***
Екатеринодар за сто с лишним лет по-настоящему расцвел и похорошел, действительно став похожим на Петроград. Мчавшиеся мимо по асфальтированным дорогам автомобили не дымили, не воняли бензином и не ревели на всю улицу. «Неужели на электричестве работают? — сообразил поручик. — Вот это прогресс!» Курить ему хотелось все сильнее, но, как назло, все попадавшиеся навстречу люди дымили «вейпами» вместо простых сигарет. Готовясь повернуть за угол, поручик внезапно услышал позади себя быстрые шаги. Тут же его догнала какая-то совсем молоденькая барышня с неким подобием длинного серебристого портсигара в руке. — Простите, а можно с вами сделать селфи? — обратилась она к поручику, бегая взглядом по его обмундированию, должно быть, выглядевшему в нынешнее время странно. Что такое «селфи», Бакланов не знал, однако звучало это как-то неприлично. Да и одета девушка была слишком по-клоунски: черная кожанка наподобие комиссарской, узкие синие галифе, что носили последний раз, должно быть, еще при Николае Палкине. А под расстегнутой кожанкой виднелась сорочка, которая, — святые угодники! — совершенно бесстыдным образом оголяла пупок и ключицы барышни! — Да что ты себе позволяешь?! — так и взвился поручик. — Я, между прочим, русский офицер! У меня честь имеется! А ну пошла прочь, распутная девка! — Ну не хотите фотографироваться, так бы и сказали, — с явно обиженным видом протянула девица. — Зачем же кричать-то сразу? Фотографироваться поручик любил, даже очень — до войны только и делал снимки себя и семьи на новенький блестящий «Кодак» и даже с фронта первое время слал родным карточки с каждым письмом. Однако при чем здесь были какие-то «селфи»? Может, не стоило так сразу кричать на девушку, а для начала разобраться, что к чему? — Эй, мадемуазель, подождите! — крикнул он в спину уходившей барышне. — Может, все-таки сделаете мне карточку? А кстати, закурить не дадите? Что там у вас в портсигаре? — Но «мадемуазель», со страхом оглядываясь в его сторону, только ускорила шаг. «Да уж, лучше не кидаться в омут с головой, а понемногу впитывать в себя это самое будущее», — решил поручик, направляясь по улице дальше. Вскоре по левую руку от него показалось большое красно-белое здание с вывеской «Магнит» над входом. «Физическая лаборатория, что ли?» — подумал поручик. Однако ниже шла надпись «Продукты». Поразмыслив еще немного, Бакланов-Недзвецкий все же шагнул внутрь. И только затем вспомнил, что денег у него попросту не было. Вчера (а точнее, сто четыре года тому назад) он проиграл последнее в вист поручику Лобадзе. А если бы даже и были, вряд ли бы их приняли сейчас — через сто лет в ходу наверняка совсем другие ассигнации и монеты. Решив в этот раз действовать рассудительнее, поручик остановился в углу и стал оттуда внимательно наблюдать за посетителями продуктовой лавки. Сама лавка представляла собой огромный зал, напоминавший библиотеку или архив, только вместо книг и бумаг на стеллажах были разложены банки, бутылки, пакеты и коробки. Покупатели подходили к трем большим черным столам, выкладывали на них продукты, а затем подносили зеленого цвета визитные карточки к странным устройствам, которые поручик даже не рискнул бы сравнивать с чем-либо. После этого спокойно забирали продукты и уходили. «Чудеса, да и только! — подумал поручик. — Платить визитками, ну надо же!» Сигарет, однако, нигде на полках не было видно, и поручик всерьез задумался над тем, не попросить ли «вейп» у кого-нибудь из прохожих. — Молодой человек, вы мне не поможете? Бакланов даже не сразу понял, что это обращаются к нему. Пожилая женщина в очках с огромными стеклами потянула его за собой к огромному устройству зеленого цвета, напоминавшему кинетоскоп, со странной надписью «Сбер» на боку. — Мне надо карточку вставить, — пояснила она, демонстрируя визитку из тех, которыми расплачивались люди, — а я совсем ничего не вижу. Какой стороной сувать? Помогите, а? Она спокойно дала визитку в руки поручику. Вот он, шанс, который нужно было использовать! Всего-то лишь подойти к прилавку, спросить