***
Тэхёна грубо дерут, заломив руки за спину, на нём противный корсет и чужие потные руки. Дерут, вдавливая грудью в спинку кровати, поцарапанной кем-то. Здесь обычно принимают клиентов с предрасположенностью к грубости и жестокости. Зато денег больше отваливают. Для жирного старикана у этого мужика слишком пылкий темп, Тэхён громко топит комнату в своих вскриках. Пылкий темп — это короткое прелюдия или вообще её отсутствие, растянули его всего на два пальца. Внутри хлюпает, по внутренней стороне бёдер течёт, щека трётся о простыни. Он задыхается, клиент даже не старается быть мягче, но Тэхён привык. Сюда приходят, чтобы получить удовольствие, а не доставить его. Второй презерватив летит в мусорное ведро, Тэхён мокрый, вспотевший и красный, и его снова берут в миссионерской, сжав руки на шее. Когда ему впервые за секс заплатила женщина, то он думал, что проще денег он не зарабатывал. Он ошибался. Чертовски, просто невозможно. Она была пухлой, но это не было проблемой. Задачей Тэхёна было отлизать ей. Весьма просто. Он расположился меж её раздвинутых ног, чувствуя облегчение от того, что сегодня спермы в его заднице побывает меньше, чем обычно. Тэхён не мог противостоять, когда она заставила его глотать, пока она сквиртит. А затем желтая, тёплая жидкость стекала по его подбородку, пока женщина со всей силы прижимала его за волосы к своей вагине. Он вычистил зубы не менее десяти раз, литрами пил воду и вызывал себе рвоту. Такого отвращения он ещё не испытывал. Звёзды перед глазами, шлепки ещё более жёсткие, мужчина сжимает в зубах его сосок, Тэхён шипит. В последующие разы с женщинами он молился, чтобы это не случилось снова. Ему хочется пить, во рту совсем сухо, глотку дерет от криков, а ведь у него ещё по меньшей мере половина дюжины клиентов. Тэхён — это тело. Оно иногда болит, иногда обессиленно, иногда саднит и ноет. Но он не позволяет себе ослабнуть совсем, даже когда совсем не в состоянии и пальцем пошевелить. Он закуривает сигарету позже, и ему хочется также пеплом улететь куда-то. На столике перевязанные резинкой купюры, которые Тэхён пересчитывает и суёт в сумку. Скоро придёт уборщица, чтобы прибраться. Тэхён пробовал работать кем-то другим, но никак не срослось. Деньги нужны были каждый день, а ждать зарплату раз в месяц такая себе перспектива. Нужно было собирать брата в школу, покупать одежду, покупать канцелярию и учебники, а ещё много чего другого, чтобы Юнги не был отбросом в школе. Натерпелся он уже того, что с младшим никто в начальной школе не дружил из-за потрепанных вещей и плохих тетрадей, на которые мать проливала алкоголь, а Тэхён сушил их на балконе и пытался выровнять под грузом книг, листами которых они пользовались вместо туалетной бумаги. Ночами Тэхён штопал вещи, так чтобы было не видно, пока рядом лежащий Юнги плакал — мать ударила его по голове за то, что он нагрубил ей. — А я говорил, не перечь ей, — и поцелуй в горячий лоб. — Вот так, детка, прыгай, — темнокожий мужчина говорит с акцентом, но Тэхён его понимает, усерднее насаживаясь на крепкие бедра. Поцелуи-укусы в шею, он жмурится. Больно. Этот клиент пожелал, чтобы на Тэхёне была ковбойская шляпа — наездник, все дела. — Не трогай меня, — он сжимает в руках сковороду, направленную на земельного дружка матери. — Не трону, не бойся, — смеётся хриплым, пропитым голосом. — На, вот, — он кидает ему яблоко, — поешь, и по карманам чужим не шныряй. Тэхён косится на фрукт в руке, но защищаться не перестаёт. — А если деньги нужны, то найди способ их заработать. Тэхён с этим человеком здоровается каждый день, приводит шлюх в этот сделанный на