Знание

Теперь надо пожертвовать Сашей… Игорю не хочется думать об этом, но вариант один: либо она, либо все. Он извиняется, извиняется до больного искренне и она чувствует это, Гром знает. — Сашенька, прости меня, пожалуйста… Но я должен прекратить этот ужас, иначе погибнет ещё больше людей, пойми… Александра зажимает уши руками, а на её глазах выступают слёзы. Ошейник мигает красным трижды, прежде чем обездвиженное Сашино тело оседает наземь. — Шах и мат. В установившейся тишине Игорь слышит лишь прерывистые всхлипы Юли, кровавую капель и стук собственного сердца. Гром знает: Серёже не нужна была победа — ему нужен был жертвенный проигрыш; Игорь должен был хотя бы на секунду почувствовать своё превосходство, прежде чем с крахом осознать то, сколько же людей полегло из-за него. Юля, его родная Юля, стоит в крови, прижимаясь к единственному выжившему игореву школьному другу — Ване. Он мягко гладит её по спине, стараясь казаться нерушимым, но Игорь видит — он тоже сломлен. Разумовский хохочет. Смеётся бешено и весело: — Чего такой грустный, Игорь? Умер кто-то? И Игорь, право, пытается сдержаться, но не может не вмазать Серёже в зубы, стараясь стереть с его лица самодовольную ухмылку. Он разбивает стекло и, хватая острый осколок, до крови сжимает его в руке. Разумовский всё смеётся, смеётся, смеётся… Игорь лишь сильнее закипает, с ненавистью повалив его наземь. Он вжимает Сергея в пол, но, занеся руку для удара, лишь откидывает стекло в сторону: он не убийца; он — не Разумовский, не псих. — Да вы строгих моральных принципов, майор Гром, — театрально-наигранно удивляется Сергей, приложив свободную руку ко рту. Игорь ненавидит. Ненавидит его всем своим существом, но лишь бьёт кулаком в пол рядом с насмешливой физиономией. Когда приходят полицейские, они освобождают всех из клеток, забирают Сергея, который даже не сопротивляется почти — только смеётся. Игорь кивает всем, здоровается; убить бы Разумовского, но сомкнутые в объятиях юлины руки успокаивают, дарят тепло невозможное, которому Игорь не может противиться — кощунство же. * Юля целует его, мягко и почти невесомо, пока он вторую неделю затворничает в квартире. Она очаровательна, восседая на бархатном кресле в белоснежном халате, и Игорю не верится, что он спас её, что она не ушла после всего этого. Гром не выдержал бы, уйди она, но думал, что для неё это было бы безопаснее. Юля была его болевой точкой. Юля была тем, что заставило бы его предать целый мир. Отпустить её, прогнать — только проявление слабости, Игорь её защитит. Разумовский сейчас в тюрьме или в психушке, Гром не интересовался — не мог. Он в отпуске. Бессрочном, долгом отпуске. Ему нужно побыть с Юлей, выцеловывая на её теле каждый сантиметр; ему нужно успокоиться, потому что убивать Разумовского нельзя, как бы не хотелось. — Игорь, — зовёт Юля, покачивая в такт музыке, играющей в квартире. Гром поднимает голову, глядя ей в самую глубину карих, ореховых глаз, и не может сдержать вымученной улыбки. Вымученной, усталой, но не дежурной, а самой искренней. Не может он по-другому, когда ореховые юлины глаза, обрамленные густыми ресничками, смотрят так заботливо. — Игорь, любимый, — тихо повторяет Пчёлкина так, что Игорь различает её слова лишь по движениям губ, — ты не виноват. Она знает — Игорь винит себя, винит так невозможно, что сердце сжимается лишь от одного его вида. Юля тоже так не может, но не считает Грома виноватым: Серёжа не оставлял выбора, Серёжа продумал всё, что только мог, а, учитывая с какой безжалостной усмешкой он прикончил Олега Волкова — Серёжа убил бы всех разом, не согласись Игорь играть. — Я убил Сашу и Лёшу осознанно. Я пожертвовал ими, — глухо отзывается Игорь, глядя на Юлю глазами раненного забитого в угол зверя. Она спускается к нему на пол, прижимаясь