Три пальца на границе Йокогамы, Канагава

Из окна поезда открывался великолепный вид — открывался не в последнюю очередь потому что пару минут назад Тэтте вырезал мечом стекло и выкинул из него Токутоми Року — одарённого, обвиняемого в убийстве шести человек. — Упал и ударился о камни, — сказал прислушавшийся Дзёно, довольно поведя головой: не столько похожий сейчас на гончего пса, сколько на лису, выследившую неосторожную мышь в осеннем поле, припорошенном инеем. — Хороший был звук. Немногочисленные пассажиры с преувеличенным вниманием смотрели в экраны своих телефонов или в противоположное окно — первоначальный испуг, когда на их глазах Тэтте обнажил меч, а Токутоми попытался воспользоваться своей способностью, сменился молчаливым любопытством и восхищением перед одарëнными из военной полиции. Благодаря капитану Фукучи, точнее, благодаря фильмам, воспевавшим его подвиги, существование Ищеек перестало быть такой уж тайной. Сам Тэтте не любил, когда рядом оказывались гражданские — куда удобнее было ловить преступников и выносить им наказание один на один, без пристального внимания и возможных жертв. Тут-то это всё и произошло. — Тэтте-сан, ты не мог бы дышать спокойнее? — раздражëнно спросил Дзёно. — Если уж ты в такой плохой форме, не стоит ли задуматься об увольнении? Тэтте непонимающе моргнул. Он задержал дыхание ещё в ту секунду, когда они вошли в полупустой поезд, чтобы Дзёно услышал одно-единственное, неверное, изобличающее сердцебиение, и Дзёно понял это — прочитал в тёмной для него тишине, и тревога отразилась на его лице. Сидевшая спиной к ним девушка обернулась. Первое, что бросилось Тэтте в глаза — её длинные волосы, иссиня-чëрные и густые. Шею обнимали наушники: она слушала не музыку, а их разговор. Что-то в самом повороте её головы напомнило Тэтте не столько о змее, собирающейся напасть, сколько о сорвавшейся с места лани, бегущей навстречу смерти. — Нет смысла прятаться, если ты меня почуял, Дзёно, — сказала она, поднявшись со своего места. — Слух тебя, как и всегда, не подводит. — Фумико, — процедил Дзёно сквозь зубы. — Кто бы мог подумать, что мы встретимся так, — отозвалась девушка — Фумико, — окинув его взглядом с головы до ног. — Кажется, ты хорошо устроился после того, как бросил старых друзей. Наконец-то можно запугивать, мучить и убивать невинных — то, к чему ты пригоден лучше всего. Тэтте коснулся было гарды меча. — Тэтте-сан, — процедил Дзëно сквозь зубы, — что бы ни случилось, не нападай на неё. Впрочем, нам здесь больше делать нечего. Мы уходим. — Нет, не ухо́дите, — отрезала Фумико. — Когда увидела тебя, поняла, что не упущу такой шанс. Пусть я умру, но ты заплатишь за всё, что произошло по твоей вине. Точно, ты ведь даже не знаешь, что случилось с нами после того, как… — Попробуешь помешать нам и несомненно умрёшь, — бросил Дзёно. — Впрочем, атаковать тебя я не собираюсь: неохота пачкать руки. Фумико усмехнулась. — О моей способности ты знаешь, это правда. Но понимаешь ли ты, на что я готова пойти, чтобы отомстить тебе? — Меня бесит твой голос, — скучающе протянул Дзёно. — Если хочешь напасть, нападай. — Против Ищеек у меня шансов нет, — почти промурлыкала Фумико. Тэтте заметил, как в её рукаве что-то блеснуло — кажется, ствол пистолета. Он ещё успел подумать, как это глупо с её стороны: против Дзёно пули были бесполезны, а для него они почти не представляли угрозы — он бы успел отразить их, а потом и выбить пистолет из рук Фумико. — Куда слаще слушать крики и мольбы невинных… правда, Дзёно? На сиденье напротив неё дремал ребёнок, зажав в руке недоеденный анпан. Дзёно хватило одного мгновения, чтобы понять это. Может быть, он услышал, как дрогнуло