Гром и молнии

– Юль, мы ведь обсуждали. Несмотря на слова, тон виноватый. Гром хорошо понимал, что за подобный косяк расплачиваться будет долго. Вечер встреч выпускников – это не свиданка, просто так не пропустишь. – Может, вы к семи успеете закончить? Игорь перестал собираться на свою суперсекретную операцию и посмотрел на Пчелкину глазами побитой собаки. Он применял эту фишку профессионально и намеренно, но не догадывался, что после каждого раза у Юли медленно, но верно вырабатывался иммунитет. – Не хочу тебя обнадеживать. И так всегда. Гром старался ради их отношений только в самом начале: вовремя уходил с работы, брал отпуск и не лез на рожон. Казалось, головокружительный роман способен изменить закостенелого майора и сделать из него если не героя-любовника, то мужчину, заботящегося о своей семье. И правда, с предложением Игорь затягивать не стал. Украсил крышу лепестками роз, шаву завернул в презентабельную упаковку и расщедрился на шампанское. Даже на одно колено встал и кольцо подарил. Вот только с датой свадьбы и спустя полгода не определились. То облава, то командировка. И семнадцатого нельзя, потому что у Федора Ивановича День рождения, и пятнадцатого числа следующего месяца тоже не получится – годовщина гибели отца. «Да ладно тебе, Юль, куда я от тебя денусь?» Подписываясь на отношения с Игорем, Пчелкина понимала, что быть девушкой супергероя – задача непростая, но быт оказался страшнее, чем представлялось изначально. Два из трех половых акта попахивали некрофилией. Юля так и называла – половой акт, потому что ни на секс, ни на занятия любовью телодвижения не походили: какое там, если один из партнеров неизменно неподвижен. А уж кто из них – раз на раз не приходилось. То Игорь был до крайности уставшим после дежурства, то Пчелкина еле раздирала глаза с утра пораньше, чтобы урвать немножко ласки. Так и жили: много дел – мало времени. Про вечер встреч выпускников Юля рассказала Грому за два месяца. Специально, чтобы он спланировал свою ненормированную жизнь и выкроил в ней пару часов на любимую женщину. Может, подобные мероприятия и устраивались ради понтов, но важность престижа никто не отменял. Особенно, если до девятого класса все говорили, что у тебя никогда не будет парня, а когда в десятом он у тебя появился, начали прогнозировать вам раннюю беременность и смерть под забором. У Юли не получалось забыть, как МарьВасильна подозвала ее во время перемены и сунула в руки презервативы, да так неловко, что один упал на пол, и одноклассники загоготали. Потом говорили, что класснуха зажала покупать целую упаковку и расчехлила ценный запас времен своей молодости. А Юля настолько растерялась, что так и пошла к своему месту с раскрытыми ладонями, будто подаяние просила. После того раза никому не удавалось застать ее врасплох, потому что Пчелкина четко осознала, что рамки приличия и нормы у окружающих весьма и весьма размыты. Именно из-за прошлых пересудов появиться на вечере встреч выпускников невестой национального героя Юле казалось не то чтобы почетным, но необходимым для восстановления мировой справедливости. Увы, Игорь Константинович умотал по своим геройским делам, и некому было онеметь от того, какое красивое платье Юля подобрала на вечер. На минуту она даже подумала пойти в рубашке и джинсах, но поборола низменный порыв не выделяться. К черту. Она станет королевой вечера, и пусть задроты обзавидуются. – Хазин, заткнись уже, тебя вообще тут быть не должно! Юля остановилась у входа в класс и прислонилась спиной к стене, прислушиваясь. Кто-то заржал, а Петя заговорил еще громче, рассказывая, кому, что и куда засунет, и затем провернет до щелчка, и вообще старших надо уважать. По правде говоря, старше он был всего на два года. А то, что он приехал, означало одно: Миша тоже здесь, хотя Юля не сомневалась, что два брата-акробата ради такого повода в Питер не явятся, уж больно крепко они обосновались в Москве. Все это было очень и очень плохо, однако торчать и дальше под дверью не имело никакого смысла, а побег Пчелкина посчитала ниже достоинства майорской невесты. – Юлия Владимировна! – Хазин присвистнул. – Какая честь, что вы почтили