всем телом, льнёт, стараясь залатать его гниющие раны. Игорь её любит; любит за характер, за идеальную фигуру и миловидное личико, за рубиново-красные волосы и ореховые глаза, смотрящие с неподдельной лаской и заботой. — Разумовский воспользовался тобой, Игорь. Если бы ты отказался — погибли бы все, — произносит Юля, выдавая самую простую и очевидную истину. И Игорь вспоминает, что любит её и за неподкупную честность, с которой она произносит каждое предложение. Но Гром не может смириться. Нет, нет и ещё раз: нет! Он был бы готов полечь сам, если бы это что-то дало… Но Сергей Разумовский будто знал его полностью и почему-то пощадил Юлю. * Через месяц Юля кокетливо нехотя сознаётся — она ждёт ребёнка от Игоря. Он удивляется, по-настоящему и как-то даже слегка по-ребячески, а Юля видит, как в его глазах мелькает неподдельный восторг вперемешку со страхом. Гром боится стать плохим отцом. Боится до дрожи в коленях, но светится. Его преследуют кошмары о прошлом и бывает до больного страшно, что ребёнок может стать участником игоревой кровавой жизни. Ещё тогда он даёт Юле клятву: — С вами больше ничего не случится. И в этом маленьком предложении мелькает всё от «да я уволюсь» до «буду землю носом рыть, лишь бы никто и близко не подошёл». Юля верит; верит и целует не то что в губы — в самую душу проникает, отпихивая все сомнения Игоря далеко-далеко. В её объятиях даже кошмары почти не беспокоят, до того тепло и неподкупно она сопит Игорю на ухо, льнёт всем телом, ища в нём опору. На следующее же утро Гром отводит Юлю в кафе, где они завтракают чем-то на грани изыска и расточительства, потом Игорь, улыбаясь искренне и даже без натяжки, как обычно, крадёт Юлю с очередного совета редакции и отводит на набережную. Там её ярко-рубиновые волосы развевает ветер, иногда щекоча ими игорево лицо, она мягко смеётся попыткам Игоря выиграть маленького мальчишку в дартс. Игорь покупает ей рубиновый горячий шоколад, шепча что-то про её безупречность и целуя её волосы, пахнущие дорогим шампунем. Уже в квартире Игорь, полный решимости впервые за последнее время, протягивает ей бархатную красную коробочку. — Ты выйдешь за меня? — вопрошает он у домашней, не раздетой в пух и прах, Юли, потирающей ноги от долгой ходьбы на каблуках после вечера в издательстве. А она даже не глядит на кольцо с рубином, который так безупречно оттеняет её волшебные ореховые глаза, а направляет взор прямо в голубые игоревы кристаллики-глаза, улыбаясь так, будто Игорь спросил какую-то несусветную глупость. — Конечно, — кивает Пчёлкина, смеясь. Она наливает себе стакан молока, и ещё раз, будто закрепляя эффект, повторяет: — конечно. Всё просто и понятно: Игорь не стал лишний раз что-то и кому-то доказывать — они весь день гуляли, были и в кафе, и в парке, и в издательстве, и на набережной, но Гром сделал предложение — нечто до жути интимное, совсем не показушно-помпезное — именно дома, где никто не видел этого. Он не вставал на одно колено, не произносил кучи пустых речей и обещаний, просто спросил, вкладывая в этот вопрос и обещание быть рядом всегда. Это должно было быть просто, потому что Игорь больше не хотел рисоваться перед кем-то, усложняя себе жизнь. Именно поэтому Юля тоже не произнесла ничего особенного, ничего кокетливого или длинного и хитропереплетённого, потому что тоже хотела просто и быстро. Юля знала, что означал этот вопрос и знала, что она хочет ответить. Без лишней рисовки, без лишних слов и людей. Она, Игорь, их дом и всего шесть слов. На первом узи Гром держит её за руку, совсем как молоденький будущий папаша, о чём ему сообщает узистка. Юля смеётся, замечая в глазах нерушимого Игоря искры непонимания. Он целует её руку, волнительно разглядывая непонятные ему линии на экране компьютера врача. Это его