Прибытие

Космос… Он безмолвный. Но такой красивый… Мириады звёзд выстраиваются в композиции, называемые созвездиями. А где-то вдали темнеет полоса, похожая по цвету на серую кашу — это галактика. Но самые интересные… это точки разных цветов, которые совершают беспорядочное движение на небосводе — планеты. Зелёная и яркая — Джул, красная и блёклая — Дюна, фиолетовая и бледная — Ева. Но есть на небе одна точка, которую просто так не увидишь — нужен очень мощный телескоп. Точка эта — Иилу. Ледяная планета с рыжими полосками, будто её какой-то кет поцарапал. Это далёкий и холодный мир. Солнце его почти не греет да и выглядит там лишь очень яркой звёздочкой, погружающую карликовую планету в полумрак. И тем не менее на этом куске льда есть настоящие города. Все дело в тех царапинах на поверхности. В них содержится просто уйма всяких редких металлов, перемешанных так сильно, что теперь это бесформенная рыжая масса, в которой всё нужно отделять. Но ради такого клада кербалы готовы на всё, а потому глыбу льда колонизировали. И вот в таком безмолвном космосе парил космоплан просто колоссальных размеров, представлявший собой крыло размахом в два километра и толщиной в восемьдесят метров. Огромная махина, способная везти до семидесяти тысяч тонн груза и доставить его куда угодно. Называлась она «Союз», потому что таких громадин построили всего пять штук, и каждой для красоты решили дать своё собственное имя. Так вот сейчас космолёт приближался к Иилу и вёз ценный груз — новое оборудование для колоний, еду воду, запчасти, а также топливо — для реакторов и керосин с пропаном — для заправки. В машине все спали. Грузчики, технический персонал — да даже пилоты, бортинженеры, радисты и штурманы. Поэтому в огромной кабине на носу было пусто и тихо — лишь ЭВМ стрекотала, считая траекторию. Хотя… по правде говоря, в кабине было не совсем пусто. На месте бортинженера сидел дежурный пилот и следил за приборами. Хотя даже больше не следил за ними, сколько думал о своём. «Четыре года… четыре года я в полёте. Дальний путь скатертью стелется и упирается прямо в небосклон. Верится ли в лучшее? Безусловно! Жду не дождусь, когда с семьёй встречусь. Милая моя Таня, как я по тебе соскучился... Ты ведь уже большая, школу заканчиваешь. Наверняка на пятёрки. Ты же у меня умница-красавица. И как ты там одна? Справляешься? Да безусловно… тебе не впервой. Я совершал несколько других рейсов на два, на три года… и ты со всем справлялась». Неожиданно в кабине заверещала тревога: — Внимание! Впереди астероид! Повторяю! Впереди астероид! Пилот наш вздохнул и сел в кресло управляющего. На этом маршруте он впервые, но никогда бы не подумал, что ему так повезёт. Но нельзя было терять ни минуты. Скорость космолёта очень большая — 5 километров в секунду, и если он врежется в эту глыбу, то очень сильно пострадает. Вот она — прямо по курсу. Первое, что делает наш пилот — это оттягивает штурвал от себя. Нос гигантской металлической птицы медленно, но верно опускается. — Давай же! Давай быстрее! Но машина ни капельки не ускоряется. Тогда пилот решает помочь космолёту двигателем. Он нажимает на жёлтую кнопку с чёрным трилистником и слышит, как сзади томно опускаются стержни, и чувствует всё нарастающую вибрацию выходящего на рабочий режим реактора. Затем он, всё ещё удерживая штурвал в положении от себя, постепенно вытягивает рычаг тяги. Из тридцати сопел ядерного мотора вырываются ослепительно белые струи перегретого керосина. Сопла слегка накренились вниз, а струи перегретого горючего постепенно становились всё ярче и ярче. Тут-то космоплан стал поворачивать гораздо быстрее, но заминка дорогого стоила: реактор, включенный без системы охлаждения, сильно вскипел, и ему требовалось срочно остыть, пока он не рванул. Это значило, что придётся тормозить на ионных двигателях, а они как раз очень слабые. Вздохнув, наш пилот переключил рычажок, и из космолёта вылезли здоровенные панели радиаторов, сделав его похожим отчасти на кербала, который обклеил себя праздничными и надутыми дуделками. А затем из брюха и крыльев космического корабля вылезли десять цилиндров, утыканных проводами и очень похожих на сосиски по форме. Это ионные моторы со вспомогательным оборудованием. Пилот дал команду на разворот и, вздохнув, снова погрузился в свои мысли: «Вот покатился космолёт наш, красиво, между прочим, ловко я уклонился, правда, реактор перегрелся… но ничего. Остынет. А пока… Пока мы очень скоро будем набирать задний ход, космолёт будет качаться. Путешествие тоже скоро закончится. Оно и так тянулось долгих четыре года… Но вот если бы я был с дочкой… я бы… хотел, чтобы оно никогда не кончалось… и тянулось не целый год, а лет десять минимум… эх». В этот момент в кабину вплыл бортинженер — худощавый кербал ростом 67 сантиметров с серыми глазами и русыми волосами. Крохотное тельце и короткие ручки с ножками были облачены в оранжевый скафандр с серпом и молотом на плече. Бортинженера звали Александр, и он был лучшим другом нашего пилота. Протирая глаза варежками, он спросил: — Ну, Вань, сколько там до манёвра? — Полчасика где-то, учитывая, что реактор перегрелся. Ты присядь, пока всё равно делать нечего. — А чего это реактор перегрелся? — А я от астероида уклонялся! Махина тяжёлая, всё никак к её неповоротливости привыкнуть не могу. — Экий ты, — Сашка отворил люк в полу, вынул оттуда тюбик с баклаковой икрой и залпом выпил. А после сказал: — Вань, ты когда-нибудь кого-то зря обижал? — Ох, Сашка… Было дело… Я в детстве очень драчливым был. Но особенно хорошо помню, как обидел одну маленькую девочку, просто потому что она мне свой совочек не давала. А потом… потом во мне неожиданно что-то передёрнуло. Совочек-то у меня был, но девочка так расплакалась, что мне её как-то очень жалко стало. Я и совочек отдал, и предложил помириться… Она успокоилась, и мы этот лист перевернули и двинулись строить замок. А потом… на полном ходу двинулись к новым приключениям. Вообще стали лучшими друзьями. Сыграли свадьбу… Но она умерла, родив мне дочку… Василису… — Грустная история у тебя, Вань… — Сашка похлопал по плечу пилота. — Сочувствую тебе… — Спасибо, Сань. Но к слову… жалко, что эти минуты уплыли в беспроглядную даль. И с ними уже не встретиться. — Ну ещё бы, Вань… Всем прошлое немного или сильно жаль. Но что там пелось в известной песне? — Лучшее, конечно, впереди! — Вот-вот! У тебя дочка в институт скоро поступит, она ведь тоже хотела стать, как ты — пилотом. Будете вместе летать! — И то верно! Умеешь ты меня подбодрить, Саня! Тут Иван улыбнулся, глянул вперёд. Иилу во всей своей красе предстала перед героями. Это действительно холодный и ледяной шарик с рыжими царапинами, как от Кета. Сейчас они были достаточно близко, чтобы разглядеть и некоторые города на ночной стороне, которые горели ярким огнём натриевых ламп. Иван скомандовал: — Александр, идите будите остальных, я начинаю тормозной манёвр. — Слушаюсь, товарищ капитан! И пока Саша уплыл в кубрик ярусом ниже, Иван перевёл реактор в энергетический режим поворотом рычага и вытянул рычаги ионных двигателей на максимум. Из «сосисок» стали вырываться синие струи ионизированного ксенона, и Иван почувствовал, как его слабо тянет вперёд. Но ничего… через несколько часов они сядут и будут точно на месте. А пока… пока долгое и скучное торможение.