сердцебиение Тэтте; может, оценил злорадство, граничащее с горечью в голосе Фумико. Он растворился в воздухе, и Тэтте обнажил меч, а Фумико медленно подняла пистолет. — Решил пожертвовать собой, чтобы защитить своего нового друга, — произнесла Фумико, скорее для Дзёно, чем для него. — Как это мило. — Ты ошибаешься, — ответил Тэтте. — Я не его друг. Дзёно меня ненавидит. — Ну не замечательно ли? — выдохнула Фумико. — Тогда у него точно нет шансов выжить. В следующее мгновение Дзёно возник позади неё, выбив пистолет из её руки. Фумико вскрикнула, потеряв равновесие. Дзёно велел не нападать на неё ни в коем случае — но он ничего не говорил о том, можно ли просто выкинуть её из поезда. Обидно было превращать вагон в швейцарский сыр, но выбора не было — Тэтте рассёк пол под её ногами мечом, и Фумико провалилась в открывшуюся, ревущую ветром пустоту. Вот теперь точно пора уходить, подумал Тэтте и выпрыгнул в разбитое стекло. Дзёно бесшумно, словно призрак, возник рядом с ним. На рельсах не было ни следа Фумико. — Кто бы знал, что она будет в одном поезде с Токутоми, — пробормотал Дзёно и поморщился. — Она меня всё-таки задела своей способностью, — он закатал левый рукав и сдёрнул перчатку. — Здесь что-то есть? Хотя нет, не отвечай, я сам её чувствую. На запястье у него действительно расплылась отметина, смутно похожая на ту, что была у капитана от Святого меча — Тэтте однажды видел её. — Что у неё за способность? — спросил он. — Мерзкая, — процедил Дзёно сквозь стиснутые зубы. — Мерзкая и слабая, но замечательно убийственная. Сама по себе она не может нападать первой — только отвечать атакой на атаку, как потревоженная змея. Способность Фумико… — Дзёно вздохнул. — Короче говоря, она действует как яд, убивающий за час. Единственный способ выжить — заняться сексом. Объяви он сейчас, что капитан Фукучи хранит у себя дома в гробу вампира и планирует с его помощью уничтожить мир, Тэтте и то удивился бы меньше. — В жизни не слышал о более глупой способности. — Можно подумать, нужно много ума, чтобы размахивать мечом направо и налево. Знаешь, почему тебя вечно ставят в пару со мной на тренировках? Потому что Тачихара-кун уделает тебя за минуту. — Я думал, нас ставят в пару, потому что Тачихара-кун сейчас на миссии в мафии. — Я потрясён тем, что ты вообще умеешь думать, — отрезал Дзёно. Тэтте проглотил оскорбление так же легко, как клубнику с ситими. — То, что сказала Фумико — это правда? Дзёно стиснул зубы и медленно выдохнул. Ответил: — Правда. Я был её боссом шесть лет назад. Нас было несколько человек, одарённых и нет, и мы выживали, как могли — и уж поверь, не за счёт благотворительности. За моей головой отправили капитана, и он предложил мне завязать с этим и присоединиться к Ищейкам. До сих пор не знаю, насколько он был трезв в тот день, но я согласился, — Дзёно умолк. В его голосе медно прозвенел вызов: — Что, Тэтте-сан? Осуждаешь меня? — Нет. — Тебя не оскорбляет, что в одном отряде с тобой находится бывший преступник? — Тебе не нужно передо мной оправдываться, — ответил Тэтте. — Сейчас куда важнее другое. Тебе нужно заняться сексом, чтобы не умереть через час? — Не могу поверить, что ты наконец пришёл к этому логически простому выводу. — Нам нужно вызвать помощь. — Неужели, Тэтте-сан? — если бы Дзёно мог, наверное, сейчас закатил бы глаза. — И кого же? Может быть, капитана и Теруко-сан? Чтобы они прервали свою миссию и бросились нянчиться со мной? — Свяжемся с нашими парамедиками, — предложил Тэтте. Дзёно фыркнул. — Ты ещё в Вооружённое детективное агентство позвони: вдруг у них случайно затесался врач. — Его уже вело, щеки слегка порозовели, дыхание сбилось — наверное, способность Фумико