***
Те слова чуть зацепили меня. То есть как? Как это «не помню даже как выглядит матушка»? Я сидела в своих покоях и мою голову не покидали эти мысли. В конце концов, просидев так несколько часов, мое терпение не выдержало. Встав, я пошла к дверям. Ко мне поспешила служанка. — Оставь меня, Нилюфер. Пройдя к дверям, я постучала в них, после чего мне их отворили. Быстрым шагом я дошла до покоев Великого Везиря. — Ибрагим Паша велел никого не впускать, Госпожа. Туда нельзя, — вызвался один из стражи. — Мне можно, — холодно отозвалась я и постучала в двери. Меньше, чем через минуту, вышел злой Паша. — Я же сказал, никого не…- начал он, но тут же остановился, увидев меня, — ооо, Нергис Султан… какими судьбами? — чуть приподнял бровь он, насмехаясь. — Паша, -в небольшом реверансе поклонилась я. — разрешите пройти? — Сейчас я занят, Нергиз Султан, — отрезал он, — если что-то срочное — говорите. — Паша, я бы хотела пройти и спросить у Вас про одну вещь, которая не касается никого, кроме Вас. У стен есть уши, поэтому я бы хотела обсудить это с Вами наедине. — Что ж, — он грубо схватил меня за предплечье и поволок в свою комнату. Я успела лишь пискнуть перед тем, как поняла, что я уже сижу в кресле напротив его стола. Он вальяжно обошел его и сел в свое излюбленное бордовое кресло. — и что же Вы хотели обсудить со мной, Госпожа? — Паргалы, — окликнула его я, — ответьте мне на один вопрос. Только не лгите, — прищурилась я. — Не в моих правилах, Госпожа, — усмехнулся он. — Ага, как же, — пробурчала я, — поклянитесь, Паша. Поклянитесь, что не соврёте. — С чего вдруг я должен это делать, Нергиз Султан? Я…- начал он, но я его перебила. — Я понимаю, что я Вам, как и Вы мне, никто, Паша. Но, прошу Вас. Один вопрос. Не солгите мне. Иначе я так и не усну этой темной дождливой ночью, теряясь в своих догадках о том, каков же из моих вариантов наиболее близок к далёкой истине. — Что ж, — вздохнул он. — постараюсь ответить на Ваш вопрос максимально честно, или в крайнем случае, правдоподобно. — Что Вы имели ввиду, когда говорили, что уже не помните, как выглядит Ваша матушка? Я помню Вас с детства, и знаю лишь то, что Ваша матушка умерла не так давно в домике на краю Истанбула. — Что Вы имеете ввиду, Нергиз? — чуть нахмурился он. -расскажите все, что знаете о моей семье, — неожиданно, твердым голосом выдал он. — Ну… кхм, Вас, вместе с отцом, братом-близнецом и матерью в Вашем детстве перевезли из Парни в Истанбул. Ваших родителей и брата поселили на другом конце Истанбула, а Вас обрели в рабство покойному Султану Селиму Первому… разве не так? — более тихим голосом спросила я. — Кхм. Госпожа… Кто Вам рассказал это? — Мой покойный отец. — Что ж… на самом деле меня зовут Тео. Меня похитили пираты, привезли в Турцию, насильно привели в Османский дворец и обрели в Ислам, а мою матушку, отца и брата оставили в Парге. Не так давно я виделся со всей семьёй, кроме матери, ведь к этому времени она уже скончалась. Она научила меня играть на скрипке. Я не особо помню её лица, лишь ее силуэт иногда является мне в прекрасных светлых снах, который из раза в раз зовет меня, говоря лишь одну фразу: «Тео, мальчик мой, я так соскучилась, иди ко мне»… а я не могу и двинуться… — я увидела, как по его щеке скатилась, по всей видимости, непрошенная, одинокая слеза, которую он, видимо, не почувствовал. Мне очень захотелось обнять его. С детства мы враждовали — дрались на мечах, воевали за внимание моего брата Сулеймана. После это переросло во вражду в поддержку двух сторон — Махидевран и Хюррем. Паргалы пусть и не активно, но поддерживал Махидевран и очень любил Шехзаде Мустафу, недолюбливая детей рыжеволосой Хасеки. Я же прекрасно понимала Хюррем и мы очень крепко дружили с ней. Да, я любила Мустафу, но его мать я не принимала никогда, и, видимо, никогда уже не приму. Махидевран поддерживали многие, помимо Паши — моя матушка Валиде, сестра Хатидже, да и полгарема в придачу. И вражда двух девушек за сердце мужчины помогла нам лишь подкрепить свою неприязнь и раздражение друг к другу. Вид такого беззащитного, беспомощного Паргалы, который пару минут назад открыл мне один из глубоко зарытых сундуков своих переживаний души. Я подорвалась со своего кресла, обогнула