сигарет и приложить эту карточку к устройству. — Простите, мадам, я мигом, — сказал старушке поручик, быстро отдав честь, и зашагал к прилавку, у которого, по счастью, никого не было. Старуха принялась что-то хрипло выкрикивать ему вслед, но он не обратил на это внимания. Подумаешь, не подождать совсем чуть-чуть! Да и ведь по виду он не какой-нибудь воришка с улицы, а офицер, защитник Отечества, такой разве обманет? Старуха, впрочем, явно думала иначе, ибо, покричав и не добившись результата, заковыляла к выходу на улицу. Ну и пусть. — Будьте добры пачку «Дюшеса», мадемуазель, — подходя к прилавку, попросил поручик. Приказчица, полная темноволосая женщина явно крестьянского вида, удивленно вскинула на него глаза. — Лимонад у нас рядом с винно-водочным стоит, — ответила она. — Или вы мармеладки хотите? — Вы меня не поняли, мадемуазель, — слегка улыбнулся поручик. — Мне нужна пачка сигарет. — Какие вам? — устало осведомилась приказчица, кивнув на висевший над прилавком массивный металлический короб. — Список там есть. «Да уж, с «Дюшесом» через сто лет дела, похоже, плохо обстоят», — разочарованно подумал поручик, вчитываясь в надписи на приклеенном к коробу белом листе. Множество явно английских слов ничего ему не сказали, поэтому он назвал приказчице первую запомнившуюся марку. Женщина достала из ящика коробку со снятым крупным планом человеческим глазом на ней. — Сто девять рублей, — произнесла она, выкладывая сигареты на прилавок. «Ничего себе инфляция! — мысленно изумился поручик. — Это сколько же теперь стоит обед в хорошем ресторане — не меньше миллиона?!» Все же он, никак не подавая вида, что удивлен, приложил карточку старухи к устройству. Раздался громкий писк, однако приказчица почему-то не спешила отдавать ему покупку. — Пин-код вводите, — кивнула она в сторону устройства. Однако, что такое «пенкод» и куда его следовало вводить, поручик так и не узнал. К прилавку подбежала та самая старуха, а за ней шел человек в темно-синем кителе и такой же фуражке — судя по всему, местный городовой. — Вот, вот он у меня карточку отобрал! — воскликнула пожилая мадам, тыча сморщенным пальцем в Бакланова. — А еще вроде приличный человек, в форме даже! Городовой с непроницаемым лицом коротко козырнул. — Документы, будьте добры, — обратился он к поручику. Надо же, интеллигент, возможно даже, из дворян! Сто лет назад такой бы только глаза пучил да рявкал что-то невнятное. Что ни говори, а прогресс — хорошая шутка. Поручик полез во внутренний карман и извлек оттуда приказ о зачислении его, Бакланова-Недзвецкого Л.Г., в Первую Офицерскую дивизию, лично подписанный командиром дивизии генерал-майором Марковым. Других документов не было, но ведь должен же был страж порядка его понять! Если Белая армия все же победила, подвиги предков сейчас должны помнить и ценить! Однако городовой, едва взглянув на бумагу, сморщил лицо и чуть ли не швырнул документ обратно в руки поручику. — Что вы мне суете эту музейную реликвию? — рявкнул он почти так же, как и его «предок» сто лет тому назад. — Нет документов — так сразу и скажите. Ладно, в отделении разберутся.***
В кабинете полицейского следователя стояла жара, от которой не спасали даже открытое окно и вентилятор на столе. Сам владелец кабинета, толстый, красный и потный мужчина, узнал полное имя поручика и теперь стучал по клавишам какой-то весьма странной печатной машины, даже не засовывая в нее бумагу. Осматривая кабинет, поручик задержал взгляд на висевшем на стене фотопортрете лысого человека, напоминавшего Ленина и Керенского одновременно. Должно быть, нынешний лидер страны. Интересно, а после победы белых монархия возродилась или же осталась республика, но уже по типу Франции или САСШ? Лучше бы, конечно, был второй вариант — так куда надежнее. Полицейский тем временем продолжал стучать по клавишам и щелкать каким-то устройством, напоминавшим клистир на длинном электрическом проводе, и лицо его становилось все более хмурым. — Так что же, Леонид Григорьевич? — обратился наконец он к поручику. — Зачем вы украли