*
Пока некоторые тупые и нищие пезды — вроде тех, с которыми раньше встречался Энди — ходят на свидания, чтобы поесть, Эшли принимает участие в черной мессе, чтобы накормить себя и брата гавайской пиццей и дешевым пивом. Возможно, кто-то найдет это жалким или унизительным, но малышка Лейлей это мнение подвергнет жестокому акту анального изнасилования ручкой от ножа. У них с братиком за спиной незаконный побег из апартаментов, запертых на карантин, три трупа, каннибализм и вызов потустороннего демона — у каждого из младших Грейвс есть свои грехи. Они висят на шее, будто цепи. Будучи от природы порождением хаоса и тьмы, Эшли не сожалеет об их поступках. Человеческое мясо — деликатес весьма сносный: пальцы на вкус как пальцы, а рука — как слегка слащавая нежная ягнятина. Юные культисты и не знают, какую порочную сучку позвали на свою трэп-мессу. — Здравствуй, сестра. — Эшли встречает гик в мантии, купленной в сувенирном оккультном магазине, и замечает Эндрю. — И тебе привет, э-э, брат. — Я буквально ее родной брат, — отвечает Энди и отталкивает локтем тощего культиста. — Где еда? — Простите моего братика за грубость! — зубоскалит Эшли. — Он голодный… Я его давно не кормила своей стряпней. В двухкомнатной квартире, похожей на ту, в которой они сами жили, находятся с полдюжины воннаби-культистов. Среди них почти все — задроты, заигравшиеся в свои ролевые игры, либо готы-нарики с метамфетаминовой худобой. Есть только одна девушка, похожая на актрису из фильмов Люцифера Валентайна. Эшли разочарована. Впрочем, меньше шалав — меньше шансов того, что к ее Энди кто-то полезет в трусы вместо нее. Ласковая сестринская рука всяко нежнее чужих грубых рук каких-то блядей. «Современные черные мессы впечатляют своим блеском бижутерии и студенческой нищетой», — думает Эшли, пока Энди жадно ест уже третий кусочек пиццы и незаметно запихивает в карманы еще два таких. Эшли кладет спортивную сумку возле столика и брата. — Брат, тебе стоит надеть форму. — К Эндрю подходит культист и дает мантию. — Ритуал — дело серьезнее, серьезнее выпускного. Нужна форма. — Без б. — Энди быстро надевает мантию и мигом пригубливает пунш из двойного пенопластового стаканчика. — Братанчик, где у вас здесь туалет? — О, Энди, ты хочешь в туалет? — оживляется Эшли. — Тебе помочь? Может, тебя нужно, м, словесно поддержать? — она прикусывает губу. — …нет. Эшли форму не выдают: тощий хлыщ с осунувшимся лицом объясняет, что она материал для ритуала, так что ей нужно не одеваться в форму выпускницы лицея им. ЛаВея, а, наоборот, раздеваться. — До трусов? — Догола. Ну, ты думаешь, Ева в райских кущах ходила в белье от «Victoria Secret»? Голая она была. — У меня нет белья от «Виктория Сикрет», у меня трусики в горошек. И лифчик. — …любопытно. Низкорослый толстый гик чертит пентаграмму овечьею кровью, пока кто-то на кухне чертит лайны скорости. Играет отвратительное дарк-техно. Какой-то патлатый гот лезет к Эндрю и пытается схватить его за задницу, но брат шпыняет его локтем под ребра и «случайно» проливает пунш ему на макушку. Эшли разочарована. Видимо, малое количество шалав компенсируется наличием намефедроненных педиков, для которых братик Энди — няшный фембойчик. Это печально.*
