Как удивительна человеческая жизнь…
«Весенняя птица» Доппо Куникида
30.06.
пт
В душе шумит вода. Нащупав выступающую половицу, Осаму неслышно тянет её вверх за стёсанный угол. Толстая тетрадь с аккуратной обложкой привычно ложится в руку. Не то чтобы он намеренно искал тайники в комнате Доппо… Впрочем, он искал. Стащить блокнот напарника никогда не составляло труда, но идеей подглядеть в нечто более личное Осаму горит с того самого раза, как на знакомых страницах под списком дел прочёл сноску «записать в дневник». Обшарить комнату легче лёгкого, хотя для добропорядочного Куникиды изобретательность в маскировке неприметной ниши под паркетом более чем удивительная. Пожалуй, Осаму бы заподозрить неладное, но пускаться в такие размышления ему откровенно скучно. Мало ли, чему людей учат в педагогических колледжах. И Осаму на сто пятьдесят процентов уверен, что дневник Куникида так старательно (но безуспешно) прятал именно от него. Блокнот наполнен сухими списками, планом на ближайшие десять лет и набросками для составления списка «идеальной дамы сердца». Когда Осаму первый раз говорит, прочитав (разумеется, без разрешения), что это несколько экстраординарно, Доппо отвечает: — Много ты понимаешь, — и отбирает блокнот. В дневнике всё такое же, как сам Куникида — чётко структурированное, разбитое по датам. Осаму был бы не прочь прочитать предыдущие «тома» этих мемуаров — а он убеждён, что где-то Доппо их все хранит — но пока в распоряжении только начатая тетрадь, в которой от силы десять записей. Десять дней чужой жизни, записанные с маниакальной скрупулёзностью. В этом весь Доппо. Сегодня мужчина оставляет в дневнике мало. После даты — всего треть страницы. Текст получается удивительно путанным. Куникида в своих записях всегда подводит итоги дня, но сегодня у него выходит не очень внятно. Слова цепляются друг за друга, запинаются и спотыкаются о резкие запятые. Предложения — одно длиннее другого, не в пример привычным чётким тезисам. Осаму читает несколько раз. Сегодня утром шёл дождь. Директор отпустил меня с работы на три часа раньше. Осаму не пошёл со мной на похороны. Он предлагал мне не идти тоже, но я отказался. Он ответил, что я нерационален. Он сказал: «Мёртвым нет до нас никакого дела. Ты ведь сам сказал тогда на кладбище госпоже Сасаки. Всё это фарс. И утешение для живых. Особенно похороны». Я и сам знал это. Рокузо погиб. А до него ещё несколько человек. Похороны им ни к чему. Они все уже мертвы. Похороны для живых. Чтобы почувствовать облегчение. Но я его не чувствую. Почему умирают люди? Их время истекает? Тогда почему кому-то отводится больший срок, а кому-то меньший? Что Рокузо успел сделать в своей жизни? Он не должен был погибнуть. Это было случайностью. Как и смерть его отца. Но косвенно я виноват в обоих этих случайностях. Эти мысли не оставляют меня. Смерть Рокузо ещё более несправедлива, чем смерть его отца. Осаму там, рядом с человеком, по вине которого погиб Рокузо, сказал мне, что справедливость — это оружие, и оно может только причинять вред. Значит ли это, что справедливость непременно несёт несчастье? Несчастье приносит и несправедливость. Оба эти явления столь разрушительны? Я не могу сказать. Я не могу сказать точно уже ничего. Не уверен, но кажется, что упорядоченный мир вокруг меня стал шатким и неопределённым. Что есть смерть? Почему каждому уготован свой собственный день для гибели? Почему некоторых она настигает так рано? Смерть — облегчение? Я не знаю, что там, по ту сторону смерти. Но я допускаю мысли, что жить значительно тяжелее, чем быть мёртвым. Что я должен чувствовать? Я не понимаю. Шум воды не утихает. Доппо проводит в душе дольше обычного. Осаму, спрятав тетрадь обратно под пол и уничтожив следы своего маленького преступления, набирает знакомый номер. — Дазай-сан? — в хриплом голосе удивление. Он слишком хорошо знает человека по ту сторону, чтобы не поверить: Рюноске и правда удивлён. Какое-то время Осаму следит за плывущими по жёлтому небу тёмными облаками, вслушивается в чужое дыхание, прежде чем ответить. — Бомба посреди порта была отличным подарком на годовщину моего ухода из Мафии. Я оценил. — Дазай-сан, — умоляющие ноты в чужом тоне почти осязаемы, — вы же знаете… — Дай сюда, — слышится на том конце, потом раздаётся шуршание, и хозяин телефона, которому Осаму вообще-то и звонил, сварливо интересуется: — Чего тебе надо, недобитый? Осаму посмеивается тихо. Чуя защищает от него мальчишку слишком трогательно, чтобы не шутить по этому поводу, но сейчас у него не то настроение. Только ради таких сцен стоило свести их вместе. Хотя Чуя, стоит признать, и без него справился. Он помучает Акутагаву потом. В конце концов, не зря же он потратил столько времени на эту парочку? — Я ничего такого ему не сказал, не рычи. И он сам взял телефон, я планировал сказать это тебе, — сообщает снисходительно. Чуя фыркает, но молчит. Рюноске что-то бормочет на фоне, кажется, оправдываясь. — Ладно-ладно, не молчи так укоризненно, я не виноват, что у него тонкая душевная организация и всё такое… — А ты не ляпай ерунду, и сразу всем классно станет, — парирует Чуя. — Телефон я ему сам дал, чтобы он мои рабочие звонки разгрёб. Я, к твоему сведению, пытаюсь поесть. — Использовать подопечных в качестве рабов — моё изобретение! — возмущается Осаму насмешливо. Чуя, жуя, посылает его в известном направлении под протестующий бубнёж Рюноске. Осаму даже знает, как это сейчас выглядит. Если он сам лежит на поношенном футоне Доппо, наблюдая небо в окно, эта парочка наверняка в квартире Чуи. Где-нибудь в спальне… Чуя же обожает есть в кровати, если Коё нет рядом! Так вот, где-нибудь в спальне, на покрывалах. Рюноске, конечно, обложившись бумагами и отчётами. Чуя — коробками с едой. Он может себе позволить, ведь то, что Рюноске проводит ночи в постели своего шефа, ещё не означает, что этот шеф будет делать ему поблажки по работе. Чуя из тех, кто делает поблажки только себе и только по праздникам. А сегодня у него как раз праздник — третий год как Осаму «избавил его от сомнительного счастья видеть каждый день бинтованную рожу». — Так что там с бомбой? Не подавись, Чуя. — Не дождёшься, — немедленно отвечают по ту сторону. — Что с бомбой, что с бомбой. Эта психичка сначала угрожала Мафии, вроде как, она продолжит дело своего любовничка, и у всех нас будут большие проблемы. — Смело, — признаёт Осаму. Доппо всё ещё в душе и это почти не настораживает. Почти совсем. — Вы впечатлились? — Дрожали от страха, — иронию в голосе Чуи можно ножом резать. — Испугались так, что выставили её из порта. Кто же знал, что она нацелится одновременно и на нас, и на ваше Агентство! — Это удобно, — тихо замечает Рюноске. — Никто бы не заподозрил. И она отомстила бы за Короля. — Мне всегда нравились умные девушки с лёгким помутнением рассудка, — мечтательно вздыхает Осаму. — Ну-ну, я уже понял, что бомба в машине изначально не могла пройти мимо Мафии незамеченной. Кстати, Рюноске-кун, и на военной базе вы не очень-то старались. Сдаётся мне, вы решили не вмешиваться? — Мы наслаждались представлением, которое ты там разыграл со своим напарником, — Чуя снова жуёт что-то, и с набитым ртом у него получается не так язвительно, как могло бы. Вряд ли он ел что-то существенное за последние два дня, поэтому можно сегодня не касаться этой темы. — Быстро