банковскую карту у гражданки Антипенко, сорок первого года рождения? — Я не хотел ничего красть, господин полицейский, — с достоинством ответил поручик, гордо выпрямившись на стуле. — Всего лишь одолжил эту карту на время, а мадам Антипенко меня неправильно поняла. После покупки сигарет я намеревался вернуть ей карточку. — Да? — Лицо следователя приобрело ехидное выражение. — А деньги списанные вы ей как собирались возвращать? — Простите?.. — переспросил поручик. — Деньги списанные вы ей как собирались возвращать? — повторил полицейский на пару октав громче, явно начиная злиться. Поручик не знал, что ответить. О каких еще деньгах шла речь, он же платил визиткой? Или все же не визиткой, а неким подобием банковского чека, содержавшего определенную сумму? К счастью, разговор в этот момент был прерван другим полицейским, в такой же форме, как у хозяина кабинета, но выглядевшем гораздо моложе. Он без стука открыл дверь и направился прямо к столу. — Ну, как дела, товарищ капитан? — спросил он. Поручик от неожиданности чуть не упал со стула. «Товарищ»?! Когда это красные успели взять город? Внезапно взгляд поручика упал на какую-то бумагу на столе, и тут же в глазах у него все поплыло. «Отделение полиции по г. Краснодару» — значилось там. Красные все же взяли город и переименовали его? Но как же победа в девяносто первом? Почему не вернули прежнее название? Только сейчас поручик заметил, что шрифт у всех виденных им надписей был явно «большевистским», без «еров» и «ятей», и страшные подозрения все сильнее стали укореняться в его мозгу… — Да херотень какая-то, — кивнул меж тем названный «товарищем капитаном» на свою печатную машину. — Никого с таким именем в базе не находит. Приезжий, что ли? Документов у него никаких при себе нет. — Да я вам точно говорю, из реконструкторов он, — кивнул младший полицейский на поручика. — Вон, на одежду его посмотрите. Мы уже им позвонили, скоро оттуда должны прибыть. — Простите, господа, — заговорил поручик тихо, почти что шепотом. — А все-таки… кто победил тогда, в битве за Екатеринодар? Оба полицейских взглянули на поручика, а затем, не сговариваясь, будто бы по команде громко расхохотались. К счастью, в этот момент дверь кабинета распахнулась вновь, уже со стуком. На пороге стоял тот самый полковник, который совсем еще недавно командовал казаками на улице и хвалил Бакланова.***
Разумеется, Бакланова выпустили из отделения, и вместе с полковником, которого, как оказалось, звали Петром Владленовичем (да уж, вот так отчество!) они направились в штаб «Казачьего Военно-исторического общества». По дороге Петр Владленович без умолку болтал что-то о «несравненных навыках владения холодным оружием» и «гордости Отечества», но поручик его почти не слушал. Голова у него после всего услышанного и увиденного за последние пару часов гудела, словно после контузии в шестнадцатом году. Требовалось привести мысли в порядок, разложить все по полочкам и понять, что же, черт побери, вообще случилось за эти сто четыре года?! По прибытии в Казачье общество поручик первым делом спросил, где находится библиотека. Там он принялся рыться во всех найденных энциклопедиях и просто книгах по истории России. Картина, сложившаяся у него после чтения в голове, была настолько невероятной, что, захвати Землю инопланетяне, поручик удивился бы куда меньше. В девятьсот двадцатом году большевики действительно захватили власть во всей России. После этого правили они еще семьдесят лет, в течение которых смогли-таки победить немцев, а также обзавестись какой-то большой и невероятно опасной бомбой, один взрыв которой был способен уничтожить полмира. Но в девяносто первом, как уже знал поручик, Россия наконец-то избавилась от диктатуры пролетариата, потеряв, правда, при этом треть своей территории, присоединенную еще царями. С тех пор уже больше тридцати лет она жила при демократии, правда, не французской или американской, а какой-то особенной. Последние двадцать два года ей правил тот самый Ленин-Керенский с портрета, бывший чекист, и каждые шесть лет