Беспокойные часы.

1. Что сгубило кошку?

Йолайн не хотела подниматься наверх. В это лютое время года сковавший весь Ишгард мороз загонял жителей города обратно в дома, а редкие авантюристы еще на подступах к воротам понимали, что Коста дель Соль им будет как-то поприятнее. Именно поэтому в гостинице “Седьмое небо” почти не пребывало никаких постояльцев. Старушка с радостью провела бы все сегодняшнее утро, нежась в гостевом креслице перед огромным камином и попивая горячий чай с сиропом. Но помимо ярого нежелания поднимать наверх себя и все свое недовольство, она все же… была ощутимо заинтригована тем, что может там увидеть. Этот гость появлялся в городе совсем нечасто, ежась от малейшего порыва холодного ветра, пряча мохнатые уши под капюшоном и при каждом удобном случае подбираясь поближе к пылающим жаровням. И такое поведение было настолько приземленным для героя всемирной величины, что пожилая женщина искренне хотела взглянуть на него хотя бы разочек, чтобы убедиться в том, что он похож на смертного. Пожелать ему доброго утра, если он уже проснулся. Подоткнуть ему одеяло, если он все еще спит. Она надеялась, что этой маленькой толикой внимания запомнится ему хотя бы чуть-чуть. Может быть, даже окажется у него на хорошем счету. А может быть, она получит больше чаевых или вообще какой-нибудь памятный подарок, привезенный из невероятных странствий, в которых непременно фигурируют метеориты и потоки лавы. Поэтому Йолайн не без труда поднялась с кресла, улыбнулась хмурому хозяину гостиницы и направилась в сторону лестницы, машинально смахнув со стола крохотный пучок соломы. Кромешная тишина верхних этажей быстро поглотила звуки общего зала, оставив старушку наедине с сонной полутьмой, с предвкушением увидеть что-то значимое и с ее собственными больными коленями. Гость выбрал самый обычный номер, без изысков, дополнительных комнат и даже не соблазнился камином побольше, ограничившись скромной печью с уходящим вверх дымоходом. От этого Йолайн стало еще любопытнее. Такая молчаливая и тихая девочка. Достигла неповторимых высот, но совсем-совсем ничего не требует от людей. Предпочитает уединение, несвойственное своему юному возрасту. Так мило. Почти как нормальный человек. Осторожно постучав в нужную дверь, сейчас наглухо запертую, старушка принялась терпеливо ждать, уловив смутный шорох и тихое шлепанье босых ног по ту сторону. Ох. Видимо, постоялица опять проснулась с самым рассветом и с тех пор так и не сомкнула глаз. Почему-то это вызывало некую досаду. В приоткрывшемся проеме двери не было видно ровным счетом ничего кроме бесформенных складок темного одеяла. А затем это самое одеяло зашевелилось и сползло с темно-рыжей макушки, продемонстрировав Йолайн желтые глаза, подернутые мутной поволокой и словно до сих пор спавшие. - Доброе утро, моя хорошая, - заворковала старушка, внимательно изучая уставшего Воина Света, который прямо сейчас стоял перед ней и пытался нашарить коврик под своими ногами. - Как тебе спалось? - Хорошо… - хрипло пробормотала девушка, медленно моргнув и явно все еще пребывая в своем собственном сновидении. - Все… все хорошо. - Ты не против, если я немного у тебя приберусь? - …Мне нужно будет выйти? - осторожно поинтересовалась гостья, еще быстрее зашарив ногой вокруг себя. - Нет-нет, я совсем ненадолго. Можешь посидеть на кровати, если хочешь. Ты меня даже и не заметишь… В комнате не было ни одной любопытной героической безделушки и все предметы мебели стояли на своих местах с дотошной правильностью. Даже поднос с едой. Даже еда на подносе. Ни одна картофелина не сменила свое местоположение с момента перемещения всей еды из кухонных горшков на эту самую тарелку. Старушка огорченно покачала головой и направилась к покрытым ледяными узорами окнам, чтобы отдернуть в сторону тяжелые шторы. А она ведь вчера так старалась, выбирала лучшее мясо и посуду… - По вечерам у меня… совсем пропадает аппетит, - неловко объяснилась девушка, заметив неодобрительный взгляд, адресованный хладным кускам оленины. В том, как осторожно постоялица присела на краешек кровати, по-прежнему кутаясь в одеяло, присутствовала какая-то безнадежная надломленность, но служанка была так рада перекинуться парой слов со знаменитостью, что даже не обратила на это внимание. - Ты неважно чувствуешь себя к концу дня? - быстро вопросила Йолайн, едва успев спрятать жажду повода для сплетен за материнской участливостью. Короткое молчание быстро прервалось и именно поэтому не успело стать слишком затянутым и странным. Со своего места старушка видела, как Воин Света медленно потирает переносицу двумя пальцами и словно пытается собрать воедино разбегающиеся мысли. - М-м… я сплю беспокойно… не могу расслабиться… каждую ночь словно попадаю в… - она говорила все тише и невнятнее, и последний кусочек объяснений Йолайн разобрать уже не смогла. Очень жаль. Вопреки ее надеждам ни в этой комнате, ни в самой девушке, в данный момент не отводящей взгляд от пола, не удалось отыскать ничего интригующего. После привычных хлопот номер гостиницы стал заметно светлее и жизнерадостнее, особенно когда старушка разожгла огонь в остывшей печи. Девушка по-прежнему сидела на кровати, изучая внутреннюю сторону своих ладоней и изредка переступая босыми ногами по холодному полу. Йолайн даже не уяснила в полной мере, что она наблюдает довольно редкую и уязвимую картину героя, у которого, оказывается, не все героически хорошо в жизни. Как-то ей было… гораздо ценнее просто впитать в себя само ее присутствие. И затем рассказать об этом подружкам. - Вечером я принесу тебе чашечку ромашкового чая, - успокаивающе проговорила она, почувствовав на себе грустный взгляд нечеловеческих глаз с вытянутыми вертикальными зрачками. - Еще поможет открыть окна на несколько минут перед сном. Свежий воздух выветрит из твоей светлой головы тяжелые мысли. И засыпать станет гораздо легче. Девушка вяло улыбнулась и поблагодарила Йолайн за заботу и советы. Старушка бегло оглядела комнату напоследок, по-доброму кивнула постоялице на прощание и направилась к порогу, стараясь не выглядеть слишком раздосадованной… *** …и нисколько при этом не заметив, как уставшее и улыбающееся лицо Литты стремительно меркнет и каменеет, проявляя все загнанные глубоко внутрь переживания. Девушка накрыла ладонями пылающие веки и глухо зарычала, едва за неестественно-сострадательной женщиной закрылась дверь номера. Голова шла кругом и отказывалась соображать внятно, так что даже участвовать в будничном разговоре было слишком сложно. Да и сидеть было несколько неудобно, потому что ей настойчиво казалось, что ее тело прямо сейчас должно быть в несколько другом положении и состоянии, частично обездвиженное и покрытое обрывками бинтов. Проклятье. Ее пугал уже сам вид кровати и перспектива опускать свою голову на подушку каждый вечер. Но если она проведет несколько ночей без сна, то чувство нехватки чего-то важного неизбежно начнет съедать ее изнутри, и закрадывалось подозрение, что дело тут вовсе не в самой необходимости отдохнуть. Ведь ей, как бы это помягче сказать, не отдыхается, когда она спит! Девушке пришлось перебраться в Ишгард, предварительно выяснив, что Эмерик очень своевременно отбыл по практически всегда неотложным мугловским делам. Она не смогла бы смотреть в его синие глаза и