догадался, я думал, будешь дольше думать, что к чему. — Признаёшь мои умственные способности? — с напускным удивлением переспрашивает Осаму. Чуя поправляет: — Удачу. — Эй, а если бы мы не успели, и машина рванула? — тянет Осаму, закатив глаза. — Весь порт взлетел бы на воздух. Представь, сколько ваших денег и людей сгорело бы… — Ящерицы всё время были близко, — наконец, Чуя звучит серьёзно. — Думаешь, мы бы позволили вам оплошать? Взрывы, пожар, и это я уже молчу про разлив нефти и сам-знаешь-что в доках. Если ты звонил, чтобы это услышать, клади трубку и дай мне отдохнуть хоть один вечер за эту чёртову неделю, скумбрия, иначе я приду по твою душу и буду убивать медленно и мучительно, а в последний момент передумаю и отвезу в больницу, чтобы тебя там откачали. Это Чуя произносит почти на одном дыхании, после явно делая глоток чего-то и падая на подушки. Слышится шорох, возня, оханье Рюноске, и Осаму демонстративно кашляет в трубку. — Я звонил не поэтому, — давит тоном, когда понимает, что его снова слушают. — Да говори уже быстрее, — вздыхает Чуя хрипловато. — Я устал, хочу есть и трахаться. — Мне нужно твоё… кхм, одолжение, — Осаму улыбается, прикрыв глаза. — В счёт нашего карточного долга. Помнишь, когда мы ещё играли в карты на желания? У меня, кажется, осталась парочка. — Три, — в голосе Чуи напряжение. — Так вот, хочу одно потратить… — он зевает в трубку, придавая тону непринуждённости, но знает, что Чуя и до этого уже отлично понял, насколько дело дрянь. Осаму слишком редко озвучивает свои просьбы прямо, чтобы знающие его люди могли не заподозрить подвох. — Охота на Тигра. Я прошу тебя повлиять на её… Интенсивность. Чтобы твои люди не очень старались в поисках и прочем. А ещё лучше притихли и лишь создавали видимость. Нужна… Скажем так, небольшая передышка от проблем. Месяц. Полтора, не больше. Чуя думает какое-то время, и в напряжённой тишине слышно только дыхание. Наконец, он медленно предупреждает: — С огнём играешь. — Ты сделаешь, что я прошу? — требовательно интересуется Осаму. В дýше, наконец, стихает шум воды. — Я проконтролирую всё, что меня касается, — отвечает Чуя, и Осаму сбрасывает звонок. Через минуту Доппо появляется на пороге комнаты.01.07.
сб
Фукудзава смотрит внимательными глазами, но не задёт вопросов. Осаму медленно склоняет голову к плечу. — Это целесообразно. — В такие моменты ты напоминаешь мне Огая, — говорит Фукудзава. Осаму упирается острыми локтями в спинку стула, приподнимает брови. Фукудзава знает, кто он. Фукудзава знает причины. Фукудзава знает цели. Фукудзава знает слишком много. Поэтому ему позволительно вести разговор такого рода. — Он многому меня научил, — стоит признать, это правда. Даже лукавить не приходится. — Год назад вы сказали, что несмотря на это полностью доверяете мне. — И ценю то, что ты делаешь для Доппо-куна, — кивает Фукудзава. — Поэтому я поддерживаю твоё предложение. Но в этом случае тебе придётся взять на себя часть работы Ацуши-куна. Надеюсь, ты это понимаешь. С Джуничиро и Наоми я побеседую сам. — Можете считать, что я вам должен, директор, — медленно отвечает Осаму, прожигая мужчину взглядом. Их отношения всё ещё можно назвать натянутыми, но это объяснимо. У них многовато общего. — Я знаю, что ты не бросаешь слов на ветер, — серьёзно кивает Фукудзава. — А теперь можешь идти. Мы беседуем слишком долго, чтобы не вызвать подозрений. Весь день мне кажется, будто я за стеклом. Сегодня даже не реагировал на дурацкие шутки Осаму. На совещании пропустил мимо ушей половину доклада Йосано. Не знаю, что со мной происходит. Не ощущаю почти ничего. Даже вкус еды чувствую не сразу. Я болен? Но жара нет. И голова в порядке. Сплю в пределах допустимого. Нет, я здоров. Так или иначе, это не имеет значения. Сегодня заметил странность за Осаму. Он наблюдет за мной. Зачем-то напомнил мне про обед, будто я могу забыть. Утром спрашивал, нашёл ли я свежую рубашку. Наверняка снова издевается про себя. Потом придумает всему какое-нибудь нелепое объяснение. Не понимаю, зачем он следит за мной. Не похоже, чтобы замышлял пакость. Но мысли не идут в голову. Доделал все дела и даже помог Ацуши с отчётами. Обычно не успеваю так много, но, кажется, сегодня был длинный день. Чувствую, что устал, но не понимаю, от чего именно. Вроде и не делал сегодня ничего сверхъестественного. Лентяй Осаму уже завалился спать, а я иду в душ. Что мне делать и зачем? Нужно ложиться тоже. Ещё не поздно, но сон полезен. Думаю, я переутомился. Это из-за жары. Могло напечь голову на похоронах. Завтра выходной, и у меня остались с прошлой недели планы, но мне кажется, не стоит никуда ходить. Нет ничего неотложного. Лучше приберусь дома.02.07.
вс
Осаму слышит, как Доппо чертыхается в душе: что-то уронил. Медленно листает желтоватые страницы. Чуть улыбается про себя. Сегодня этот упырь протащил меня по всему городу. Я думаю, он издевался, хотя вид был такой, как будто ему и правда позарез были нужны именно эти консервы. Жить не может без своих крабов. Мы обошли почти все магазины в порту, прежде чем он скорчил мне довольную физиономию. Всё ещё не понимаю, почему должен за него платить, но он объясняет это тем, что он платит за нашу комнату. А могли бы жить в общежитии… Чёртов Осаму. В городе пришлось кормить его обедом, а когда вернулись, он даже соизволил протереть пыль. После уборки я успел составить график на понедельник — дел не больше, чем обычно, но директор зачем-то попросил меня зайти к нему с утра. Знаю, он не станет спрашивать о моём самочувствии. Иногда я ощущаю, что он видит меня насквозь. И никогда не задаёт лишних вопросов. Когда я был подростком, это даже слегка пугало меня. Будь мои родители живы, понимали бы меня также? Смерть порождает столько вопросов… О Рокузо стараюсь не думать, но его лицо не выходит из головы. Перед будильником даже вижу его во сне несколько секунд. Не кошмар. Не сон. Вспоминаю. Осаму олух, мучает меня дурацкими вопросами с самого утра. Всё норовит спросить что-нибудь эдакое. «Какого цвета у нас шкафчик над раковиной, ты не помнишь?» Будто сам не знает. Точно замышляет что-то. Такие подходцы не к добру. Может, хочет свести меня с ума? Подумываю в ближайшее время сходить на могилу Рокузо. И к родителям с дедом. Не буду говорить Осаму, а то ещё начнёт свои идиотские разговоры. Или увяжется следом. Ему там делать нечего. Он и так обходит кладбища десятой дорогой. Понимаю его. Интересно, кто у него умер? Нет. Не так. Кто у него жив? Ни друзей, ни родственников. Кто у него есть? Кажется, у него есть я. Но не может же быть у человека только один другой человек. Или может? От смерти идёт одиночество. Мне непривычно не навещать Рокузо. На несколько секунд сегодня задумался, пообедал ли он. А потом вспомнил. Если стану навещать его могилу вместо его квартиры, это пройдёт? Должно пройти. Надо дописать это в планы. И придумать, куда сплавить Осаму. Кажется, могильные камни — это единственное, к чему он восприимчив. И я буду таким? Нет, не буду. Зачем шарахаться от камней? Или разговаривать с ними (слышал, как это делала одна старушка). Они же не люди, имена которых на них написаны. Просто камни. А зачем тогда я стану навещать могилу Рокузо? Для себя, пожалуй. Да, только для себя. Не люблю признавать, что Осаму бывает прав. Похороны и могилы — это плохая идея. Но всё же завтра приду.03.07.
