Не прощаясь

Скорое расставание уже дышит в затылок. Ямамото мягко улыбается, скрывает синяки под глазами и подолгу молчит. Гокудера старается занять чем-то руки каждую секунду своего времени: на его пальцах крутятся спиннеры, которые быстро заменяет тренажер для рук, следом нитка с иголкой - аккуратный шов нигде не будет лишним, наточенный карандаш. Ночами Гокудера смотрит красными сухими глазами на люстру, а Ямамото пьет снотворное. Близится день, отмеченный на календаре черным маркерм, и тяжелая рука все сильнее сжимает чью-то грудь и чье-то горло. Гокудера обязательно бы придумал, как улизнуть, переиграть, обмануть всех и каждого. Но Ямамото уезжал на учебу как официальный представитель юной Вонголы, и тут даже Гокудера не мог ничего поделать. Иногда, в долгие весенние вечера, Ямамото поднимался в квартиру к Гокудере. Они включали кино - преимущественно старое - и под синий свет экрана переплетали пальцы под одеялом. Обычно фрукты приносил Ямамото, но в тот вечер Гокудера нашел у себя два небольших апельсина. Они чистили их на балконе, смеялись, смотрели на город, Гокудера, кроме того, сплюнул несколько косточек в маленький палисадник под своим окном. На возмущенный взгляд Ямамото он ответил, что делает дорогим соседям одолжение - скоро здесь вырастет апельсиновое дерево. Ямамото не мог не махнуть рукой на такой обезоруживающий ответ. Он успокаивал себя только тем, что органика разлагается в почве гораздо быстрее, чем на асфальте. Мусорить ему категорически не нравилось. Зато ему нравился Гокудера, с его тяжелым характером; ему нравилось, как он восторженно говорит о космосе, как кривит нос, когда видит оливки, как улыбается. Ямамото поначалу думал, что Гокудера может только скалиться или усмехаться. Но скоро Ямамото стал знакомиться и с другими его улыбками - веселой и непосредственной, от попавшей в цель шутки, довольной и сытой, от вкусной еды, задумчивой и спрятавшейся в уголке губ, от мыслей о других мирах, а однажды даже со смущенной, от верных слов и осторожных прикосновений. Ямамото чувствовал себя на минном поле, но его руки не дрожали от страха. Юноши продолжали ходить домой вместе, часто ноги вели их самым долгим путем. Гокудера перестал угрюмо молчать, теперь он сам что-то увлеченно рассказывал или наоборот заинтересованно слушал. Даже если это были новости бейсбола. Со временем Ямамото удалось отучить Гокудеру от сигарет, в том числе электронных, - и он до сих пор с гордостью вспоминает, как они вместе пережили те тяжелые ломки. Теперь Гокудера крутит в руках не сигарету, а трубочку из-под шоколадного молока. Ямамото улыбается и вспоминает, как частенько таскал его из кафетерия до уроков. В большую перемену не приходилось драться за место у автомата, и это время можно провести с довольным Гокудерой на полупустых лестницах и крышах. Зимой они часто прятались в пустующих кабинетах. Однажды по пути из уборной в класс Ямамото тихий свист и недоуменно обернулся - свист доносился словно из-за двери музыкального класса. Ямамото просунул нос в щелку между дверью и замком и с удивлением обнаружил там Гокудеру - с обедом, либо кем-то подаренным, либо у кого-то отобранным. Он развалился на двух стульях и довольно скалился. “Иди сюда, ну!”. Потом Гокудера объяснил Ямамото, что это был вовсе не заискивающий свист, а “Я здесь!” на Азбуке Морзе, и если он хочет продолжать с ним общаться, пусть выучит шифр. Ямамото хорошо помнит, как однажды отец завел с ним серьезный разговор об отношениях. Они сидели внизу, в ресторанчике, и отец вдруг начал говорить о том, как ему нравится, что его сын стал ближе общаться со своими друзьями и что, видимо, нашел для себя кое-кого особенного. Ямамото не успел смутиться, обрадоваться или осознать - как отец продолжил, и мальчишку словно окатили ледяной водой. Сейчас Ямамото даже не вспомнит тех слов, но помнит, как от обиды щипало глаза и сводило живот. Он ходил хмурый около недели, поглядывал на Гокудеру исподлобья и стискивал кулаки. Ямамото поджимал губы и занимался спортом до истощения - всё для того, чтобы отвлечься от растущего с каждой секундой чувства несправедливости. Он скрипел зубами и вместо того, что презирать себя и свои чувства, презирал всех вокруг. Гокудера смотрел на бледное, ожесточенное лицо Ямамото, и задумчиво вертел в пальцах ручку. Он больше не обедал с ним, не говорил и не ждал после занятий. Только украдкой поглядывал на его парту, когда был уверен в том, что Ямамото дремлет. А потом наступил сезон