Пеплом на губах

— Александр, — строго говорит врач, заходя в кабинет с прижатой к груди папкой, и Казьмин невольно выпрямляет спину и напрягает плечи, задерживая дыхание. Но голова идет кругом, стоит лишь взглянуть на выражение лица напротив него: врач тяжело вздыхает, начиная было подводить к диагнозу, но его уже не слушают. Не могут. Саша сжимает руки в кулаки, отводя вниз и прикрывая глаза, и, кажется, его взгляд вмиг меняется на полупустой, а огонек надежды в груди гаснет с неимоверной скоростью. В голове не мелькает ни «Ошибка», ни «Это еще не конец» — пусто, тихо как в склепе, в котором, право говоря, чувствует себя он: уложенным головой вверх, приоткрытыми глазами видя лишь свои дрожащие ресницы и крышку, после которой не видно уже ничего. Ничего. Сердце колотится, словно птица, пытающаяся вырваться из клетки, все звуки и цвета вокруг резко становятся размытыми и неясными, будто в тумане, а тяжесть на плечах, невидимая гиря, не дает свободно дышать. «Пленником своего собственного тела». — Саша… — выпучив глаза от шока, шепотом лепечет Ярик после долгой тишины и вжимается руками в столешницу: кажется, вот-вот, и та треснет даже под напором его несильных рук. Взгляд бегает по кухне, стараясь не заостряться на стоящем перед ним Казьмине, но удается плохо и наконец он, сглотнув больно вставшие комом страх и ненависть ко всем живым, (кроме Саши, что жалобными глазами хлопает в его сторону), отшагивает вперед, сжимая руку мужчины в своих двух. На губах появляется диковатая стрессовая улыбка, которую Яр тут же прячет, прижав голову к плечу — страх переполняет его мозг, и они стоят на грани сознания. — Саш… — тянет надрывистым тоном он, приковывая чужой взгляд к себе и проводя одной рукой по его щеке, на что тот подается и прикрывает глаза. Слова излишни, но связь между ними настолько прочна, что оба понимают все и без слов: Баярунас глубоко вздыхает, словно решившись запереть всю тревогу как-нибудь на другой момент, когда он будет один — Казьмину ни в коем случае не стать ее свидетелем. Второй рукой он сжимает его прохладные пальцы, заглядывая прямо в глаза, и прижимается телом к телу, прикусывая свою губу — в глубине души рушится мир. — Саш-Саш, выберемся… — пытаясь выдать это со смехом, лепечет Ярик, притягивая и нежно целуя в соленую щеку, и треплет по волосам, когда тот собирается что-то сказать, но его прерывают раньше. — Дадут еще тысячу ролей, Саш… Улетим в ночной Бангкок, — на что Саша откровенно прыскает, тычась головой в острое плечо. Жизнь должна продолжаться, никто больше не должен узнать все, иначе их хрупкому спокойствию придет конец. — Сашк-… — выдыхает он, обнимая мужчину за плечи. За окном льет проливной дождь, не давая пройтись по шумной Москве — Яр бессовестно и настойчиво перебрался сюда с месяц назад, на что Казьмин лишь распускал руками, когда, просыпаясь, видел не привычно сжавшийся комочек под боком, а гремящего как можно тише Яра, готовящего излюбленный травяной чай. — Ярослав? — подозрительно спрашивает сестра Саши, когда тот звонит ей по телефону ранним утром без какого-либо предупреждения. Откуда у него ее номер — для нее не самый важный вопрос… — Что-то с Сашей? Что за шутки? — «Не говорить никому из родственников» для Яра было страшной идеей, операция уже скоро и вероятность не попасть в больницу пугала больше собственной смерти. — Саш-Саш-Саш… — слышится где-то у уха глубокой ночью, когда жар уже немного спадает. Сил ответить нет, поэтому он лишь мычит что-то сквозь плотно сжатые от боли губы, глубоко вдыхая, чтобы не потерять сознание — если приоткрыть глаза, можно увидеть мечущегося над ним Ярика, в панике вызывающего скорую помощь. Он приоткрывает глаза, не чувствуя своего тела, и жалобно стонет, переворачиваясь на другой бок, чтобы не слышать беготню над собой, и тут же пропадает в черной бездне, сгорая заживо, пока Яр треплет его по щеке, приводя чувства. — Быстрее же… Быстрее…