присутствием ваших никчемных одноклассников. Наверное, вы знали, что буду я, и только ради меня пришли. – Все так, Петр Юрьевич, – не менее высокопарно ответила Юля, но в следующую же секунду со смехом повисла на Пете, который обнял ее и приподнял над полом. – Скучал по тебе, зараза рыжая. – Поэтому не звонил, не писал? Юля щелкнула Хазина по лбу и позволила увлечь себя за стол. Все смотрели на них, как зрители – на театральную сцену. Ничего удивительного: хоть школа у них и была элитная, но большинство учеников звезд с неба не хватали, выживая после выпуска за счет дотаций родителей. – Мон шер ами, я крепко застрял под каблуком своей ненаглядной женушки. Петя поцеловал в темноволосую макушку незнакомую девицу, и Пчелкиной, которая смотрела только на Хазина, пришлось перевести взгляд прямо. Петина жена оказалась очень даже симпатичной, ехидно взирала на происходящее, но затронуло Юлю другое. Между ними сидел Миша: вытянув ноги и упираясь лопатками в спинку стула, не поворачивал головы, пялясь исключительно перед собой – и выходило, что на Толика, который никак не мог поднять челюсть с пола от вида Юлиного декольте. – Это Наташа, моя супружница, – та с нарочитой чинностью кивнула, всем видом показывая, кто тут первая сука на деревне. – А это Миша, мудила, который делает вид, что рядом не сидит любовь всей его жизни. Да, Миша? Штапич повернул голову к брату и со всей вкрадчивостью пожелал идти нахуй. – Всенепременно, сегодня же, – пообещал Петя, хлопнул Мишу по затылку и развернул лицом к Юле. Хазин рос в полной семье, при отце-гниде, но почему-то с Петей Юля всегда легче находила общий язык. А Миша жил с матерью, очаровательнейшей женщиной, обманутой и брошенной генералом Хазиным (от последнего – даже более счастливой), однако манеру общения имел тяжеловесную и скупую. Увы, Юлины чувства не соотносились с логикой. Миша как будто не изменился. Все та же короткая стрижка и усталый взгляд человека, переродившегося в сотый раз. Может, поэтому у Пчелкиной и сердце екало тоже совсем как раньше, больно и сладко, да вдобавок пересыхало в горле. – Привет, Юль. Она поджала губы и шумно втянула воздух носом, чтобы затем как ни в чем не бывало улыбнуться. Казалось правильным сделать вид, будто она не помнит, что Миша говорил таким тоном, когда злился и старался этого не показывать. Он вообще всегда вел себя достаточно сдержанно в отличие от брата, любившего размахивать руками и влезать в конфликты. – Рада тебя видеть, Миш. Штапич ухмыльнулся, и Юля поняла, что он легко распознал ее ложь. Боже, не так уж и долго они встречались – когда успели узнать друг друга настолько хорошо и запомнить? А главное, зачем? Хазин посмотрел на часы и театрально вздохнул. – Господа, если вы думали, что я приехал ради вас, то ошибались. Гошан уже заждался. Натали, вверяю тебе своего брата, – он наклонился и чмокнул жену в губы. Наташа цыкнула и поправила алую помаду. Одними глазами послала Пете какое-то сообщение, явно малоцензурное, на которое Хазин лишь пожал плечами, мол, се ля ви. Миша сполз по стулу еще ниже и покачал головой. В дверях Петя столкнулся с МарьВасильной, расцеловался с ней и упорхнул, оставляя их на съедение класснухе, которая после первой же рюмки начала вспоминать «веселые» истории. Полчаса унижений, пока после три по сто язык МарьВасильны не начал заплетаться. Тогда Горюнов перемыл косточки Хазину, не стесняясь ни его жены, ни брата, после чего похвастался, что скоро он организует собственную художественную выставку. Нет, место еще не выбрал. Думает. Держи карман шире – ищет вариант подешевле. После Илюши девочки наперебой начали хвастаться мужьями и детьми. Миша склонился к Наташе, шепнул что-то на ухо и вышел. Хазинская жена осталась на месте, глядя на Юлин класс, как на зверинец, видно, считая происходящее максимально зашкварным, но все-таки увлекательным. Пчелкина не стала дожидаться, пока до нее дойдет очередь публичного интервью. Какое-то время посидела, послушала последние сплетни, однако ноги зудели, и внутри копилось чувство, будто Юля опаздывает. Куда? Наверное, жить своей жизнью. – Угостишь? Миша курил на крыльце, запрокинув голову к