дождей. Ямамото попал под безжалостный ливень недалеко от дома Гокудеры. Он пришел к нему просить убежища, привычно потирая затылок. Гокудера впустил его в дом, дал сухую одежду и заварил чай. Ямамото принял горячий душ, старался не смотреть в глаза Гокудере и поспешно засобирался домой. Гокудера скривился, демонстративно показал рукой на окно. Весь его вид выражал недовольство: тяжелый взгляд и побелевшие костяшки пальцев рук, прижатых к груди, говорили сами за себя. Ямамото все равно взял в руки обувь, Гокудера рванул её на себя; под ногами - дождевая вода из-под кроссовок. За окном загрохотал гром, от неожиданности Ямамото вздрогнул и поскользнулся, Гокудера попытался удержать его - но безуспешно. Оба упали на холодный пол и оказались слишком близко друг к другу. Нос Гокудеры уткнулся куда-то в шею Ямамото, и какое-то время они так и пролежали. Первый отстранился Гокудера. Он убрал выбившуюся прядь волос за ухо и предложил посмотреть старый фильм, как будто ничего не случилось. Ямамото не смог оторвать от него взгляда и молча кивнул. В ту ночь их отношения переменились. Когда инопланетяне высадились на Землю, Гокудера накрыл руку Ямамото своей - как прежде, под одеялом. Он смотрел в экран, как ни в чем не бывало, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Ямамото осторожно сжал чужие прохладные пальцы и откинулся на спинку дивана, пытаясь унять сердце. Они не слишком внимательно следили за сюжетом и разговорились на второй половине фильма. Всё, что Ямамото старательно сдерживал, теперь разрывало его на части. Вместо признания Ямамото прижался губами к острому бледному плечу. Поймав безысходный и тоскливый взгляд, Гокудера слабо улыбнулся. Он убрал прилипшие ко лбу черные волосы и провел большим пальцем по влажной щеке. Ямамото много говорил: о своем отце, о разочаровании, о злости и чувствах, которые он не контролирует, о том, как ему стыдно за свое поведение, о том, как он соскучился, о том, что он продал бы свою душу за… Тут Ямамото поперхнулся, а Гокудера рассмеялся. - “В Италии с этим проще”, - шепнул он прямо в ухо Ямамото. Гокудера сам был порядком смущен - его выдавали розовые щеки и красные пятна на шее и ушах. Они проговорили всю ночь - и к утру были совсем обессилены. На следующий день они пошли в школу вместе; Ямамото подолгу молчал и, довольно щурясь, подставлял лицо весеннему ветру, а Гокудера крепко сжимал его пальцы в своих.

***

… Это было так давно, что Ямамото бы сказал - в прошлой жизни. Они провстречались больше пяти лет и многое доверили друг к другу. Ямамото снова бесстрашно шел по минному полю; он теперь никогда не был один. До недавнего времени. Неделя пролетела, и у Ямамото уже был собран чемодан, сиротливо стоящий в центре комнаты. Накануне отъезда Ямамото сбежал в квартиру Гокудеры. Оба устроились на полу, тесно прижавшись друг к другу: Гокудера без тени стеснения залез на колени к Ямамото и положил голову ему на плечо. Он не мог прятать грусть, как ни старался, а злиться ему не хотелось. Ямамото смотрел на возлюбленного с нежностью и тоской и гладил непослушные светлые волосы. Другой рукой он обнимал Гокудеру за спину, прижимая его плотнее к себе. - В Италии с этим проще, - тихо шепнул ему на ухо Гокудера. - Вся моя Италия в тебе, ты же знаешь. Гокудера знал, но все равно волновался. Они до сих молчали о своих отношениях и именно сейчас Гокудера пожалел, что не кричал во всю глотку в школе, в колледже и доме Тсуны: “Эй! Это мой парень! Мой! Его кожа - моя, его руки - мои, его губы - мои, его задница - тоже моя! Всё в нем, до последнего волоска, М-О-Е!”. Гокудера знал Италию лучше Ямамото; мафия могла отправить Ямамото на учебу только ради одного конкретного знакомства, которое укрепило бы позиции семьи. Гокудера не хотел отпускать его, и, если бы мог, отправился бы за ним. С легким раздражением Гокудера думал о том, что не зря их разделили, и кто-то хочет добиться этим своих целей. Зато Ямамото ни о чем не думал; он старался прочувствовать каждое мгновение, а после положить эти воспоминания в шкатулку памяти и запереть до сложных времен. Он гнал плохие мысли и проводил тыльной стороной ладони по горячей щеке. - Я не хочу, чтобы ты уезжал, - тихо шепчет Гокудера и чувствует себя маленьким мальчиком. От обиды во рту появляется противный горький привкус. - А как я не хочу, любовь моя. - Ну так останься. Ямамото молчит, потому что Гокудера сам знает его ответ. Они избегали друг друга последнюю неделю, боялись, что от