пн
Утром Осаму проспал. Еле разбудил его, но на работу пошёл один. Директора не было на месте, и я занялся отчётами. Вместо обеда ходил проведать Рокузо. у парня ни одного цветочка на могиле. Неудивительно. У него никого не было, кроме меня. В голове странные мысли весь день, не стану записывать. Половину не смог вспомнить, а вторая половина без первой кажется невнятной. Когда вернулся в офис, Осаму бездельничал. Отвлёкся на Кенджи и забыл с ним разобраться, а когда директор подозвал меня в кабинет, его уже и след простыл. И как он это делает? Не понимаю. Людям не дано понять друг друга. И мир вокруг. Всё нелепо и относительно. Смерть страшна только со стороны. Человеку как существу общественному и уважающему себе подобных, по сути дела, следовало бы удаляться в какое-нибудь скалистое ущелье пустыни Гоби, чтобы там умереть в одиночестве. Подобно тому как перед смертью скрываются во всякие глухие закоулки слоны. Или как птицы. Только в этом случае он минимизирует ущерб для других от конца своей жизни. «Рождаемых число ряды усопших множит»… Бессвязности какие-то. Запишу мало, клонит в сон. «Сейчас в Агентстве мало бумажной работы. Поэтому во второй половине дня я попрошу тебя уделять время занятиям с детьми. Джуничиро попросил меня посодействовать в подготовке Наоми к экзаменам, поскольку сам он год назад справился с трудом, даже работая у нас на полставки. Также я прошу тебя заниматься с Ацуши. Уделяй им в день, скажем, по два часа своего времени. Считай это специальным заданием, Доппо-кун», — так сказал мне директор, когда в кабинете мы с ним остались наедине, и он предложил мне сыграть в шоги. Я давно не играл с ним и понял, что мне стало довольно тяжело сосредоточиться. Мысли мои всё куда-то утекали. Согласился с завтрашнего дня начать заниматься с детьми. Весь вечер потратил на поиски своих студенческих конспектов. Жаль, что после колледжа мне так и не пришлось поработать по специальности. Но вряд ли даже это помогло мне сейчас. Ушёл в себя, и даже не заметил, как упырь подкрался сзади и в очередной раз вытащил у меня блокнот. Уже не имеет значения. Он всё там видел. Ему лишь бы посмеяться. Ведёт себя со мной как наивный ребёнок, хотя старше меня на два с половиной месяца. Забыл вписать в блокнот, что надо навестить Рокузо. Помню, что твёрдо собирался писать, но не нашёл самой записи. Забыл. Со мной такое случается редко. Осаму не дал собрать материал для завтрашнего занятия, утащил спать. Пишу, пока он пытается утопиться в душе. Директор освободил меня и детей после обеденного перерыва, так что до него мне придётся успеть сделать всю работу. Разнесу Наоми и Ацуши на разное время, если они будут сидеть вместе, не получится никакого толка.04.07.
вт
Не успел навестить Рокузо перед работой, Осаму вскочил раньше меня и увязался следом. Не хочу водить его к кладбищу. Пришлось не идти самому. Схожу завтра. Бумажную работу сделал за час до перерыва. Так и знал, что Ацуши ничего не успеет из-за Осаму, но это уже их беда. Главное, чтобы отчёты они оба подшивали вовремя. Джуничиро взялся помогать Наоми с остатками её работы и теперь делает вдвое больше. Первое занятие прошло отвратительно. Оцениваю не детей, а себя. Если бы не пошёл сразу работать в Агентство, а, как предлагал директор, год поработал по специальности, свёл бы с ума детей и себя. Преподаватель из меня, как оказывается, никакой. Четыре года в колледже впустую. Придётся покупать себе дополнительную литературу. Наоми хорошая смышлёная девочка. Но точные науки — это совсем не её. Ничего не проходили. Попытался выяснить её нынешний уровень знаний. Попросила ещё помочь ей с физикой. Похоже, её школьный учитель немногим лучше в искусстве преподавания, чем я, и не планирует совершенствоваться. Ацуши сообразительный. Неплох для того уровня подготовки, который я предполагал. В их приюте явно не забывали учить детей. Не знать бы ещё, что с этими детьми делали помимо учёбы. Осаму рассказывал мне кое-что о нём. О его прошлом. Этот ребёнок ценен и уникален: после всего, что он пережил, его душа — абсолютный свет. В нём нет плохих мыслей, нет потаённых желаний. Чего-то он боится, что-то прячет, но даже его способность светлой природы. Пока общался с ними, вспомнил, почему пошёл в колледж по совету Катая. Уже тогда знал, что в детях есть что-то жизнеутверждающее. Дети светлее. Наверное, от этого больнее, когда они умирают. Вспомнил сегодня, что так и не написал Катаю про Рокузо. Он наверняка уже в курсе, но нам стоит встретиться. Приглашу его к себе в воскресенье. Только стоит предупредить Осаму. Подумал, смешно выходит: мы с Катаем знаем друг друга со школы, и тогда, на первом курсе, он знал, что мне нужно, также хорошо, как и я сам. А сейчас я не знаю о своём будущем ничего. Что случится завтра? Сегодня я вычеркнул ещё один пункт из Списка требований к моей будущей супруге. Понял, что не смогу жить с человеком, который не ставит зубную щётку в стаканчик щетиной вниз. Раздражающая привычка Осаму. И я привык к его привычке. Это раздражает ещё больше. Дописал пункт про это в свой список из-за Осаму. И вычеркнул из-за Осаму. Мне начинает казаться, что этот псих обеспечивает мне постоянство. Завтра приберусь вокруг могилы Рокузо.05.07.
