***
В квартире оказалось очень тихо. Наверняка Игорь уже уснул. С трудом снимаю в коридоре измазанные в осенней грязи спортивные ботинки. Мокрая ветровка падает на пол. Лень вешать. Но уже ярко представляю себе это утро в сопровождении его недовольного выражения лица, когда заметит влажные следы и грязь на полу. Усталые ноги на автомате несут в тёмную спальню, еле освещаемую тусклым светом уличных фонарей. Игорь лежит ко мне спиной, укрытый одеялом лишь наполовину. Взгляд падает на оголённое плечо. Хоть и темно, но по памяти точно знаю, что на нём хаотично и густо рассыпаны еле заметные веснушки. Осторожно подхожу к кровати, но не решаюсь присесть или наклониться. Так и стою в метре от его подушки. В противном случае я либо грохнусь на пол, не совладав со своими ватными ногами и сметая все предметы рядом с собой, либо разбужу его огненным перегаром. Долго смотрю на спящее спокойное лицо напротив, пьяной головой осознавая, какое же оно всё-таки красивое, когда он не хмурится и не строит из себя недовольного всем вокруг долбоёба. Действительно красивое даже при искусственном свете. Не то, чтобы я никогда не подмечал, просто… просто не говорил. Ему. Кажется ни разу. Он и сам прекрасно знает, что я не падок на комплименты и прочую подобную хуйню, но почему-то именно сейчас я жалею об этом. Залипаю так ещё минуту до тех пор, пока в затуманенной башке вновь не возникает желание покурить. Ещё было бы неплохо душ принять. Выхожу из комнаты, не забыв тихонько прикрыть дверь, и топаю на кухню. Свет включать не решаюсь, да и нахуй он мне не нужен: свет с улицы вполне неплохо справляется с освещением. На столе одиноко стоит белая кружка с изображением весёлых ананасов. Для пепельницы сойдёт. Между прочим его любимая кружка. Пьёт только из неё. Наверняка сидел допоздна в ожидании меня. Как же паршиво… В квартире, окутанной тишиной, раздаётся щелчок зажигалки, и я довольно сжимаю зубами фильтр зажжённой сигареты, сидя на кожаном диванчике. Игорю никогда это не нравилось. Не нравился факт того, что я в принципе курю, а уж тем более на кухне. Каждый раз строит недовольное ебало, посылая меня на три буквы, а потом на балкон, на котором сука холодно осенью. Не то, чтобы это была главная причина, просто мне было лень каждый раз туда идти. И такое же выражение лица у него было, когда я после лез целоваться. Эти вечно сведённые рыжие брови к переносице, причитания по поводу противного табачного запаха. Недовольств хватало ненадолго, потому что игнорировать в такие моменты мою руку в его трусах Игорю было ой как сложно. Честно говоря, это был единственный способ его заткнуть. Жадно впиться в губы, залезть под шорты, повалить на кровать и ласкать руками до тех пор, пока не начнёт умолять, чтобы трахнул. Выдыхаю в последний раз и тушу бычок прямо в кружку перед собой. Утром точно прилетит за окурки в посуде. Уже представляю: — Ты что, не мог на балконе это сделать? Или мне нужно каждый раз прятать от тебя бокалы? Представляю и уже устаю. Устаю от этой бытовухи. Сколько мы там уже вместе? Год? Ебать. Меня ещё ни разу не хватало на такой срок. Ни один мой партнёр не задерживался дольше, чем на пару-тройку месяцев. Но причины понятны. По правде говоря, меня зачастую интересовал только секс. Романтика, цветы, сюрпризы и прочие любовные штуки не в моём стиле, поэтому всякого говна в предыдущих отношениях я наслушался вдоволь. Но Игорь не такой. С ним всё было по-другому. Он ничего от меня никогда не требовал, не просил подарков или денег, не беспокоил частыми звонками и даже сообщениями. И мне было комфортно. Безумно комфортно. Честно говоря, когда мы в первый раз провели ночь в той съёмной хате, я был уверен на сто процентов, что это ненадолго. Даже когда я начал уже частенько заглядывать к нему в гости по вечерам, не было мысли, что это может во что-то вылиться. Ведь мне просто нравилось трахаться с ним. И каким для меня было шоком услышать, что мы якобы «встречаемся». Помнится я тогда поперхнулся пивом. Пришлось сразу дать понять, что я так не считаю. И долгое время мы не пересекались. Никто из нас двоих не звонил и не писал. За тот промежуток времени довелось побывать в нескольких барах и клубах в поисках дырки на одну ночь, однако, мысли о миловидном рыжеволосом парнишке с веснушками и родинками по всему телу не покидали голову. И я не знаю, что это было: то ли судьба, то ли какое-то нелепое стечение обстоятельств, но встретились мы на остановке неподалёку от его дома. Сам даже не помню, как вообще там оказался. Наверняка я был жутко пьян. Это была ранняя весна. Дождь, грязь, ещё не покинувший улицы мокрый серый снег. У нас тогда возник какой-то незамысловатый короткий разговор, в конце которого Игорь в итоге пригласил к себе домой. И ежу понятно, что последовало за этим. В тот день мне пришло осознание, что я не хочу с ним расставаться. Терять его. Поэтому предложение встречаться он принял охотно. Сразу. Не задумываясь. Как и я, не задумываясь, выпалил эту фразу. Опять накатывает тошнота. И почему именно сейчас я это всё вспоминаю? Почему я испытываю сейчас такое мерзкое чувство, как… сожаление? Я действительно жалею? Всё хорошее и плохое, что было и есть между нами, всю историю этих отношений перечёркивает лишь одна сегодняшняя сцена из клуба. Сцена, в которой я, ужратый в говно, зажимаю в мужском зассаном толчке молодого парня, предложившего мне «уединиться». Помню у него был пирсинг в ушах, ещё лабрет и рыжие волосы, но крашеные. У Игоря же были настоящими. Вновь ощущаю нервозность в теле, а ещё головную боль, и решаюсь всё-таки сходить в душ в надежде, что удастся смыть с себя эту грязь и воспоминания…***
Тёплая вода помогла откинуть боль в голове на второй план. Чисто на фоне. Словно надоевшая музыка из радио. Но струи никак не справлялись с потоком мыслей, крутящимися по кругу. И мне казалось, что они смеются надо мной, своими кадрами заставляя всё чаще и чаще возвращаться в ненавистный мне случай этим вечером: чужое тепло, пёстрая одежда, горячие поцелуи, прикосновения, полные похоти до краёв сознания… И не могу остановить это. Продолжаю вспоминать. Сначала о том парне, потом об Игоре… Вновь вижу перед собой стоящего на коленях и отсасывающего мне незнакомого человека, затем резко возникает сцена, где Игорь встречает меня с работы и интересуется голоден ли я. Почему-то мысли о нём не остановили меня тогда. Не остановило даже знание того, что я в отношениях. И что Игорь ждал меня сегодня домой. Кручу запотевшие краники, стараясь сделать воду погорячее, чтобы пар начал согревать тело. С волос падают прозрачные мелкие капли, щекотящие лицо. Смахиваю их с лица двумя ладонями. Глубокий вдох… выдох… Да… В последнее время мы часто ссорились, и дома витало ощутимое даже кожей напряжение. И мы оба уставали от этого. Навалилась куча работы, нехватка денег на кредит, а отсутствие выходных за последние две недели не могло позволить расслабиться ни Игорю, ни мне. Раздражение и неудовлетворение всем вокруг я приносил с собой домой. Естественно не получалось избегать раздоров между нами, заставлявших после ощущать только вкус обиды и разочарования, отчаяния и нежелания контактировать друг с другом вообще. Да. Мы слишком много ругались… По разным причинам. Мне было очень тяжело и ненавистно выносить его придирки по поводу перегара после работы. Да, выпил с коллегами, да, засиделся, да, не позвонил и не предупредил, что буду поздно. Но какая нахуй разница? Мне хватает стресса и прочего дерьма на работе, почему я должен испытывать тот же самый негатив ещё и по приходу домой? Когда единственной отрадой для меня было всего лишь его присутствие рядом. А в итоге оно просто меня бесило. Агрессивно перекрываю воду и выхожу из ванной в одном полотенце, ёжась от прохлады в квартире. Вновь иду на кухню с намерением закрыть окна, взгляд цепляется за всё ещё одиноко стоящую на столе кружку с ананасами. Устало сажусь