Сквозь стеснение Эшли оголяется с томностью порно-модели. Мелодии тошнотворного дарк-синта добавляют сцене с обнажением демонической пикантности. Публика внемлет происходящему. Когда на Эшли остается только нижнее белье, то она неприкрыто волнуется. Энди куда-то пропадает среди толпы культистов. — Для вашей черной мессы обязательно нужно быть без трусов или нет? — Тебе — обязательно. — Что ж я такая особенная… избранная… Она сбрасывает нижнее белье до щикотолок и снимает бюстгальтер, представая перед публикой прыщавых задротов и одной задротки — о, кстати, может она лесбуха? — во всей красе. — Что дальше? — спрашивает Эшли. — Или вы только на сиськи мои посмотреть хотели? — Садись в центр пентакля. Эшли располагается, подогнув под себя ноги, и трусливо полуприкрывает грудь, потирая локоть: собственная спесь не дает полностью закрыться, она считает лучше себя придурков в мантиях и не видит смысла стыдиться их, но социальный страх не убрать так легко. Они зажигают свечи на кровавых рунах и приглушают музыку на проигрывателе. У основания пентакля становится толстый гик с книгой — истертая черная обложка со звездой телемы. Остальные члены воннаби-секты окружают пентаграмму с голой Лейлей. — Кхм-кхм, начинаем, собсна, причастие, — андрогинным голосом говорит толстый. Под потолком раздаются слова:diabelska krew kozła
trampki wymiotujące mefedronem
Эшли догадывается на интуитивном уровне, что это не латынь, но — жирным, прыщавым книжным задротам виднее, как вызывать Кровавую Мэри или дух Тупака.szesnaście tabletek alprazolamu
kunda z zębami syrop na kaszel kodeina królowa serc
К Эшли подходит тощий хлыщ с куском сырого мяса и сует ей под нос: «Сестра, ты должна отведать это». Энди нигде нет. Забавно, что, на минуточку, она вписалась в эту затею ради еды: собственное пропитание для младших Грейвс та еще проблема, и от долгого голодания у Эшли уже выступают ребра, выпирают ключицы, ломаются волосы и ногти — выглядит как заправская рппшница, но это не диеты и комплексы, а несколько нарушенных статей уголовного кодекса и долгая жизнь взаперти без еды. Эшли впивается зубами в кусок сырого мяса и грызет его, как дикое животное. Брызгает кровь на ее белоснежное лицо и стекает по щекам и губам к подбородку, а с подбородка — по лебединому крылу шеи, ниже, ниже, к ключицам и еле прикрытой груди. Где Энди, чтобы слизать капли с тела сестры? — Встань на коленки, сестра, — просит хлыщ. — Вот так? Эшли становится на колени, широко раздвинув ноги, затем упирает ладони в пол позади себя и взмахивает головой, разметывая волосы по плечам и спине. Хлыщ держит в руках изгрызанный кусок мяса, прикладывает под трахею Лелей — липко, холодно, мерзко — и ведет вниз, стискивая. Ведет от шеи через ложбинку меж грудей, спускает с возвышенности вздымающихся ребер на впалость живота, скользит до промежности и, стиснув мясо последний раз и выжав кровь, бросает меж коленей Лейлей. — А зач мясо-то? — спрашивает она. — У нас не было денег на живого агнца, мы купили мясо в продуктом, свежее филе, — пожимает плечами хлыщ. — Ебануться, мальчики… Ей подносят сдвоенный полистирольный стаканчик, и она целует его край, пригубливая водку. Гик продолжает читать свой сатанинский рэп из глубин бульварной книги. В воздухе появляется вонь отбеливателя — откуда? На кухне жгут бумагу. «Бля, а какой результат ритуала должен быть? — задумывается Эшли. — Они это по диким рофлам устраивают или дьявола вызывают? Попытаются ли трахнуть меня всем культом?» Краем уха она улавливает звон пряжек ремней. «Меня все же будут ебать. Возможно, без презервативов», — с грустью догадывается Эшли. Юные ницшеанцы и солевые сверхчеловеки, сатанисты и телемиты не отпустят такую сочную суккубу без благословения дьявольского и хорошего буккаке, или такого агнца без соответственного осквернения. Внезапно на угле пентакля с криком падает тело и хлещет кровью из раны на шее. Культ встряхивается — следом за первым телом падает второе, схватившись за живот. Неизвестный замахивается мясницким ножом и разбивает затылок жертве клинком. — Братья и сестры! нас пришли покарать злоебучие адвентисты! — орет какой-то тощий нарик и вбегает в стену. Из одной ноздри у него сыплется порошок, из