ср
Ночью видел странные сны. Ни один не могу вспомнить. Утром ничего не произошло. Зашёл на кладбище. Камень весь в пыли. Протёр. Заплатил смотрителю, чтобы иногда прибирался, а потом подумал, что зря. Мне бы делать это самому. Раз уж больше ни на что я оказался не способен. Осаму не было на работе. Ума не приложу, где можно шататься целыми днями. Появился дома под вечер, когда я занимался с Ацуши. С Наоми ужасно медленно разобрали одну тему. Но она, кажется, поняла хотя бы общие правила. А я понял, как это делается. Но то моё понимание будет работать только на Наоми. С Ацуши пришлось вникать во всё заново. Не представляю, как учителя в школах находят подход к маленьким детям. С трудом справляюсь со спокойными подростками. Были бы они гиперактивными, как Рокузо, я бы тронулся умом. Но у Рокузо никогда не было проблем с математикой. И уже не будет. Не могу перестать о нём думать. Отвлекаюсь только на Ацуши и Наоми, потому что нужна огромная концентрация, и не могу думать больше ни о чём другом. Устал чудовищно. Завтра работать. Осаму приготовил суп с крабами. Редкая гадость на запах, но у него определённо талант к готовке. Не такие уж кривые руки, как я думал. В душе на несколько секунд показалось, что не могу дышать: очевидно, включил слишком горячую воду. Осаму опять уснул на мне. Доппо спит. Лежит на спине, перекинув одну руку поперёк живота и уложив вторую вплотную вдоль тела. Осаму возвращает на место дневник и наблюдает за чужим напряжённым лицом в темноте. Его легко обвести вокруг пальца. Он всегда верит, если Осаму притворяется спящим и укладывается куда-нибудь ему на плечо или ногу головой. И о. Он впечатлился супом из магазинных консервов? Даже Рюноске, уж на что он всегда смотрел Осаму в рот, признавал, что наломать лапши и вывалить что-то в кипяток из банки может буквально каждый. Что же. Мило. Чужое дыхание на несколько секунд прерывается. Осаму рассеянно постукивает по полу костяшками пальцев — старая хитрость, которой его и Чую всегда учила сестра. Она говорила, стук отгоняет духов кошмара. Но всё дело в нервной системе. Никаких духов не бывает. Да и люди иной раз куда страшнее. Идея занять Доппо детьми пришла спонтанно. Осаму и обдумывать её толком не стал, только пошёл прямиком к директору. Создаётся впечатление, что тот относится к Доппо как к собственному сыну. И если с Рампо такое отношение имеет предпосылки, Осаму сказал бы, что Доппо сойдёт Фукудзаве за… Племянника? Кого-то не слишком близкого, но и совсем не чужого. Каким Осаму когда-то видел себя для Мори-самы. Смешная параллель. Ацуши даже объяснять ничего не приходится. Он понимает всё сам с полуслова, когда Осаму заводит разговор. Он не вдаётся в подробности, разумеется, заверяет, что эта авантюра — идея директора. Что говорит Фукудзава Джуничиро, он не знает, но Наоми соглашается на занятия с большим энтузиазмом — экзамены у неё и правда уже в этом году. От Чуи нет никаких новостей, из чего Осаму делает вывод, что его просьба всё же будет выполнена. Пойди что не так, друг уже давно нашёл бы способ сообщить ему. Да хоть бы и Рюноске прислал. Это даёт призрачную надежду на небольшую передышку. По крайней мере Чуя не позволит своим людям убить Ацуши, и можно ненадолго оставить ситуацию с Тигром без присмотра. Тем более мальчишка всегда под боком. Осаму он напоминает ребёнка, которого перевели с кружка рисования на бокс — такой же зашуганный, но воодушевлённый. Доппо, кажется, тоже это понимает, потому что относится к нему лояльно. Насколько позволяет его перфекционизм. Учитель из него, конечно, не такой плохой, как ему самому кажется. Осаму уверен, тот же Катай справился бы с поставленной задачей куда хуже. Но не особенно важен результат. Важен процесс. Ему важно, чтобы Доппо переключился. С камня на живых людей, которые его окружают. Осаму не уверен, что сам смог сделать это, но Доппо должен.06.07.
чт
Утром ничего не произошло. Занимался с Наоми и Ацуши после обеда. Осаму вечером говорил странные вещи, а потом исчез. Не понимаю его. Недолго шла носом кровь. Завтра навещу Рокузо. Со мной всё в порядке. Я устал. Наоми сказала мне, что я бледный. Понял, что со вчерашнего дня ничего не ел. Завтра позавтракаю плотнее. Ужинать не успеваю. Пора спать. Ложусь один. Осаму не отвечает на звонки. Болит голова.08.07.
сб
Утром нашёл Осаму на кухне. Сначала удивился, что он встал раньше меня, но понял, что он просто не спал. Завтракали удоном. На мой комментарий Осаму ответил, что моя внешность ничуть не лучше его синяков под глазами. На работе списался с Катаем. Наоми снова сказала, что я бледный. Ацуши принёс мне еды из кафе под Агентством на занятие и дождался, пока я пообедаю. Забыл узнать, откуда у него деньги и зачем он потратил их на такую мелочь. Никакой финансовой грамотности. Засиделись допоздна. Дети молодцы. Упырь опять довёл до головной боли. Стоящих мыслей за сегодня нет. В ручке кончаются чернила.09.07.
вс
Утром Осаму исчез, вернулся к обеду. Пришёл Катай. Ели ёкан. Вспоминали Рокузо, но говорили недолго. Осаму перевёл тему на детей. Катай дал несколько действительно дельных советов. В колледже он не знал, кем ему стать, а я был уверен, что моё будущее так или иначе связано с директором и Агентством. Мы пришли туда вместе. Наверное, за всю мою жизнь у меня не было лучше друга, чем Катай. Осаму много молчит. Я уже знаю, что до Агентства он занимался чем-то нелицеприятным. Он не раз говорил об этом. Но всё намёками, не прямо. Ни в одной базе Йокогамы он не числится, значит, не учился в школе и не работал. Наверняка был каким-нибудь нелегалом. Вряд ли бандитом, не то у него телосложение. Не хочу расспрашивать его. Мне кажется, что это его «плохой человек» как-то связано с могилами, которых он избегает. Могу поспорить, он так легко выболтал мне это, потому что знает, что я никому не расскажу, раз уж пообещал. Чёртов Осаму, и как давно я позволяю ему вить из себя верёвки? Честно говоря, иногда мне кажется, что этот клоун видит меня насквозь, прямо как директор. Всё это, конечно, ерунда. Интересно, что он за человек? Что я о нём знаю? Он не хочет говорить о Рокузо. Избегает темы. И Катай делает так же после нашего короткого обсуждения. Мысли в моей голове мешаются, но я не знаю, стоит ли о них говорить. Мысли — это только мысли. Если бы я мог не думать их, не знаю, воспользовался бы такой возможностью или нет. Я слишком долго пытался стать для Рокузо хоть какой-то заменой отцу. И, кажется, теперь переживаю то, что мог бы пережить родитель. Или старший брат. Я никогда не оказывался на этом месте. В моей жизни впервые умер кто-то близкий мне и младший. До этого был только дед. Но он был слишком стар, чтобы я не мог подготовиться к его смерти. Я не готов отпускать Рокузо, но, кажется, меня решили не спрашивать. Все вокруг будто пытаются заставить меня всё забыть. От этого я думаю о Рокузо только больше. Если Чистый мир существует, надеюсь, он оказался там.11.07.