врать о том, что ее привлекли сюда славные воспоминания о заснеженных скалах Дравании и о своем собственном хвосте, в определенный момент примерзшем к заледеневшей ступеньке городского собора. Потому что дело было не в ее желании побывать в гостях у дома де Фортемпс, а в том, что она, черт возьми, начала стонать по ночам. Когда постояльцы в гостинице Лимсы Ломинсы начали деликатно спрашивать, все ли у нее в порядке и как зовут то чудовище, которое мучает ее так, что это становится слышно через открытое окно, то Литта поначалу приобрела цвет тех самых анемонов, которые она слопала прямо с клумбы несколько недель назад. А затем, уговорив себя не сигать с разбегу в то же открытое окно, вопя при этом: “Хайдалин, добей меня!” - скрипнула зубами и поняла, что ей пришла пора менять дислокацию. Если она замурует себя в номере жаркой Лимсы, то с высокой вероятностью сгорит до пепла в собственном сне, не имея возможности обеспечить себе приток свежего морского воздуха. Если она запрется в своем собственном доме в Гридании, избавившись от риска нежелательных свидетелей… то, скорее всего, рехнется, оставшись один на один с кроватью и почти полной изоляцией. А если она расскажет об этом доверенным лицам, то они, скорее всего, решат проблему радикальным способом. Совсем не так, как хотелось бы ей. Она до сих пор надеялась… пробиться к одному конкретному выходу из сложившейся ситуации, но совсем не видела этого самого выхода. Тащила неподъемное тело по стеклянной поверхности неизвестной звезды, скребла ногтями по блестящему покрову под собой, и каждый раз все заканчивалось тем, что ее отшвыривало назад, в самое начало, словно человека, пытающегося вкатить на гору круглый валун. Ничего не помогало и не способствовало. Какой уж там чай с ромашкой. Она пробовала даже маковое молоко и тот дурман, которым обычно поят людей, мучающихся от боли в переломанных конечностях. Но ничего из этого не хватало для того, чтобы провалиться в сон достаточно глубоко и чтобы продвинуться в этом сне достаточно далеко. Ничего не работает. Ничего не помогает. Она… она уже не знает, что еще можно предпринять. Общий зал первого этажа встретил ее огоньками свечей, полыханием камина в углу и абсолютным отсутствием каких-либо людей, кроме парочки заспанных служанок. Мрачная словно туча кирпичного цвета, мико’тэ приземлилась за ближайший столик, не спеша выбираться на улицу по причине беспощадного холода на этой самой улице. В голове возник уже знакомый план вкатить в себя какое-нибудь убойное зелье на спирту в надежде уснуть мертвым сном, но пока что она ограничилась только кружкой какао, вняв немым мольбам своей же печени. Весь этот ночной сценарий стал проходить… несколько хуже. Уже то, что ей пришлось сняться с насиженного места в Лимсе, на это указывало. Она подозревала, что многократное повторение одних и тех же событий оставляет след и в ее душе, и в душе того, кто эти события с ней разделял. А еще на подозревала, что Зенос… учится на этих повторениях. Укладывает в своей бессовестной неумирающей голове каждый нюанс их “общения”, делая себя еще опаснее, чем было до этого. Если в самом начале всей этой нездоровой ситуации ее крыша ехала всего-то несколько раз за неделю, то сейчас каждое без исключения утро Литта просыпалась с кипящими мозгами и лихорадочным жаром, расходящимся волнами по ватному телу. Он, черт возьми, слишком многое разузнал и понял. Впаял в свою память всю карту ее нервных окончаний. Он теперь знает, как вывести ее из строя безо всякого оружия, и от осознания собственной незащищенности у нее просто-напросто пересыхало в горле. И еще хуже было то, что она тоже многое поняла про него, хотя изо всех сил старалась выбросить эти факты из головы. По крайней мере, ей очень наглядно стало ясно, почему он так любит закрывать свою шею высокими воротниками и волной собственных волос. И почему он вешает на себя столько холодящих кожу украшений. Лучше бы она… течение эфирных потоков понимала так же легко, как это все. “Эмет, ниспошли мне подсказку. Мне плевать, что ты мертв… потому что еще немного, и подохну уже я,” - мрачно подытожила она, прижимаясь губами к горячей керамической кружке. Как раз в тот момент, когда ароматное какао добралось до края кружки, на макушку Литты с прискорбно прижатыми ушами приземлилась чья-то холодная когтистая лапа. Мико’тэ беззлобно заворчала, почувствовав как ее волосы кто-то бесцеремонно ерошит, задевая кожу головы гранями пластинчатой перчатки. Ее ворчание плавно усилилось, когда ее ухо попытались почесать, словно добродушной дворняге, но от кружки она упрямо не отлеплялась. В конце концов прямо над ней раздалось очень знакомое хмыканье, и на расположенный перед ней стул с еле слышным скрежетом доспехов приземлился нарушитель спокойствия, задев ее нос едва ощутимым запахом древней драконьей крови. - Не ожидал, Литта, - Эстиниен еле заметно улыбнулся, вытянув под столом ноги и расслабленно ссунувшись на стуле. - Что стряслось? Уже не можешь позволить себе королевские покои в Лимсе? - Я не могу позволить себе нормальный сон. Решила пожить там, где укромно и темно, - тихо ответила она, ощутив облегчение от того, что разговаривает именно с ним. Как-то даже посвободнее дышать стало. - А ты-то здесь что забыл? - Хм-м… Даже не знаю, - он отстраненно обвел взглядом темный пустой зал позади девушки, нисколько не изменившись в лице. - Должно быть, я почувствовал немой зов небес. И понял, что должен немедленно сюда явиться. Литта уставилась на него с такой остолбенелой настороженностью, что ее старый друг поспешил со второй частью своей речи: - Шутка. Я пришел увидеть Эмерика. - Его нет в городе, Эстиниен, - ответила она вполголоса, заметно расслабившись. - А где он? - Мохнатые летучие твари взяли его в заложники, - без особой нежности проинформировала мико’тэ, понимая, что Эмерику в данный момент не позавидуешь. - Муглы-то? - хмурый элезен недобро усмехнулся. - Да он же всем наплел. Нежится небось в новых купальнях уже неделю. - Откуда ты это знаешь? - Я специально для этого подарил ему купальный костюм из Тавнаира. - Розовый? - Разумеется. Девушка хрюкнула прямо в кружку. Его изобличающим откровениям она не поверила ни на йоту, будучи убежденная в том, что Эстиниен никогда не подарит своему другу что-либо из вопиюще странной одежды. Серебристые волосы элезена тускло поблескивали в неровном свете свечей, беспорядочно рассыпавшись по наплечникам и заметно контрастируя на фоне вороненой стали. А спокойный будничный взгляд, быстро метнувшийся в сторону открывшейся двери, четко дал понять, что он по-прежнему не изменяет своим давним бдительным привычкам. От его присутствия безысходная тяжесть в ее душе постепенно растворялась и телесная слабость, мучившая ее еще с ночи, наконец-то начала исчезать. Хайдалин, как же хорошо, что это именно он. В присутствии кого-то другого ей бы стало не только тяжело вдвойне, но еще и стыдно за саму себя. Каким-то чудесным образом оказалось, что именно Эстиниену выпал жребий видеть благовоспитанного и непогрешимого Воина Света в самых непригодных для общества положениях во время приключений в Дравании и в землях тех же муглов. Собственно, именно он тогда и отдирал ее примерзший хвост от ступеней собора, поливая заиндевевшую шерсть горячим овощным супом, ибо ничего другого