небу, и в ответ просто сунул пачку и зажигалку. Юле стало смешно. – До сих пор обижаешься? – Нет. Спустя годы никто из них так и не понял, кто кого бросил. Мишина семья всегда казалась Юле долбанутой. Юрий Хазин заделал ребенка на стороне, а супруга и слова не сказала, покорно принимала внебрачного сына в своем доме. Весь порядок подчинялся правилам генерала: Миша учился с отличием, посещал спортивные секции и каждую субботу приходил на семейный обед к отцу и его семье, за что Евгения Штапич получала щедрые алименты, которых с лихвой хватало на безбедную жизнь. Несмотря на крутой нрав, Миша отличался рациональностью и перечил отцу всего раз: когда отказался взять его фамилию. Скандал был грандиозный. Благо, Петя в то время совсем отбился от рук и отвлек внимание на себя, да и на фоне безалаберного дерзкого брата Миша смотрелся выигрышно и был вскоре прощен. Так уж вышло, что как раз к окончанию Мишей школы его отца повысили и назначили на должность в Москве. Сыновей Юрий ни за что не собирался бросать в Питере одних, поэтому Пете оформил перевод, а Мише не самым добропорядочным способом помог поступить в Высшую школу телевидения МГУ, что было гораздо престижнее СПбГУ, куда тот собирался подавать документы на бюджет. Штапич звал Юлю с собой, говорил, что она без проблем поступит в любой московский ВУЗ, но Пчелкина хотела учиться у Люблина, который преподавал только на журналистике в СПбГУ. Тогда Миша предложил отношения на расстоянии. Обещал приезжать каждую вторую субботу, однако Пчелкина ответила, что такое не для нее. Она не верила, что любовь преодолевает километры. Новостей о братьях было немного. Хазин балагурил и продвигался по карьерной лестнице след в след за отцом, а Миша занимался редактурой телешоу, после чего подался в документалистику. Женился, заимел сына, развелся. Женился, развелся. Теперь говорил, что не обижается, но почему-то на Юлю старался не смотреть. – Миш, ты вообще как? – Херово. Мы с Петей месяц в рехабе отвисали: режим, кислородные коктейли, зарядка. Теперь не можем к обычной жизни адаптироваться. Видела, как Петю колбасит? – Мне казалось, он всегда такой энергичный. На чем вы «сидели»? Юля прислонилась к перилам и закурила, прикрывая сигарету от ветра. Кинула Штапичу зажигалку обратно, а пустую пачку отправила в мусорку точным броском. Так-то Миша не выглядел бодрым и свежим – наоборот, будто из карцера сбежал. – Петя на порошке. Я на сорокаградусном пойле разной степени паршивости. Мы подожгли «гелик» какого-то питерского типá, который насолил Петиному другу и приехал по делам в Москву, вот папа и определил нас в санаторий строгого режима. Жар опалил Юлины щеки. Как назло, Миша наконец обернулся и теперь смотрел лишь на нее, пожирал глазами и дышал тяжелее, чем прежде, будто с трудом сдерживал желание задрать подол и так короткого платья и трахнуть Юлю прямо на школьном дворе. Зная Мишу, Пчелкина не сомневалась, что именно об этом Штапич сейчас думал. А она вдруг остро осознала: наверное, именно она виновата, что Миша теперь такой. Он никогда раньше не увлекался алкоголем и женщинами. Мечтал о семье и двух детях, интересной прибыльной работе. И видел Юлю рядом с собой. Говорил, что они будут той идиотской семейкой, которой не сидится на месте, и они берут детей в охапку и прутся то в горы, то в парк аттракционов, то путаться под ногами у других людей в гипермаркете. – А ты как? Замужем? Миша мрачно ухмыльнулся. Юля догадывалась, что он знает ответ, и когда она его озвучит, то Штапич воспримет это как зеленый свет – уже шагнул к ней, склонил голову к левому плечу, будто планируя сделать их грядущий поцелуй более удобным. Юля поскорее затянулась забытой тлеющей сигаретой, какие Миша курил всегда, так что она и сейчас чувствовала вкус его губ, разве что не ощущая их тепла на себе. – Я – невеста Игоря Грома, слыхал о таком? Вполне угрожающая информация, чтобы остановить беспечных воздыхателей. – Где же твой жених, невеста? Пчелкина ждала, что Миша засмеется язвительно, но все-таки больше добродушно, однако он, кажется, злился. Почти агрессивно он содрал с себя пиджак, накинул Юле на плечи, закрывая от ветра, и