Не касаясь

Из очередной подворотни потянуло запахом рвоты, и Каз Бреккер брезгливо поморщился, чуть ускоряя шаг, насколько позволяла ноющая боль в ноге. С неба падал моросящий дождь, стирая с улиц Кеттердама вонь запёкшейся крови и мочи – вечер пятницы не лучшее время для прогулок, это было известно каждому жителю этого опасного города, но для хорошего вора это время суток подходило идеально. Шаркая по скользкой каменной кладке, навстречу Казу двигался изрядно набравшийся мужчина среднего возраста, то и дело подёргивая жидкую бородёнку и надвигая старомодную шляпу на глаза. Каждые десять секунд он хлопал себя по левому карману чуть спадавших мешковатых брюк, и Бреккер не сдержал довольной улыбки. Когда-нибудь фили научатся не показывать так яро, что несут с собой что-то ценное, но это явно был не тот день. Этот день принадлежал молодому парню, судорожно кутающемуся в промокшее пальто, который уже вынул облачённую в кожаную перчатку руку из своего кармана и, указывая пальцем на выходящую из «Зверинца» девушку, нарочито пьяным голосом крикнул: – Шлюхи у них, что надо, да? – просто небольшой отвлекающий манёвр. Голова бородатого простофили дёрнулась в указанном направлении, и его губы растянулись в дикой улыбке, обнажая жёлтые полусгнившие зубы. – Ещё бы, особенно сулийки, но уж больно дорогие, заразы. Каза передёрнуло. Просто обворовать этого типа уже не хотелось. Хотелось размозжить его голову о ближайшую стену, чтобы тот захлёбывался кровью и собственными словами. Но рисковать своей репутацией в Бочке ради потасовки с этим никчёмным идиотом не было смысла. Он найдёт его потом, конечно. И выбьет из него всю дурь, чтобы слово «сулийка» ни в каком контексте больше никогда не было произнесено его грязным гнилым ртом. Каз невольно подумал об Инеж, о том, сколько таких гадких мужчин прошло через её постель не по её воле, скольким она кричала о пощаде, скольких просила её не трогать. Одно движение, не больше секунды. Бреккер сжимал в руке массивные часы на цепочке, держа руку в кармане. Судя по массе, сплав был не драгоценным, но финальное заключение можно было сделать только после скрупулёзного осмотра. Возможно, эта вещица имела совершенно другую ценность на чёрном рынке. Филя ещё не скоро заметит, что вместо его так тщательно охраняемых, вероятно, тоже украденных старинных часов, в кармане лежит гладкий булыжник. Каз свернул на узкую улочку, ведущую к Клёпке. Внезапное ощущение, что за ним наблюдают, заставило его сердце подскочить до глотки и забиться быстрее. Он знал, что во всей Керчии существовал лишь один человек, который мог подкрасться к нему настолько бесшумно, и этот человек никогда бы не причинил Бреккеру вреда. Но это никак не помогало сердцу успокоиться, скорее наоборот, заставляло его просто выпрыгивать из груди. Она обещала вернуться двумя днями позже. – Я чувствую тебя, Инеж, – спокойно сказал парень, поднимая глаза вверх. Девчонка любила лазить по крышам, когда шпионила для Отбросов, но сейчас её силуэт никак не угадывался на фоне тёмного неба. Каз занервничал, бездумно мотая головой по сторонам. – Я здесь, – тихий голос девушки раздался по левую сторону. Она вышла на тусклый свет уличного фонаря из тёмного закутка рядом с покосившейся телегой, облачённая в привычный комбинезон и мягкие туфли. Тёмные яркие губы приоткрылись в судорожном вдохе: Каз и Инеж не видели друг друга больше полугода, и когда их взгляды встретились впервые после столь долгого срока, дыхание спёрло у обоих. Бреккер почувствовал, что не может твёрдо стоять на ногах, хотя имел преимущество в виде трости. Приятные мурашки побежали от запястий по предплечьям вверх, заставляя чуть поёжиться. Лишь бы она не заметила его дрожь. – И я здесь, – невпопад ответил он, мысленно ругая себя за то, что