разговоров и прикосновений будет только больнее - и были правы. Сейчас Гокудера и Ямамото сидят на полу тусклой комнаты и, вцепившись друг в друга, ненавидят себя прошлых за страх и медлительность и себя будущих, за боль и тоску, которые они испытают. - Надо было сказать папе… - Ямамото касается губами волос у виска Гокудеры. Он не шевелится больше, а просто вдыхает запах цитрусового шампуня и шоколадного молока. Ямамото радуется, что в их жизни больше нет пепла, сигарет и постоянного надрывного кашля. - Не надо. Он перенервничает. - Но когда-то же надо будет сказать, правда? Я хочу перед отъездом. - Давай лучше, когда вернешься. - Гокудера задумчиво переплетает пальцы и укладывает свою голову на плечо возлюбленному. У Гокудеры всегда были шершавые мозолистые руки. По ночам, когда они уже устраивались спать, Ямамото гладил его ладони и просил поберечь пальцы - такой талант, как у Гокудеры, настоящая редкость. Ямамото уверен, что это был подарок богов. Гокудера всегда отмахивался и самодовольно улыбался. Вскоре Ямамото заметил, что он пользуется кремом с алоэ и надевает усиленную защиту, когда готовит смесь для динамита. - Опять на руки смотришь? - невзначай бросает Гокудера только ради того, чтобы сменить тему. - Да. Сыграешь мне? - Мм, для это надо встать. - Тогда не надо. Не сейчас. Гокудере нравилась мужественная фигура Ямамото и нравилось то, что он выше. Нравились его выпирающие ребра и понравились складки, которые появились, когда Ямамото немного набрал в весе. До Ямамото Гокудере нравилось другое: мягкие груди и нежные щеки, тонкие руки и мелодичный звон украшений. Сейчас он и под страхом смерти не сможет объяснить, чем одно его “нравится” отличается от другого. Теперь, правда, все его симпатии собираются в одном единственном человеке. И каждый раз, когда что-то в нем меняется, Гокудера пополняет свой список. - У тебя впереди целое будущее, - тихо шепчет Гокудера, прижимаясь щекой к плечу еще крепче. - У меня нет будущего, в котором бы не было тебя, - также тихо отвечает Ямамото и проводит ладонью по пепельным волосам. - Ты же видишь, как все складывается. Ты и сам все знаешь. - Эй-эй-эй! - нежно шепчет Ямамото и приподнимает подбородок Гокудеры двумя пальцами. - Я знаю одно: я хочу быть с тобой, Хаято. Ямамото смотрит в глаза возлюбленного с такой непреодолимой решимостью, что Гокудера сдается. Он тянется вперед и коротко целует в тонкие губы. Ямамото до сих пор смущается, когда его целуют. Гокудера не понимает, как смущение может остаться спустя 5 лет отношений. Особенно после того, чем они занимались. Но Ямамото смущается, а Гокудера заражается этим смущением, и обоим кажется, что они встречаются от силы неделю. - Знаешь, - осторожно подбирая слова, заговорил Ямамото после продолжительной паузы. - Когда-то я истощал себя на бейсбольном поле и клялся, что никогда не потревожу тебя своими чувствами. Я был уверен, что от меня одни проблемы, и это злило меня только сильнее. Я с ужасом думал о том, что влюбился. Гокудера не перебивал и внимательно смотрел на Ямамото, чуть склонив голову. - Но… в тот раз… мы были так близко, и я нарушил свою клятву. Я признался тебе, я целовал тебя, и я никогда не был счастливее, чем в тот день. Чем в дни после него. Ямамото немного сбивался, но говорил спокойно и уверенно. - Меня ничего не пугает рядом с тобой. Я справлюсь с любым испытанием, если ты будешь на моей стороне. - Ты всегда такой честный и простой, - Гокудера вздохнул и улыбнулся уголком губ. - И как тебе не верить, такому идиоту? Ямамото улыбнулся в ответ так широко, как только мог, и потянулся за поцелуем. Он не хотел думать об Италии и о всех тех людях, которые существовали за границами их личной вселенной. - Они не заметили, как потемнело. В какой-то момент Гокудера щелкнул пультом, и телевизор заговорил о чем-то своем. - Я вернусь совсем скоро, обещаю, - Ямамото произнес это еще тише, чем диктор на экране, но Гокудера расслышал его и прижался ближе в ответ. Они перебрались на кровать, но отвернулись от телевизора. Ямамото все бормотал что-то и гладил скулы Гокудеры большим пальцем. Сначала Гокудера игнорировал его, но чуть позже уткнулся носом в ладонь, немного потерся о нее и прижал щекой к кровати. Ямамото не сдержал улыбки - Гокудера часто так делал. В ту ночь Ямамото так и не уснул, зато Гокудера, впервые за неделю, прикрыл свои измученные глаза больше, чем на час. Ямамото гладил его спине, обнимал, что есть сил, и шептал, что совсем скоро вернется.