федя, как потомственный петербуржец, отчасти ненавидел приезжих: ну а чё они, москвичи, понаехали? он был не расистом, скорее дискриминировал славян, корни которых не находились в питере. не для них царь город на болоте сподвиг, ой не для них! а они приезжают с мая по август, занимают свободные места в «севере», а на невском вообще одни «подъезды» да «бордюры»! в свои четырнадцать федя правда думал организовать новое скинхед-движение, направленное на истребление вот таких кадров в культурной столице – хотя бы их выдворение! но мечты юного нацика, слава богу, не осуществились, панк-юность закончилась экономическим в спбгу, рваный свитер сменился серым худи, только пиво осталось пивом – как пил вместо уроков физкультуры, так же делал и в универе, сменив компанию на славу из
хабаровска и его друга андрея из бишкека с третьего курса. не сказать, что это были его лучшие друзья (всё же не коренные петербуржцы, надо учесть это), но во многом они отлично поладили: политическая позиция, любимый алкоголь и нежелание посещать семинары по истории экономической мысли. жили в одной комнате общаги, ночами смотрели поперечного, нолана и шульман, помогали друг другу с курсовыми и делили одну коробку «флэша» перед зачетами. потом наступил второй курс, андрей съехал на собственную хату и оставил куковать студентов, которым «не нужно ебаться с дипломом, и непонятно ещё, кто кого ебать собирается».
— ну, федя, придётся тебя оприходовать, – злорадство так и красовалось на славином лице. – я на тебе отыграюсь!
— ну нахуй, я съезжаю, – отшутился федя и был пойман огромными лапами машнова в объятия.
только федя, как позже оказалось, не шутил: устроился на вечернюю смену официантом в бургерную (душа всё ещё требовала хоть какого-то панка, пусть и позерского), снял квартиру в купчинском «человейнике» и посленовогоднее похмелье переживал уже в своей однушке. чудесным и неизвестным образом слава, решивший после переезда друзей вступить во все студенческие активы, собрал весь экономический в каком-то лофте у московских ворот, который снял даже не на свои деньги – честно клялся, что и копейки не потратил, всё некие спонсоры дали. был слушок, что этот спонсор лысый, весь в татуировках, закончил оксфорд и сейчас сидит в министерстве образования, но федина работа не позволяла долго копаться в чужом белье, особенно, если это бельё принадлежало не персоналу.
— братишка пришёл! – слава как всегда по-хозяйски сгребал поближе федю, представляя своим новым сожителям старожилу их двести второй комнаты. – мировой человек! какие только вещи не вытворял, о-о-ой, вы не представляете! садитесь, детки, сейчас расскажу.
к машнову с сентября подселили сразу двух первокурсников: сибиряка-руслана, который не снимал тёмные очки даже на парах и носил джинсы с дырками на коленях, из-за чего феде приходилось чаще прикусывать язык, чтобы не сказануть лишнего, и москвича-колю, который через два месяца переселился в собственную квартиру, которую ему сняли родители – тьфу, мажор. руслан, конечно же, никуда не делся, оказался в доску пацан: бренчал цоя вечерами, – когда федя обманывал вахтёршу и уходил под пять утра, – и каким-то волшебным образом, используя студенческую магию и врожденную харизму, выцыганил «плойку» и два диска gta. за это мысленно федя вывел его в топ лучших людей курса, которых только встречал. слава с русланом прожили после коли вдвоём от силы две недели и получили в подарок совсем юного, ещё не восемнадцатилетнего парнишку андрея, ушедшего с филологии через два месяца учебы и вместе с тем переехавшего в студенческую общагу, – решил попробовать все филиалы ада бюрократии. федя андрея – всегда хотелось назвать это паренька «дюшей» – не видел ни разу до нового года, лишь по рассказам славы знал, что у того ярко-жёлтые волосы, феноменальная память на поэзию со «стихи.ру» и собственная акустическая гитара.
— он такие песни сочиняет – ты бы влюбился! – у славы помехи на фоне и активная подготовка к зачёту по английскому, но он слово держал и звонил каждую пятницу. – приезжай обязательно, послушаешь хоть нормальную музыку, а не свой подзаборный рэп.