ребёнок… Юля улыбается до невозможного искренне, отчего Игорю всё это кажется простым сном, мечтой. Он изредка штрудирует новости, каждый раз с беспокойством просматривая каждую, даже совсем незначительную, а по вечерам водит Юлю в кафе, обнимая чересчур крепко. Игорь держит её руку так, будто она — фарфоровая кукла, грёбанный ускользающий мираж, но его винить в этом нельзя, Юля знает; Юля видела, видела всё от и до. Она знает — Игорь плакал, пусть даже ей не показывал. Глаза у него всё-таки были красными, пусть он и пытался отшутиться. Юля так и не спросила ничего, только прижалась к нему всем телом и не уходила добрые полчаса. А может час… Никто особенно не следил за временем. На следующий день после узи приходит Дима, приведя с собой Лилю, которую не сразу представляет, как свою девушку. Игорь поддерживающе хлопает Дубина по плечу, хитро улыбаясь, и только тогда рассказывает друзьям о их с Юлей уже узаконенном браке, — они тихо расписались через несколько дней после предложения — и Дима кидает тоскливый взгляд на Лилю. Игорь ободряюще улыбается, мол, и не такое брали. — Юля, — спокойно представляется Пчёлкина, с интересом разглядывая темноглазую девушку напротив. — Лиля, — кивает она. И первый час девушки только «бодаются», спорят о многом — их взгляды на жизнь совершенно не сходятся, как кажется. Только потом, когда Юля случайно упоминает то, как ей не нравится опасность Игоревой работы, Лиля согласно кивает и начинает преспокойно рассказывать о своей жизни. Юля слушает, что-то отвечает, и, на удивление, они становятся по-настоящему хорошими подругами. На следующем узи Игоря огорошивает врачиха: у них будет девочка. Кажется, такой человек как Майор Гром должен быть готов ко всему, но его выбивает из колеи такая простая новость: у него просто родится дочь. Юля рада, пусть и немного волнуется, глядя ореховыми глазами куда-то в игореву душу. Душа и счастьем вроде у Игоря искрится, но рождается там же глумливая мысль: «Не справишься, Игорёк». Но примерно тогда до Грома доходит информация о том, что Разумовского больше нет — он сгорел в психушке на пару с Рубинштейном и несколькими другими пациентами. Когда рождается дочка и их выписывают из роддома, стоит знойный летний день, чуть ли не +30 на улице. И Юля никогда ещё не видела Игоря настолько взволнованным, да, наверное, и сам Игорь себя таким не видел. Вроде столько трупов видал, отца похоронил, но и в нём просыпается эта странная тёплая нежность. Наивная совсем. Дочку он берёт на руки после сотни Юлиных уговоров: ему страшно уронить её, голубоглазую принцессу, так похожую на маму. Игорь качает её мягко, нежно и слегка пугается, когда она начинает плакать. Юля смотрит на Игоря с улыбкой и спрашивает: — Как назовём её, любимый? На секунду Игорь задумывается, молчит, будто и не обговаривали они это. На душе так тепло, но воспоминания прокрадываются незаметно и занимают большую часть сознания, заставляя Грома ухнуть в них, провалиться с головой. — Александра. Игорь знает — в этом нет ничего такого, но всё равно будто иглы в сердце впиваются и он внимательнее всматривается в личико малышки-дочки. Ненароком замечает, как она трёт один глаз своим крохотным кулачком и видит: один её глаз темнее другого на пару тонов, да и цвет у него, кажется, немного не голубой. Игорь не обращает внимания, но помечает где-то у себя в голове — это привычка, оставшаяся ещё с работы. Юля удовлетворённо кивает, улыбается так тепло и нежно, что Игорь, право, дивится: она пережила восемь часов родов, «Игру», устроенную Сергеем Разумовским и рассеянность Игоря, а всё равно смотрит донельзя нежно, неподдельно любяще. И Гром не думает, что он заслужил её, — свою искрящуюся, тёплую Юлю Пчёлкину — но старается делать всё, чтобы его любовь была соразмерна этой бескорыстной