начала действовать. — Это способность, она не лечится как насморк, идиот. Я знаю, что нам нужно делать. Ты меня трахнешь. И забудешь об этом. Тэтте уставился на него во все глаза. — Я что? — Что слышал. Нет смысла вовлекать в это дело остальных, если двоих вполне достаточно, чтобы разобраться с Фумико и её способностью, — Дзёно усмехнулся. — В любом случае, решай быстрее, мне осталось меньше часа. (Теруко-сан однажды издевательски спросила: «Если Дзёно велит тебе прыгнуть с йокогамского колеса обозрения, ты прыгнешь?», хотя не хуже него понимала, что Дзёно с его обострёнными чувствами замечал опасность раньше них, а прыжок с йокогамского колеса обозрения стал бы для Тэтте так, лёгкой разминкой. В любом случае, если Дзёно велел ему спрыгнуть оттуда, на то были бы разумные основания. Тэтте тогда ответил ей: «Прыгну», но так и не понял, почему она закатила глаза и вздохнула). Вот и сейчас ему нужно было решиться на прыжок, доверившись словам Дзёно — и Тэтте не колебался. — Есть ли ещё какие-то условия? — Насколько я знаю, нет, но, сам понимаешь, я не проверял. — Тогда я согласен. — Значит, мы отправляемся в любой ближайший отель, — сухо сказал Дзёно. — Заниматься сексом среди деревьев я не намерен даже под страхом смерти.

***

— У тебя совершенно нет никакого воображения, — слегка разочарованно заметил Дзёно, когда они зашли в номер. Он старательно игнорировал Тэтте, пока они искали отель, а потом выбирали комнату (мне всё равно, что там будет, отрезал Дзёно, и Тэтте остановился на самом обычном номере, что означало отсутствие джакузи, кроватей в виде птичьей клетки или космической ракеты, костюма панды с огромным плюшевым членом, арсенала непонятных игрушек, напоминавших орудия пыток, и всего прочего, что мог предложить отель любви на окраине Йокогамы). В номере обнаружилась кровать, капающий кондиционер и грустного вида пустая тумбочка. Ничего экзотического. За создание романтической атмосферы очевидно отвечала пачка мятных салфеток из 7-Eleven. Окон тут не было, и ничто в приглушëнном мягком свете не напоминало о том, что снаружи начался дождь — Тэтте особенно остро представил себе запах влажного воздуха и петрикора, напоминающий о красных гвоздиках и арбузной корке. Когда они выйдут отсюда — а они обязательно выйдут вдвоём, потому что он сделает всё, лишь бы Дзёно остался жив — скупое осеннее солнце сменится затяжным ливнем. Так или иначе, Тэтте не позволит их отношениям измениться так же легко, как погоде — в отряде нужно поддерживать дисциплину, несмотря ни на что. И всё же, наверное, ему повезло, что сегодня он был не с Тачихарой, не с Теруко-сан и уж тем более не с капитаном. Чисто теоретически заняться сексом именно с Дзёно было проще. Проще — и сложнее, потому что речь шла о Дзëно, колком, раздражительном, проницательном, холодном и всегда немного ему нравившемся. Дзёно, не подозревавший о его мыслях, потянулся в карман и достал какие-то разноцветные, глянцево блестящие пакетики. — Смазка и презервативы, — коротко объяснил он, кинув их на кровать. — Ты что, носишь их с собой? — Конечно, — огрызнулся Дзёно. — Каждый день жду, когда ты наконец соизволишь меня трахнуть. Тэтте почувствовал, что краснеет. — Правда?.. — Идиот, я взял их вместе с ключом от номера. Найди те, которые нам понадобятся. Дзёно снял перчатку и безошибочно точно бросил её на тумбочку у изголовья кровати. Тэтте проследил за ней взглядом, машинально перебирая в ладони холодящие кожу пакетики. В груди у него тоже похолодело, но не от страха, а, скорее, от волнения перед чем-то, совершенно новым. — Прежде чем мы начнём, я хочу кое-что спросить. Тэтте-сан, ты часто спишь с мужчинами? — Нет, — ну, технически это