федя на встречу не стремился, отдавал всего себя «любимой» работе, потихоньку задумываясь найти что-то и для души, как герой «норвежского леса» устроиться в музыкальный магазин и быть среди духовных сородичей, но капитальное отсутствие времени так и шептало на ухо, что никуда он не денется, если не хочет лишиться нормального заработка.
— у тебя практика через полгода начнётся, готов разрываться на три работы? флаг в руки, – сам себе вторил перед зеркалом, отстригая надоевшие патлы: неудобно стало, да и начальство требовало, а то «очень легко списать волосы в тарелке на тебя», потому один из последних атрибутов былой независимой юности, щеголявшей против стереотипов, смывалась водой из под крана. – вот пацаны удивятся, когда почти лысый приду.
одиночество представило феде единственного собеседника, который являлся собственным отражением, но был хорошим слушателем и иногда помогал советами, молчаливыми, сами приходившими в голову. и, когда крыша совсем ехала, экстраверт игнатьев бежал к друзьям и сокурсникам прогнать тараканов из головы путём вытравления ядом – сорокоградусным, европейским!
— а волосы твои жалко, – трепал бритую голову андрей замай. – эх, братик, ну, за упокой их, не чокаясь.
тем тостом андрей будто похоронил не только федину шевелюру, но и всего старого друга. в могилу канули грамм двести каштановых волос и один девятнадцатилетний фёдор игнатьев, который навсегда был заточён в теле четырнадцатилетнего «скина» с басс-гитарой и порванными свитерами. на его месте теперь будущий экономист, работник месяца и просто какой-то взрослый чувак.
— блять, андрей, где твой тёзка? – вклинился руслан, параллельно пожимая руку феди, даже не смотря на него.
— я ебу? ты с ним живёшь, – замай расслабленный, на конфликт не собирается, но, чтоб тушенцов отстал, был бы явно не прочь.
— о-господи-блять-нельзя-нихуя-взрослым-поручить-ебланы-все-один-я-мушкетёр-остальные-пидорасы, – одной фразой протараторил руслан и буквально утонул в толпе, скрыв свою макушку где-то в районе танцпола.
— подожди меня на балконе, я пока славу найду, попиздим втроём за жизнь, – напоследок похлопал по плечу андрей и тоже пропал в зале.
балкон был в трёх метрах от пункта отправления, но из-за кучи танцевавших вокруг тел, которые переходили из кондиции в состояние «автопилота», путь становился до пизды тяжёлым, отчего федя захватил у дивана закрытую бутылку виски и вышел на веранду, прикрыв за собой дверь. свежий воздух сразу же впечатался в лицо, напоминая о кислороде, которого чертовски не хватало в душном лофте.
балкон был достаточно маленьким, но феде всего-то требовалось поставить на подоконник бутылку, поджечь сигарету и иметь минимальное число личностей рядом с собой, и данное место с этими задачами отлично справлялось. холодное железо, немного ржавое и со сходившей краской, снимало весь жар простым прикосновением локтей к поверхности: очередное доказательство, как мало нужно для счастья – философам бы этому поучиться. но питерский декабрь брал своё: даже в толстовке стало холодно, поэтому уже началась кампания по поиску согревающих средств, кроме выпивки, как тут же впервые федя увидел, что далеко не один на этих двух квадратных метрах.
— я либо очень пьяный и торчу тут уже так долго, что не заметил тебя, либо…
— очень пьяный и слепой, – ехидничал парнишка на год-два младше по виду.
неизвестный раскинулся на пуфике, лежавшим на полу, и завернулся в федину мечту того момента – тёплый плед, который точно бы сейчас спас от нечеловеческого мороза.
— бери бутылку и садись ко мне, согрею бывалого война, – он вжался в балконное ограждение, освобождая место рядом, ближе к батарее, за что федя уже забыл подъёб, давший негативную оценку в глазах игнатьева.
— федя, – всего-то и сказал он вместо благодарностей за спасённую тушу непутёвого студента, но принялся открывать бутылку, что тоже являлось синонимом к слову «спасибо».