коленке, нелегальный бордель. У него внутри все скручивается, когда сперма обильной струей стреляет в живот темнокожему, он улыбается белыми зубами и хватает его за талию, покрытую синяками. Душно, жарко, невыносимо, этот мужик купил его на четыре часа, Тэхён уже просто не может скакать так же быстро, за что его бьют по ягодицам, заваливая на спину. — Интересная картина, конь ебёт ковбоя, — стук яиц и бедра подобен тому, что Тэхён слышал в детстве, когда на ночь оставались собутыльники. — Что они делают? — маленький Юнги хмурится, пока Тэхён гребешком вычесывает вшей из его волос. — Не обращай внимания. Простыни снова мокрые, подушки валяются на полу, там же где и ковбойская шляпа, Тэхёна имеют в рот, пока он стоит на коленях и давит рвотные позывы. Волосы мокрые, с тела стекает пот, и собственная сперма сохнет на животе.***
— Ахуеть, — с дрожью в голосе говорит Хосок, стоя перед открытым ящиком в тэхёновой комнате. — Ага, — равнодушно отзывается Юнги, — мне откладывает. Хосок пальцем проводит по сложенным в стопки и перетянутыми резинками купюра и присвистывает. — Он что, директор какой-нибудь? Юнги сидит на его кровати, аккуратно заправленной и холодной, позже он всё поправит после себя. — Типо того, — правду, конечно же, знать другу не обязательно. Хосок зажёвывает губу и смотрит на Юнги, на что тот вопросительно вскидывает бровь. — Что? — Это же, по сути, твои деньги, да? — Мы не будем их трогать, Хосок, нет. — Юнги поднимается, отпихивает друга в сторону и задвигает ящик обратно, на тумбе маленький блокнот — тэхёновы подсчёты. — Почему, это же твои, по сути, — не понимает Хосок. — Мы только немного возьмём, отметим твою днюху, как надо. — Нет, — отрезает Юнги. Он идёт на выход из комнаты брата и останавливается, когда Хосок не следует за ним. — Ты боишься, что он тебя наругает или что? — Ничего я не боюсь, но даже не вздумай меня на слабо брать. Хосок улыбается, снова дергая за ручки ящика и доставая четыре толстые пачки. Юнги дёргается, идя на него. — Вот за такие бабки ты отметишь свое шестнадцатилетие так, как никто из нас себе бы не мог позволить, — Хосок отходит в сторону, чтобы Юнги не достал до него. — Веселье, алкоголь, девчонки, дурь. Юнги выхватывает пачки из рук и кладёт их обратно. Хосок разочарованно вздыхает. — Я сказал нет, значит нет, — и указывает на выход из комнаты. Хосок принёс с собой газировку, Юнги заказал пиццу, обычные выходные за каким-нибудь скучным фильмом. Он клацает по ноутбуку, закрывает ненужные вкладки и спрашивает у Юнги, что он хочет посмотреть, но ответ его не удовлетворяет, поэтому он ищет в гугле «топ-10 фильмов». — Как насчёт «Леона»? Все о нем знают, но я не смотрел. Юнги чувствует что-то очень знакомое. Что-то тёплое и пахнущее подгорелыми кексами. А ещё Тэхёном и его руками с засохшей глазурью. Это был его день рождения. Мать ушла на работу, с которой на её удивление, не выгнали. Придёт она пьяной, сомнений не было, но зато свой драгоценный день он проведёт с братом в пустой квартире. Тэхён пооткрывал все окна, убрал все бутылки и хлам, Юнги бегал за ним и помогал, а потом смотрел, как он пытается испечь кексы, по рецепту из книжки. Слегка порванная пожухлая страница, которую Юнги было велено держать, пока брат читал и размешивал яйца с мукой. Ему сегодня 7, уже не терпится скорее в школу пойти. Чтобы не оставаться одному, пока брат на учёбе. Всё подгорело, даже от противня было сложно оторвать, Тэхён был расстроен и Юнги всегда это видел. Он ненавидит, когда брат опечален. — Ну вот, только зря продукты перевёл, — вздохнул Тэхён. — Вкусно, — набивая щеки кексом, настоятельно говорил Юнги. — Выплюнь, отравишься ещё. Тэхён попытался забрать из его рук подгоревшее лакомство, но брат целиком засунул его в рот. А вечером Юнги получил свой первый подарок — кассету с фильмом «Леон». Их старый дивидишник долго не хотел включать, глючил и заедал, но все же заработал. — С днем рождения, — прошептал Тэхён, когда на экране появились герои. — Давай что-нибудь современное, — Юнги сглатывает от непрошенных воспоминаний. — Ты смотрел? — парень кивает. — И как, скучный? — Потрясающий.***