было правдой. — Ясно. С женщинами? — Нет. — С тех пор, как ты начал жевать яйца со скорлупой, из тебя ни одного дельного ответа не достанешь. «Нет» — это нечасто или ты занимаешься сексом с чем-то ещё? — Я всегда ел яйца со скорлупой… — Тэ… — …но ещё ни разу не занимался сексом. Дзёно уронил перчатку, которую расстёгивал с маниакальной медлительностью. Не нужно было даже обладать обострёнными чувствами, чтобы в наступившей тишине услышать, как шестерёнки в его голове остановились и треснули. Дзёно заговорил первым: — Если это шутка, Тэтте-сан, то почему я не слышу, как ты улыбаешься? — Потому что это правда. Дзёно сжал губы, словно о чём-то размышляя. Сказал: — Ладно. Это ничего не меняет. Раздевайся, у нас мало времени. Тэтте нагнулся, чтобы поднять его перчатку, а когда выпрямился, Дзёно уже расстëгивал свою рубашку. Даже позже Тэтте не мог объяснить себе, откуда у него вдруг появилось желание впиться губами в его беззащитное горло, там, где загар недрогнувшей кистью провёл черту над молочной белизной ключиц — желание, которое он поборол не без труда. — Сразу проясним техническую сторону, — сказал Дзёно наставительным тоном. — Есть клинок и есть ножны… — Я в курсе, откуда берутся дети. — Мы не детей собрались рожать, Тэтте-сан. Впрочем, с тем, чтобы вставить куда надо, справлялись люди даже глупее, чем ты. Ты хотя бы трогаешь себя? — Да. — Так давай, займись этим сейчас, — скучающе протянул Дзёно. — Вряд ли у тебя встанет на меня, так что закрой глаза и думай… о чём угодно. На что у тебя там обычно встаёт. Думай о муравьях. О девушках из поп-групп, да о чём угодно. — У меня не встаёт на муравьёв. — Рад это слышать. Да он нервничает, неожиданно понял Тэтте. Дзёно прятал волнение за привычной язвительностью, безуспешно пытаясь сохранить иллюзию нормальности всего происходящего. Тэтте и вправду никогда не видел его настолько близко — в получасе — к смерти, и ещё ни разу на его памяти Дзёно не терял своего холодно-золотого самообладания. Странно, но сам Тэтте не чувствовал ни малейшего волнения. Он просто сделает, что должно — спасёт Дзёно в любом случае, нравится ему это или нет. С этой перспективы заняться сексом с Дзёно мало отличалось от того, чтобы, например, забинтовать ему рану — ситуация, впрочем, маловероятная, учитывая, что поддерживающие операции делали их почти неуязвимым к ранениям. Но если Дзёно относился к этому как-то иначе, то… то это было странно. Боялся ли он почувствовать себя в долгу перед Тэтте? Уязвлена ли его гордость тем, что он нечаянно оказался в его власти? Впрочем, Тэтте никогда и не претендовал на понимание столь тонких чувств. Из деликатности он отвернулся, отодвинувшись на самый край кровати. Думай о Дзёно, велел он себе, расстегнув брюки. Ты делаешь это ради него. На самом деле и думать особенно не приходилось — под ресницами, на изнанке век ясно отпечаталось его лицо, его губы, тронутые насмешливой улыбкой, и у Тэтте дыхание перехватило при одной мысли о нём. Шорох одежды за его плечом стих — Дзёно разделся и вытянулся на простынях, лёгкий и бесшумный. Будь его чувства столь же остры, как у Дзёно, наверное, Тэтте знал бы, о чём он думает, касаясь себя, кого представляет, глядя в темноту, говорящую языком звуков, запахов и вкусов. Глядя, да. Вот чего ему сейчас хотелось — смотреть, как себя трогает Дзёно. — Дзёно. Я лягу. Можно? Дзёно хмыкнул: — Мне как-то всё равно, увидишь ли ты меня голым сейчас или минутой позже. Дело не в этом, подумал Тэтте, но не осмелился — не смог — ему сказать, стоило ему откинуться на спину и повернуть голову к Дзёно. Он лежал, закинув одну руку за голову и приподняв бëдра. Тэтте зацепился взглядом за его тонкую ладонь, за