— андрей, – мягко улыбнулся в ответ и перевёл взгляд на бутылку в фединых руках. – я друг славы, который тут всё организовал. сожитель, так сказать.
— неужто тот знаменитый федорович, автор великих песен и знаток мира аниме? – косясь на футболку со знаменитым «евангелионом», посмеивался с маленькой долей издёвки парень. пока андрей искал слова, из которых можно было бы дать достойную реакцию оппоненту, федя отпил из горла и продолжил, осматривая волосы. – в темноте не признал, sorry.
— простить тебя будет нелёгким трудом, – мигом выхватил андрей бутылку из рук, стоило той только оторваться от чужих губ. – одним виски не отделаться.
— и как теперь? платить натурой? – гордо отвечал федя в надежде получить реакцию человека, который не любит все эти «около гейские шутки, федь, ну реально, что за хуйня?», но в лицо прилетело:
— а если я скажу «да», как поступишь? – в глазах андрея отражалась картина, как по данте: чертята веселились у костра, ярко горели повсюду огни, остроконечные вилы так и норовились кого-то да заколоть; но игнатьевская порода была настырная и сдаваться не любила:
— придётся отдать себя в ваше рабство, ваше превосходительство, – федя подобрал чужое запястье и со всей нежностью поцеловал, не отрываясь от голубых глаз, которые в тусклом свете из окна лофта походили на небо в самые ясные дни. странное наблюдение, принёсшее уйму вопросов к самому себе, но пока всё ой как устраивало.
— не отвертитесь одним поцелуем, сударь, – фыркнул андрей, но руку не увёл, наоборот, будто ближе подсел. – точно не таким уж.
когда в тьме зрачков напротив можно уже было тонуть по колено, федя понял, что грелся он последние минут пять далеко не от ирландского виски, батареи под боком или шерстяного пледа, нет: огонь, что оба разожгли непонятными намёками, больше похожие на призывы, горел яростным пламенем между ними, получше любой печки припекал. федя не выдержал, поставил все фишки на кон и поддался вперёд:
— а каким именно?
андрей с минуту взглядом сверлил, ничего не говорил, даже улыбки на губах прежней не было, а потом вытянулся вперёд, будто на ухо хотел что-то шепнуть, мелко дрожавшую руку даже убрал, но их откровенно прервал скрип двери, отчего оба по разные стороны, как от прокаженных, разлетелись.
— так вот же они! – крикнула в сторону зала тёмная неказистая фигура голосом славы. – и чего расселись? федь, тебе же передали, что на веранду.
— мне передали, что на балкон, – поднимаясь, как-то хмуро, почти хамя ответил он.
— ой, да какая разница! – шутливо возмущался слава. – зато, я вижу, вы уже познакомились.
— ага, – тихонько подал голос андрей и, поправившись, тоже встал.
— так пойдёмте же, а то жопы тут свои застудите сейчас – и пизда! я лечить никого не собираюсь, – у славы, когда выпил достаточно, язык в самые интересные формы вязался, чего только наговорить мог, что наутро все ласково подшучивали, а некоторые и на ум мотали, но тогда смеяться вообще не хотелось. в сердце какая-то явная обида засела на друга, но причины, явные, немного позорные и стыдливые, называть не хотелось.
на веранде тоже прохладно было, зато свежо и с кучей обогревателей, на каждом стуле свой плед лежал, а на столе – круглом, будто в карты играть, – для каждого свой красивый стакан уже располагался и пепельница общая посередине. любил слава детали и комфорт, не отнять это было.
— наконец полным составом, а то я уж не надеялся, – с притворным раздражением кинул руслан, уже севший за стол рядом с замаем.