народ переизбирал его на пост заново («Воистину, был прав Бирон: не царем и не парламентом управляется Россия, а одним лишь господом Богом», — подумал на это поручик). О подвигах славной Белой армии теперь если и вспоминали, то лишь в совсем узких кругах. «Однако что же делать дальше? — подумал затем Бакланов-Недзвецкий. — Махать каждый день шашкой перед этими идиотами с «вейпами», изображая из себя бывалого казака, точно в цирке? А где жить, на что кормиться? У меня ведь ни копейки денег нет!» Решение пришло, когда поручик заглянул в главную залу Общества — там все собрались перед сильно уменьшенным киноэкраном, с которого приятный женский голос вещал о событиях в мире. «Живая газета, ну надо же!» — изумился поручик, однако услышанная информация заставила его подумать о другом. Оказывается, Россия сейчас вела войну с некими «украинскими неонацистами». Кто это такие, поручик не знал и, честно говоря, знать не хотел, но… сам факт, война! За последние четыре года война стала для Бакланова привычной стихией, образом жизни. Почему бы не продолжить такой образ? «Вот только кто меня туда возьмет? — с грустью подумал поручик. — Неизвестно кого, без нужных документов… И ведь не скажешь им, что прибыл из прошлого — чего доброго, в желтый дом упекут». И вновь решение пришло, причем совершенно неожиданно. На столе в зале поручик нашел листовку с рекламой некого «ЧВК «Вагнер». Вчитавшись внимательнее в текст листовки, он понял, что «ЧВК» означало вовсе не какой-то чекистский орган, а всего лишь «частная военная компания». Сердце поручика учащенно забилось. — Где мне найти штаб «Вагнера»? — спросил он у Петра Владленовича.***
Год спустя
— Ситуация на фронте напоминает мне, Евгений Викторович, девятьсот семнадцатый год, — глубокомысленно заметил Бакланов-Недзвецкий. — То же брожение в армии, то же отсутствие успеха у обеих сторон… Он помолчал, присасываясь к вейпу — привычка, которая понравилась бывшему поручику даже куда больше курения. За прошедший год Бакланов успел уже как следует освоиться в новой России. В боях на Донбассе был дважды ранен, один раз контужен, получил награду лично из рук президента и стал одним из ближайших советников самого главы «Вагнера». Его прежний боевой опыт оказался как нельзя кстати на новом месте службы. Евгений Викторович Пригожин с явно задумчивым видом посмотрел на своего помощника. Этот человек внешне напоминал Бакланову красного боевика Котовского, однако на самом деле был истинным патриотом России. Кроме самого Бакланова только он один знал о том, откуда на самом деле явился его помощник. Впрочем, верил ли ему Пригожин или же, как типичный бизнесмен, просто использовал удобного человека для нужной цели, бывший поручик не знал. — Но ведь тогда, в семнадцатом году, Леонид Григорьевич, все обернулось революцией, — произнес наконец Пригожин. Далее он замолчал, но, судя по выражению его лица, хотел продолжить: «Неужто и сейчас…» — Так-то оно так, вот только революции могло бы и не быть, — поспешил утешить начальника Бакланов, — если бы поход генерала Корнилова на Петроград закончился удачно. — Вы серьезно? — так и выпучил глаза Пригожин. — Абсолютно, — подтвердил Бакланов. — Я сам тогда служил под началом Лавра Георгиевича и могу вас уверить: он был настоящим человеком слова и дела. Он бы выгнал чахлого Керенского и всех его продажных министров из Зимнего, повесил бы Ленина с Троцким на фонарных столбах, он бы установил в России действительно сильную и справедливую власть! — Бакланов вздохнул. — Если бы не проклятые большевистские агитаторы в наших полках и не гибель славного генерала Крымова, все могло быть совсем по-другому! Наступило молчание. Пригожин сидел с по-прежнему задумчивым видом, затем вдруг кивнул, но не собеседнику, а явно каким-то собственным мыслям. — Хорошо, Леонид Григорьевич, вы на сегодня свободны, — произнес наконец он. — С делами я сам разберусь. Как только бывший белый офицер скрылся за дверью, Пригожин откинулся на спинку кресла и усмехнулся. — Военный мятеж? — произнес он вслух. — Интересная мысль…