шум волн, ватные облака и венки из ромашек

босые ступни утопают в тёплом песке и в тот же миг выныривают, унося мальчишек под их собственный громкий смех в направлении, одним лишь им известным. холодные капли воды, отпрыгивающие от волн, всё стремившихся скрыть весь берег под своим покрывалом, находят своё пристанище на разгорячённой на ярком солнце и от быстрого бега коже. — хён! — весело раздаётся позади, словно предупреждая, а вслед за брошенным словом на чужое тело запрыгивает худая фигура, обвивая шею руками и талию ногами. хисын не возмущается, наоборот улыбается шире, подхватывая самого младшего и держа крепко, не давая тому упасть. и сам пускается бежать, всё сдвигаясь ближе к воде, ведь песок там, щедро смоченный волнами, не настолько рыхлый, чтобы позволить ногам проваливаться в него, затрудняя движение. он слышит, как ники задорно смеётся и что-то кричит остальным, оставшимся позади, хёнам, – кажется, просит не отставать от них, а те даже о таком не думают. хисын не видит, но чётко ощущает за своей спиной ещё пять таких же фигур, не считая ники, что на полной скорости несутся за ними. они несильно толкают друг друга, затея игру под неизвестным ему названием, но сутью которой было явно быстрее всех преодолеть расстояние до самого старшего и младшего из компании. они продолжают выкрикивать громкие фразы, чтобы подбодрить себя и подколоть друг друга, они сами разбрызгивают воду, принимая неоценимую помощь волн в этом деле. и смеются. звонкий смех всё не стихает на берегу, подобно солнцу, грея сердца своих ближних и заставляя улыбаться шире, чем прежде. их щёки сейчас совершенно не болят от этих улыбок, а голоса всё такие же звонкие, и даже сердца, хоть и колотятся слишком быстро, позволяют дальше бежать и ускоряться, никак не думая выводить хоть кого-то из этого равновесия. а впереди только поле, усеянное разноцветными травами и цветами, которые обязательно попадут к ним в руки, превратятся в цветные венки и окажутся засушенными между страницами старых книг. их бег замедляется, голоса становятся тише, и лишь улыбки всё также неизменно сияют на лицах. босые ступни смело шагают по земле сквозь высокую траву, заменившие песок, а головы вертятся по сторонам в поисках самых красивых, самых необычных цветов, которые и срывать ведь будет жалко, но полюбоваться ими никто запретить не сможет. — там ромашки! — радостно восклицает сону, уже несясь к маленькой поляне с разбросанными на ней белыми цветками. ники резво спрыгивает со спины одного хёна и бежит в сторону второго, стремясь первым занять очередь на венок из ромашек. а за ним спешат и остальные, но не столько важен им результат, сколько процесс, позволяющий разбрестись по всему полю в поисках других, самых красивых цветов, которые сону обязательно вплетёт в чужие венки, если руки их посмеют ухватиться за тонкие стебли и оторвать от родных корней. лишь двое остаются в стороне, в том самом месте чуть ли не у начала поля, где цветастых растений было по минимуму. чонвон знает – у чонсона аллергия, и портить себе такой радостный день неприятными симптомами он не собирался, но и в одиночестве хёна оставлять не хотелось. они болтают о всяких мелочах, иногда косясь на маячащие впереди макушки и смеясь с того как смешно и нетерпеливо ники прыгает вокруг сону, плетущего ему наверняка один из самых красивых своих венков – лицо его очень сосредоточенное, а на лишние шумы вокруг он и не думает отвлекаться. ники замирает, но буквально на секунду, внимательно следя за руками сону, торжественно надевающего ему на голову свой первый сегодняшний венок, а после тут же, вспыхивая и взлетая, словно фейерверк, убегает к каждому из хёнов по очереди, хвастаясь своим новым головным убором. чонсон делает шаг назад, рефлекторно отстраняясь от лезущих прямо к его лицу цветков, наверняка специально подставляемые ники, лишь ради шутки. а чонвон смеётся, утягивая младшего за плечи подальше от хёна. правда получает в ответ сморщившийся нос и высунутый язык, но его самолично выданное себе задание с успехом оказывается выполненным, когда нишимура всё-таки убегает снова к сону, явно надеясь выпросить ещё один венок, пока сонхун не успел добежать до них с другого конца поля. в чонсоновых глазах искренняя благодарность, а на лице чонвона точно такая же светлая улыбка, обращённая лишь к нему. на некогда безоблачном небе, таком ярко-голубом, что на него невозможно было взглянуть, не прищурив глаза, проплывают первые белоснежные ватные фигуры, почему-то очень напоминающих джеюну то щенков, то кошек, то цыплят, о чём он, не раздумывая, решает поделиться с остальными. на мягкую траву валятся все семеро, устремляя взоры на пушистые облака, всё плотнее заполняющих небесное пространство. даже чонсон присоединился к остальным, благодаря предложению хисына сместиться на более свободную от полевых цветов поляну. — это на динозавра похоже, — выдаёт ники, тыча пальцем в большое облако, у которого фигура точь в точь как у какого-нибудь тирекса. — а это на дерево, — не смея отставать от младшего утверждает сонхун, указывая на соседнее. — а это на чонвона, — хмыкает чонсон, замечая плывущую белоснежную кошачью мордочку. чонвон, конечно, тоже замечает её и фыркает под негромкий, но явно согласный со словами пака, смех остальных. да и сам чонвон мог бы согласиться, а от того и расплывается в широкой улыбке, ещё больше походя на того кота с неба, по словам того же чонсона. всё ниже солнце опускается к горизонту, предзнаменуя свой собственный закат. но вокруг темнеет поздно, ведь в летний сезон темнота даже не смеет препятствовать большой звезде, позволяя ей до последнего своего часа освещать планету. а та, пользуясь предоставленной ей возможностью на полную, окрашивает небо в самые яркие краски из своей палитры, смешивая их и открывая новые цвета для человеческого глаза. летние закаты красивы, они приковывают взгляд к себе, заставляя желать запечатлеть этот момент в своей памяти надолго, ведь ни одна фотография не сможет повторить небесный рисунок в своей полной красоте. а джеюн даже не хочет становиться против собственных желаний. одним из первых он вновь плюхается на мягкую траву, задирая голову наверх и впивая взор в нежные краски. сонхун присоединяется к нему следом, пристраиваясь с одного боку, а рядом со вторым садится хисын. лишь краем глаза джеюн замечает, как остальные ребята рассаживаются в прямую линию, даже не пытаясь скрывать своего восхищения от небесной палитры. они вернутся домой поздно, когда луна займёт своё законное место высоко над их головами, своим тусклым светом освещая им путь. они принесут с собой маленькие букеты васильков и ромашек, которые сону потом обязательно вложит в страницы любимой книги, а венки аккуратно положат на подоконник, чтобы те украшали окно вместо непривычных им цветов в вазах. они будут обсуждать прошедший день до того часа, пока сами не станут клевать носами, а глаза не начнут слипаться. а потом они заснут крепким светлым сном, вспоминая в нём шум бьющихся о берег волн и белоснежные облака, так и норовящие стать кем угодно, кроме себя самих.