Юлиной. Врач выгоняет Игоря совсем скоро, он даже не успевает ничего больше сказать — глупо глядит на свою дочь глазами, в которых плещется обожание, и улыбается Юле. Дима, тоже приехавший забирать своих друзей вместе с Лилей, смеётся по родному тепло, держа руку на Игоревом плече, пока врач напоследок осматривает Юлю и маленькую Сашу. Лиля весело щебечет с мамочками, будто знакома с ними всю жизнь, и Игорь невольно замечает, насколько сильно смягчается взгляд друга, когда он глядит на эту девушку. Наконец из палаты выходит улыбающаяся Юля со свёртком на руках, который быстро перехватывает Лиля, обнимая подругу. Она качает малышку размашисто и до странного привычно-аккуратно, улыбается спокойно: — Так вот ты какая, Александра Игоревна. Дима с нежностью глядит на это и по-домашнему смеётся, тоже глядя на малышку, умильно морщащую носик. У неё длиннющие ресницы и, кажется, даже строгий игоревский взгляд, всё больше смешащий Диму, знакомого с ним не понаслышке. Стоять долго не приходится: Юля уверенным шагом доходит до лифта, беря узды правления друзьями и любимым мужем на себя. Она знает их идеально: знает, что Дима купил торт по указке Лили; знает, что сама Лиля подготовила в подарок что-то полезное и необходимое; знает, что Игорь идеально прибрал дом, купил новый чай — Юля думает, что он с яблоком — и наконец повесил те занавески, выстиранные ещё месяц назад. Отцом Игорь становится отличным — он всё же научился пренебрегать очередным расследованием ради дочери, которая в очередной раз просит с ней поиграть. Юля даже в декрет не уходит и пишет статьи из дома, оставаясь такой же привычной. Она всегда говорит, что это лишь оттого, что Игорь её не оставляет постоянно сидеть с ребёнком, а помогает, как может, пусть сначала и неловко. Дима с Лилей — самые частые гости в их доме, которые тоже уже стали чуть ли не частью семьи. Дубин изредка в шутку упрекает Игоря, мол, я теперь весь отдел тяну, но все знают, что он это несерьёзно. Лиля с Юлей иногда подолгу сидят в зале, обсуждая материалы, которые они обе нашли — Абраменко часто помогает Юле с чем-либо для роликов и статей, потому что ей и самой это нравится. Малышка Александра первым делом говорит «мама», и Юля тут же звонит Игорю, рассказывая о том, что он проспорил. Игорь смеётся, а вечером, «в уплату долга», делает Юле ванну с морской солью и отправляет её отдохнуть. Через пару недель Саша говорит и заветное «папа», когда сидит на руках у Игоря в его выходной. Они с Лилей и Димой ждут Юлю на улице, ведь договорились поехать на пикник на природу. Вспоминать этот день без улыбки нельзя — осталась куча фотографий, которые на камеру делала Юля и одно видео, где Дима и Игорь играют в футбол пляжным мячиком. Следующим в речи Александры появляются «нет» и «да», которые она всегда произносит командным тоном, а потом «Дима!», без каких либо «дядя», просто «Дима», к которому все привыкли. Лиля сначала хмурится, но потом много и долго смеётся, когда Саша кучу раз требовательно зовёт Дубина, показывая куда-то на стену. — Часы? — спрашивает Дмитрий, проследив за пальцем юной леди. — Нет! — категорично произносит Александра, прищурившись. — Стена? — Нет! — Обои? — Нет! — Может кукушка? — встревает Лиля, улыбаясь. — Да! Да! — радуется крошка Саша, — Лиля, да! И Лиля тогда только сверкает тёмными глазами, разводит руками и говорит: — Эх, Дим, а ведь хороший полицейский вроде… Ближе к двум годам Александра начинает самостоятельно бегать и много-много болтать. Игорь усмехается, мол, вся в тебя, Юль, а девушка дарит дочери камеру. Детскую, с животными, но камеру, заставляя Игоря лишь больше говорить о том, что их дочь больше похожа на Юлю. Прокопенко удивляется, когда Игорь перестаёт спать на работе, но скоро понимает причины этих резких изменений, потому