стиснул отвороты в кулаке. Сигарета выпала из рук. Мишино тепло окутало кожу, и Юле пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть Штапича так близко. Их отношения быльем поросли, но люди не врали, первая любовь не забывается, тем более расставание было болезненным: они потом долго созванивались, но почти не могли говорить, дышали в трубку пять-десять-пятнадцать минут. «Все в прошлом», – одернула себя Пчелкина и с вызовом взглянула Мише в глаза. – Он на службе. – В который раз? Всегда? – ответ был очевиден и глупо было бы повторять за Штапичем. – А ты не думала, что он изменяет? Обычно так и есть, когда у мужчины не хватает на тебя времени, уж поверь, знаю, о чем говорю. – Гром? Это глупо. И теперь Миша смеялся, отнюдь не по-доброму, а как будто хотел сделать Юле больнее. Он всего лишь стискивал ткань своего пиджака, не прикасаясь к коже и кончиком пальца, но Пчелкина чувствовала себя в объятиях и подавляла желание вырваться. Она знала, как опасно дразнить диких животных: стоит ей задергаться, и он нападет, а Юля не была уверена, как долго сможет бороться. С ним. И с собой. – Он ни разу не приносил на себе чужой запах? Пчелкина приоткрыла рот, судорожно вспоминая. Никогда никаких цветочных ароматов. Игорь ненавязчиво и очень приятно пах парфюмом, подаренным кем-то из коллег. Она забывала спросить, у кого такой хороший вкус. – Нет. – И всегда являлся ночевать домой? – С его работой бывает всякое. – Тогда ты, наверное, очень счастлива с ним, раз он такой идеальный и очень любит тебя. – Миш, что тебе, нахрен, надо?! Он отступил. Очень умно давая ей свободу. Показывая, что не ограничивает, не давит, позволяет сделать свой собственный искренний выбор. Штапич был чертовски умен и унаследовал от отца умение манипулировать чужими чувствами, подчинять волю, даже не пользуясь прямыми приказами. – Поехали со мной в Казань. У нас съемки документального фильма о бандах, пригодится человек, умеющий найти контакт с трудными людьми. Развеешься. На Грома намекал, но Юля так растерялась от подобного предложения, что не обиделась, сама теперь держала пиджак и чувствовала, что прямо сейчас принадлежит Мише даже больше, чем раньше. Потому что удерживает его тепло. Позволяет говорить с собой, вместо того чтобы уйти домой и не видеть Штапича больше никогда-никогда в жизни. – Как раз твой благоверный соскучится и вспомнит, что надо тебя ценить. Идея звучала глупо и бесперспективно. Все равно что Штапич предложил бы застрелиться вместе. Ехать с ним, взрослым мужчиной, у которого во взгляде неприкрытое желание, а в душе боль первой любви… Два билета на «свободное падение» и эмоциональные качели, пожалуйста. Вряд ли казанские банды знавали виды из мансардного премиум люкса в пятизвездочном отеле, какими уже через два дня наслаждалась Юля, попивая кофе, приготовленный индивидуальной кофе-машиной. Миша не поскупился на размещение, а Петя прислал в «телеге»: «ЦЕНИ. Другая бы не в пятизвездочном пэласе жила, а в хостеле». В прогнозах Хазина сомневаться не приходилось. Оказалось, сам он приехал в Питер на медовый месяц и притащил брата на вечер встреч выпускников едва ли не силой, несмотря на то что заранее собирался умотать к старым дружкам. Как сказал Штапич, жена-Наташа на подобное поведение не обижалась: у них вроде как сложился взаимовыгодный союз на базе животной страсти и эгоистичного свободомыслия. Миша перевел: никто таких больше терпеть не станет, да и они сами не созданы для моногамии, но готовы принять друг друга такими, какие они есть. Еще он сказал, что завидует им: они оба любят других людей, но способны идти рука об руку без лишних скандалов и нервомотства. На глупый вопрос «а ты» – Штапич ответил, что он однолюб и ебал он эти поиски новой любви, не получается, лучше продолжит искать потеряшек-грибников на добровольных началах. Узнав, что Миша волонтерит, Юля не удивилась и лишь повторила себе, что это она виновата в том, что себя Штапич найти так и не смог К Мишиному сожалению, Пчелкина не входила в число людей, которые положат себя на плаху из чувства сожаления. Зато она относилась к тем, кто не мог жить без приключений и облагораживания общества. В