длинные пальцы, розовеющие к кончикам, за каплю смазки, тускло блестящую на головке, скользившей в кулаке. Лицо у Дзёно было бесстрастное — вот он, наверное, и вправду думал о муравьях или чём-то в этом духе, и, как бы стыдно не было в этом признаться, но на миг Тэтте обрадовался его слепоте: Дзёно понял бы всё сразу, знай он сейчас, как смотрит на него Тэтте. Смотрит, не в силах насмотреться. Впрочем, Дзёно, наверное, никогда не знал, каково это — следить за тем, как, не стесняясь тебя, ласкает себя другой человек. Откуда ему было знать о том, что такое смущение, если всю жизнь он провёл в разбавленном звуками и запахами мраке? Откуда ему было знать, что его кожа в рассеянном мягком свете казалась матовой и тёплой — такой тёплой, что даже тени таяли на ней, оставляя её яркой, как сияющий изнутри перламутр? Откуда ему было знать, что от одного взгляда на него у Тэтте пересыхает в горле и пылают щёки? Тэтте прикусил губу. Дзёно такой лёгкий — можно было бы посадить его себе на колени и провести пальцами по его обнажённой спине, а затем… Дзёно неожиданно пнул его ногой в бок. — Ты не мог бы пыхтеть потише? — выпалил он. — Мерзость! — Извини. — Умереть хочется, стоит подумать о том, как ты будешь сопеть на мне. — Я постараюсь не дышать, — заверил его Тэтте. Дзёно фыркнул. — Если у тебя встал, надевай презерватив, — бросил он сухо. — Открой его — только не мечом, идиот! — и зажми кончик, чтобы в нём не было воздуха. Тэтте повертел в руках раскрытый презерватив. Он был со смазкой — как и обещала леденцово-яркая упаковка, — и с пупырышками. Где должны быть пупырышки — снаружи или внутри? Он представил, как спрашивает об этом Дзёно, и тот смеётся над его наивностью. Странно, что человечество изобрело такую болезненную штуку, и неудивительно, что мужчины так часто предпочитают секс без защиты, потому что это не защита, а какое-то нападение. Хотя, может быть, всё и обойдëтся. Он посмотрел на Дзёно. — Когда будешь меня трахать, — скучающе произнёс Дзёно, почувствовав на себе его взгляд, — обрати внимание на порез на заднице. Спасибо, что ткнул меня мечом на прошлой неделе. А вообще хватит пялиться, Тэтте-сан. Бесит. Тэтте и не подумал опустить глаза. Соски у Дзёно были розовые, как кошачьи носы. Член — просто красивый, иначе и не назовёшь — лежал на бедре. Даже без одежды Дзёно не казался нелепым или беззащитным, как большинство людей. Он был прекрасным. — О чём ты думал, когда трогал себя? — спросил он, неожиданно даже для себя самого. — Я не собираюсь делиться с тобой своими сексуальными фантазиями, — отрезал Дзёно. Тэтте пожал плечами, словно ему и не было особо интересно, хотя и знал, что Дзёно в любом случае этого не увидит. Добавил равнодушным голосом: — Это помогло бы мне понять, что тебе нравится. Дзёно слегка покраснел. — В кои-то веки в твоих словах есть что-то разумное. В любом случае я здесь не затем, чтобы мне нравилось. — Нечестно, если я буду получать удовольствие, а ты нет, — заметил Тэтте. — Ты можешь засунуть это своë великодушие куда подальше? — зашипел Дзёно. — Собрался получать удовольствие, так получай, пока я не передумал. — Я просто не хочу, чтобы ты умер, — честно сказал Тэтте. Это была лишь малейшая часть правды, которую он мог сказать Дзёно. Я не допущу этого, потому что дорожу тобой — и ещё многое, многое другое. — Тогда заткнись и трахни меня, — Дзёно перевернулся на живот, подсунул под бёдра подушку. — Хотя нет, подожди. Тэтте уставился на него: — Нет? — Сначала тебе нужно будет растянуть меня, — бросил Дзёно. — Конечно, сам я справился бы куда лучше, но ведь практика тебе не помешает, правда? Маловероятно, что в мире есть больший девственник, чем ты, но вдруг