за этим столом до утра и просидели: и куранты встречали, и салаты таскали, обходя уснувшие прям на полу тела, благо облокотившиеся на какие-то вертикальные поверхности, а то уж совсем как декорации триллера выглядело. к пяти утра, уже порядком и протрезвевшие, расходиться начали: вначале андрей ушёл, поспешно нацепив пальто и пожелав всем нормального в кои-то веки года; за ним руслан поскакал, которому такси вызвали, чтоб вздрыг пьяный не потерялся по пути в общагу, только он другой адрес вбил совсем, но осознали уже, когда проверили, доехал ли, в ответ получили короткое смс: «всё ок, я у друга)». слава хотел было с андреем поехать, но резкий звонок поменял планы, и слава тоже заказывал тачку, стоя на улице рядом с андреем и федей. федя пьяным валяться не собирался, не к возрасту, обязанностям и социальному статусу уж было, поэтому решил после проводов славки уйти, а андрей с ними уплёлся – не оставлять же друзей.
— всё, пацаны, – открывая дверь машины, кинул слава. – ещё раз с новым годом!
— и тебя, – в унисон вторили машнову.
на перекрёстке, куда слава такси заказал, воцарилась странная, липкая тишина между двумя незнакомцами с сигаретами во рту у каждого. не знали, как подступить к разговору: не хотелось феде бросать хлипкое «ну, я поеду, что ли, тоже» и позорно бежать, ретироваться, как с девчонкой после секса на одну ночь, когда она явно на большее рассчитывала. и в момент, когда совсем удушающе стало, федя только рот открыл, решив всё же скомканно попрощаться, и тут же андрей выдал:
— хочешь у меня рандеву продолжить? – в глаза не смотрел даже, куда-то за федю, боясь взглядом столкнуться.
— а ты меня не обкрадёшь и не изнасилуешь? – для себя самого неожиданно выдал.
— я сейчас могу максимум заболтать на тему греческой мифологии и пелевина, – как-то горестно хмыкнул. – так что?
— пешком дойдем? – ухмыльнулся федя, и андрей сразу же просиял, кивнул пару раз и, затоптав окурок, повёл за собой, будто федя забыл дорогу в когда-то такой дорогой дом.
общага не изменилась совсем: та же двухъярусная кровать, державшаяся на божьем слове, в мусорном ведре одни банки от энергетиков и пустые блоки, спрятанный за шторой электрический чайник. будто не уезжал федя никуда, только гитару купили и к чистоте стали более серьёзно подходить: пылью только старый комод у двери покрылся, который выкинуть пора было за неисправность и истошный стон при открытии – точно тысячи гномиков в пыточной так же орут. пахло нормально, а не как по приезде одним потом и чем-то протухшим, и на полу всё убрано было. кто же такой чистюля был? неужто руслан?
— прости, тут слегка грязно, мы гостей не ждали, – разом ответил на все вопросы андрей, который в глазах всё больше становился дюшей. творческая личность против артхаусного беспорядка? ужасно и кошмарно, поколение забывает великие традиции, данные ленивыми, но умными предками.
федя всё равно обошёл родную комнату, будто прожил в ней не чуть больше года, а всю жизнь: водил рукой по стенам с узорными обоями, своей выпуклостью щекотавшими пальцы, обвёл глазами любимый стол в углу, за которым когда-то втроём отмечали каждый зачёт стопками, уселся на широкий подоконник, за которым мог проводить ночи, высматривая людей на улице и гадая, чем живёт каждый из них.
андрей времени не терял и достал из закромов – точно своих тайных, о которых даже слава с русланом не знали – бутылочку хорошего вина. завтра феде точно будет плохо от количества спиртного, интоксикации, более суток без сна, но в тот конкретный момент, когда новый знакомый, с которым хотелось провести как можно больше времени, не терять и секунды, всё желало только двух бокалов и приятного диалога, сидя друг напротив друга на подоконнике, скрывшись от всего мира шторами. феде будто снова восемь, он с лучшим другом сидел в шалаше из подушек и одеял, обсуждал свои тайны и был счастлив, как никогда. изменились только габариты ситуации и налитые напитки.
— египтяне в своей мифологии однозначно уникальны, но в то же время вклад греков…
— андрей, – внезапно перебил федя, переводя взгляд с места утренних пейзажей на парня, – почему ты на экономический поступил? он же нихуя тебе не нужен, ты другим горишь.