поблизости не нашлось. Кажется, он даже стал невольным свидетелем момента, когда она отцепила от себя самого миленького и пушистого, но весьма кровожадного мугла и пребольно его треснула, ухватив за красный помпон. А затем стиснула в объятиях и зашлась в лепечущих извинениях, несмотря на ожесточенные попытки треснутого проткнуть ее бок рапирой. Впрочем, в увиденном он не признался, да и, судя по всему, никогда не признается. Общий наставник, одинаковый выбор в оружии, идентичный стиль боя и невозможно противный грибной бульон, выхлебанный ими из одного котелка где-то посреди ночных гор - все это непроизвольно перевело их обоих в статус близких родственников… что сильно упрощало некоторые треволнения мико’тэ по определенным вопросам. - Как-то ты потускнела, Литта, - раздался в тишине негромкий задумчивый голос ее собрата. Носок шипастого сапога едва ощутимо коснулся ноги девушки, ненавязчиво возвращая ее в настоящее время. - Что ты имеешь ввиду? - вопросила она с неумело разыгранным недоумением, сжимая кружку обеими руками и понадеявшись на не такую уж острую проницательность своего собеседника. - Едва шевелишься, киснешь тут в одиночестве, не отвечаешь на письма, - негромко перечислил Эстиниен ее застигнутому врасплох лицу. В его приглушенном и тихом голосе не ощущалось ни капли упрека, и это было чуть-чуть успокаивающе. - Я ничего не смыслю в тонкостях магии, но все же вижу, что ты будто… поугасла. Ты начала гаснуть с момента возвращения на нашу звезду, Литта. Словно и не одерживала никакой победы. Девушка молча сверлила его немигающим взглядом исподлобья, устало размышляя над тем, куда ей следует бежать уже из Ишгарда, поджав уши и хвост. Она не хотела, чтобы кто-то из ее друзей увидел ее в таком состоянии. И честно говоря, даже не продумала, что говорить в том случае, если кто-либо из Сионов отыщет ее и потребует прямого ответа на свои переживания. Они обычно… не осмеливались так близко подступать к тем границам, которые в большинстве своем сами и обозначили. Говоря по чести, мико’тэ и сама прекрасно чувствовала, что дела ее не очень. Энергии с каждым днем становилось все меньше, что прекрасно объяснялось снами, в которых она вовлекается в отталкивающе увлекательную активность, а порой и вовсе оказывается на пороге смерти. Она попросту не может нормально отдохнуть уже которую неделю. И, кажется, слегка едет мозгами, потому что буквально пару дней назад, проходя мимо зеркала в коридоре, с содроганием успела заметить золотистые пряди волос, промелькнувшие в отражении на самом краю ее зрения. Но девушка полагала, что по ее внешнему виду ничего нельзя было заметить. Возможно, Эстиниен говорит вовсе не об ее внешнем виде, но даже сам этого до конца не понимает. Может быть… если попробовать толково сформулировать… Нет-нет, это дурацкая идея. Никто не должен знать. Никто ей не… - Итак, Литта… Что у тебя стряслось? - она подняла взгляд обратно, вынырнув из своих граничащих с отчаянием размышлений, и не сумела скрыть промелькнувшую в глазах беспомощность. - Я никому не скажу. Даю слово того, кто съел вместе с тобой тот проклятущий грибной бульон. Девушка несмело улыбнулась, но почти сразу вновь посерьезнела, пытливо изучая его худое угловатое лицо и понимая, что если она молча покинет это место, оставив своего друга без ответа, то только сделает себе хуже. Отказ от предложенной помощи обрушит моральный дух и окончательно лишит ее всех оставшихся сил. Еще пара дней, быть может неделя, и она попросту не сможет проснуться. Навеки провалится в бесконечное кольцо снов, от которых, возможно, не будет избавления даже в самом эфирном море. - Я… я договорилась о… - было тяжело впервые проговаривать вслух то, что она уже столько времени хранила в тайне, но Литта честно старалась, принуждая голос звучать достаточно твердо. - …Я договорилась о том, чтобы отправиться в путешествие с… с одним человеком. У меня не получается явиться на встречу с ним… и я не могу понять причину. Словно меня ограждает что-то невидимое. Что-то, не похожее на магию. Я ломаю над этим голову каждый день. Ни у кого не могу спросить, что мне делать. - Почему? - Потому что тогда меня попытаются остановить, - с горечью ответила она, ощутив мучительное чувство внутри себя, словно что-то незаметное, но очень цепкое, тянуло ее в две противоположные стороны сразу. - Как будто тебя вообще кто-то может остановить, Литта… - все это время элезен слушал ее с уже привычной сосредоточенностью, наклонившись вперед и положив руку на поверхность стола. Серо-голубые глаза сощурились, внимательно изучая ее потускневший облик. - Можно подумать, ты планируешь закончить свое путешествие уничтожением какой-нибудь звезды. - Я - нет, - отчеканила она с окаменевшим лицом. Эстиниен медленно склонил голову набок, поняв, что ей стало как-то совсем не весело от такого шуточного прогноза. А затем, изучив лихорадочный мечущийся огонек в глубине желтых кошачьих глаз, медленно прошелся закованной в металл ладонью по гладкому столу. Царапнул полированное дерево когтями и выпрямился, собираясь вставать. - Пребывание во тьме и холоде губительно для тех, кого что-то изводит, - емко пояснил он, явно основываясь на своем собственном безрадостном опыте. - Для начала снимем с тебя хотя бы эту ношу. Поэтому… Он простер руку в приглашающем жесте, так похоже изобразив обходительные манеры Эмерика, что девушка не смогла больше сохранять суровое лицо и поднялась на ноги одновременно с ним, моментально включаясь в игру и поддерживая обеими руками невидимые юбки пышного платья. - Ах, отведете меня на свою скучную работу, сэр рыцарь? - Конечно. Мне как раз нужно кое-кого там спасти. А ведь спасать кого-то - это прямое призвание Воина Света, разве нет? *** - Нет, - невозмутимо ответила Литта, не отвлекаясь от осмотра и упрямо игнорируя то, как “нечто” с завидным упорством ищет способ потоптаться по ее ноге. Возникало ощущение, что на ее колено безуспешно пытается влезть камень в форме цилиндра, почему-то оснащенный четырьмя коротенькими толстыми ножками и хвостом. Со стороны рынка снова повеяло шлейфом насыщенных пряных специй, которые моментально защекотали чувствительный к таким ароматам нос. Усевшись поудобнее на циновке, расстеленной прямо на подсохшей земле, Литта заглянула в нужное ей место уже с другой точки обзора. Стойко пренебрегая при этом бессловесными просьбами следующего пациента одарить его толикой причитающейся ему заботы. - Отстань, - кажется, ее штанину попытались пожевать, но особо в этом не преуспели, не сумев охватить челюстями все ее бедро. Девушка убедилась в том, что и в этом экземпляре нет ничего, требующего повышенного внимания и, наконец, опустила его обратно на кучку свежих пальмовых листьев, окружавших крохотное искусственное болотце. А затем выудила из мешка свежий лист хрустящего, почти что белого салата и отправила его прямиком в раскрытую пасть миниатюрного бегемота, который все это время упрямо старался привлечь ее внимание. Бегемотиков вокруг нее столпилось столько, что кое-где под ними совсем не было видно земли. Мико’тэ не могла понять, как она ухитрилась проморгать такое внушительное низкорослое стадо в более ранние посещения пестрящего фонтанами Радз-ат-Хана. Большинство окруживших ее животных пребывало под непроходящим впечатлением от