на диванчик, беру лежавшую рядом пачку винстона и вытягиваю одну. Голова чуть остыла и освежилась. Кислый вкус блевоты сменила зубная паста, и я уже не чувствовал себя таким пьяным. Пока сигарета медленно тлела, пачкая пеплом белый столик, тело всё ещё пребывало в тревожном состоянии. С какой вообще целью я крутил про себя моменты нашей совместной жизни, акцентируясь чисто на плохом? Наверное с целью найти своему поступку хоть какое-то весомое оправдание, эгоистично пытаясь отвести от себя стрелки, якобы это он меня довёл… Я поддался этому искушению, отбросив всё, что могло как-то помешать моему действию. Преисполненный чувством облегчения и кайфа я выходил из кабинки, на ходу застёгивая ширинку, не сразу отдавая себе отчёт в том, что натворил… Сейчас, вспоминая всё это, прокручивая раз за разом словно короткое видео в новостной ленте инстаграма, мне вновь хочется блевать. Хочется засунуть пальцы в рот и выблевать полностью всю ту хуйню, которую я употребил сегодня, вместе с каждой извилиной, чуть ли не детально запомнившей этот вечер. Потому что не могу себе представить, как появлюсь потом перед его выразительными карими глазами, как смогу подавить это воспоминание в себе. Потому что мерзость по отношению к собственной персоне мне теперь некуда деть. И как от неё избавиться я не знаю… А может рассказать обо всём? Рука, держащая сигарету, резко дёргается. Не смогу. Нет. Точно не смогу. Как эта мысль вообще пришла в голову? Мне легче убить себя кухонным ножом, которым Игорь постоянно режет свои проклятые овощи, нежели узреть полный отчаяния и разочарования взгляд, эти дрожащие губы и обиду в глазах, заполняющую доверху худую грудь словно смертельный яд. Ведь он такой мягкий по натуре, всё принимающий близко к сердцу… Нет. Не смогу рассказать. Я определённо не смогу рассказать. Потому что он тут же бросит меня. Он, не терпящий предательства и секретов, просящий всегда говорить правду, ни за что меня не простит. Не сможет жить с этим. Как и я, атакуемый собственными мыслями, не смогу жить с таким грузом и чувством вины перед ним. Ведь это я во всём виноват. Я мог остановиться, просто сказать «нет», просто оттолкнуть, просто уйти, просто… Снова это накатывающее чувство вины, поражающее полностью клетки мозга. Зачем я только заговорил с тем парнем? Я ведь не собирался. Правда не собирался. Хотел сразу вернуться домой, к Игорю, застать перед компьютером, поужинать и лечь спать… Ничего бы не произошло, если бы я просто остался дома. Мне бы не пришлось ни о чём жалеть и испытывать все эти угрызения совести, которые я так давно не чувствовал и которые в себе ненавижу. Конечно Игорь ни о чём не догадывается и вряд ли узнает, если просто… просто промолчать. Не вдаваться в подробности, когда придёт время небольшого допроса о прошедшем вечере. Просто сделать вид, будто ничего не произошло. Будто я просто набухался в очередной раз. — Ты вернулся? Тяжёлая голова, облокотившаяся о руку на спинке дивана, тут же поворачивается к выходу из кухни. Передо мной Игорь: в одних трусах и тапочках. Рыжие волосы растрёпаны, глаза красные, а веки слегка припухшие, будто плакал перед сном или сидел всю ночь за экраном компьютера. Смотрит сонно, ёжится от утренней прохлады на кухне, а я наблюдаю за тем, как завораживающе покрывается мелкими мурашками его молочная кожа, как затвердевают соски… — Просил же не курить на кухне, — произносит это скорее как устаревший факт, нежели упрёк. Ответить мне нечего. Просто провожаю взглядом его тело, проходящее мимо. Становится спиной ко мне, наливает в прозрачный бокал воду из графина, не спеша выпивает, а я ловлю себя на мысли, что прямо сейчас хочу его обнять. Просто подойти и со спины взять в охапку обеими руками, прикрыть глаза и уткнуться носом в нежную шею, вдохнуть запах тела, почувствовать аромат геля для душа, которым Игорь постоянно пользуется. И несомненно позволит, будет покорно стоять, пока мне не надоест. Пока я не