Когда Тэхён возвращается, уже ночь воскресенья, Юнги мирно спит в своей кровати и по пустым банкам от газировки он понимает, что приходил Хосок. Тэхён присаживается на краешек его кровати, Юнги лежит к нему спиной, приходится слегка налечь на него, чтобы дотянуться до лица. Он целует его в щеку, пока не проснулся, а затем в лоб, брат разлепляет глаза со вздохом, Тэхён всегда будит его ночью в этот день. — Большой совсем, — воркует Тэхён, привычно не обращая внимания на его маленькое недовольство. Лохматит и без того спутанные волосы, пахнущие шампунем, оглаживает скулу и дёргает за уши, в этот раз шестнадцать. Юнги смотрит на его шею, красную даже в темноте, и поджимает губы. — Не думай об этом, — ещё раз целует его в лоб брат. — Повеселись сегодня. Он ещё недолго сидит, просто глядя ему в глаза. Через пару часов ему снова идти обслуживать клиентов, и он обещает себе вернуться сегодня пораньше, чтобы хоть немного провести время с братом. — Останься, — шёпот Юнги — его слабость. Юнги — его слабость. Тэхён кивает, брат освобождает место, отодвигаясь к стене. Он уже сходил в душ, привёл себя в порядок, переоделся и заново ожил, прежде чем прийти к нему. Он укладывается в холодную постель, как в тарелку с бальзамом, Юнги притягивает его к себе, укладываясь набок, лицом к нему. У Тэхёна синяки стали больше, налились фиолетовым, Юнги смотрит на них, задрав его футболку. Он кладёт руку, чувствуя, как напрягается кожа под ней. — Они вообще когда-нибудь сходят? Ответ он и сам знает, Тэхён просит его закрыть глаза и попытаться уснуть. Конечно же, Юнги не слушается, так что приходится закрыть ему глаза самостоятельно. — С днем рождения, — шепчет он, когда уходит, когда младший брат уже не слышит и не держит. Тэхёну снова пора.***
Юнги часто злится на брата, но сам не знает почему. Его злит, что Тэхён выступает в роли подстилки, чтобы обеспечить их, злит, что для него торговля собственным телом — пустяк, злит, что брат не живёт своей жизнью, прохеривает ее ради него. Всегда так делал, о нем в первую очередь думал, последний кусок ему отдавал, а сейчас вот яйца кому-то лижет, лишь бы братцу все самое лучшее купить. На будущее ему копит. Как же злит собственная беспомощность. Всё, что он может дать взамен, — это хорошая учёба и помощь по дому, даже мягко с ним говорить не получается. Юнги встаёт с кровати, разговаривая с Хосоком, трещащим в трубку длинное поздравление. Он не расскажет Тэхёну о том, что повстречал мать. Не расскажет, как она упала перед ним на колени возле школы, умоляя помочь ей. Открыв ящик в комнате брата, Юнги сглатывает прежде, чем взять. Он кидает деньги в рюкзак, закрывает квартиру и шустро спускается по лестнице вниз. — А когда твой день рождения? — Мой? — переспрашивает Тэхён, застирывая в воде грязные штанины брюк. — Мы отмечаем мой, но твой — никогда. Юнги сидит на бортике ванны и качает ногами. — Я не люблю свой день рождения. — Почему? Тэхён пожимает плечами, шмыгает и продолжает оттирать грязь. На улице слякоть и грязища, скоро ещё одна зима. Тэхён бесит тем, что ему все безразлично. Он много курит, часто любит выпить и закинуться. А ещё любит Юнги, который всё это в нем презирает. Юнги садится на автобус. Он действительно едет к женщине, которая испортила им с Тэхёном жизнь. Но она рыдала и билась головой об асфальт, просила хоть немного денег на пропитание. Юнги её ненавидит, но он не бесчеловечный.***