прибытия незнакомой гостьи в их загоны, поэтому почти все время недвижно таращилось на нее выпуклыми черными глазами, методично поглощая подаренный салат. Однако как минимум четверть всего населения этой заболоченной территории быстро обнаглела и к настоящему моменту успела пожевать на ней абсолютно все, включая носки сапог. - И давно уже их угощают конфетами? - Понятия не имею. Мы только сегодняшним утром заметили, как их подкармливали купцы из Таналана. Боюсь, с этим наплывом приезжих и резким расцветом торговли бегемоты уже несколько дней как питаются леденцами и мороженым. Что же… придется переместить загоны подальше от базара. - У этого тоже ничего нет, - проинформировала девушка с таким важным видом, будто ее нисколько не забавляет сложившаяся ситуация, и одним движением нацепила на округлое ухо осмотренного бегемотика яркий зеленый бант, пока тот радостно пялился на нее и хлопал ресницами. - Все зубы выглядят здоровыми. И десны тоже. - Обнадеживающе, - Эстиниен ухитрялся участвовать в “медосмотре”, абсолютно не пачкая свое новое убранство. В синей расшитой безрукавке Тавнаира и с подобранными волосами он приобрел несколько менее дикий, но чуть более неловкий вид. Словно ему было куда привычнее расхаживать в своих шипастых доспехах, и даже духота царящих вокруг джунглей не делала эти самые доспехи менее комфортными. Литта спокойно переносила даже самое адское пекло, облачившись в глухую консервную банку, и могла с трудом поверить в то, что элезену Ишгарда было так уж легко носить на себе несколько слоев горячего металла. Впрочем, вот уже третья группа хихикающих девочек, сгрудившихся за высокой изгородью, окаймлявшей центральную дорогу, не разделяла сочувствующих наблюдений Литты. Кажется, их в Эстиниене все устраивало. Особенно отсутствие рукавов. - Бегемоты в этом городе - не самое интересное зрелище, - буднично резюмировала мико’тэ, опустив взгляд ниже и углядев полоску светлой кожи, открывшейся под узлом синей безрукавки. - О чем ты? - Я о том, что Варшанн в своем истинном облике уж точно приковал бы к себе все внимание, - быстро свернув в сторону от неловкого разговора, девушка аккуратно вытащила из пасти очередного коротконогого сладкоежки свой рукав и потянулась за следующим зеленым бантом. - Варшанн отбыл к алхимикам на побережье на пару дней. Почему-то отказался, чтобы я его сопроводил, - ее напарник по бегемотам успел закончить осмотр и поднялся во весь свой немаленький рост, вызвав краткий испуг у окружившего их стада, и новую волну хихиканья у изгороди. Пока эльф разглядывал толпу прячущих взгляды девчонок с хмурым недоумением, Литта успела проверить последнюю пару животных и теперь просто показывала их полным надежды глазам свои испачканные руки, демонстрируя полное отсутствие каких-либо конфеток. - Ваше счастье, что вы все здоровы. Одному только не повезло, - девушка обернулась назад и с жалостью поглядела на единственного заболевшего бегемота, настолько крохотного, что его почти не было видно в ворохе пальмовых листьев. - Что же ты такое сжевал? Бегемот печально глянул в ее сторону и вяло опустил голову обратно на копну измятой листвы, безуспешно попытавшись стряхнуть с уха огненно-красный бант. Все это вкупе с заметно опухшей половиной круглой мордашки являло собой весьма грустную картину, предвещавшую скорый приход ветеринара. Что ж, пора бы признать, что Эстиниен был прав. Сидя в темноте комнаты в гостинице Ишгарда и пялясь в стену с застарелыми пятнами от вина на дереве, Литта точно не смогла бы не то, что улучшить свое душевное состояние, но даже хотя бы малость освежить голову. А сейчас, пробыв пару часов по уши в грязи и занявшись примитивной работой на солнцепеке в компании салата, бегемотов и насупленного элезена, она почувствовала, что ее проблема хоть и осталась нерешенной, но теперь казалась как будто бы менее… давящей. И сил немного прибавилось. - Скажи мне, Литта, - задумчиво выдал Эстиниен в пространство, вытирая руки куском грязной ткани, явно бывшим ранее еще одной синей безрукавкой. - Тот человек, с которым ты отправишься в путешествие, знаком мне? Девушка мигом посерьезнела и попыталась выглядеть не слишком виновато. Как-то она поспешила с выводами о том, что теперь не ощущает того же безысходного гнета, что и раньше. - Частично. Ты его ранее уже встречал. Он не разделил со мной ни одно приключение… но очень этого хотел, - она постаралась произнести эти слова как можно более равнодушно, пока поднималась на ноги и небрежно отряхивала штаны от ошметков белого салата. И только после своего ответа поняла, что ни разу… не слышала этого от самого кронпринца? Ей просто с твердой уверенностью показалось, что дела обстоят именно так. Даже сомнений никаких не возникло на этот счет. - Вот как. Почему тогда он просто не присоединился к нам ранее? Помнится, я принял участие в нашем крестовом походе далеко не с самого его начала. У мико’тэ, не особо умеющей увиливать в разговорах с близкими, был такой вид, будто ее обнаружили в курятнике посреди передушенных птиц. Она замешкалась только на секунду и выдала чистую правду: - Его не особо интересовал крестовый поход. У него были другие дела. В основном он занимался экстравагантной архитектурой и налаживал отношения с отцом. “И разочек умер,” - чуть было не брякнула она, но вовремя успела себя остановить. Так, неровен час, и догадаться несложно будет, о ком она говорит. - Как необычно… - задумчиво проговорил Эстиниен, рассматривая ее лицо, совсем чуть-чуть побледневшее и почти что скрывшее внутреннее волнение. - Ранее ты встречала идею любого приключения с живым энтузиазмом. А сейчас словно норовишь затаиться подальше от этого. В первый раз вижу тебя такой. Девушка просто-напросто заворчала в ответ что-то бессвязное, не сумев придумать ровным счетом никакого ответа на этот “вопрос”. Кажется, это все-таки была плохая идея. Зря она вообще во всем призналась. Надо было просто облопаться тем какао, а затем подняться наверх и от души проораться в подушку… Примерно в тот момент, когда Литта красочно представила себя, в бессильной ярости жующей очередную порцию ресторанных анемонов, шестое чувство вынудило ее инстинктивно вскинуть голову вверх и в последнее мгновение заметить летящего прямо в нее бегемотика. - Какого д…?! - поперхнувшись на середине фразы, она успела ринуться вперед и присесть на полусогнутых ногах, смягчая инерцию падения детеныша прямо ей на руки. Сердце в ее груди даже пропустило парочку ударов от такой неожиданности. - То есть возня с бегемотами по уши в грязи тебе по душе, а новое приключение - нет? Почему? - сухо поинтересовался Эстиниен, отряхивая руки от налипших на них листьев. - Понятия не имею! - отрезала она, с тревогой прижимая к себе кряхтящее животное. - Ты чего бегемотами бросаешься?! - Им такое нравится, Литта. Ты вообще хочешь это приключение? - Хочу, черт возьми! Я без этого со скуки подыхаю! - Тогда почему ты так не уверена в своем решении? - элезен явно понабрался терпения у своего драконьего друга, потому что сейчас попросту выводил ее из себя, невозмутимо поднимая на руки уже второго бегемота и примериваясь к следующему броску. - Твой спутник чем-то тебя не устраивает? - Не устр… - из мико’тэ вырвался такой сумасшедший смешок, что она на секунду сама себя испугалась. - Тебе с ним в