другой — льется кровавый водопад. Эшли улыбается: Эндрю… папочка Энди устраивает нещадную порку тесаком детишкам-культистам. — Энди! а меня за грудь трогали! — жалуется Эшли. — Мне не до тебя, дура! — кричит Энди и отбивается от агрессивной культистки, вооруженной канделябром. Гик, сунув свою библию под мышку, с высокочастотными воплями покидает квартиру. Тощий хлыщ возвращается из кухни с ножом в руках. Культистка, сблевав обед из «KFC», валится на пол с тесаком в лице. Эндрю резко приседает на корточки и пытается вытащить свое оружие из ебальника дохлой сучки: ах, слишком хорошо засадил, как Энди и умеет… — Энди, сзади! — кричит Эшли. — С ножом! Эндрю оборачивается и в последний момент отпрыгивает в сторону, а хлыщ с лезвием спотыкается об труп и перекатывается по полу. — Пистолет, — говорит Эшли. — В сумке. — Точно, — осеняет Эндрю. Во время резни продолжает играть отвратительное техно. На полу уже три тела. Нарик и хлыщ приходят в себя и собираются мстить. Эшли, не зная, как вести себя, прикрывает не спину любимого брата, а свою грудь. И сдвигает ножки в коленях. Эндрю достает из сумки пистолет.*
Это была тяжелая ночка. Эндрю выгребает содержимое холодильника в сумку, переступает очередное тело, осторожно обходит пятна крови и глядит на сестру. Обнаженная, покрытая кровавыми разводами Эшли цедит пунш, нагнувшись над огромной чашей с плавающими в алкоголе кусочками лимона и лайма. — Пьешь столько, сколько можешь унести в мочевом пузыре? — спрашивает Энди. — Братик, ты не за моим мочевым пузырем следи, а квартиру обирай, — пьяно ухмыляется Эшли. — Мародерство — это по твоей части… — Заткнись. Сегодня на его душу пал грех пяти убийств. Интересно, сдаст их толстый гик, в ужасе сбежавший при начале техасской резни тесаком? Эшли не думает. На ублюдках-культистах наверняка висят свои преступления; как минимум, на квартире с легкостью найдут следы запрещенных веществ, к тому же оккультные ритуалы осуждаются общественностью и уголовным кодексом. Проблем можно не то чтобы сильно бояться. Эшли пригубливает пунш из полистирольного стаканчика и чешет живот. — Это пиздец… — вздыхает Энди. — Мне хочется кричать, но не буду шуметь. Пятеро. Пять придурков на моей совести. — Это была самооборона, Энди. — Надеюсь на то… мало ли что они бы вытворили с тобой. — М-м… — Эшли улыбается. — Братик Энди побоялся, что злые сектанты осквернят его сестренку Лейлей? Эндрю отвечает ей тяжелым взглядом зеленых глаз, но, выдержав драматическую паузу, кивает. Эшли игриво скалится. Кажется, в ней алкоголя немного больше нужного — как после такого не перебрать? Интересно, что думают о произошедшем соседи? смутили ли их два прозвучавших выстрела? или в этом клоповнике всем уже настолько поебать на перестрелки, сатанинские ритуалы и оргии, что они даже ментов не вызвали? — Зна-аешь, Энди… Лейлей семенит по квартире на цыпочках, переступает трупы, дурашливо окунает пальцы ног в кровавые лужи и возвращается к ритуальному пентаклю. Эндрю с каменным лицом наблюдает, как сестра занимает центр пентаграммы — полулежа-полусидя, ладони упирает назад, ноги раздвигает. Ее покрытая красным рука скользит от живота к промежности, затем приоткрывает средним и указательным соблазнительные виды для Энди. — Что думаешь, братик? как насчет жесткого инцестуозного секса без презерватива на кровавом сатанинском пентакле в окружении трупов? Соглашайся, пока я пья-аненькая, хи-хи!! — Эшли… ты ебаный пиздец, — признается Эндрю с глубоким выражением шока на лице, как будто это Лейлей убила пятерых студентиков, а не он. — Одевайся и проваливаем. — М-м… ты не хо-очешь? — Извращенка. Можешь хоть иногда не думать междуножьем? Братик Энди периодически до нестерпимого душный.