однажды тебе… — Дзёно. Быстрее. — Что, не терпится? Пчёлки и цветочки, или от кого ты там знаешь о сексе, не готовили тебя к такому? Смажь пальцы и засунь их в меня — начни с одного. Когда я скажу, что готов, смажешь себя и вставишь мне. Понятно? — Понятно. — Прямо чувствую, как у тебя ушки поджались от страха, — хмыкнул Дзëно, но в его голосе поубавилось язвительности. Его рука нырнула вниз, в густую тень под животом; он трогал себя, раздвинув ноги, его бëдра медленно тëрлись о постель — Тэтте было бы вполне достаточно просто смотреть на это, чтобы кончить. — Начинай. Тэтте послушался. Вообще-то он старался быть осторожным, даже нежным, растягивая его, хотя по Дзёно было сложно понять, что он вообще чувствует. Его дрогнувшее дыхание, побелевшие костяшки пальцев, сжавших край подушки — не поймёшь, больно ему или приятно. — Ну как? — Пальцы как пальцы, — раздражённо отозвался Дзёно. — Думаешь, я кончу просто потому что ты их в меня засовываешь? — Тебе не больно? — Разве только от мысли, что занимаюсь сексом с тобой. Значит, всё в порядке, подумал Тэтте, несколько осмелев. Дзëно всегда болезненно реагировал на любой слишком резкий звук, вкус и запах — наверное, и с прикосновениями было так же. Кто бы мог подумать, что они дойдут до такого, даже ни разу не поцеловавшись. Дзëно всегда ему, ну, немного нравился — во всяком случае, точно не был противен, но даже в самых смелых своих фантазиях Тэтте не допускал мысли о том, что они будут лежать в одной постели. — Всё, хватит, — уронил Дзёно, переворачиваясь на спину. — Ничего не бойся, просто сделай это. Возьми меня. Трахни меня. Тэтте придвинулся к нему. Дзёно со скучающим выражением лица скользнул рукой по его бедру и неожиданно замер. — Это из-за твоей способности? — напряжённо спросил он, его пальцы замерли, обхватив головку. — Что? — Твой член, — нетерпеливо ответил Дзёно, скулы у него чуть порозовели, ресницы раздражённо дрогнули — Тэтте мог поклясться, что на солнце в них шелковисто мерцал тёмно-красный свет. — Он огромный. Ты можешь увеличивать его, что ли? Как свой меч? Тэтте уставился на него во все глаза: — Это не так работает, Дзёно. — Откуда мне знать, как это работает, — вяло огрызнулся Дзёно. — Может, ты хочешь проткнуть меня насквозь. — Я не думаю, что это возможно, — сказал Тэтте, хотя и не без некоторого беспокойства. Дзёно оказался таким нежным и узким — что, если он и вправду порвёт его? Конечно, он будет очень осторожным, но одна мысль о том, что, будь у него и вправду такая способность, то его член наверняка заполнил бы Дзёно до самых краёв так, чтобы он прощупывался даже сквозь его живот… да, одна мысль об этом завела Тэтте ещё сильнее. Попробовать вытрахать из Дзёно хотя бы часть его язвительности и сделать его полностью своим на несколько минут было слишком заманчиво. Заманчиво — и невыполнимо. Хотя, кому, как не Ищейкам, по плечу невозможное? Тэтте крепко перехватил его за бёдра, прижав к постели, и толкнулся вперёд, соединив их тела. Дзёно издал странный тихий звук, прикрыв рот ладонью. Что бы он ни хотел сказать, его губы лишь удивлённо — и довольно, Тэтте мог поклясться в этом, — округлились, когда Тэтте перехватил его запястья и заломил руки над его головой, входя ещё глубже. Теперь он видел его мучительно близко — его длинные, почти кукольные ресницы, приоткрывшиеся губы, влажно блестящую кожу. И хотя этого даже не требовало главное условие его выживания, но Тэтте не удержался — наклонился и коснулся губами его серьги, влажно блестящей на белизне простыней. Всего лишь серьги — поцеловать его горло, прямо-таки созданное и подставленное для поцелуев, или щёку или губы он бы никогда не посмел, зная, что это