вт
Солнце жарит с самого утра, и в новостях даже объявляют оранжевый уровень. Вчера ничего не писал. Не хватило времени. Ничего примечательного не произошло. Повторяли с детьми предыдущую тему. Сегодня Ацуши сам смог решить и объяснить задачу, с которой не справилась Наоми. Пришёл раньше и сидел на нашем занятии, понял что-то и попытался объяснить девушке, но оба запутались. Осаму не послушался моего предупреждения, что смеяться над детьми нельзя. Закончили раньше, предложил выпить чаю. Наоми проговорилась, что Джуничиро на свидании. Осаму заинтересовался, но это напускное. Вряд ли его это действительно волнует. Я не стал задавать вопросов, понадеялся, что он как всегда проявит свою вопиющую бестактность, а Наоми своими ответами утолит и мой интерес, но оказалось, что она сама знает мало. Дети ушли. Человеческой душой двигает все то, что его окружает: родители, дети, друзья, общество. Есть вещи, которые украшают жизнь. Что было бы с человеком, если бы все это исчезло, а он оказался бы на необитаемом острове? Мог бы этот человек испытывать радость жизни и желание жить? Вот и получается, что чувства — пища человека. Так же как рис и мясо необходимы для питания человеческого организма, так же родственные, супружеские, дружеские чувства необходимы для питания человеческого сердца. Без заботы о Рокузо я ощущаю почти физический голод. Не могу не думать о том, что стоит сходить навестить его. Забегу завтра перед работой. Почему-то вспоминается картинка из книги, где мёртвые души сидят на могилах и жалеют плачущих живых родственников. Нелепо. Смерть конечна. Я хочу в это верить. У всего должен быть конец. Я надеюсь, для Рокузо действительно всё закончилось. Он не заслужил страданий. Не то что я. Выяснилось, что Осаму умудрился обгореть на солнце. Кожа у него чудовищная. Мазал его мазью почти полчаса. Чувствую, будто вожусь с пятилетним ребёнком. Капризничает, как маленький. Будто не он при мне бегал с простреленной ногой, не обращая внимания на боль. В моём окружении не двое детей, а трое. Идиот. Снова улёгся спать, будто я ему подушка. Не стал его будить. Ложусь. Завтра полно дел. Металл хрупок. Как и сознание людей. Осаму разглаживает большим пальцем глубокую короткую морщинку меж чужих светлых бровей. Накидывает рубашку на плечи, потирает зудящий загривок. Чёртово солнце… Раньше сестра давала ему отличную мазь на травах. Выпросить что ли у Чуи баночку? А ещё был отличный снотворный сбор. Но Доппо сразу заметит, если в его идеально подобранный чай добавится лишняя нота. Катай сказал, он не видел его таким с тех пор, как не стало его деда. Осаму понятия не имел до этого, что Доппо жил после ранней смерти родителей с дедом. Знал только, что он очень рано познакомился с директором и что с Катаем дружит с начальной школы. Ацуши и Наоми беспокоятся о нём слишком явно. Осаму, будь он на их месте, вёл бы себя значительно осмотрительнее. Но, может, в этом и прелесть детей? Эта непосредственность всегда подкупает добросердечных. Доппо сам не замечает за собой, но он заторможен. Агрессивнее обычного на работе. Тяжело переключается. Осаму уже не раз обращал внимание, как он сидит или стоит, пустым взглядом смотря в одну точку. Осаму слишком хорошо знает, как выглядит психомоторное возбуждение, чтобы спутать его с чем-то ещё. у него и самого не раз такое бывало. Мори мог часами просиживать над ним, отвлекая разговорами. Стыдно признать, но так профессионально заговаривать зубы Осаму сам так и не научился. Если добавить в речь угроз — да, здесь он божественен. Здесь ему нет равных. Но у него случалось слишком мало дорогих людей за всю жизнь, чтобы уметь утешать и успокаивать. Непривычная суетливость Доппо нервирует и его самого. Он не может ничем помочь. Его отношение к смерти… Смерть, так же как и рождение, — тайна природы. Это одни и те же элементы, с одной стороны соединяющиеся, с другой разлагающиеся в одни и те же начала. Смерть и жизни существуют неразрывно, они связаны друг с другом крепче, чем что-либо. Жизнь предшествует смерти, а смерть завершает жизнь. Так или иначе всё циклично. Его отношение к смерти способно довести здорового человека до полнейшей паники. А такого человека, как Доппо — ввести в состояние глубокого кризиса. Он вряд ли может допустить мысль, что люди с мировоззрением Осаму могут спокойно спать по ночам. Но Осаму-то знает: люди вроде него спят значительно спокойнее, чем люди вроде Доппо. И крепче. И никакие сны им уже не снятся. Осаму пытается вспомнить, приходилось ли ему убивать детей. Косвенно — разумеется. Лично… Кажется, пару раз. На общих, коллективных зачистках, когда приходил конец целым кланам. Когда стоило уничтожить всю семью. Разом, разумеется. Никто никогда не делил работу на части. Мори не любил и не любит, когда его люди медлительны. Человеческая жизнь куда менее ценна, чем кажется. Ценное охраняют. Оберегают. Защищают. А со своей жизнью люди очень часто бывают неосмотрительны, глупы в обращении и даже равнодушны. Всё до поры до времени, к слову сказать. Он не может понять Доппо, но может понять его состояние. Он видел такое тысячи раз. Он и сам переживал такое. Он бывал в каждой роли этого маленького жизненного театра, в шкуре каждого из действующих лиц. Он бывал палачом и бывал жертвой. Бывал скорбящим. Бывал приходящим в ярость и отчаявшимся. Он бывал в множестве лиц, в множестве масок. Он помнит их все. И он понимает, какого Доппо сейчас, хоть и не может понять его идеалистической наивности. Мир слишком хрупок, чтобы не иметь изъянов. Сознание людей слишком хрупко, чтобы не иметь изъянов. И эти изъяны играют омерзительные, злые, всесокрушающие шутки. Если и есть у человека самый опасный враг — так это только он сам. В случае Доппо его взгляд на мир ослепляет его, и он может прозреть, только когда пелену с его глаз смывают брызги крови. — Чуя. — Час ночи. — Я знаю, сколько сейчас время. Ты ещё на работе? На том конце недовольно выдыхают. Признают: — Допустим. Что надо? Осаму открывает окно, высовывается на улицу. — Мы моральные уроды. И нам не свойственно почти всё, что испытывают другие люди. Но в сломанных игрушках ведь тоже есть своя прелесть? Доппо подумал бы, что он пьян, если бы Осаму начал так телефонный разговор с ним. Но есть вещи не для его ушей. Чуя не Доппо. Чуя — во всём иной сорт. Но всё же он немного — на несколько капель — человечнее, чем Осаму. — У некоторых просто нет нормальных игрушек, поэтому они играют сломанными, — отвечает он, чем-то скрипнув. Звучит устало. Наверное, не менее устало, чем Осаму. Они оба не станут сейчас растрачиваться на взаимные подколки и измывательства. — Некоторым нравится чинить игрушки. А некоторые просто любят всё уродское. Ну знаешь, такие ещё стёклышки от старых бутылок коллекционируют. — Стёклышки? Нелепость, — фыркает Осаму. — Зачем кому-то стёклышки от старых бутылок? — Затем же, зачем им кто-то вроде тебя и меня, — Чуя наверняка пожимает плечами. — Не знаю, Осаму. Люди чудаки. Иногда они начинают любить, вместо того чтобы ненавидеть и бояться. Иногда слишком тупые, чтобы понимать всё наше дерьмо. А, ну да. Ещё есть дети. Дети просто любят всё, что движется. Если ты закончил бесплатный сеанс мозгоправства, мне надо закончить работу. У меня был отвратительный день. — У меня тоже. — Я заметил.12.07.
ср
Ночью в окно влезла кошка. Выгонял. Осаму не проснулся. Утром стоял у могилы и очнулся, только когда зазвонил телефон. Впервые опоздал на работу. Рокузо умер. Не я, а он. Лучше бы это был я. Пасмурно и душно. Болит голова. Когда Ацуши решал пример, снова показалось, что не могу дышать. Кажется, Осаму заметил. Странно на меня смотрел. Не хотел пугать Ацуши и сделал вид, что всё в порядке. Умный ребёнок. У него всё отлично получается. Наоми тяжело воспринимает материал. Витает в облаках. Снова заметила, что я бледный. Думаю, реагирую так на духоту. Под вечер Осаму жаловался, что у него темнеет в глазах. Легли спать, но я долго не мог уснуть, смотрел на него. Он во сне не двигается. Признаюсь, выглядит жутковато. Нашёл на руках свежие раны, но трогать побоялся — не захотел будить. С ним что-то происходит. А со мной? Не знаю. Не важно.15.07.
сб
Не прозвенел будильник. Проспал целый день. Всю пятницу не мог сладить с работой. Едва успел всё. Занятия с детьми пришлось перенести на следующую неделю, потому что в субботу Наоми писала в школе какие-то тесты. Не по математике. Что-то профориентационное. Сама заявила, что ей это не нужно. Увидел в ней знакомую уверенность — был таким же, когда после школы шёл в колледж, уже зная, что директор не против принять меня на работу. Мне нравится то, что я делаю. Я делаю то, что мне нравится. Осаму спросил, почему я так держусь за свои идеалы. Ответил ему, что так выше шанс избежать смертей. Таких, как Рокузо. Но задумался. Остался бы жив Рокузо (или его отец?), если бы я не был принципиальным? Мои идеалы не вредны, но, может быть, они просто не имеют значения? Бесполезны. Просто бесполезны. От них нет вреда, но они не делают никому лучше. Или пользу перечёркивает вред. Я стремлюсь к своим идеалам и всегда понимал их смысл. Но после событий в конце прошлого месяца мне уже не кажется, что я чётко понимаю границы этой жизни. Что ждёт меня дальше? Прав ли Осаму? Прав ли я сам? Если мои идеалы бесполезны, может, я выбирал их неверно? Ни разу до этого мне не приходилось сомневаться в себе. Не знаю. Не знаю. Нужно подумать.16.07.