Юнги не знает совпадение это такое или нет, но вернувшись глубокой ночью в квартиру, обнаруживает Тэхёна, бездвижно стоящего рядом с открытым ящиком. Только что вернулся? Он смотрит на него с коридора, у Тэхёна нечитаемое лицо и сухие волосы, значит давно пришёл. Значит Юнги проебался. Опять. — Где ты был? Та самая интонация. Не злая, не сдержанная, не грустная. Он разочарован, он опечален, Юнги не может чувствовать себя нормально, когда брат говорит таким голосом. — Я… Но слова не находятся, тают где-то над головой. А хочет ли Тэхён слушать его жалкие оправдания? Хочет ли услышать всю эту грязь о себе, от того, кого ходит и лелеет уже хуеву тучу лет? Хочет? Тэхён закрывает ящик со стуком, но ни одна мышца на его лице не меняется. А затем смотрит на Юнги. — Я спрашиваю, где ты был? На что потратил деньги? — Мама, — Тэхён дёргается, как ушибленный. — Я… Ей нужны были деньги… На лице брата совершенно безумные глаза, пронизывающие до глубины души. — Что ты сказал? — Тэхён подходит к нему. — Ты отдал ей деньги? Ты отдал ей деньги, которые я свои горбом зарабатывал?! — Я не мог отказать, — Юнги не пытается оправдаться, его голос дрожит. Тэхён впервые кричит на него. — Ты забыл, как она морила тебя голодом?! Забыл, как избивала, что я не успевал раны тебе обрабатывать?! А?! — Тэхён пихает его в грудь. — Забыл, как ходил в школу с полупустым рюкзаком, как она клала хуй на все собрания?! Ты отдал деньги женщине, которая не дала тебе ничего! Ничего, слышишь?! Он краснеет от злости, тычет в его грудь пальцем и пригвождает к стене. — Ей было похуй на тебя, она ебалась с алкашами, валялась под заборами и пропивала все деньги! Забыл, какого это дрожать от холода зимой в не отопляемой квартире?! — Тэхён орёт во весь голос, гнев застилает ему глаза. — Ответь мне, Юнги, зачем ты отдал деньги женщине, которая пыталась утопить тебя?! Что глазками хлопаешь, не знаешь, да?! А я знаю. Ты только родился, маленький такой, недоношенный, тебя в роддоме только из-за меня и не оставили! — Тэхён… — Юнги не может слушать, это больно, это ножом по швам. — Заткнись, когда я говорю! — он ударяет ладонью рядом с его головой. — Скажи мне, зачем ты отдал ей деньги? Тебе стало её жалко? Жалко, да? Ей почему-то не было жалко, когда ты рыдал ночью от температуры и жара. Ей не было жалко тратить деньги на бухло, а не на лекарства и продукты. Ей было наплевать на меня, а на тебя уж подавно, Юнги! Он чувствует, как по щеке скатывается одна слеза, быстро стираемая тэхёновой рукой, по привычке, как всегда. — Стоило ли оно того, скажи мне? Тэхён старается, правда старается успокоиться, под конец его голос почти приходит в норму, только ком в горле никак не даёт до конца этого сделать. Юнги молчит, в его глазах столько боли, но он знает, что в глазах Тэхён её намного больше, она глубже, она больнее. — Прости меня, просто она… Она упала на колени передо мной… и я… В квартире совсем ничего нет. — Разговор окончен. — Тэхён отшатывается от него, чувствуя резь в животе. — Это того не стоило, я знаю, это её проблемы. — Разговор. Окончен. — И уходит, так больно, так разочарованно, забирая свое тепло, раздаваемое раньше безлимитно.***
