Сенфорд, — Тебе там уже нечего делать. — Серьезно? Так быстро? Никогда бы не подумал, что ты скорострел. — улыбнулся Деймос, и хотел уже было засмеяться, перекрывая неловкость шуткой, но на него посмотрели слишком пронзительно. Опять не то. Сейчас ему скажут, что он несерьезный дурак. И это будет справедливо. Он сглотнул. Сенфорд серьезно взял его обеими руками за лицо, буравя взглядом. Деймос напрягся еще сильнее. — Я с ума схожу от твоего присутствия. Тяжело держать себя в руках, когда ты прижимаешься ко мне всем телом. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы иметь силы сдерживаться. Не могу… — прошептал Сенфорд, чувственно зарываясь носом в растрепанные волосы, вдыхая запах родного тела, прокуренного, но невероятно, по-живому теплого, как костерное пепелище. Деймос потерял дар речи. Посреди горла комом стали то-ли слезы, то-ли… Нет, все-таки слезы. Слышать такое для Деймоса было все равно что…что… Нет, у этого нет сравнения. Он не смог выдавить из себя внятный ответ, лишь вцепился в широкую спину с новой силой, пытаясь вжаться в любимого еще сильнее, хотя, куда уж сильнее. — Прости… — давясь всхлипами мямлил Деймос в чужое плечо, пытаясь совладать с накатившими волной эмоциями. Это… ужасно приятно слышать. Он и не надеялся. Все те разы, что он грыз себя за молчание будто стало легче нести за спиной. — Ну же, не извиняйся, я понимаю тебя… — шепчет Сенфорд, гладя непослушные волосы и содрогающуюся спину, — Я знаю, как важна для тебя искренность и как ты боишься, что это не взаимно. Деймос, посмотри на меня, — он приподнялся на локтях и посмотрел в заплаканное лицо напротив, мягко улыбаясь, — Я люблю тебя. Слышишь? Правда люблю. Услышь мои слова и прими их. — Сенфорд погладил влажную щеку и заправил за ухо выбившуюся черную прядку. — Я… я не знаю, что сказать. — хрипнул Деймос, часто моргая. — Тебе и не нужно ничего говорить. Я тебя и так насквозь вижу. — улыбнулся Сенфорд, снова заправляя напарнику воронову прядку за ухо. Понимает. Все без слов понимает. Деймос не знает, чем он такое счастье заслужил. Не понимает, что такой, как Сенфорд, в нем нашел. — Давай ложиться спать. Сегодня был длинный день. — А белье сменить? — Утром. Я сейчас никуда вставать не буду. Не став дальше возражать, Деймос молча уткнулся ему в грудь и поджал руки. Сенфорд, мягко улыбаясь, положил свою крупную ладонь поверх маленькой. Оберегает. Любит. Не отпустит. — Эй, Сен. Спасибо, что ты рядом. Прости за глупости. И… за тот и этот раз. — Мгм. Все в порядке. Деймос плавится в этих полуобъятиях. Плавится в больших, теплых, греющих руках. Он и не думал, что настолько замерз. Засыпая, он думает, что жизнь готов за Сенфорда отдать. Сенфорд думает, что Деймосу пора избавляться от собачьих повадок.