вс
— Доброе утро, — улыбается Гин, почти впорхнув в квартиру, когда Осаму открывает перед ней дверь. — Уже почти день, — качает головой мужчина. — Тебе здесь лучше не задерживаться. — Накахара-сан просил передать вам, что в ближайшие три недели босс не заинтересован в Тигре. Сказал, вы поймёте, — Акутагава пожимает худыми плечиками. — Не прикидывайся, качает головой Осаму. — Ты не глупая, не делай вид, что ни о чём не догадываешься. Но в следующий раз, когда заявишься так в открытую, хотя бы не заходи через парадную дверь. — Кого заинтересует девушка вроде меня? — скромно улыбается Гин, сложив руки за спиной. — Я совсем непримечательна, Дазай-сан. Разве вы сомневаетесь? — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы сомневаться, — Осаму следит за её тонкой тенью, привалившись плечом к ближайшей стене. — Чуя велел тебе что-то ещё? — Вообще-то, я по вам соскучилась! — поджимает нижнюю губу Гин. — Даже двух слов мне не скажете? Мы почти три месяца на виделись, Дазай-сан, — звучит укоризненно. Нахваталась от Накахары с тех пор, как Осаму подобрал её и Рюноске в Трущобах. И от сестры, конечно. Только Коё может привить кому угодно свой непревзойдённый шарм. При должном желании, разумеется. — Я мог бы угостить тебя чаем, но… Осаму красноречиво указывает на дверь за спиной девушки, в которой через секунду шебуршит ключ, и Гин натягивает на лицо лучшую из своих фальшивых улыбок, стрельнув в Осаму обиженными глазами. Он украдкой поглаживает её по плечу. Может, чуть позже у него найдётся время… Доппо смотрит удивлённо, но Осаму не планирует давать ему никаких объяснений, а он и не требует слишком уж настойчиво. Для него это странно, но во всём, что касается Осаму он, кажется, проявляет здоровую долю деликатности. Или воспитанности. Определиться, пожалуй, будет сложно. Утром ничего не произошло. Сходил в магазин. Когда вернулся, обнаружил у нас на кухне какую-то странную девушку. На вид возраста Джуничиро. Милое лицо, красивая улыбка. С трудом узнал в ней ту даму, в которую был влюблён Катай. Она уже уходила, когда я пришёл. Осаму отказался отвечать на мои вопросы. День потратил на подготовку к занятиям. Понял, что основную работу уже могу делать автоматически, и она не нуждается в более тщательной распланировке. Осаму уснул за столом. Замечаю, что под утро его мучает бессонница. Что за мысли у него в голове? Вряд ли его так занимает смерть Рокузо. Мне даже кажется, он воспринял её довольно спокойно. А я? Разве я не видел за свою жизнь множество смертей? Но Рокузо особенный. Чем больше я об этом думаю, тем тяжелее мне становится. Это превращается в навязчивую идею? Нет. Вряд ли. Нужно спать.18.07.
вт
Забываю писать. Засыпаю. Снова пропускаю дни. Мне несвойственно. Рокузо умер быстро, но ему всё же было больно какое-то время. Впервые задумываюсь, может, скорая успела бы приехать и вытащить его? Нет. Нет. Нет. Они бы не успели. Не успели бы. Мысли не умещаются в голове. Как будто череп натирают. Не могу больше об этом думать. Осаму точно видит меня насквозь. Сегодня почему-то сказал, что мне надо отвлечься.20.07.
чт
Вчера вечером впервые в жизни напился. Сегодня готов убить Осаму уже за один его свежий вид. Кажется, для него похмелье куда менее ощутимо и куда более привычно. Обычно я с ним няньчусь, но то, что из вчерашнего вечера помню урывками, вызывает чувство всепоглощающего стыда. Принёс мне бутылку холодной газировки и даже что-то вроде завтрака изобразил. Шутил глупости, что сегодня не я в роли жёнушки, а он. Так вот как он меня видит. Упырь. Вид у нас обоих был такой, что Ацуши испугался. Директор ничего не сказал, но мне было перед ним ужасно стыдно. Осаму надо мной посмеялся. Упырь. Дельной мыслью было объединить занятия Ацуши и Наоми, потому что моя голова изменяла мне весь день. К вечеру мне так хотелось спать, что я едва мог связать слова в предложения. После ужина стало легче, а Осаму утверждает, что душ в таких вещах обладает целительной силой. Думаю, мне стоит попробовать. Надеюсь, он не догадывается, что я веду дневник. Если он прочтёт это, его издевательства станут изощрённее. Не выдержу.22.07.
сб
Перестать пропускать дни. Ужасно. Отвратительно. Нужно собраться. Вчера навещал Рокузо. Могила выглядит хорошо. В голове пусто. Не знаю, о чём думать. Размышляю о смерти, но всё кажется каким-то неполным. Не могу ухватить суть. Непривычное состояние. Звоню Катаю, но он не отвечает. Рассуждения Осаму, которыми он иногда меня пичкает, когда ему скучно и нечем себя занять, имеют смысл. Я понимаю, что они пугающие, но также и понимаю, что они верны. Наоми под самый вечер заносит печенья и делится новостью, которая приводит меня в шок: девушка Джуничиро — сестра Акутагавы, безответная любовь Катая. Осаму не выглядит удивлённым. А я не чувствую удивления от того, что он не удивлён. Что формирует человека как личность? Что делает человека человеком? А хорошего человека — хорошим человеком? Почему я верю тому, о ком знаю едва ли хоть что-то? Но я верю ему. Убираю ещё несколько пунктов из Списка. Кажется, Осаму становится моей привычкой. Что ещё ужаснее — я снова не удивлён. Осаму успевает убрать на место дневник и улечься на футоне поудобнее, прежде чем Доппо выходит из душа. Трёт полотенцем влажные волосы, долго расчесывает спутавшиеся пряди, тихо ворча под нос. Осаму думает, что стоит снова поговорить с Фукудзавой. Пожалуй, он знает Доппо даже лучше Катая. Не того Доппо, какой он с Осаму. Не того, какой он в Агентстве. А того, каким он был ещё подростком. Этого Доппо Осаму не может даже нарисовать в своей голове. А обращаться с таким к Катаю, который при удаче сможет описать лишь плоский субъективный образ друга, нежелательно. Остаётся надеяться, Фукудзава даст ему достаточно откровенный ответ. Доппо вырывает Осаму из мыслей. Выключает свет. Укладывается рядом. Говорит негромко: — Меня немного напрягает, что Джуничиро встречается с той девочкой. — Акутагава? — переспрашивает Осаму удивлённо. Ох, Доппо-Доппо. Видел бы ты Гин в деле, не говорил бы ты простое «напрягает»… а в тот раз она наверняка хотела посплетничать. С Чуей ведь не забалуешь, а сестра так не вовремя уехала из города… — М-м, они красивая пара. Доппо молчит какое-то время. Осаму, повернувшись набок, рассматривает его профиль, нелепо исчерченный грубыми тенями. Переживает? Неудивительно. Доппо слишком легко привязывается. А привязаться к Джуничиро у него было достаточно времени. — Но она… — начинает он, глядя прямо над собой в тёмный потолок. Осаму перебивает, тронув чужое плечо, напоминает веско: — Я тоже не был белым и пушистым. Доппо поворачивает к нему голову. Странно-яркие глаза чуть блестят в отблесках с тихой улицы. — Ты хороший человек, — возражает он внезапно. Осаму даже приподнимает брови. Да что он о нём знает? Разумеется, сказать так вслух он не может. — Ты так считаешь? — спрашивает вместо этого чуть насмешливо. — Думаешь, люди способны изменяться? Доппо отворачивается. Взгляд его снова устремляется в жидкую темноту. Такая всегда в больших городах. Фонари и вывески разбивают мрак. — Люди меняются каждый день, — говорит Доппо тихо. — Становятся лучше или хуже. И ты изменился. Ты — хороший человек, Осаму Дазай. Осаму негромко фыркает. Ложится на спину, скрещивает пальцы на груди. — Мне придётся поверить тебе на слово, — отзывается, проглотив паузу. Чувствует на себе чужой взгляд. — А за Джуничиро не переживай. Акутагава отлично разделяет работу и личную жизнь. Думаю, если они столкнутся в битве, обоим не стоит ждать друг от друга пощады.23.07.
