Попробуем использовать ремень

      Николай был девственником. Никого он не ебал в свои-то двадцать с хвостиком лет. Зато его имели знатно. Например, когда преподаватель химии, жуткий Павел Вадимович Северюг, презрительно вырвал из рук студента шпаргалку, было ясно всем, брать будут жёстко и без вазелина.       Друг на другом конце кабинета поморщился. «Ох уж этот пидор» - читалось в его глазах. И не удивительно, Всеволод ненавидел химика. Мало того, что из-за этого хмыря его отчислили в прошлом году, так ещё и ходили слухи, что северный ветер преподавателя дует совсем не в сторону девушек.       А Николяю нравилось содержание сплетен. Если закрыть глаза и задуматься, то Северюг был очень даже ничего. Когда-то Коля думал, что если не сдаст с первого раза, то отдаст свой первый раз надменному ублюдку в качестве взятки. И когда Сева будет спрашивать, почему болит жопа, в ответ прозвучит невнятное «за конспектами отсидел».       Хотя сейчас Николай был готов взять слова обратно. Северюга надо было ебать. Жестко. Пока тот не забудет кислоты Бренстеда-Лоури, пока из головы не выпадут формулы термодинамической постоянной, а изо рта не польются грязные стоны. Ох, что бы Коля только не делал с химическим выродком…       Например, туго завязал бы руки попавшимися под руки наручниками. Хотя у кого они могут случайно лежать рядом? Разве что у полицейских, да и то на службе. А те пушистые из «Розового кролика», расположенного возле университета, подходят для любовных игрищ с более приятным партнёром, когда вы оба знаете, что поддаётесь. Например, с тем же историком. Уж кто-кто, а его лицо и характер поприятнее будут.       Тогда, может верёвка? Хотя и тут возникли бы проблемы. Последний раз верёвка в руках Николая была в классе одиннадцатом, и то это был не тонкий красный уж из всё того же секшопа, а удав-канат. Такой если и получится завязать на крепких запястьях Павла Вадимовича, то не крепко, да и выглядеть это будет не эротично-эстетично, а комично-непрактично. В общем, придумать ситуацию, где у Николая случайно в кармане оказалась верёвка для связывания было ещё труднее, чем выучить отличие истинных растворов от золей.       А галстук? Вещь, кстати, очень многофункциональная. За неё можно резко схватиться и притянуть ненавистного Северюга к себе, держать как собаку на поводке, а потом им же зафиксировать руки преподавателя где-то наверху, чтобы тот, как пленник восемнадцатого века, лишь слегка касался носками пола. Тогда Николаю открылась бы крайне нежный живот, от прикосновения к которому Павел покрылся бы мурашками, а его руки задрожали.       Сквозь сжатые от страха зубы он бы молил о пощаде… нет. Такие, как он, самого Господа просить не будут, а тут какой-то студент с потенциальной двойкой. Скорее уж с острого языка срывались бесчисленные проклятия. Как сейчас ругаются химики лет тридцати? «Пошёл нахуй»? Просто и лаконично. Но по этому направлению уже выдвинулся сам Северюг.       Николая бы такая строптивость не отпугнула, лишь раззадорила. Ох, знал бы Павел Вадимович, какими проклятьями сыпала вся их группа во время подготовки.       Вместо этого, чтобы приструнить заносчивого ублюдка, Николай схватил бы за эбонитовую палочку Северюга. Хотя постойте, эбонит же у физиков? Ну, Николай и до него доберётся точно, а сейчас вернёмся к, не побоюсь этого слова, максимально золотому члену химика. Почему золотому? Потому что тот из самодовольных соображений точно нанёс на него гальваническое покрытие, как на самое дорогое, что у него есть. Совесть же он уже потерял, больше ценного на нём ничего не было, даже ботинки – и то рублей шестьсот.       Так вот, Павел Вадимович от такого хамства сразу бы потерял дар речи. Не только потому, что здоровая рука Николая больно сжала член, но и из-за резкого подъёма его достоинства. Как же ему было бы стыдно от такой реакции, но поделать ничего бы не смог, ведь Николай уже вовсю принялся бы лапать половые органы преподавателя. Сначала через одежду, слыша над ухом скулёж и мат вперемежку, потом оценил бы обнажённую натуру, как на невольничьем рынке. И насколько крупная головка члена, и длину ствола, которая естественно не сравнится с Николаевской, и консистенцию яичек, и дрожащее колечко мышц сзади – ничего не ускользнуло бы от внимательного взгляда Николая. А Павел трясся бы от злости, пытался вырваться, но ноги тоже были крепко связаны ремнём.       Когда химика безвольно повернут так, как будет удобно студенту, его сердце пропустит удар. Ведь для профилактики поведения Николай пару раз ударит по напряжённым ягодицам чем-то тяжёлым, чтобы от хлопка закладывало в ушах. Наверное, пленник не только от обжигающей боли, но и испуга вскрикнет, забьётся раненной птицей, но Николай будет беспощаден. Как говорится, любишь на студентов кататься, люби и по морде получать. Ну, не совсем по лицу… Можно считать, что Николай просто промахнулся, раз эдак десять.       Когда экзекуция закончится, Павел Вадимович издаст всхлип облегчения, ведь он уже готов был потерять всякое самообладание. Однако Николай просто устал ждать, когда ему можно будет прочувствовать глубокий внутренний мир мучителя. Он разведёт опухшие ягодицы, от чего задница преподавателя вновь неприятно загорится, но эта боль ни с чем не сравнится с той, которую причиняет великое достоинство Николая, без спроса, даже без предварительного стука вторгнувшееся в тело Павла.       Его крик стоял бы в ушах, а на пол упали первые слезинки. Николай прижал бы преподавателя к стене, чтобы тот тёрся вставшими сосками о ткань дешёвой рубашки, от чего унижение и боль соединились бы с раздражением. Грубые толчки каждый раз вырывали всё новые мучительные стоны, да и сам Николай бы порыкивал зверем на ухо Северюгу. А тот не мог бы спрятаться, не мог бы сбежать. Ноги бы уже не касались пола, ведь химика буквально поднимало на достоинстве студента, от чего член заходил ещё глубже, где не бывал не только ни один мужчина, но даже проктолог не догадался посмотреть. И это приносило бы Павлу боль, граничащую с наслаждением, ведь Николаевский член всем дарил радость, счастье и невероятные ощущения.       Как ненасытная задница преподавателя поглощала семя Коля продумать не успел. Павел Вадимович подозвал его к себе вместе с билетом. Пришлось мычать что-то, надеясь на невесть откуда взявшуюся благосклонность химика. Да, ебал жёстко, но ему-то понравилось!       Ну ничего. Николай ещё доработает свои мысли, но уже сидя на пересдаче, ведь сегодня в его зачётке, а также в зачётке друга Севы, стояли прекрасные лебеди напротив фамилии и росписи Северюга. Жаль, что у них теперь стоять будет навряд ли скоро.