тягость? - Возмутительно, но ничего подобного. - Ты ему доверяешь? - Конечно же нет! Силы небесные! - забывшись, рявкнула она и швырнула бегемота обратно своему собеседнику. Ошалевший от такого аттракциона, детеныш описал в воздухе красивую дугу, прежде чем плюхнуться в подставленные руки эльфа, вовремя опустившего второй “снаряд” обратно на землю. - Тогда почему ты отправляешься с ним в путешествие? - Я… не могу сказать такое! - Ты сама не понимаешь, почему это делаешь? - Я прекрасно понимаю, поче…. Да твою ж! - словив обратно все того же летающего бегемота, Литта молча уставилась на своего друга с предельно угрожающим видом. Впрочем, суровый облик был очень быстро уничтожен попыткой детеныша пожевать ее волосы. - Мне ты тоже не доверяла, когда мы с тобой встретились, - буднично заметил элезен, коротко усмехнувшись в ответ на ее негодование. - Однако вот мы здесь вдвоем, проверяем, не болят ли у бегемотов зубики. - Эт… это другое. Этот человек - само проклятие, черт возьми. Я перестану быть собой. Стану хуже, если с ним свяжусь. Не хочу терять себя. - Со мной ты хуже не стала. - Это другое! Ты не… ты не имеешь виды! Ты не лезешь под кожу! И ты не устраиваешь в моей душе… вот такое! - кажется, она совсем забыла, что бегемот вообще-то не умеет летать, потому что подбросила его в воздух уже во второй раз, но проследила за очередным его падением с некоторым беспокойством и готовностью броситься прямо под падающего детеныша. Однако судя по хлопающим ушам, раскрытой в восторге пасти и лучащимся глазкам, бегемота вообще все устраивало в этой жизни, и он бы не прочь провести так вообще весь день. Элезен поймал мелкий снаряд не глядя, всматриваясь в возмущенную Литту и явно производя в своем уме некие сосредоточенные расчеты. От промелькнувшего в его глазах понимания у девушки возникло жутковатое ощущение, будто она вот-вот лишится соратника, всецело в ней разочаровавшегося. - О… вот оно что. Кажется, я вижу, в чем здесь дело, - медленно произнес он, наконец. Глаза под вечно нахмуренными, почти что белыми бровями не выражали никаких презрительных эмоций к громадному облегчению Литты. - …П-правда? - Знаешь, Варшанн почти каждый день проходит мимо лотков с шелком на базаре. - Ээ… Да? - Он ходит туда в любую погоду, в дождь, в грозу, в самый ужасный зной. Покупает шелк, не глядя. Быстро сбегает. В его личных покоях, должно быть, громоздятся целые горы шелка, но он никого туда не впускает. Она опасливо на него таращилась и напряженно пыталась понять, что же такое он имеет ввиду. - Каждый раз, когда я пытаюсь узнать, что же такого он в этом шелке нашел, он начинает отвечать точь-в-точь как ты, выставляя вокруг себя оборону, хотя никто его, собственно, не атакует. Даже выражение лица у него становится таким же - загнанным в угол, сердито-виноватым. Ничего объяснить не может, глаза прячет, только все скупает и скупает ткань, которая ему вовсе не нужна… Иногда я забываю, насколько он старше всех нас, вместе взятых. До ошеломленной девушки наконец дошло, что вся эта история про шелк вряд ли касается именно шелка. Дело тут не в лотках на базаре, не в отрезах роскошной гладкой ткани и не в приятном променаде по красочному городу. Дело тут в том, кто этим шелком торгует, каждый день улыбаясь необычайно молчаливому сатрапу, раз за разом вручает ему все новые рулоны совершенно бесполезной для него ткани и затем наблюдает за тем, как Варшанн удирает прочь, разрываясь между чувствами, которые были ей, Литте, прекрасно знакомы. - Позволь, я кое-что тебе скажу. Я буду говорить дольше, чем обычно, поэтому приготовься к тому, что угостишь меня за это мятным ласси, - дождавшись медленного кивка со стороны притихшей мико’тэ, элезен уже во второй раз вытер руки от грязи и непринужденно облокотился локтем об изгородь. - Я, быть может, многого не знаю о мирах и о людях, что их населяют. И мне требуется много времени, чтобы понять что-то даже насчет себя самого. Но насчет тебя я точно знаю некоторые вещи. Ты не создана для оседлого образа жизни, Литта. Этому претит сама твоя натура, твоя душа и твоя кровь диких племен. Один и тот же пейзаж за окном навевает на тебя тоску уже через несколько недель. Я видел это собственными глазами, пока мы с тобой залечивали наши раны в Ишгарде. И поэтому я не удивлен, что ты раскисла, свернув шею угрозе всего сущего, и теперь грустно выедаешь цветы в каждой гостинице, где ночуешь… - Погоди, ты тоже про это знаешь? - Главное, чтобы об этом не узнала Татару. Но позволь мне закончить. Еще я знаю, что ты слишком много киваешь в беседе с кем-то и с некоторых пор не ешь грибы, но это сейчас не очень-то важно. А что действительно имеет значение, Литта, так это то, что я ни разу не видел, чтобы кто-то действительно смог остановить тебя, оградить или же удержать, если ты рвешься к намеченной цели. На такое никто не способен, кроме тебя самой. - Вот… вот как, - Литта понимала, что очень скоро она попросту помрет со стыда от того, что Эстиниен догадался о тех вещах, которые она говорить не собиралась. Поэтому поспешила задать необходимые вопросы, уже начинавшие принимать странную косноязычную форму от захлестнувшего девушку смущения. - …Ну и как тогда мне? Что мне тогда? Он пожал плечами, медленно перебирая пальцами по деревянной раме изгороди. - Я не могу знать, зачем ты отталкиваешь от себя то, чего искренне желаешь, но… Ты можешь ощущать магию только на уровне инстинкта, собственно, как и я. Можешь испытывать пренебрежение к великосветским раутам к огорчению некоторых. Ты даже можешь испугаться смертельной опасности, равно как и все живые существа. Но Литта, разве ты когда-либо была труслива в принятии своих собственных решений? Ты никогда не теряешь саму себя в любой обстановке и в любой компании. Ты никогда не ошибаешься в выборе боевых товарищей. И никогда не страшишься того пути, что выбрала. Я за тобой никогда такого не замечал, как и не замечаю до сих пор. Девушка уставилась в пространство прямо перед собой, погруженная в свои собственные мысли, что замелькали внутри нее настоящим хороводом. Из этого хоровода выплывали отдельные слова, складывающиеся в очень знакомые фразы, произнесенные в ее голове и в ее снах десятки и десятки раз. И теперь, спустя столько времени, потраченного на бесконечные размышления и тщетные попытки добиться своей цели, она как будто взглянула на себя с другой стороны, увидев, возможно, главную причину своих собственных мучений. “Прими решение, Литта”. “Я отменяю свое желание. Мне никогда не хотелось, чтобы оно исполнялось”. “Почему, Литта?” “А как будто ты не понимаешь, почему! За столько снов, за столько ночей ты якобы не понял еще?! Бесишь, не вынуждай произносить это вслух!” “Не вынуждай произносить вслух…” “Прими решение… Прими решение, Литта”. Она почувствовала себя так, будто на нее сверху свалился дирижабль, на боку которого крупными буквами было написано: “Ишгардский стыд”. А затем опустила голову и в отчаянии принялась искать что-то, за что можно зацепиться взглядом и отвлечься. Ей казалось, что ее полыхающее лицо горит как аллаганский прожектор, освещая все отсюда и аж до самого побережья острова. Украшенный красным бантом, больной бегемотик жизнерадостно взглянул в ее ошалевшее от шокирующей догадки лицо и попытался взобраться повыше, уперевшись передними