рассмотрю все веснушки и родинки на его спине. Взгляд падает на синие боксёры, обтягивающие подтянутые ягодицы. Кажется, у меня встал. Чёрт, блять! Ну, что за мудак?! Хочу его даже после того, что было. Ощущаю себя максимально мерзким человеком. Нет, даже не человеком. Животным. — Докуривай и пошли спать, — говорит на удивление спокойно и так тихо, как будто мы дома не одни. — Да, — отвечаю тебе также спокойно, не веря тому, что не получил сейчас упрёков в свой адрес. Фигура Игоря исчезает из поля зрения. Тушу очередной бычок в ту же кружку и плетусь за ним в комнату. Откидываю влажное полотенце куда-то на стул, обессиленно падая на свою половину кровати, долгое время гляжу на потолок, а затем поворачиваю голову к Игорю. Долго блуждаю уставшими глазами по его голой спине и, вновь сглатывая комок отчаяния и мерзости, не решаюсь по привычке прижаться и обнять. А ведь мы всегда так засыпали, но… …я грязный. Отворачиваюсь в другую сторону, укрываясь одеялом. Наблюдаю за танцующими на светлых обоях тенями деревьев около нашего дома и вдруг вздрагиваю от чужого касания. Резко оборачиваюсь назад и задерживаю взгляд на карих глазах. — Что такое? — спрашиваю неуверенно. Задать вопрос получилось с большим трудом. Как будто любое моё слово сейчас могло выдать меня с потрохами. — Хотел обнять. От вопроса желание Игоря, кажется, тут же потухло, но движимая мною автономная сила заставляет схватить его за неуспевшую спрятаться руку, располагая на уровне торса. Закрываю глаза с надеждой, что завтрашнее утро позволит забыть всё, что было сегодня… Какое-то время я просто лежу, пытаясь поймать сон. И, казалось бы, почти удалось, однако, рука, принадлежащая не мне и блуждающая по животу, спускающаяся всё ниже и ниже, дала понять, что я всё ещё в сознании. — Ты чего? — спрашиваю это, обернувшись назад. Ответа не последовало. Просто накрывает мои губы своими. Мягко и нежно, чуть ли не целомудренно. Поглаживает моё плечо и жмётся ещё ближе, заставляя бедром ощутить его возбуждение. Не могу противиться: открываю рот, пропуская горячий язык. Мы целуемся довольно долго. До тех пор, пока у меня радикальным образом не сносит ещё не до конца протрезвевшую башню. Буквально мгновение, и Игорь оказывается подо мной. Нежный, хрупкий, красивый, с полными вожделения глазами. Наклоняюсь к его губам, и он принимает поцелуй, а я стараюсь не обращать внимание на дрожь в руках. Хрен знает по какой причине она сейчас вообще появилась. Возможно моим телом всё ещё движет наивный страх и мерзость по отношению к себе. Даже после душа, будучи чистым и свежим, я не перестаю ощущать это липкое отвратительное чувство, закравшееся в самую глубь мозга, отдающееся в каждый мать его позвонок. Оно придавливает невидимым камнем тело всё ниже и ниже, намереваясь раздавить и поглотить полностью человека под собой. С трудом отпугиваю эту грязь, возникшую в голове столь спонтанно, но уже так долго занимающую каждый уголок моей прогнившей сущности. — Хочу тебя, — говорит это шёпотом, почти беззвучно. Настолько сладко произносит одними губами, что все гадкие, противные мысли и воспоминания, осевшие во мне пеплом после костра, улетучиваются мгновенно, как если бы опытный художник нанёс на листок бумаги неуверенную и неидеальную линию, которую тут же стёр одним простым движением. Прижимаюсь к нему полностью, ощущая прохладу чужой кожи, её гладкость и шелковистость. Грех не провести по ней руками, насыщаясь сладкой чистотой, которую Игорь охотно отдаёт мне всю без остатка. Мне, мерзкому и ужасному, ничего не имеющему за спиной, не заслуживающему такого отношения, обладающему ничем выразительным, за что можно было бы зацепиться такому человеку, как он. Инстинктивно поднимает бёдра, скрестив ноги за моей спиной, и я чувствую, как мой возбуждённый член касается его плоти. Обхватываю их обеими руками, плюю на нежность и филигранность, сразу заводя такой бешеный темп движения, что Игорь невольно захлёбывается