никак не мог собраться. – Ты вернулась раньше, чем обещала. – Попутный ветер, – коротко ответила Инеж, ёжась от промозглого ветра. – А я надеялся, что ты спешила ко мне, – на губах Каза расцвела ехидная улыбка. – Даже не мечтай. Парень молча кивнул в сторону Клёпки, и они медленно пошли в нужном направлении, держась на небольшой дистанции. Они уже касались друг друга прежде, но всё ещё оставались людьми, которые не могли выражать чувства прикосновениями. Они не сжали друг друга в объятиях, не целовали друг другу щёки. Просто шли в тишине, наконец-то почувствовав себя в безопасности. Каз не сомневался, что в глазницах каждого из потенциальных нападавших оказались бы причудливые клинки девушки, в случае потасовки. Инеж не сомневалась, что носы каждого из потенциальных нападавших были бы сломаны его тростью. Друг за друга. Как и всегда. Ему нужно было начать разговор, но волнение сводило лопатки, и сказать хоть что-то казалось невозможным. В горле засел ком. С чего начать? Спросить, как дела? Каково ей было без него целых полгода? Спросить, почему не писала всё это время, лишь сообщила о своём прибытии с неделю назад? Может, начать обвинять в том, что она всё же уплыла на подаренном ей корабле в надежде разбить суда всех чёртовых работорговцев, бороздящих воды Истинноморя? Уплыла, когда он признался в том, как хочет её. Хочет её рядом. Когда впервые взял её за руку. Без перчаток. Борясь с подступающей к глотке тошнотой и водой, поднимающейся до пояса идеально сидящих на бёдрах брюк. Но он не имел ни малейшего права ни на один из этих вопросов, ведь он собственноручно сделал всё, чтобы она бежала от него. Каз Бреккер умело обманывал других, но никогда себя. В этом не было смысла. Не было смысла отрицать, что он засыпал с её именем на губах, а потом просыпался в холодном поту, потому что видел во снах, как тонет подаренный им корабль, как её блестящие, словно шёлк, волосы чёрной лентой уходят под воду, а он пытается её спасти, но тонет сам. Каждой клеточкой своего тела парень хотел защитить Инеж от этого мира, но каждый раз был уверен, что делал недостаточно. Так же в тишине они вошли в Клёпку. В столь поздний час практически никого из Отбросов не было в общей комнате на первом этаже, они развлекались в игорных домах и борделях, наслаждаясь вечером пятницы, потому ребятам удалось прошмыгнуть незамеченными. В комнате Каза на мансардном этаже обветшалого здания всё было как прежде. Он прошёл к раковине, чтобы сполоснуть руки, а Инеж задержалась в дверях, завороженно наблюдая за тем, как парень стягивал тугие перчатки с тонких пальцев. Она знала, что эта привилегия была доступна только ей. – Не стой в дверях, Инеж. Девушка послушно прошла внутрь узкой комнатушки. По обе стороны от рабочего стола, где Каз по своему обыкновению сложил бумаги в ровные стопочки, стояли две одноместные кровати с тонкими матрасами. Каз притащил вторую кровать сюда из её бывшей крохотной комнатушки, переделав последнюю под бытовые нужды. Инеж не была против. Теперь у неё была своя каюта на корабле, а значит, всегда был свой дом. Девушка медленно прошла к подоконнику, сидя на котором в прошлом любила кормить воронов. Мелкие капли дождя покрывали потрескавшуюся древесину, сулийка провела по ней пальцами, собирая влагу. Он снова не закрыл окно, зная, что только она могла наведаться к нему таким способом. Словно приглашал в гости. Приятные воспоминания об их с Казом перепалках в этой самой комнате вызвали ностальгическую улыбку. Всё внутри трепетало от присутствия Бреккера рядом, хотя Инеж была уверена, что долгая разлука должна была притупить чувства, которым не суждено было стать взаимными. Она практически физически ощущала его тяжёлый взгляд, скользящий по её спине. Сулийка не питала иллюзий насчёт юноши