что помнит. Фёдор Иванович лишь ухмыляется в усы и даёт Игорю почти бросить отдел, ведь видит, как его быстро замещает Дубин. Иногда, конечно, они снова срываются вместе, раскрывают сумасшедшие дела, но Игорь предпочитает семью. Когда Сашу отдают в школу, становятся совсем заметны различия в цвете её глаз — один карий, а второй голубой. Александра сама удивляется, даже смущается немного своей особенности и боязливо просит родителей купить линзы. Но они оба отказывают, — и позже категоричничает Лиля — потому что, мол, чужое мнение совсем не важно. И Саша привыкает, а потом и вовсе принимает свою волшебную особенность, к которой так и тянет людей. В восемь лет Лиля учит Александру обращаться с ножом, пока все заняты приготовлением её дня рождения, и девочке это нравится. Она и от папы, и от Димы, который так и не стал «дядей Димой», знает, что плохих людей в мире предостаточно, знает о важности самозащиты. Лиля потом ещё несколько раз вытаскивает её «погулять», чтобы обучить пользоваться оружием, а потом просто дарит его ей, говоря: — Если б не моя «самозащита», то мы бы с Димой и не познакомились. Но всю историю так и не рассказывает, говоря лишь ёмкое «рано». Юля знает, что Лиля обучала Сашу, но никому так и не сказала, потому что знала, насколько это необходимо. Юля знает, что Лиля просто любит Сашу и заботится. — Тебя опередили, — легко усмехается она, когда Игорь предлагает научить дочь самообороне в её одиннадцать. — Лиля, чертовка! — почти сразу понимает Гром, потрепав дочку по рыжим волосам. Та кивает, улыбаясь ярко-ярко, и становятся видны две дырки между её зубами — не так давно выпали два клыка, открывая вид на красные дёсны и нёбо. Когда Саше исполняется тринадцать — она вся погружена в убийства и криминалистику. Юля знает, что теперь она выпрашивает у Димы любые истории с работы, что она смотрит множество фильмов и слушает чуть ли не каждый подкаст о расследованиях. Игорь замечает не сразу, — дочь его не трогает — но когда Александра в очередной раз с огромными горящими глазами глядит за рассказывающими очередную историю Прокопенко и Димой, то Гром наконец понимает, насколько его дочь погрязла в криминалистике. Но не винит её и даже поддерживает. Юля знает, как ему это даётся. Юля знает, что он, боже правый, вспоминает себя. Но Игорь Сашу и понимает. Не осуждает, однако, совершенно. Иногда они вместе сидят за принесённым Игорем расследованием, которое он даёт распутать дочери. Он признаёт, что она талантлива, пусть и не в том, в чём он бы хотел. В шестнадцать Саша чётко решает пойти на следователя-криминалиста — её восхищают подобные вещи, а пример в виде Димы, уже дослужившегося до капитана, подкрепляет её желание. Конечно, и ежу понятно, что помимо Димы в становлении Александры сыграли роль все: и Игорь, и Юля, и Лиля, и даже Прокопенко. Игорь и его рассказы о полиции были тем, что всегда являлось интересным; Юля и её статьи заставляли Сашу всегда смотреть на ситуацию с разных сторон; дерзость и наблюдательность Лили дали девушке понять, что любая, даже самая мелкая, улика имеет значение; а опыт Прокопенко стал незаменимым багажом, который отнюдь не тяготил юную леди. Юля знает, что из Саши выйдет прекрасный специалист. Хотя, конечно, это знание доступно любому, кто знаком с Александрой больше пяти минут, и все поддерживают её. Все стараются помочь ей с подготовкой; все болеют за неё перед результатами экзаменов; все подбадривают её перед оглашением списков на зачисление; все помогают организовывать застолье, где Сашу поздравляют. Юля знает, насколько Саша это ценит. Юля знает, как Дима рад за неё; знает, сколько времени Лиля проводила с Сашей, разговаривая обо всём. Самое главное, что знает Юля — Игорь счастлив, потому что счастливы все, кого он считает своей семьёй.