громким стоном. Тут же зажимает рот собственной рукой. Да, стены в нашем доме довольно тонкие, поэтому разбудить соседей было последним желанием в жизни на данный момент. Кусает тонкие губы, ёрзает по простыни и выгибается всем телом, как бы умоляя не останавливаться. Резко убираю руку в момент, когда он уже близок к концу. С глубокой досадой мычит мне в губы, а потом, будто в наказание за действие, кусает за нижнюю так, что её простреливает лёгкой, но приятной болью, расползающейся по телу словно виноградный плющ по ржавому забору. Флакон смазки у нас всегда находился около кровати, поэтому нашёл я его в темноте очень быстро, как и презерватив в полке близ стоящей тумбочки. — Стой, — говорит мне и хватает за руку. — Что такое? — спрашиваю, пребывая в полном недоумении. — Давай без него… Неуверенно и даже с какой-то укоризной в глазах смотрит на фиолетовый квадратик в моих пальцах, но хватка на руке ослабевает, позволяя мне принять решение и перенять инициативу. Однако сейчас я был готов выполнить любое его желание. Пусть даже совершенно чуждое и противящееся моей натуре. Классный способ извиниться, Антон. Еле заметно мотаю головой, как если бы несуществующая чёлка попала мне на лоб. Бросаю презерватив куда-то на пол, щёлкаю крышкой флакона, наливая охладевшую вязкую жидкость на ладонь, размазываю по пальцам и, дождавшись, когда потеплеет в руках, спускаюсь к его ягодицам. Тут же охает и комкает в руках простынь, пока мои пальцы массируют гладкую и влажную от смазки дырку. Пока не вхожу, просто дразню лёгкими поглаживаниями, понимая, как Игорю неловко от стекающей под мошонку жидкости. — Прекрати издеваться, — выдаёт почти что злобно, но с открытым наслаждением. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — целую в шею, плечо, носом проходясь по линии ключицы. — Вставь их уже… Повинуюсь как раб своему господину, проталкивая средний почти до конца, и удивляюсь тому, как внутри свободно. Практически всем весом падаю на Игоря, утыкаясь лицом в подушку под его головой. Снова это пожирающее чувство вины изнутри… Он готовился, ждал меня, он хотел, а я… До боли в ладони сжимаю пальцы свободной руки в кулак, кусая собственные губы, пытаясь вызвать боль, которая поможет стереть всё ненавистное из памяти. Тщетно. Усилием воли заставляю себя приподняться и цепляюсь взглядом за покрасневшие щёки Игоря, его приоткрытый рот, из которого вырываются сдерживаемые стоны и короткие выдохи. Нежно касаюсь его губ, будто спрашивая разрешения, и тут же добавляю второй палец, кайфуя от чужой узости и горячих стенок, в голове представляя, как буду входить в него. Я честно готов пребывать в блаженном экстазе от одних только мыслей об этом. Когда я осознал, что Игорь достаточно растянут, то вылил небольшое количество смазки на член, растирая по всей длине. — Погоди, — вытягивает руку, касаясь моей груди, когда я уже был готов войти внутрь, — хочу на животе. — Будет больнее, — предупреждаю я, ахуевая от его заявлений. — Пожалуйста. Ну, раз я мысленно отметил про себя готовность подчиниться всем его желаниям, какими бы они ни были, то позволил ему повернуться ко мне спиной. Честно говоря, в такой позе мы занимались сексом крайне редко. Игорю она не особо нравилась, чаще всего заявляя, что неудобно и даже больно. Не знаю, что на него нашло, но долго над этим вопросом я не раздумывал, потому что вид, открывшийся мне только что, завораживал и возбуждал настолько сильно, что нетерпение ощущалось каждой клеткой тела. Нависаю сверху, рукой легонько нажимаю на его спину, Игорь подчиняется и прогибается подо мной. Какое-то короткое время просто любуюсь позой, а затем приставляю блестящую от геля головку к припухшей дырке и, не колеблясь ни секунды, сразу толкаюсь. Тепло внутри практически обжигает, но не приносит негативных ощущений, только лютый кайф и желание войти до конца, плевав на скрупулёзность и плавность в движениях. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Терпи, Антон, это Игорь, который не является фанатом боли. Игорь, с которым я позволял себе быть нежным и чутким во всех планах. Игорь, которому я позволял видеть все свои слабые стороны, не боясь осуждения и насмешки. Его руки, отчаянно вцепившиеся в подушку, дрожали, плечи съёжились, а веснушки плыли перед глазами, превращаясь в большое оранжевое пятно на спине. Всё ещё не вхожу до конца, пытаясь использовать всю выдержку на максимум, дабы дать возможность Игорю привыкнуть. Толкаюсь ещё раз: напрягается сильнее. Так, что я аж чувствую это собственным мать его членом. — Может… — выдаю я, не узнавая собственный голос, похожий на хрип, — лучше всё-таки… — Нет, — отвечает резко, не дав мне договорить, — хочу так. Делай, как тебе хочется. Боже, да что это с ним?! Единственный, кто тут должен повиноваться и пытаться угодить, так это я. Но пререкаться не стал. Просто позволил себе войти до упора, касаясь тазом его ягодиц. Приглушённо всхлипывает, сжимая руками ткань наволочки настолько сильно, что руки стали на два тона белее, чем вся остальная кожа. Не спеша двигаю бёдрами, вслушиваясь в каждый звук, срывающийся с чужих губ, пытаясь попасть в простату. И, когда я всё-таки прохожусь по ней головкой, Игорь сладко и до ужаса приторно произносит моё имя. Это произошло само собой. Неведомая пелена застелила глаза, разрешив мне двигаться быстрее и грубыми рывками впечатываться в тело под собой. Игорь скулил, кусал подушку, продолжал издеваться над постельным бельём, собирая его пальцами в охапку, отпуская и собирая вновь, выводя на постели узоры из светлых тканевых складок. Не разъехаться полностью его ногам помешали только мои руки, вовремя их подхватившие. Я вбивался в него почти ничего не видя перед собой, от наслаждения прикрыв глаза. Кажется, процесс поглотил и увлёк меня настолько сильно, что я не запомнил всю ту слащавую херню, что говорил ему сейчас, но не говорил до этого. Склонившись над ним, прижавшись всем телом, обхватив обеими руками, я шептал что-то про любовь, нежелание жить без него и страх потерять вовсе. Я кончил первым. Внутрь. И дойти Игорю до конца помог рукой, потому что темнота, поглотившая всё вокруг перед глазами, не позволила мне вовремя даже подумать об этом. И, когда мы уже обессилевшие и уставшие лежали рядом: я — глядя в бесконечный мрачный потолок, он — в сторону окна, не сменив положение, я внезапно приподнялся и потянулся к нему. — Прости, — говорю это, уткнувшись в вспотевшую спину Игоря, пальцами чувствуя, как мелки капли спермы вытекают из его задницы. — Не извиняйся, я сам попросил, — поворачивается и целует меня в губы. Наверное, в этот момент, полный нежных ощущений от поцелуя, было бы уместно вновь повторить те три слова, что я произнёс буквально пять минут назад, однако, сейчас они почему-то не лезли. — Я люблю тебя, — говорит он мне, глядя в глаза. Нахожу нежность и полное доверие в этом взгляде, позволяющее окунуться в мир, где отсутствует всё возможное плохое на свете. И не могу сдержать горькой улыбки в ответ, отчаянно пытаясь не обращать внимание на сгусток чёрной тени, спрятавшейся за мной и шепчущее на ухо то, о чём не то, что говорить, даже подумать мерзко. — И я тебя, — вырывается из моих уст. Легко и… впервые. Я никогда не говорил ему о том, что люблю. И забавен тот факт, что вырываются эти слова только после одного жалкого препятствия, которое строишь сам и на которое страшно даже наткнуться. Единственное, о чём я неустанно думал после душа и пары сигарет, пропущенных через лёгкие на балконе, это о том, что я смогу. Смогу пережить это в себе, пропустить сквозь каждую вену в теле. Пусть оно останется внутри и поглотит всё до последнего куска. Всё, что имеет мой организм. Вместе с душой. Но никогда и ни за что я не позволю себе разочаровать его. Лёжа в кровати, обнимая Игоря со спины, подпуская к себе блаженный сладкий сон, я уверял себя в том, что точно смогу. Я обязательно смогу…