с излишне серьёзным лицом, постоянно хмурившего брови. Она прекрасно знала, кем он был и почему носил прозвище «грязные руки». Никто не видел его рук, кроме неё, злым языкам не дано было понять, что самым страшным и грязным в Казе Бреккере были вовсе не его преступления, не его жестокость и желание идти по головам, а он сам, его подыхающее нутро, его внутренняя борьба с отголосками прошлого и неспособность хотя бы на мгновение позволить себе быть тем, кем он бы мог быть, не будь он воспитан в поганой Бочке, не пройди он через предательство, обман и боль. Вся его стать, уверенность в себе, непоколебимая осанка и суровость во взгляде кричали о помощи и защите, но на это обратила внимание только Инеж. – Ты владеешь миллионами крюге, но не гнушаешься такой мелкой добычи, – бросила девушка, когда он положил на стол позади неё старинные потёртые часы, привлекшие её внимание звоном цепочки. – Это уже давно не способ заработка, скорее стараюсь не терять сноровку, – Каз подошёл вплотную к сулийке, практически касаясь её плеча своим, и устремил взгляд в сторону полуразвалившихся крыш Кеттердама. – Как и любой другой навык, мои маленькие фокусы требуют постоянной практики. – Люди называют это воровством. – Люди вообще мало понимают в жизни. Инеж осторожно сместилась вправо, чтобы их плечи соприкоснулись. Каз вздрогнул, но не отстранился, лишь сделал глубокий вздох. Во всяком случае, между ними всё ещё была ткань его рубашки и её комбинезон, плотно обтягивающий всё тело. – Как дела в «Клубе Воронов»? – Стабильно приносит прибыль. Не жалуюсь, – последовал очередной сухой ответ. Девушка потупила взгляд, буквально кожей почувствовав раздражение Каза. Похоже, ей не стоило возвращаться в Бочку так рано. Или вообще не стоило возвращаться. Во всяком случае, за эти полгода многое могло измениться, скорее всего он уже нашёл себе нового «призрака», или, что еще хуже, хотел кого-то другого, и вообще не вспоминал о ней все эти полгода. Возможно, теперь Инеж была для него обузой, от которой хотелось побыстрее избавиться, но благодарность за помощь и поддержку в прошлом не давала ему сделать это так сразу. Навязываться девушке не хотелось. Сулийка утвердительно кивнула своим мыслям и в одно мгновение забралась с ногами на подоконник, чтобы в излюбленной привычке перебраться по карнизу на соседнюю крышу. В такую погоду это было небезопасно, но её мягкие прорезиненные тапочки ещё ни разу её не подводили. Ей не хотелось прощаться, объяснять, почему она позорно сбегает, ведь Каз был одним из самых проницательных людей, которых она встречала на своём коротком жизненном пути. Он поймет без слов. Твёрдые пальцы сомкнулись вокруг её ноги где-то под коленной чашечкой, вызывая непрошенные мурашки; воздух выбило из лёгких. Инеж замерла, наполовину высунувшись из приоткрытого окна, собирая лицом мелкую морось. Вдохнуть полной грудью не получалось. Тело задрожало. Они так редко касались друг друга, так редко позволяли себе вот так твёрдо схватить и не дать отстраниться, как бы сильно ни хотелось. – Не уходи, – сглотнув ком в горле, прошептал Каз. – Не в моих правилах оправдываться, но я не хотел тебя обидеть. Просто «Клуб Воронов» – не то, о чём я бы хотел говорить с тобой. Это такая мелочь. Инеж присела на корточки и осторожно развернулась к Бреккеру лицом, как только он ослабил свой захват. Она внимательно заглянула в его глаза, отметив, что в этот раз его взгляд вовсе не был прямым и твёрдым. Зрачки бегали из стороны в сторону, словно самый опасный и безжалостный преступник Кеттердама сейчас отчего-то волновался, как маленький мальчик. – Это не мелочь. Ты шёл к этому всю жизнь. – Я не к этому шёл всю жизнь. – А к чему? – брови сулийки взлетели вверх, она позволила ступням скользнуть по поверхности подоконника