наверняка разрушит доверие Дзёно, которое Тэтте заслужил с таким трудом. Золотой и красный, холодный и медный, как кровь — таким ему придётся запомнить вкус Дзёно, распростëртого на белизне постели. Единственное воспоминание, которое он оставит себе, пообещав Дзёно забыть обо всём, что произошло в этом номере. Он бы не удивился, если бы Дзёно оттолкнул его или бросил что-нибудь насмешливое — но меньше всего Тэтте ожидал, что он повернëт к нему голову и их губы встретятся. Тэтте замер, боясь пошевелиться, закрыв глаза и чувствуя его дыхание на своих губах, и Дзёно поцеловал его первым — жадно, словно узнал тот же голод, что и Тэтте. Рот у него был горячий, точно выпитый лихорадкой, и Тэтте на миг испугался, что Дзёно совсем потерял рассудок под влиянием способности Фумико. Наверное, способность подействовала и на него самого — в здравом уме Тэтте никогда бы не посмел ответить на его поцелуй, жадно вылизывая его рот изнутри. Он не помнил, как выпустил его запястья и заключил в свою ладонь его щеку, и как Дзёно притянул его рукой за шею, нырнул пальцами в волосы Тэтте, обвил его ногами, принимая ещё глубже в себя. — Нам нужно было сделать это по-другому, — задыхаясь, проговорил Дзёно. — Хочу оседлать тебя и связать твои руки, чтобы ты просил… умолял трахнуть тебя… хочу… Тэтте заткнул его очередным поцелуем. Дзёно пожалеет об этих словах, когда в голове у него прояснится — решительно, ничем, кроме временного сумасшествия это объяснить невозможно. И всё же было то, над чем была не властна способность Фумико: жаркие, долгие поцелуи, от которых почти зазвенело в висках; сильные пальцы Дзёно, жадно впившиеся в его бёдра, как если бы он хотел Тэтте ещё ближе, ещё больше — всего этого было слишком много для его оглушëнного новыми ощущениями сознания, и Тэтте почувствовал, что не продержится долго. — Дзёно, я… я скоро кончу. — Чего и ожидать от девственника, — посетовал Дзёно, и его губы были так близко, что усмешка в его голосе коснулась самой кожи Тэтте, пробежала дрожью по телу. В отместку Тэтте лизнул его шею, заставив его захлебнуться очередным стоном, и скользнул рукой вниз, сжав его член в своём кулаке. Дзёно, кажется, ещё о чём-то просил: что-то вроде только посмей оставить следы, придурок, но Тэтте слушал, не слыша, заворожённый его видом — щёки горели, приоткрытые губы жадно ловили воздух, голова запрокинута назад, волосы точно лепестки белой хризантемы, растоптанной в кровь. Он перехватил его член под самой головкой, сжал ещё крепче, провёл одним длинным, уверенным движением — так, как нравилось ему самому, — и Дзëно кончил с тихим низким стоном, выгнув спину и залив ему все пальцы. От его разрушенного вида и ощущения своей победы Тэтте испытал смутное удовлетворение, как от сочетающихся вкусов. Теперь всё хорошо. Дзёно не умрёт. Они справились. Но сначала он приподнялся на колени — их тела разомкнулись с влажным звуком, от которого Тэтте в другой раз несомненно бы покраснел, — перехватил его руку за запястье (Дзëно не протестовал) и кончил от одного ощущения его пальцев, дразняще скользнувших по его члену. Сняв презерватив, он лëг рядом, вздохнув, когда разгоряченную влажную спину обнял холодок простыней. Дзëно легко и часто дышал, его дыхание тепло касалось щеки Тэтте, и он чувствовал, как совсем рядом, так доверчиво бьётся его сердце, точно море, слышное в слоях раковины. — А ты не так уж и безнадёжен, Тэтте-сан, — отдышавшись, сказал Дзёно. Бесполезно: его снисходительный тон теперь имел над Тэтте ещё меньше власти, чем раньше. — Хватит лыбиться! Что тебя так обрадовало: то, что ты наконец лишился своей драгоценной невинности? — Я рад, если тебе понравилось, — честно ответил