его рабочий стол и подошла к сидящему в кресле Паше. Мне ничего не оставалось, как нагнуться к нему и крепко обхватить руками его массивную спину. Я не видела его лица, но точно знала, что оно преобразилось в гримасе недоумения. Я стояла так около минуты, пока не почувствовала теплые руки, обвивающие мою талию, прижимая к себе крепко, будто мои кости сломаются от столь сильного напора. - Ибрагим... - прошептала я, проводя ладонью по его спине. Я была в платье, но это не помешало мне сесть прямо Паше на колени, не прерывая объятий. Я сидела и поглаживала его по спине, а Паргалы, уткнувшись в мою шею, искал успокоения в этих объятьях, чуть всхлипывая. Я впервые видела его таким - испуганным, зашуганным, беззащитным ягненком, который прижимался к единственному, кто протянул ему руку. Мы бы сидели ещё долго, если бы Ибрагим резко не отстранился от меня, посмотрел на меня своими красными от горьких слёз глазами и перевёл взгляд на мои губы, что инстинктивно приоткрылись от столь пронзительного взгляда. Паша не стал медлить и, притянув меня к себе за затылок, впился своими губами в мои. Это было неожиданно, потому первые секунды я никак не отвечала. Позже, когда до меня дошла суть происходящего, я вовсе не поспешила отстраниться, а лишь обвила свои руки вокруг шеи Паргалы и ответила на его поцелуй. Он был такой чувственный, такой нежный, будто я зализывала, лечила его раны, что огромными порезами красовались на его измученном сердце. Я знала, что если кто-то узнает об этом, для моей репутации и чести это будет высшим позором - целоваться с рабом нашего Султана. Его за это, в лучшем случае, лишат звания и выгонят из дворца, хотя есть большая вероятность и того, что его убьют. Но нам было так плевать на то, что будет завтра. Мы утопали в океане двух израненных душ, соединённые проливом наших губ, чьи волны кружились в безмолвном танце, ударяясь о холодные скалы берега. Паша обхватил мои бедра руками и, словно пушинку, что ничего не весила, донёс до его кровати, кладя на заправленную постель так бережно, как ни один ювелир не обращается со своей любимой работой. Он целовал меня, нежно, легко, будто я сейчас исчезну, обхватывая мою талию руками. Я бы вечно лежала так с ним, но всему приходит конец. - Паша... простите, но... это неправильно... наверное, это было ошибкой, и лучше забыть об этом, ведь если кто-то узнает, нам не сдобровать... простите, мне надо... мне надо уйти, - в спешке, путаясь в словах, пролепетала я и хотела уже встать с кровати и выбежать из покоев, не оглядываясь на растерянного Паргалы в своём ложе, но меня остановила мужская рука, слегка сжимающая моё запястье. - Нергиз... Госпожа... Прошу, останьтесь... побудьте со мной... прошу Вас. Мне будто снесло крышу. Я налетела на Хранителя покоев, в прямом смысле ложась на него, целуя так страстно, так увлечённо, так напористо, как только могла. Возможно, он не ожидал этого, ведь ответной реакции на мои действия не было, но через несколько секунд на мой напор поступил ответ. Всю оставшуюся ночь мы лежали под лунным светом, я перебирала его каштановые волосы, пока он тихо дремал на моём животе В эту ночь Ибрагим впервые не увидел того грустного сна с его матушкой. Эта ночь определённо запомнится нам надолго.***
С той ночи прошло около года. На следующий день мы вели себя так, будто ничего и не было, но иногда, встречаясь в саду, мы обменивались исписанными кусками пергамента, таким образом переписываясь. Вскоре мы устраивали небольшие встречи в глубинках летнего сада, целуясь и тихо разговаривая. Позже я сходила к повелителю с просьбой выдать меня замуж за Пашу, что было заранее обговорено с ним. Султан дал добро, и вскоре мы поженились. Празднования длились несколько долгих дней и ночей. Хатидже возненавидела меня, ведь была давно влюблена в "правую руку" повелителя, но сердцу не прикажешь. Валиде была зла из-за того, что я так разозлила и расстроила её любимую доченьку. Хюррем и Махидевран были рады за нас, но не от всего сердца, ведь их сторонники фактически вступали в брак с их врагами. Один Сулейман был рад за нас, и даже подарил нам собственный замок, но на это было так наплевать. Мы счастливы. Мы любим друг друга. Кажется, я обрела своё счастье.