и села, свесив ноги вниз. Её сердце надеялось на ответ «к тебе», но разум отбрасывал в сторону эту глупую мысль. Грязные руки никогда не позволит себе сказать что-то псевдоромантическое, чтобы потешить её эго. Каз пожал плечами и отвёл взгляд, словно собирался с мыслями. Его рубашка практически облепила худое жилистое тело, потому что парень снова промок насквозь. Комментировать это Инеж не собиралась, потому что Бреккер ненавидел, когда его душили заботой. Или делал вид, что ненавидел. – Я стремился к стабильности, безопасности, для всех нас. К тому, чтобы спокойно спать по ночам. – У тебя получилось? – Пока всё в порядке только со стабильностью. Безопасность в Кеттердаме хромает, похлеще меня, что уж говорить о Бочке. Со сном дела обстоят ещё хуже. – Почему? Каз посмотрел на Инеж почти со злостью, словно она пыталась посягнуть на запретную территорию. Для Бреккера не существовало неудобных вопросов, потому что исход любого диалога вплоть до реплик он просчитывал наперёд. Всё шло наперекосяк, когда дело касалось призрака. – Матрас неудобный. И кости ломит из-за погоды, – огрызнулся он. Сулийка поджала губы. – Мне пора бы уже привыкнуть к тому, что ты не собираешься впускать меня в свой мир. Наверное, я слишком наивная. Ни потеря близких, ни рабство, ни наши приключения на грани жизни и смерти так и не помогли мне очерстветь, хотя бы немного. Чтобы не питать ложных надежд. – О чём ты? – требовательно спросил Каз, его изогнутые брови сошлись на переносице, пальцы вцепились в подоконник. – Есть ощущение, что ты просто хочешь от меня поскорее избавиться. Как уже сделал тогда. – Я не хотел от тебя избавляться, ты просто многого не знаешь. – Ну, конечно, я же «ценная инвестиция», – ехидно прошептала девушка, не смея поднимать глаза. Её горькая усмешка отозвалась болью в сердце Бреккера. – Дело не в этом. Не в том, что ты – «ценная инвестиция», а в том, что ты ещё и ценный рычаг давление на меня. Сама подумай, Пекка был королём Бочки, и где он теперь? Сюсюкает своего «Каэльского принца»? – голос Каза сочился отвращением к человеку, о котором он говорил. – Слышал, он возвёл стены с колючей проволокой и высоким напряжением вокруг поместья. Совсем помешался. Поэтому он больше не опасен. Инеж нашла в себе силы и грозно посмотрела в глаза Казу, пообещав себе, что больше не отведёт взгляда. – Но себе ты не можешь этого позволить, верно? – в тон юноше прошипела сулийка. – Стены? – Если только те, что ты возводишь между собой и людьми вокруг, – девушка осеклась. Взгляд Каза становился совсем уж недобрым. – Я имела в виду, что ты не можешь позволить себе не быть опасным. – Это Бочка, Инеж. Тебя либо боятся, либо вытирают твои мозги со стены где-то в подворотне. Всё просто. – Так же просто, как было попрощаться со мной? Бреккер сжал зубы. Она ничерта не знала об этом, потому просто не имела права делать выводы. Инеж понятия не имела, что происходило с ним, пока она покоряла море, ведомая высшей целью. Она не знала, как он месяцами зализывал раны и скулил, когда принимал ванну. Не знала, как долго он перед сном всматривался в открытое окно, в надежде увидеть её силуэт. А ещё он помнил, как её забрали у него с целью шантажа, как его трясло от осознания, что они могут больше никогда не увидеть друг друга снова, сколько литров дешевого пойла он выпил, чтобы выблевать из себя её образ, который, словно насмехаясь, всё равно стоял перед глазами перед сном. Каждую чёртову ночь. – Мне не было просто, – только и ответил он, но его слова не утолили жажду Инеж разобраться во всём. Она приблизила к нему своё лицо так, что их носы практически соприкасались, и прошептала нарочито елейным голосом: – Да? Ты сам подготовил для меня корабль, ты сам привёз моих родителей, чтобы они убедили меня покинуть