Рука зарылась в волосы, вытягивая вьющиеся пряди. В этой кудрявой голове ютились страшные мысли, толкаясь и не вмещаясь в черепную коробку.
Все вокруг теряло смысл, ничего не имело значения, когда рядом мог быть человек. Один единственный. Который являлся ему, стоило лишь положить таблетку на язык и прикурить, проваливаясь в наркотическом угаре.Указательный и средний пальцы держали сигарету, что вот-вот дотлеет до фильтра, их обволакивал дым, оставляя едкий запах.
«бес…бес…ты бес…» — Бессмысленно, — зажмурившись, парень затушил окурок, кидая в пепельницу. Он упал на деревянный настил балкона и, стягивая собственные волосы, съежился в углу, тихонько сопя и мыча надрывно, — за что.?!«…у т-тебя…нет…ни рогов…н-ни красной потной кожи…н-но…ты.бес…»
Прикрикнув, юноша снес пепельницу, толкнув её ногой и раскидывая окурки по полу. Громкий звук наверняка разбудил пару чутко спящих соседей, но это не имело значения.
«…я сдаюсь, какой из тебя бес.? ежели ты свят, ровно также, как чист младенец…»
—Тише, пожалей людей, — знакомый голос, разнесся над ухом. Легкое прикосновение будто разрывало всё, до единой клетки.«да…младенцы приходят в этот мир омытые материнской кровью, но душа их чиста и невинна…ровно также, как и ты…ты грешник, но ты свят…и облик твой свят…»
—если бы они знали боль, которая пронзает мой разум, мои кости и бренное тело, они бы сами уложили меня спать, а может и убили бы, чтоб не мучился, — опустошение накрыло, после всплеска ядовитых волн. Спокойствие светлячками проламывало грудную клетку, — я не хочу…быть здесь.«свят…стёрты мои колени, стёрты…в доказательство и радость тебе…я молился на образ твой, ползал из угла в угол…лишь бы тебя увидеть…ты бес.бес…»
—ты должен быть сильным, ты справишься…— тонюсенькие, холодные пальчики бродили по плечам и переходили на кисти, поглаживая. — нет, kreado, с таким не справляются, — юноша, на трясущихся ногах подошел к перилам балкона, мотая головой, — спаси меня, мое светлое создание…
Звук тела, столкнувшегося с асфальтом не спутаешь ни с чем.
В тот вечер никто не слышал крика, никто не слышал вопля, никто не чувствовал чужой боли, все были глухи и слепы.
Однако…никто и не должен был.Никто и никому не должен был помогать. Никого об этом не просили. Никого…
Кроме одного человека.
***
Шум сирен, жаль, что не морских дьяволиц. Суматоха, жаль, что не в предверии Рождества. Вопль, жаль, что вырвался он из уст любимого человека.— Как много сожалений внутри каждого из нас, но у него их не было…совсем — листок одиноко дрожал от ночного ветерка.
Как небо хранит россыпи звёзд, показывая их лишь ночью, так и этот огрызок бумаги хранит истину, ожидая своего хозяина.
«…Спаси меня, мой свет, душа, покой, все страницы до единой посвящены тебе,
Lumo kreado,
p.s. твой, Юн.»