вс
С самого утра идёт дождь. Наоми переживает из-за экзаменов, а Джуничиро и Ацуши пытаются поддержать её, но почему-то она воспринимает только мои слова. Не буду писать, что думаю о ней. О них. Об этих детях. Я сам совсем недавно был таким. Или почти таким. Не важно. Они славные. Мне приятно помогать им. Не хочу признаваться, но благодаря им я забываю о Рокузо. Не имею желания забыть о нём. Но я так устал, устал думать о нём каждую секунду… Осаму говорит, что моя жизнь продолжается. С трудом ощущаю это. Спасибо этим детям.25.07.
вт
Пропускаю. Имеет ли смысл себя винить? Понедельник вышел сонным. Дождь, чудовищная жара. Даже я не испытывал желания работать. Отменил занятия с детьми, успокоил Наоми. Мы успеваем. Никто не выбьется из моего графика. Осаму обнимается с холодильником и предлагает заказать доставку, потому что, с его собственных слов, даже он не настолько самоубийца, чтобы готовить в такую жару. Спрашиваю его про его «хобби», но как всегда не получаю внятного ответа. Задумываюсь, а знает ли он его сам. Приходит мысль, что он просто адреналиновый наркоман. Простой, но такой очевидный ответ. Он ведь уже говорил, что нельзя узнать жизнь, если не чувствуешь близость смерти. Понимаю внезапно, что желай он действительно покончить с собой, давно бы уже был мёртв. Слышу странный телефонный разговор, но он объясняет, что это его хороший друг. Значит, друзья у него всё же есть. Вероятно, то, что он говорил с директором, мне послышалось. Зачем-то рассказывает мне про Ацуши и Акутагаву, про то, какими бы напарниками они могли стать. Его энтузиазм смотрится странно, но доводы настолько логичные, что я вынужден признать его правоту. Когда спрашиваю, как он собирается всё это устроить, он только хитро улыбается и показывает мне телефон. Решаю не лезть в его дела, но обещаю себе запомнить. Если случится что-то необычное, я замечу. Ацуши так зациклен на своём прошлом… Он тот, кто не заботится о собственном благополучии, он сделает всё ради других. Он, умирая от голода, спас случайного суицидника. Он лишён зависти, лишён злости, они приходят к нему лишь тогда, когда опасность угрожает дорогим его людям. Осаму как-то сказал ему такую вещь: «Люди существуют, чтобы спасать самих себя. Если они начинают спасать других, они либо тешат своё эго, либо влюблены, либо глупы». Ацуши возмутился «А как же доброта?». «Доброта имеет границы, Ацуши-кун. Доброта без границ — это глупость и безрассудство», — ответил Осаму. Кажется, оба в конечном итоге остались при своих. Возможно, мальчик даже чуть больший идеалист, чем я. Он всегда думает о других. Даже когда спасает их, он думает, что преследует эгоистичную цель доказать себе свою нужность. Даже его «эгоизм» альтруистичен. Впервые целый день не нахожу времени на раздумия о Рокузо. Завтра много дел. Зайду к нему.26.07.
ср
На небе целый день то тут, то там радуга. Дождь сквозь солнце. В обеденный перерыв навещаю Рокузо, встречаю по пути плачущих женщин. Понимаю нелюбовь Осаму к кладбищам. Думаю, что меня хватит удар, когда вижу его, стоящего у ограды. И как он только умудряется за мной следить? Мы много разговариваем. Действительно много. За всю свою жизнь я столько общался только с директором. Даже Катай не выдерживал таких долгих бесед. Поднимается ветер. Наоми с горем пополам объясняет Ацуши пройденную тему, и они вместе строят мне честные глаза, когда я спрашиваю, всё ли они поняли. Они молодцы. Осаму расспрашивает про Джуничиро и портит настрой на занятие, а потом отвлекает всеми возможными способами и меня, и детей. Дети хохочут. Снова засыпает на мне. Когда я возмущаюсь, бормочет, что я сам виноват — купил только один футон. Думаю, что был бы второй, он бы всё равно спал на моём. Не знаю, почему не сопротивляюсь этому. Надеюсь спать без снов.27.07.
чт
— То есть, логично предположить, что есть такое основание а, для которого соответствующий угол между касательной к точке икс равен нулю и осью абсцисс равен сорок пять градусов. Очевидно, что это основание заключено в промежутке от двух до трёх. Было доказано, что такое число существует, его принято обозначать буквой е. Принято считать, что число е — иррациональное, то есть представляет собой бесконечную десятичную непериодическую дробь. Понял? Ее отличие от остальных экспонент будет только в том, что угол между касательной к графику в точке икс равен нулю и осью абсцисс будет в сорок пять градусов. По графику легко записать основные свойства функции игрек равно е в степени икс… Доппо что-то агрессивно чертит на истерзанном за двадцать неполных минут листе. Ацуши смотрит совершенно круглыми глазами то на лист, то на него, то на Осаму, и периодически качает головой, когда Доппо уточняет, всё ли до него дошло. Задаёт вопросы, указывая куда-то в в чертёж, и Доппо принимается объяснять заново. Осаму наблюдает, прислонившись спиной к стене у окна. Ему нет нужды вслушиваться, он ненавидел математику с детства, но это никогда не мешало ему понимать алгебру чуть лучше Чуи. Чуть-чуть. Самую малость. Её хватало, чтобы иногда издеваться и бросать дурацкие подколы, но не хватило бы, если бы они всерьёз решили сидеть над учебниками или сдавать какие-нибудь тесты вне нудных занятий Мори. Стоит заметить, у Доппо получается значительно более живо. — Я не понимаю, — честно вздыхает Наоми. — Куникида-сан, вы уже столько раз объяснили… — Да что тут непонятного? — ворчит Доппо. — Ты график видишь? Вот кривая. Функция непрерывна, выпукла вниз, сверху неограниченна. Значение производной совпадает со значением функции. — Число Эйлера — это функция? — пытается Наоми, хмурясь. — Число Эйлера — это такое постоянно число, которое в основание логарифма, — подсказывает Ацуши. — А функция — это… Картинка числа. — Графическое отображение, — поправляет Доппо. — Не совсем верно, Ацуши-кун, но очень близко. Функция называется экспонента. Осаму медленно приоткрывает один глаз. Наоми выглядит как человек, которому объясняют квантовую физику на языке древних, но медленно кивает, беспомощно глядя на Ацуши. Тот вздыхает. Через секунду Доппо повторяет его вздох. — Давайте сначала. У Осаму никогда не хватало на такое терпения. Он не слишком любит людей, обделённых в той или иной степени интеллектом. Именно поэтому его никогда не просили тренировать новобранцев. Рюноске унаследовал не лучшие его черты… Эту в том числе. При всей своей вспыльчивости даже Чуя значительно лояльнее к новичкам. В своё время ему повезло, что Рюноске схватывал всё налету. Пусть с ним приходилось обходиться очень жёстко — иначе заставить его использовать способность не получалось, а шантажировать его жизнью Гин Осаму было несколько не с руки — он действительно способный юноша. Его работа сейчас это подтверждает. И Чуя вряд ли