этой поездке она словно вышла на свободу после долгого пребывания взаперти. Очень быстро подвиги Грома стали перевешивать Юлины заслуги, и она порой останавливалась и спрашивала себя, так ли значимо то, что она делает. И отвечала себе, что безусловно. Потом Игорь приходил домой, рассказывая, что поймал маньяка, убивавшего детишек, и блеск его героизма слепил глаза, так что у Пчелкиной рот не открывался, чтобы рассказать, как она раскрыла махинации нечистого на руку бизнесмена. Кроме того, Гром никогда не позволял вмешиваться в свои дела, хоть и знал, на сколько Юля может стать полезной. Он в ультимативной форме просил ее не лезть, слишком боясь потерять. Когда же Пчелкина, ни на что особенно не рассчитывая, предложила Мише заявиться в местный бар до сих пор действующей банды, Штапич только спросил: «Точно?», выдал неприметную одежду и снабдил ценными указаниями, после чего сопроводил, держась на расстоянии быстрого реагирования. Юля знала, что Миша тоже так сильно боится ее потерять, что в одном кармане у него перцовый баллончик, а в другом – нож, но Штапич доверял, он знал, что Пчелкина – взрослая девочка и способна здраво оценить свои силы. В результате той вылазки они получили обалденное интервью, которое съемочная команда позволила провести Юле. Миша не напирал. Он искал новые точки соприкосновения. Вывозил Пчелкину на природу и осмотр достопримечательностей, расспрашивал о деталях ее работы (он смотрел все видео в ее канале) и рассказывал о том, что снимал сам в последнее время. Он снова начал улыбаться, что заставляло Юлю чувствовать себя лучше. Они заговаривались до поздней ночи, а на утро пытались друг друга расшевелить то крепким кофе, то новостной повесткой. Лишь на третью неделю экспедиции Юля поняла, как ловко Миша отвлекал ее от телефона: стоило ей потянуться к мобильному, Штапич переключал внимание на отснятый материал, на нового героя, на погоду за окном, после чего разговор тек без остановки, и рука дотягивалась до смартфона, когда уже слипались глаза и даже отправлять сообщение становилось поздно. Игорь писал редко и коротко, но один раз он позвонил, и разговор у них получился какой-то надрывный, как будто Гром чувствовал, что Юля увязает в Мише. Или знал, что сам увязает в ком-то другом. Игорь словно пытался вспомнить, что держало их вместе все это время, а Пчелкина силилась понять, действительно ли она чувствовала себя женщиной рядом с ним, когда он так рьяно пытался ее от всего защитить? В этом ли состояло чувство безопасности и женской силы? Гром не очень-то умел ценить все эти штучки с украшениями и одеждой – пустые старания, плохо умел в романтику и, будь его воля, упрятал бы Юлю в шкатулку под замкóм, ведь Пчелкина такая хрупкая. Миша издалека смотрел, как она говорила с Игорем, – Юля видела и чувствовала, как к горлу подступает противная горечь: Штапич менялся на глазах. Его улыбка гасла, глаза потухали. Он превращался в того, кто сидел на вечере встреч выпускников, или даже того, кого она не знала, кого принудительно положили в рехаб после очередного запоя. Все это значило, что вечером он возьмется за бутылку – и все полетит к чертям. Поэтому после съемки Пчелкина села к Мише в машину и сопроводила до номера. Обычный класс комфорт, без мансарды и джакузи, как у Юли. Заказали еду в номер и вместо виски – морс. – Почему ты решил, что он мне изменяет? Юля сидела на краю кровати, а Миша устроился напротив на стуле и вращал зажигалку в руках. Пытался справиться с желанием надраться в сопли, снова на Пчелкину не смотрел. Как будто в этот раз точно потерял ее навсегда. – Потому что сам изменял и знаю поведение неверного мужчины вдоль и поперек. – Ты никогда не бросаешься голословными обвинениями. – Может, я изменился? Глупости. Он был все таким же, как и тогда, когда предложил ей встречаться прямо первого сентября, когда они целовались за кулисами актового зала и танцевали на выпускном. Миша рубил правду-матку и даже честно Юле признался, что не просто едет в Москву по воле отца, но действительно хочет учиться в МГУ, потому что там факультет сильнее ориентирован на практику и открывает массу перспектив. А Миша