ногами в узелок шнуровки на ее сапоге. В черных блестящих глазках ясно читался восторг и желание также попасть на аттракцион с полетами, несмотря на опухшую физиономию и слабую лихорадку. Девушка некоторое время тупо пялилась на его суетливые попытки подпрыгнуть, а затем прокашлялась и протянула странным, лишенным эмоций голосом: - Вы такой мудрый, сэр Эстиниен. - Хо-о, повтори-ка? Не расслышал. - Мудрец Эстиниен. Друг всех драконов. Мой грибной собрат. Мой священный сосед по ночным кустам Дравании. - Я понял, достаточно, - она услышала улыбку в его голосе и позволила себе чуть-чуть выдохнуть в попытке сбросить напряжение. - Я так понимаю, ты никогда не забудешь тот случай? - Он навеки отвернул меня от грибных блюд. Конечно не забуду, - девушка подняла голову, как только почувствовала, как жар отливает от лица обратно в другие части ее тела. - Спасибо. Это… это навело меня на некоторые мысли, и я, кажется, поняла, что нужно делать. - Я сообщу всем, что тебя некоторое время не будет. Приступай к делу, Литта. Тебя дожидается неизведанное путешествие и компания, которая очень этого ждет. А мы пока за всем тут присмотрим. И сразу явимся на помощь - ты только дай знать. Девушка лишь молча на это кивнула, поздновато осознав то, что она ээ… опять и снова кивает в разговоре с кем-то. Сердечное обещание примчаться ей на подмогу вызвало у нее болезненную усмешку, так как в этом случае подмога нужна будет как раз всем Сионам. И ей уже знакомым образом показалось, что Эстиниен, даже сам Эстиниен неосознанно разграничил свое окружение на “Воин Света” и “все остальные”, определив себя, конечно же, во вторую группу, а ее саму - вне любых групп вообще. Но она была так впечатлена его проницательностью и осознанием возможного выхода из ситуации со снами, что решила не расстраивать себя этим хотя бы сегодня. - Слушай… - мико’тэ чуть нахмурилась, вспомнив еще кое о чем сказанном, вызвавшим у нее некоторое непонимание. - А по мне действительно заметно, что от скуки я хочу влезть на портьеру на великосветских раутах? - Это заметно только тем, кто хорошо тебя знает, - он улыбнулся более открыто и почти лишился своего обыденного мрачноватого образа. - Но неужели ни один великосветский раут не был тебе по нраву? - Нет, - она коротко качнула головой и пожала плечами в извиняющемся жесте. - Ты и сам понимаешь, как тяжело запаковывать себя в камзолы и бродить по разряженным залам, когда тебя манит к себе каждый подоконник и балкон. Ни ты, ни я не можем выдержать надолго даже Ишгард. - Понимаю, Литта, - ответил тот с какой-то странной ноткой в голосе. Быстро бросив в его сторону недоуменный взгляд, она успела заметить не менее странное выражение на его лице, словно его на мгновение расстроили ее слова. Но не успела она даже обеспокоиться этим, как элезен сурово насупился и одним движением поднял защелку на изгороди, открывая девушке ход наружу - на центральную улицу и к площади с эфиритом. - Думаю, здесь мы закончили. - И то правда. Все героические дела сделаны, - она целенаправленно двинулась к воротам, стремясь покинуть загон быстрее, чем все пребывающие здесь бегемоты, заметно оживившиеся при виде выхода на кирпичную дорогу. Но, оказавшись рядом с Эстиниеном, резко остановилась и повернулась в его сторону, ощутив его руку на своем плече. - Мятный ласси. Со льдом, - лаконично напомнил элезен. - Ах да, - просветлела девушка, мигом высмотрев нужную вывеску где-то близ базара. - Пойдем, это отлично подойдет после работы. Будешь его с сушеным кальмаром? - Буду. - …Ты будешь мятный ласси с сушеным кальмаром?! - Между прочим, очень вкусно. Ты сейчас убедишься. - А ты… ты случайно не скормил сие вон тому бегемотику? - Нет… Но на днях я скормил это Варшанну, и он был в полном порядке. Итак, какое оружие ты планируешь взять?.. *** На Ишгард стремительно опускалась очередная морозная ночь. Жаровни больше не могли согреть студеный воздух, заледеневшие кусты вокруг памятников тускло замерцали в наплывающих сумерках, и улицы быстро опустели, оставаясь, впрочем, под бдительным надзором молчаливой стражи. В общем зале гостиницы начал скапливаться народ с целью согреться если не горячим напитком, так хотя бы хорошей компанией. Но Литта всего этого не лицезрела, потому что в данный момент стояла посреди своей комнаты в обнимку с кочаном салата, изучала свежевзбитую подушку на своей кровати и чувствовала, что ее сердце бьется гораздо сильнее, чем следовало бы этим спокойным и холодным вечером. Поразительно - и немного совестно - было от того, что именно молчаливый и далекий от высоких материй Эстиниен указал ей на прореху в ее собственных рассуждениях. Еще более поразительным было то, что заводчики бегемотиков норовили отдать ей в награду одного из тех самых бегемотиков, но смилостивились и ограничились только овощем, безапелляционно всунутым ей в руки. После распития мятного ласси и разумного отказа от топпинга в виде колец кальмара, ее быстро настигло осознание того, что ей предстоит сделать этой же ночью, и ощущалось оно словно осыпающийся край пропасти под ее ногами. Мико’тэ оказалась настолько погребена под накатившими картинами своего будущего, с изображением всяких расплывчатых (но однозначно ужасных) вещей, что машинально пронесла этот чертов кочан салата в руках до самого Ишгарда и до своей собственной кровати. Да и сейчас продолжала бессильно сжимать его пальцами, словно он мог как-то ей помочь. Она была бы и рада прямо сейчас придумать другой выход из ситуации, который, разумеется, оказался бы гениальным и единственно правильным. А то, о чем она размышляла прямо сейчас, чувствуя, как шерсть на подрагивающем хвосте встает дыбом, оказалось бы в корне неверным и вообще смехотворным в своей нелепости. Но нутром понимала, что ее догадка верна и вскоре ей придется… придется… В этот раз у нее не выйдет смолчать. А также увильнуть, соврать и даже прервать свои собственные мысли. Она все время отталкивала это подальше, отказывалась признаваться, одергивала, удерживала себя на краю и не позволяла свалиться вниз, из опасения подставить себя под удар, от которого не существует никакой защиты. Но теперь появилась реальная угроза того, что совсем скоро ее собственное упрямство сожрет ее не только во сне, но уже и в реальности. Тяжелое душевное разногласие разрослось до размеров мамаши Бахамута, проникло во все слои ее сознания, и теперь… Теперь стало понятно, что ей придется выбрать. Ей придется… ей придется принять решение. В какой-то момент в этом море полуоформленных плавающих мыслей возникла одна конкретная, негодующая и обиженная. Но в следующую же секунду она быстро лишилась своей яркой негативной окраски и вновь исчезла в том же самом море мельтещаших фраз. Обвинять Зеноса в своих блужданиях в поисках разгадки было бессмысленно, потому что его-то не раздирали те же самые терзания. Он не отталкивает ничего из того, что чувствует и ощущает. О, он этим, мать твою, упивается. Прямо-таки купается в своих бессовестных желаниях и смакует их прямо сейчас, пока лежит где-то на задворках вселенной, дожидаясь прихода ночи здесь, в Источнике. Все равно что аллигатор, поджидающий антилопу под тонким слоем воды у берега. Ничего не отрицает, не отвергает, не оказывает сопротивление своим чувствам. Просто он не знает, как эти самые чувства