связал бы себя с бесхарактерным слабаком. Осаму в какой-то мере везёт на способных учеников. Пусть Ацуши чуть более снисходителен к себе, чем Рюноске когда-то, он не менее старателен. А такое всегда подкупает. Ещё такое позволяет сваливать на мальчишку большую часть нудной работы, но об этом никому знать не стоит… Ацуши добрый, местами слишком, чрезмерно наивный, заботящийся о других. И ради того, чтобы быть кому-то полезным, он готов на многое. Он не зависим от похвалы так явно, как Рюноске, его зависимость иного сорта. Он тянется к Осаму. Он тянется к Доппо. К Фукудзаве и детективам. Пройдёт некоторое время, и он будет тянуться к Рюноске, Осаму твёрдо в этом уверен. Для этой уверенности у него есть Хироцу и Чуя, а ещё — характер Рюноске. Пусть пока ещё они не знакомы, его ученики ещë определённо сыграют свою роль, в этом Осаму даже сомневаться себе не позволяет. Доппо, к слову, тоже тянется к детям. Это заметно и без его дневника, заметно без предыстории трагедии Рокузо. У него это выходит как-то… Естественно? Преподавание ему к лицу. — Таким образом, экспонента — это математическая функция, которая используется для представления очень больших или очень маленьких чисел, — объясняет Доппо фоном его мыслям. — Это а в степени b, где a — основание, а b — показатель степени. Слово «экспонента» происходит от латинского exponentis — «показывающий». Термин экспоненциальная, или показательная функция для зависимости игрик равна а в степени икс ввёл Лейбниц в одна тысяча шестьсот девятом году. В настоящее время функцию игрик равна а в степени икс принято называть показательной, а название экспоненциальная функция или экспонента закреплено за игрик равна число Эйлера в степени икс. Теперь ясно? Рядом с его рукой уже два скомканных и полностью изрисованных листа. Наоми, сияя улыбкой, быстро кивает, а Ацуши, прикрыв ладонью рот, неслышно выдыхает в сторону. Доппо удовлетворённо кивает, даже не посмотрев на него и полностью сосредоточив внимание на явно более слабой в обсуждаемом вопросе Наоми. Осаму мысленно прикидывает, распылялся ли когда-нибудь перед ним или Чуей так Мори, но не приходит в голову моментов, когда хоть одному из них в детстве приходилось так долго не понимать какую-нибудь тему. Доппо ещё раз терпеливо уточняет теперь уже у Ацуши, всё ли тот понял. Был бы он работе таким милым и проявлял бы к детективам такую выдержку, избавился бы в считанные дни от своей репутации злюки в глазах Осаму. Но дети и детективы — не одно и то же. И Доппо можно понять. Фукудзава сказал, он всегда был упорным. Ставил перед собой цели и легко их добивался, потому что ему никогда даже в голову не приходило свернуть куда-то с пути. И если он по-настоящему сосредотачивается сейчас на этих уроках, взяв за «цель» помочь детям и хоть немного подготовить Наоми к экзаменам — а ей эта подготовка действительно не повредит, — он сделает всё с максимальным усердием и тщательностью. Пусть он уже не старательный школьник и не амбициозный студент, его старые привычки должны быть ещё более актуальны. Не изменять себе. Не отступаться. Он должен снова встать на ноги, как бы сильно потеря Рокузо не пошатнула его сознание. И Осаму видит, что он встаёт. Благодаря Ацуши, кивающими и смотрящему внимательными глазами. Благодаря Наоми, задающей бесконечные и бесконечно странные вопросы тут и там. Благодаря ненавязчивому участию Фукудзавы. Благодаря — частично — Чуе, который буквально рисует себе красным маркером мишень прямо на лбу, когда ведётся на идеи Осаму. Это же Доппо. И Доппо любой ценой должен остаться Доппо. Иначе Осаму ничего не понимает в этой чёртовой жизни. Утром ничего не происходит, а к вечеру начинается гроза. Упырь как-то догадывается, что у меня фобия. Ума не приложу, как. Разгоняет детей с занятия пораньше под предлогом дождя и целенаправленно залезает со мной в душ. Обливает меня водой, а потом вырубается с мокрой башкой посреди моего футона. Очевидно, ожидает, что я лягу спать на коврике у двери. Сегодня, похоже, моя очередь спать на нём. Выключаю кондиционер, чтобы его не продуло под утро, и вслушиваюсь в грозу, пока он медленно глубоко дышит у меня под боком. Вовремя успеваю вспомнить, что не писал сюда. Надеюсь, не разбудил его.29.07.
сб
Ужасное солнце за два часа высушивает все лужи. Осаму опять обгорает. Несчастье. И Ацуши туда же, весь чешется, будто блохи завелись. Заношу смотрителю на кладбище деньги, но не иду к могиле. Не хочу. Не могу. Осаму снова ждёт меня у ограды. Предлагает покормить детей отядзуке и обещает заплатить сам, но я знаю, что он врёт мне в лицо. Соглашаюсь и, разумеется, плачу' за пятерых, хоть Джуничиро и предлагает разделить счёт пополам. Меня всё же немного смущают его увлечения. Сестра одного из самых опасных мафиози нашего времени… Но я хочу верить Осаму. И стараюсь не задаваться вопросом, откуда он знает, что девушка милая. Вероятно, он уже успел и к ней пристать со своим глупым флиртом. Любит же ломать комедию. Мне стоит ему доверять. И определённо стоит перестать платить за его еду! Осаму посмеивается над моим «благородством», но я понимаю, что меня это не трогает, потому что я позволил ему всё это сам.30.07.
вс
Сны больше не снятся. Встретился с Катаем.31.07.
пн
Когда Ацуши спрашивает, всё ли у них в порядке, Осаму пожимает плечами. Он не может ответить однозначно, но Доппо уже выглядит значительно более спокойным. Исчезает его дёрганность. Возвращается привычная чёткая расстановка в каждом движении. Осаму наблюдает за тем, с каким — тщательно скрытым — энтузиазмом Доппо носится с Наоми и Ацуши, и ему в очередной раз слишком сильно хочется позвонить Чуе и заявить, что он просто гений… И всё далее по списку. Чуя его пошлёт, разумеется. Но в этом есть и отдельная прелесть. Наоми сбегает раньше, сославшись на то, что Джуничиро весь день работал, и она просто обязана сделать ему вкуснейший ужин, а Ацуши, ещё раз бросив на Доппо поверх плеча Осаму внимательный взгляд, прощается и уходит ближе к вечеру, напоследок получив от Осаму пару успокаивающих фраз. Доппо засыпает быстро, улёгшись на бок и перебросив на пол голую пятку. Прислонившись лбом к чужой спине и проваливаясь в дрёму, Осаму вспоминает, что завтра надо бы прочитать сегодняшнюю запись из дневника Доппо. Весь день льёт ужасный дождь. Работаю. Дети опять пришли вместе. Они славные. Мы живём в жестоком и бессердечном мире, где идеалам нет места. Но даже если в будущем они приведут меня к страданиям, я не откажусь от них. Хоть Осаму и говорит, что я негибкий человек, я сам знаю про себя, что если будет нужно, я сумею найти компромиссы. Потому что мои идеалы — это я сам. Я определяю их в своей жизни, но они не определяют мою жизнь. А чужую — тем более. Черкаю в Списке. Снова.