этот гиблый город, ты сам нашёл мне команду для отплытия. Не находишь, что это выбор без выбора? – Ты мечтала об этом! Ты сама говорила! – взорвался Бреккер. – А ещё я мечтала о том, чтобы ты попросил меня остаться! И ты знал об этом! Знал! В комнате повисла тишина. Голоса смолкли, только ветер, задувающий в окно, напоминал о том, что весь мир вокруг них не остановился. Они яростно смотрели друг другу в глаза, не смея отводить взгляда, играя в одну только им двоим понятную игру. – Я просил. Однажды. – Да, просил. Но так и не позволил себе открыть передо мной свою душу, даже не попытался сделать шаг навстречу. А потом и вовсе сделал всё, чтобы я покинула этот город навсегда. Градус накала спадал, они практически перешли на шёпот. – Я не хотел быть эгоистом, Инеж. Ты нужна мне, как никто и никогда не был нужен, – Каз опустил глаза, больше не выдерживая её взгляда. – Сколько бы ты ни молилась своим святым, себя я уже не смогу спасти. Бочка стала частью меня, и я буду здесь до тех пор, пока не сдохну под каблуком нового объявившегося короля. И если мне уже не выкарабкаться, то стоит попробовать спасти хотя бы тебя. Из глаз совсем ещё юной девушки покатились слёзы, такие горькие и солёные, что не шли ни в какое сравнение с морской водой, которая была её домом последние полгода. Каз всё ещё не открылся ей полностью, но словно бы приоткрыл дверь, приглашая подсмотреть в щель, приглашая в его уродливый внутренний мир, полный страха и отчаяния. – Всегда есть выбор, Каз. Просто нужно сделать правильный, – прошептала девушка с надеждой, сквозившей в голосе. – Я однажды выбрал, а потом обрабатывал ножевые ранения, которые ты получила по моей вине. – Это не так… – Не спорь, Инеж, – перебил её Бреккер. – Давай начистоту, да? На что, по-твоему, я должен тебя обречь, делая, как ты говоришь, «правильный» выбор? На вечные разборки, незаконные дела, преследования, опасность? Я даже не могу предложить тебе нормальные отношения, как бы сильно я тебя ни хотел. Нормальные в том смысле, который вкладывают в это обычные люди. Я не могу терпеть прикосновения дольше нескольких секунд. Представляешь, во что превратится наша первая с тобой ночь? Короткий поцелуй, и я захлёбываюсь в панической атаке и снова тону, представляя лицо Джорди. Ты этого хочешь? Ты так себе представляла любовь? Он практически задохнулся, потому что тараторил так быстро, изливая на Инеж всё, что копилось в нём долгие месяцы, что забывал дышать. Её теплая ладонь скользнула вверх по его предплечью, Каз сжался, но тепло её тела позволяло отогнать страшные мысли. Он заставил себя расслабиться, чтобы не отталкивать сулийку, потому что её присутствие здесь сейчас было важнее кислорода. – Любовь у всех разная, Каз. – Я знаю. Но я не хочу в это ввязываться, потому что, если я скину броню, а потом потеряю тебя, я не справлюсь. Я слишком многое уже отдал, чтобы пережить это снова. У меня ничего нет, кроме тебя. И если я и есть самая большая опасность для твоей жизни, я буду держаться настолько далеко, насколько смогу, – его голос дрогнул, и он остановился, чтобы скрыть свою слабость. Скрывать её получалось у Бреккера лучше всего. Инеж задумчиво посмотрела в окно. – Когда мы теряем близких, мы не жалеем об их утрате. Мы жалеем себя, потому что не можем представить свою жизнь без них. Но ведь Каз Бреккер никогда себя не жалеет, верно? К тому же, я верю, что мы оказываемся в лучшем мире после смерти, потому не стоит об этом горевать, – её ладонь поднялась чуть выше, оглаживая его плечо. Каз дрожал. – Мы всегда будем что-то терять. Веру в себя и своих святых, близких людей и надежды. Но люди сознательно идут на этот выбор, влюбляются, создают семьи, рожают детей, заводят питомцев, потому что это делает их счастливыми. Даже зная, что я могу