называются. Таких уязвимых слов нет в его богатом литературном лексиконе. “Не подпускай его близко. Иначе тебе конец”. “Тебе конец, Литта. Тебе конец…” Мико’тэ зарычала, чувствуя, как салат хрустит в ее руках, превращаясь под давлением в труху измятых переломанных листьев. Как же она ненавидит кровати. Абсолютно все без исключения в этом мире и в других населенных мирах. А также лежаки, футоны, диваны, софы и прочие горизонтальные места, на которых положено спать. Скромненький деревянный каркас и серое одеяло перед ее глазами казались взъерошенной девушке опаснее огромной хищной мухоловки. Ведь стоит ей только лечь туда, как челюсти сомкнутся вокруг нее словно капкан, и… - Я не труслива, - отчеканила она пустой тесной комнате, швыряя салат на скрипнувший стол и сдирая сапог со своей левой ноги. - И я не стану бояться своих же решений. Кровать моментально стала просто кроватью, вполне даже симпатичной и свежезастеленной. Разувшись и стащив с себя верхнюю одежду, девушка порывисто растянулась на накрахмаленном белье, сердито закутавшись в одеяло и проигнорировав очередной ужин на столе. На место страху моментально пришла злость, мрачная и какая-то темная, что неизбежно появляется, когда ты идешь на бой, который тебе точно не выиграть, но от которого уже осточертело убегать. Усталость наполненных снами и в то же время бессонных ночей с каждым днем вытягивала из нее все больше сил, ранее казавшихся ей практически неисчерпаемыми. С каждым днем она накатывала все сильнее, валила Литту с ног еще до захода солнца и поэтому сейчас быстро сменила бушующую внутри злобу на полусонное и какое-то оцепеневшее состояние. Мико’тэ безысходно уставилась в потолок, призывая на помощь все свои моральные резервы, но чувствуя только что-то сродни сильному замешательству и инстинктивному внутреннему сопротивлению. Застарелый знакомый конфликт в ее голове совсем не собирался утихать, не взирая на приближающуюся развязку, и сейчас предлагал ей десятки доводов и причин не делать задуманного. Что угодно, но только не это. Неожиданно, но теперь в рейтинге самых тяжелых противников Литты первое место заняла уже сама Литта. - Хайдалин… - беспомощно пробормотала девушка, моргая намного медленнее, и с трудом понимая, к кому она обращается и о чем хочет попросить. Другого имени и другого способа себя поддержать попросту не появилось в ее тяжелой плавающей голове. - Хай… далин…я… - …Я ждал тебя, Литта. Девушка глубоко вдохнула незнакомый воздух со странным кристаллически-холодным привкусом и чуть повернула голову, еле-еле придя в себя. В сознании, провалившемся в уже знакомое, полностью осмысленное состояние, отпечатались воспоминания из свежего сна, включавшие в себя великанскую кровать в покоях кронпринца и то, как девушка позволяла накладывать свежие бинты на себя и на свои растревоженные раны. Это было бы даже трогательно, если б не четкое предчувствие того, что эти самые бинты продержатся на ней весьма недолго. И самое ужасное, что она этого даже не заметит. - В следующий раз я заварю себя в латы заживо, - мрачно выдала она в пространство, все еще чувствуя свои несуществующие ссадины и прохладу длинных золотых волос под своими пальцами. - И надену пояс с замком. - Чудесно, - Зенос воспринял ее угрозы с заинтересованностью человека, пускай и умирающего, но все еще способного разорвать листы железа, словно бумагу. - Я буду очень тронут этим жестом. - …Да какого ж дьявола. А тебя ничем не смутить, да? - Великолепные и долгожданные дары следует преподносить в достойной упаковке, Литта. “Три пояса с замком”, - подумала мико’тэ в весьма похоронном настроении. Судя по крупице насмешливости, проскользнувшей в голосе ее собеседника, он прекрасно уловил ее негодование, но был слишком алчной заразой, чтобы остановить себя вовремя. И прекрасно знал при этом, что она физически не сможет его за это придушить. Звездное небо перед ее глазами мерцало словно бархатный ковер, покрытый россыпью хрустальных капель. Красота ночного неба, перемешанная с ощущением ирреальности, в очередной раз захватила дух и почти полностью затмила слабеющее чувство грусти в душе Литты, возникающее каждый раз при “пробуждении” в этом месте. Впрочем, именно сейчас, с каждой проходящей секундой, все уже знакомые ей чувства и наблюдения быстро вытеснялись злостью от предстоящего подвига, о котором она, наконец-то, вспомнила в полной мере и во всех деталях прожитого в реальности дня. Девушка повернула голову до упора, ощутив ухом холодную поверхность погасшей звезды, и пристально уставилась на своего… ну, наверное, друга. Она бы точно попыталась сейчас вцепиться ногтями в его лицо просто в качестве расплаты за свои жертвы в прошлом и в будущем, вот только им обоим было тяжело не то что шевелиться, но даже вести какое-то подобие вялотекущего разговора. Жаль, жаль. Зенос явно не сводил с нее глаз с тех пор, как очнулся, изучая ее неподвижный профиль и запоминая каждую секунду ее медленного пробуждения. И сейчас только улыбнулся одними губами, пытаясь понять причину ее молчаливости - несколько странной и будто бы многообещающей. - Что-то… переменилось в тебе, Литта. Неужели ты разгадала тайну нашего маленького лабиринта? - Может быть, и да, - то, каким вкрадчивым голосом он с ней разговаривал, вызвало уже знакомое секундное замешательство, и она не успела вовремя от этого отмахнуться. - …А может быть, и нет. Предлагаю… предлагаю сначала попытаться еще раз. Уже спустя пару минут, несмотря на видимый прогресс, она поняла, что дело тут все равно абсолютно гиблое, как было и в прошлый раз, как было и в позапрошлый. Безусловно, они заметно приблизились друг к другу, и она даже ощутила под своей перчаткой неощутимую ранее выемку в твердой земле, оставленную своим же собственным копьем. Но, во-первых, сил на перемещение у нее сильно поубавилось, хотя их и несколько недель назад было катастрофически мало. А во-вторых, уже знакомый звук, напоминающий механический щелчок, прозвучал так быстро, словно попытка достичь друг друга попросту проглотила все отведенное на это время. Проклятье. Проклятье! Ей не хватает буквально расстояния вытянутой руки, чтобы коснуться его хотя бы кончиками пальцев. Она не ожидала, что он в своем состоянии вообще сможет дотащить свое тело до нынешней точки пребывания, но этого… было недостаточно. Этого опять недостаточно. “Прими решение, Литта. Это и есть ваш выход отсюда. Вы здесь из-за того, что ты лжешь сама себе”. “Ты страшно заблуждаешься, Литта. Это не сработает. Вы будете и дальше видеть друг друга каждую ночь, вот только теперь он будет знать”. Мико’тэ хотела по привычке посоветовать заткнуться своим собственным мыслям, но вместо этого застонала, словно ощутила реальную боль от этих остервенелых метаний, принявшихся вновь раздирать ее на части. Зенос, который уже давно понял тщетность всей этой их затеи, с беззвучным непониманием смотрел на то, каким болезненным становится ее лицо и как в желтых кошачьих глазах плещется что-то, похожее на злое, черное и свирепое упрямство, норовившее поглотить всю Литту без остатка. От очередной попытки дотянуться до девушки - попытки, что была бессмысленна для него с самого начала, но всегда выполнялась только потому, что его об этом просила Литта - его заострившееся меланхоличное лицо совсем побелело. Мико’тэ не хотела подмечать все это, потому что знала, как оно на нее подействует. “Скажи это!” “Не говори этого!” В воздухе прозвучал еще один щелчок, сумевший неожиданно подстегнуть ее решимость. Поэтому она сумела мысленно отпихнуть подальше яростный приказ умолкнуть. И затем тяжело обронила: - Я не… труслива, - ей казалось, что произносимые ею слова ломают что-то у нее внутри, пока выбираются наружу, но она все равно продолжала, силясь приподняться над ледяной поверхностью и тщетно протягивая руку в нужном направлении. - …Я не ошибаюсь. И ты мне… ты мне очень… нр… нр-равишь… К тому моменту, когда она-таки выдавила то самое слово, не сумев сформулировать признание получше и чуть не вывернувшись при этом наизнанку, весь запас энергии в ее теле резко превратился в пустоту, вынудив ее уронить голову на собственное плечо. А затем безуспешно попытаться провалиться от стыда куда-то в недра этой погасшей звезды. До последнего щелчка, предвещавшего утаскивание ее души обратно в самое начало очередного зацикленного сна, оставались считанные мгновения. Но прямо сейчас, вместе с пока еще слабым ощущением, знаменовавшим перемещение куда-то назад, она резко ощутила, как что-то намертво вцепилось в ее руку, бессильно лежавшую на стеклянном, словно оплавленном грунте. Зенос вонзил черные заостренные ногти в ее запястье с такой силой, что моментально распорол тонкую кожу и обжег всю кисть вспыхнувшей болью. Резким движением подняв неподъемную голову, она уставилась на его пальцы, сомкнувшиеся вокруг ее руки, и просто не поверила своим глазам. А затем перевела ошалевший взгляд на кронпринца и увидела, как он смотрит на нее широко раскрытыми глазами, явно пребывая в состоянии, доселе ему совершенно незнакомом. Быстро вдыхает холодный воздух, открывает рот, чтобы что-то сказать… …Но исчезает в ослепительной вспышке света, который обжег ее закрытые глаза, отразился на сомкнутых веках алыми сполохами… и медленно превратился в очертания маленькой ишгардской комнатки, утопающей во тьме. Литту выбросило из сна так резко, что она ощутила себя врезавшейся в невидимую стену. Потолок гостиницы в Ишгарде был непривычно темен, и вокруг нее было необычайно тихо. Она даже не сразу поняла, что проснулась буквально через пару часов после засыпания, когда на улице едва ли перевалило за полночь и некоторые люди в городе еще только ложились спать. Такое у нее произошло впервые за долгое-долгое время. Поэтому первые несколько минут она просто лежала неподвижно, пытаясь сопоставить одно к другому и запоздало прислушиваясь к неприятным ощущениям в своем правом запястье. - Ауч… - просипела она почти неслышно, выпростав руку из-под одеяла и внимательно осмотрев ее на предмет повреждений. В скупом ночном свете, падающем из небольшой щелки между тяжелыми шторами, не было заметно ни одной царапины на ее коже. Приблизив руку к глазам, она хмуро и медлительно разглядывала свои собственные пальцы, кое где покрытые белыми линиями старых шрамов. И только спустя несколько минут поняла, что окно в комнате было не единственным источником какого-либо света. Крохотный мерцающий огонек светил прямо с потолка, подрагивая где-то между ее указательным и средним пальцем. Если бы она не изучала свою руку так дотошно и внимательно, то могла бы ничего и не заметить. Поэтому девушка в сонном недоумении уставилась на этот самый огонек, какой-то слабый и красноватый, будто бы даже издающий почти неслышное потрескивание. Медленно склонила голову набок, приблизив ухо к плечу и разглядывая крошечную мерцающую точку с некоей толикой догадки. И в конце концов резво села на кровати, вытаращившись на потолок с открытым ртом и позабыв про собственную руку, все еще саднившую по непонятным причинам. Огонек послушно сместился в ответ на ее движение, соскользнув с потолочной балки и нырнув куда-то вверх, в самую пыльную темноту. Лицо девушки стало еще более ошарашенным, а действия еще более торопливыми. Мигом оказавшись на ногах, она ринулась к окну с по-прежнему поднятой головой, споткнувшись о собственные сапоги и чуть не снеся со стола позабытый кочан салата. Резко рванула шторы в разные стороны, со скрипом повернула заедающую ручку и распахнула тяжелый ставень, впуская в комнату ночной мороз, моментально перехвативший горло. Остроконечные и тонкие шпили Ишгарда были прекрасно видны на фоне убывающего полумесяца и чистого ночного неба. Не обратив внимания ни на красоту местной архитектуры, ни на прохаживающихся перед гостиницей стражников, Литта без труда углядела нужную ей точку где-то вверху, незнамо где и неизвестно как далеко отсюда. Она указывала куда-то в звездное небо, отпечатавшись перед ее глазами и проходя через все здания, все стены, преграды и двери. Литта не сомневалась, что она видела бы это, даже если бы спустилась в самые глубокие недра драконьих пещер. - Я… я его вижу, - пробормотала она, все еще не вполне осознавая происходящее. Затем из научного интереса отдалилась от окна, только чтобы поглядеть, как красноватый огонек смещается с ночного неба куда-то на штору, продолжая указывать нужное направление. - Я его вижу. Дальнейшее произошло очень быстро. Она давным-давно распланировала каждый свой шаг на этом этапе, еще с момента договоренности с Зеносом. Поэтому сейчас даже не отслеживала свои действия, быстро застегивая на себе плащ и вооружаясь своим любимым копьем. Пару раз она не выдерживала, и с опаской поднимала голову, проверяя, не делся ли куда-то ее ориентир. Но беспокоиться об этом, как минимум сейчас, не стоило. Хотя усталость, преследовавшая ее вот уже какую неделю, теперь как будто бы резко усилилась, словно на последний сон был потрачен просто чудовищный кусок ее собственного эфира. Но позже, все позже. Соображать внятно она начала только у самого порога, быстро застегнув заплечный рюкзак и уже протянув руку к запертой двери. В голове наконец-то сформировалось нынешнее положение дел, которое включало в себя долгожданный сдвиг с мертвой точки… и некоторые не очень-то радужные события. И самым тревожным среди этих событий было то, что Литта только что по собственному желанию отдала чудовищно опасному, чрезмерно одержимому и не способному умереть Зеносу все карты в руки. Прямым текстом заявила, что она к нему ощущает, причем вышло это у нее до невыносимого наивно и доверчиво. Прямо-таки развернула перед его лицом огромный транспарант с надписью: “Дерзай, не сдерживайся, теперь все ясно, теперь все можно”. Литта застыла перед дверью как соляной столб, прижав уши к голове и сверля глазами тускло блестевшую ручку. А затем медленно обхватила ее пальцами и выдала вполголоса самой себе: - Я не труслива, но… что-то мне стало страшновато. Может… может, его все-таки немножко убить? Издалека. Пока он не успел приблизиться. Обрушить на него… корабль. Да, корабль… а обратно кто-нибудь… кто-нибудь меня подвезет? Затем коротко выдохнула с сокрушенным “Хайдалин, что я несу” выражением лица. Не осознавая своих действий, в три шага вернулась к окну, прихватив с собой кочан салата, загадочным образом придавший ей храбрости. И, наконец, резко отворила дверь, мигом скрывшись в коридоре и направившись к выходу. К кристально-голубому эфириту посреди заиндевевших памятников. И к долгожданной возможности распрощаться с одним и тем же пейзажем за своим окном.