никогда не позволял себе раскрыть рта, если не знал что-либо наверняка. «Я смогу дать тебе больше», – сказал Штапич, но Юля ни тогда, ни сейчас ни в чем не нуждалась. Буквально вчера она позвонила Пете, чтобы спросить, неужели Миша на самом деле не любил ее? Но Хазин ответил, что Миша возвращался в Питер после окончания ВУЗа и видел Юлю с каким-то кудрявым самокатным стартапером, и выглядели они влюбленными. Илья действительно стал первым, кому спустя несколько лет удалось отвлечь Пчелкину от мыслей о Штапиче. Тогда Миша отказался от своего признания, потому что больше не знал наверняка, есть ли между ним и Юлей любовь. И теперь он ничуть не изменился. Следовательно, сомнений в измене быть не могло, поэтому он сдался под Юлиным пристальным взглядом. – Я видел, Юль. – В смысле? – Гром ведь наверняка не был так глуп, чтобы разгуливать с любовницей по улицам или кафе. – Более того, я пришел на вечер встреч выпускников, чтобы отвлечь тебя. Я уговорил тебя пойти до дома пешком, повел по длинному пути, мы часто останавливались. Во сколько мы дошли? В начале третьего? И он встретил тебя, как будто только пришел? Из-за моих слов ты принюхалась, и он не пах ничем необычным. Просто потому что два флакона одной и той же марки не могут пахнуть по-разному, и я это знал, но пытался дать тебе стимул уехать со мной. – Нет. Это было не «нет» – такого не было, это было «нет» – как такое возможно. И, однако, все происходило именно так: жестокая ловушка под видом дружеского визита. Юля засмеялась и закрыла рот ладонями, помотала головой. – Значит, ты просто сыграл в чужую игру? – Я играл в свою. Верно, начиная с пиджака и заканчивая поездкой. Нет-нет, заканчивая тем потухшим взглядом, когда Пчелкина ощутила физическую необходимость спасать. Тонкая игра с возрождением привязанности, шаг за шагом, медленно и уверенно. – Не вини его. Там история еще более драматичная, чем у нас. Будь ты сукой хоть немножечко больше, то смогла бы спасти своего Грома. Надо было только настоять, чтобы он женился и реже задерживался на работе. Но ты ведь Юлия Пчелкина, самоотверженная героиня, жертвующая личным счастьем во благо безопасности питерских улиц. – Я все равно не выиграла бы, не так ли? Миша кивнул, что было довольно жестоко с его стороны. – Так что, ты пойдешь к себе? Юля сняла футболку и откинулась на вытянутые руки, улыбнулась так, словно не узнала только что об измене, а получила премию «Эмми». Штапич остановился и положил сигареты обратно на тумбочку, цокнул языком. – Ты ведь не думаешь, что я из благородства откажусь или посчитаю секс из мести оскорбительным? – Считаешь, я способна на секс из мести? – Ты не ангел, – с предельно серьезным лицом ответил Миша, – но для меня ты стала святой. Юля расстегнула бюстгальтер и швырнула Штапичу в лицо. – Будешь продолжать шутки шутить? Миша открыл и закрыл рот, проглатывая новую дерзость, резко выдохнул и подошел, наблюдая, как Юля передвигается к центру кровати и с удобством укладывается, чтобы затем избавиться от джинсов. – Хочешь, завтра распишемся? – спросил Миша у черных трусиков, и Юля никогда бы не подумала, что обезумевший от сексуального желания мужчина может показаться ей хоть сколько-нибудь сексуальным, но Штапич бил все рекорды своим безобразным поведением. Мишины губы коснулись внутренней стороны бедра, живота, шеи. Он положил пальцы Юле на солнечное сплетение и мягко надавил, заставляя ее дыхание замереть. Именно там лежали его пальцы, когда они расставались. Штапич где-то прочитал, что через эту точку открывается путь к сердцу, и собирался использовать любые, даже эзотерические, методы, чтобы удержать любимую женщину. – Ладно. Улыбка Миши отпечаталась на коже. Юля хотела бы вытатуировать каждую черточку этих губ на себе, чтобы всегда хранить его поцелуй. Внутри все дрожало: пустота от собственного и чужого предательства заполнялась новыми чувствами. В конце концов, каждый из них обрел любовь. Грязными методами, грубо, они все в этой истории рвали друг друга на куски, но Юля не жалела. Она ощущала жар Мишиного тела, слушала его торопливый сбивчивый шепот, полный признаний, и знала, что теперь и она, и он исцелены.