потерять тебя, зная, что меня могут подстрелить на любом из твоих заданий, меня всё равно тянет сюда вернуться. Потому что здесь и сейчас я на своём месте. Рядом с тобой. Бреккера захлестнула волна гнева, которая просилась выплеснуться наружу. – Рядом со мной? Это ты называешь «рядом»? – Каз грубо схватил Инеж за запястье голой рукой. Его хватило ровно на четыре секунды до того, как он брезгливо поморщился, почувствовав, как к горлу подступает тошнота, а ноги заливает затхлой водой. Юноша отбросил её руку от себя, словно ошпаренный. – Это какой-то суррогат отношений, Инеж, – еле выдавил из себя он. – Тебе точно не это нужно. – Ты понятия не имеешь о том, что мне нужно! Бреккер попытался собрать всю волю в кулак и выпрямил спину, восстанавливая дыхание, – это всегда помогало ему прийти в себя. Считать вдохи и выдохи, отгоняя образ брата из собственного сознания. Перед глазами была темнота, но зрение постепенно начинало возвращаться: Инеж смотрела на него испуганными глазами, хлопая черными ресницами, приоткрыв аккуратный рот от волнения. Как-то внезапно пришло осознание, что он действительно не знал, что ей было нужно. Она говорила, что скучает по семье, но ни разу о том, что хотела бы вернуться к кочевой жизни. Она говорила о том, что мечтает о корабле и охоте на работорговцев, но никогда о том, что хочет отправиться в путешествие одна. Она говорила о том, что хочет быть свободной от контракта, но никогда о том, что хочет сбежать, когда сможет себя выкупить. А ещё Бреккер был осведомлён о её чувствах, но всегда ставил её безопасность во главе стола, потому никогда не считался с ними. – И что же тебе нужно? – окончательно совладав с собственным телом, хрипло произнёс он. Сулийка расправила плечи. – Ты, – так уверенно и громко, что уши заложило. – Однажды ты сказал, что хочешь меня, Каз. Это всегда было взаимно. Практически против воли Бреккера, мурашки побежали вдоль его позвоночника. Сердце застучало быстрее, гоняя кровь по артериям. Пальцы вцепились в подоконник ещё сильнее, готовые разломать отсыревшее дерево, а неожиданная волна удовольствия ударила в пах. Он так часто представлял себе это. Как она прошепчет очерченными губами, что тоже хочет его. Как проведёт тёплыми пальцами по его щеке, даря невинную ласку. Как прижмётся своим хрупким гибким телом к нему, а он не отпрянет. Это было его мечтой, несбыточной, но безумно желанной. – Это ничего не меняет, пока я не в силах дотронуться до тебя, – непривычно низким голосом ответил Бреккер, прикусывая зубами внутреннюю сторону щеки, чтобы сфокусироваться на боли, а не на плещущемся в теле возбуждении. – Знаешь, я вполне нормально реагирую на объятия друзей, но пока не уверена, что сама готова к близости с мужчиной, Каз. Не после того, что происходило со мной в «Зверинце». Но я готова над этим работать, – Инеж, вопреки собственному благоразумию, снова положила руку на его плечо, и сидела молча, пока юноша не поднял на неё глаза. – А ты? – Я не знаю, что с этим делать, – честно и как-то разбито ответил Бреккер. – Я пытался. – Можно ведь начать с малого? – её ладонь не касалась его кожи, двигаясь исключительно по ткани рубашки вниз, вдоль ряда пуговиц. – Ты ведь не сразу научился своим фокусам, верно? – она провела по выпирающему бугорку на его брюках кончиками пальцев, но тут же убрала руку. Каза трясло, как в лихорадке, но что-то внутри подсказывало, что в этот раз это не было связано с паникой. – Близость подразумевает не только касания. Сегодня твои грязные руки останутся чистыми. Инеж спрыгнула с подоконника, ведомая энтузиазмом из-за внезапно возникшей в голове идеи. Сердце быстро билось из-за волнения, но ноги сами несли её к тщательно заправленной кровати. Она уверенно села на самый край, и вытащила из волос шпильку, державшую