В течение следующей недели на лице Тэхёна появляется все больше пластырей, и Юнги знает почему. Он приходит с такими ранами, когда берет на себя клиентов за бо́льшую сумму, больше чем обычно. И всё это, чтобы возместить всё то, что Юнги спустил на чужую женщину. Тэхён обрабатывает царапины на боках, шипит и сгибается, у него зрачки широченные, и сигарета, догорающая во рту. Они не разговаривали уже неделю. Тэхёну кажется, что его предали. Тебе же всего лишь нужно было быть благодарным, Юнги, почему ты не смог справится даже с этим? Его колотило не от того, что Юнги отдал деньги, его выворачивало от того, кому он их отдал. Он заходит в его комнату тихо, присаживается на кровать и сжимает в руках коробку из-под обуви. Тэхён смотрит на него, пока мочит вату перекисью и прикладывает к коже. Юнги наблюдает за этим, у него кошки на душе скребутся, видно по глазам. — Что это? — кивает он на коробку. Юнги открывает её, там монеты и парочка купюр. А ещё его детский рисунок, приклеенный к стенке коробки, где они вдвоём. — Ты копишь мне на будущее, а я буду копить тебе. Тэхён качает головой. — Дурью не майся, у нас общий бюджет, — жидкость жжётся, но уже не так больно, только зубы сжать приходится, — а монетки эти иди мамаше отдай, раз уж ты такой великодушный. — Ей хватит тех денег месяца на три, — Юнги говорит это и мысленно прикусывает язык — Тэхён криво ухмыляется. — Думаешь, она в своей жизнь хотя бы раз сама заработала такую сумму? — Но она же как-то смогла тебя воспитать, — и тут же исправляется, увидев, как расширяются чужие глаза, — я имею в виду всякие пелёнки, еда и квартира, она же где-то это взяла. Отложив перекись и вату, Тэхён заплетает волосы в пучок, похожий на паучье брюхо с лапами, и прислоняется к тумбе поясницей. — Открою тебе секрет, эту женщину родила та, от которой тебе видимо и передалось такое милосердие. Ты-то бабушку не застал, но я очень хорошо помню, как она учила меня есть не руками, а приборами; как самому подтираться, а не звать все время бабушку, у которой колени рассыпались похлеще песка на пляже, — мужчина приобнял себя руками, лица её он даже и не помнит, совсем маленький был, — и квартиру, которую твоя мать чудом ещё не пропила тоже бабушкина. Тэхён помнит, как мать с бабушкой ругались, после чего женщина толкала свою больную мать, надевала сапоги и уходила из квартиры, чтобы ночью ввалиться на ватных ногах и запахом перегара. — А потом она померла, — подытожил он, — и мать тобой тут же залетела, — мужчина усмехнулся. Молча сжимая в руках коробку, Юнги слушал и изредка уводил взгляд, задумываясь над словами. Славно, если до него что-то смогло дойти. — «Мама, оставь его пожалуйста», — писклявым и плаксивым голосом взвыл Тэхён, — «я буду сам о нем заботиться, обещаю!» Глаза брата заблестели, и мужчина грустно хмыкнул. — «Не плачь, Юнги, я обязательно найду чем тебя покормить, укачаю тебя и не дам в обиду, правда-правда, ты только не плачь, а то она разозлится». — Хватит, — сипло отозвался Юнги, спихивая коробку на кровать и упирая ладони в колени. — Зачем ты отдал ей деньги? — но этот вопрос уже явно не ждал ответа. Молчанье само осело где-то в лёгких, никакое из оправданий не лезло через глотку. — Иди в свою комнату. И брат уходит: дверь хлопает, пошатывается стоящая на столике ваза с засохшими ветвями вербы. Словно лианы, руки охватывают гудящую голову, и даже глубокий вздох не помогает унять напряжение во всем теле. Тэхён смахивает коробку с кровати будто даёт хлесткую пощёчину, а затем дёргано топчет её ногой, до тех пор, пока она не разлетаются в щепки, а рисунок не сминается и не появляется дыра. Взяв в руки подарок пятилетней давности, который Юнги притащил со школы и бережно вручил старшему брату, Тэхён осматривает его и прикрывает глаза сжимая в комок.