Тэтте. Дзëно упрямо сжал губы, не подозревая, что они слегка припухли от поцелуев. — Это было не так плохо, как я ожидал, — неохотно признал он (за целые годы Тэтте не слышал от него ничего более похожего на похвалу). — И ещë ты такой тихий. Это необычно. — Я же обещал, что не буду дышать. — Я не об этом, — Дзёно махнул рукой — Тэтте заметил, что метка Фумико на запястье исчезла. — Все обычно стараются стонать, как в порно. Ах, извини, забыл, что ты невинный сливовый цветочек. Тэтте вспомнил, что давно хотел спросить у него кое-что. — Дзёно. Каким ты меня представляешь? — Ну, я знаю, что ты… нормальный, — сухо сказал Дзёно. — Возможно, даже симпатичный. А чё? Ты от меня комплиментов ждёшь, что ли? — Просто хочу тебе кое-что показать. — Показать? Показать, Тэтте-сан?! Тэтте осторожно перехватил его пальцы, и Дзёно моментально умолк, всё ещё излучая раздражение. Если бы Тэтте попытался его сейчас поцеловать, Дзёно наверняка откусил бы ему губу. Но Тэтте пока не собирался его целовать — пока что. Он поднëс его пальцы к своей щеке, провёл ими по скуле и выше. — Что это? — Татуировка. — Слёзы? Нет, два… три лепестка, — уверенно произнёс Дзёно, следуя пальцами к виску, словно читал тэндзи. — Слива? — Сакура. — Должно быть, выглядит красиво, — тихо сказал Дзёно. В его голосе смутно, как в вечерней воде, мелькнула печаль. Ещё никогда при Тэтте он не жалел о своей слепоте, щедро одарённый взамен другими пятью чувствами, обострёнными до предела. Чужое дыхание и сердцебиение порой казались ему мучительно громкими, а вкусы — раздражающе насыщенными. Наверное, лишь зрение — единственное, чего он был лишён, — не причинило бы ему боли. Смотреть на мир можно было безбоязненно, зная, что не ослепнешь даже от самой совершенной красоты. Как сам Тэтте смотрел сейчас на Дзёно — смотрел во все глаза, не в силах отвести взгляд. — Не так красиво, как ты сейчас. Дзëно фыркнул: — Кто бы мог подумать, что ты так хорош в комплиментах. Но руку так и не убрал. Тэтте потëрся о его запястье щекой и подумал, что мог бы лежать так вечно. К счастью или нет, сам Дзёно был настроен иначе. — Приведи себя в порядок и одевайся, — сказал он, потянувшись за пачкой мятных салфеток. Надеюсь, у меня теперь не будет вставать на этот запах, подумал Тэтте. — У нас есть незаконченное дело, забыл? Мы отправляемся за Фумико, жива она или мертва. Тэтте моргнул: — Но у нас же нет ордера на её арест, если она жива. — Ордер на арест — идиотская формальность. У меня есть один план. Пусть уж лучше Фумико снова нападёт на нас, чем на… чё ты лыбишься, придурок? Бесишь. В следующий раз будешь снизу. — В следующий раз, — кротко согласился Тэтте. — Когда я сказал «в следующий раз», я имел в виду, если Фумико атакует нас своей способностью. — Разумеется. — Но мы не дадим ей этого сделать. — Я всё равно не против быть снизу. Впервые на памяти Тэтте Дзёно не нашёлся с ответом. Он даже покраснел и растерянно заправил волосы за ухо, задев кончиками пальцев серьгу — вопреки ожиданиям, Тэтте вспомнил не её вкус, звенящий на языке металлом, а теплоту поцелуя Дзëно. — И ещё ты обещал связать меня и оседлать, — напомнил Тэтте. Дзёно вздохнул, словно раздумывая, не убить ли его прямо сейчас, завернув труп в простыни. — Чем скорее мы разберëмся с Фумико, тем быстрее я тебя оседлаю. Могу прямо на вечернем совещании — если тебе можно тренироваться и вонять потом, то почему мне нельзя трахнуть тебя прямо на столе? Тэтте сглотнул: — Правда? — Ах как забилось сердечко, — издевательски прокомментировал Дзëно. — Ну уж нет, Тэтте-сан. Секс во время совещаний запрещён. Но если у тебя нет планов на сегодняшний вечер… С этого вечера Дзёно всегда носил смазку в кармане.