тяжёлые волосы в узле на затылке. Они распались по плечам густым водопадом, сулийка прекрасно знала, что Каз не смел отводить от неё взгляда. Её пальцы запорхали по пуговицами комбинезона, уверенно стягивая его вниз по плечам, открывая вид на простую хлопковую майку, которую она всегда надевала вниз. Стащив своё одеяние до самых щиколоток, девушка остановилась, осторожно взглянув на Бреккера. Юноша застыл. Он видел много обнажённых тел: Кеттердам был столицей грязи и похоти – это не было секретом. Он видел раздетых девушек в борделях, видел раздетых мужчин, предававшихся похоти прямо в общественных местах. Но никогда Инеж. Её кожа напоминала тягучую карамель по цвету, и Бреккер готов был поклясться, что на вкус она была точно такой же, хоть бы найти в себе силы однажды в этом убедиться. Спина Инеж была неестественно прямой, а взгляд сочился уверенностью в том, что она делает. Медленным жестом руки, она указала на кровать напротив, и Каз на ватных ногах, не думая ни о чём, пошёл в нужном направлении. Больная нога предательски подогнулась, но он успел сесть до того, как девушка могла это заметить. Сулийка кивнула ему и чуть отклонилась назад, упираясь лопатками в стену, призывая его повторить за ней. Бреккер послушался. Они полулежали друг против друга, юношу трясло от возбуждения, он был потрясён настолько, что не смел говорить. Член практически болезненно упирался в брюки, но Каз не смел себя трогать, не имея никакого понятия, что делать дальше. Он не мог оторвать глаз от тела Инеж, которая совсем немного развела бёдра в стороны. Это даже не выглядело пошло. Это было похоже на осторожную попытку двух влюблённых и совсем юных ребят попробовать что-то новое и очень-очень запретное. Когда её рука оказалась под нижним бельём, Бреккер осознал, насколько сильно пересохло в горле, и как сильно жар наполнил всё его тело. Он следил за её рукой, словно заворожённый, пытаясь сглотнуть вязкую слюну, но не мог. Первый тихий стон, сорвавшийся с её губ, практически свёл парня с ума. Ему стало тесно в этой влажной рубашке, в этих узких брюках, даже в собственной коже. – Дотронься до себя, Каз, – она сказала это на выдохе, практически выстанывая это короткое предложение своими красивыми губами. Глаза Инеж закрылись, и Бреккер снова послушался. Он совсем немного приспустил брюки и привычным движением обхватил свой член ладонью. Конечно, Каз и раньше удовлетворял себя таким образом, но никогда перед кем-то другим. Никогда перед той, кто являлся главной героиней каждой из его фантазий. Его движения, рваные, быстрые, не шли ни в какое сравнение с тем, как осторожно и нежно ласкала себя она. Юноша оторвал взгляд от её пальцев, скрытых плотной полоской чёрного белья, и сосредоточился на лице девушки. Все чувства, которые он запрещал себе испытывать, словно норовили вырваться наружу прямо сейчас. Ему хотелось закричать ей о том, как его выворачивает изнутри, что в голове всё смешалось, что он никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Ему хотелось благодарить Инеж за то, что она заставила его почувствовать себя практически живым человеком. Что он наконец-то дышал полной грудью, а его сердце стучало только для неё. Что впервые его внутренний мир не разрушался, а строился заново, просто потому что рядом был человек, готовый принять его таким, какой он есть. Он кончал, тихо выстанывая её острое имя, пачкая чистое покрывало и брюки, с маниакальным интересом наблюдая за трепетом её ресниц и подрагивающими губами, которые так же выдохнули его имя перед тем, как тело Инеж расслабилось. Они смотрели друг на друга затуманенными взглядами, не сдерживая ошалевших улыбок. Инеж осталась на ночь в его комнате и даже осторожно поцеловала Каза перед сном, практически не касаясь его губ своими.