за все три часа часа, что они сидели, дюша без устали говорил – скорее, моноложил, а федя поддакивал и какие-то мысли, как дрова, подкидывал, разжигая огонь для новых речей андрея, – он ни на секунду не упомянул хоть что-то, что было чутка связанное с экономикой: философия, литература, музыка, кино, поп-культура и прочее-прочее-прочее. даже политику обсудил, но тему их общего профиля не затрагивал.
дюша сглотнул и сразу покосился взглядом куда-то вниз, прячась за семью замками, за что федя себя мысленно уже избил: правда надо было всё рушить, еблан?
— я в москву по отцовскому требованию поступил, – от слова «москва» у феди неприятно тянуло сердце. – и на второй месяц посрался с ним жёстко, собрал вещи и договорился о переводе вообще в другой город, подальше от семьи. только перевестись на филологию не получилось, сказали, мол, молодой человек, и трёх месяцев не отучились! радуйтесь, что вообще перевели в другой город да не в абы какой университет, – тоскливая улыбка на губах печалью отдавалась в самом феде, хотелось исправить ситуацию, вернуть всё обратно. – в следующем году постараюсь перевестись, если получится.
— обязательно получится, – федя поднёс бокал, предлагая чокнуться (хотя он уже давно сошёл с ума от губ дюши и в принципе его самого). – за свободу действий и гибель нынешней системы образования!
— аминь, – добавил андрей, рассмеявшись.
потом федя сам включился в диалог и заметил, что собеседник буквально просиял, стоило только феде открыть рот больше, чем на две минуты. обтёрли тогда всё, и только к часу дня, когда чужие глаза уже слипались, федя хотел было собраться и уйти, чтобы дать первокурснику, прошедшему испытание первой студенческой новогодней пьянкой, выспаться, но его остановили.
— давай ещё посидим, а ты потом на кровати руслана отоспишься, – немного умолявше попросил, и федя уловил в нём нотки шрековского кота с его огромными глазами – у дюши там была целая вселенная, не меньше, – поэтому решил даже не сопротивляться и отбросил здравый смысл куда-то вдаль.
конечно же, по обычаю всех историй, проснулся федя с мощнейшей головной болью и нежеланием жить. второе было до того момента, как не увидел чужую ладонь на своей талии: андрей спал рядом, уткнувшись носом в федино плечо и закинув руку. осознание этого смягчило бренность бытия и заставило ещё пару минут насладиться теплом рядом ровно до первого рвотного позыва, из-за которого федя бежал быстрее, чем при сдаче гто. попойка в почти двадцать, когда ты с восьмого класса куролесишь, становится настоящей пыткой, организм заметно выматывается, алкоголь больше не полирует, а становится причиной ржавчины. но даже державшись за ободок толчка, федя не жалел, что вчера остался.
— ты там как? – послышался знакомый голос. – у меня таблетка есть, принести?
— сейчас сам приду, погоди.
у дюши были спасительные таблетки, минералка и очень вкусная яичница, от которой не выворачивало желудок, что было настоящим чудом.
— сколько времени? – вдруг спросил федя, оторвавшись от завтрака.
— пять утра, – по-доброму улыбался дюша. – как раз на метро успеваешь.
говорят, как новый год встретишь, так его и проведёшь. федя новый год проспал в объятиях андрея, и если поговорка не пиздит, то год обещал быть одним из лучших.
уже на пороге федя закинул в заметки телефона дюши свой номер и адрес, добавив в скобочках, что так и не отплатил долг с поцелуем, получив за это румянец на чужих щеках.
***
год и правда был интересным: все дни проходили за беготнёй между университетом, работой и тремя часами сна, который увеличились до пяти после закрытой сессии. на каникулах федя взял отпуск и дни с ночами напролёт проводил в общаге в компании андрея: руслан уехал отдыхать у родителей, а слава появлялся раз в три дня, стирал одежду, брал новую и, салютнув друзьям, уходил куда-то обратно, оставляя федю с андреем переглядываться в недоумении. первую неделю они честно провели в бесконечных разговорах, совместном чтении вслух и просмотрах фильмов из «топ-100» кинопоиска. федя откровенно поселился в общежитии, перетащив спортивную сумку с основными вещами и заняв место славы, хотя мечтал снова уснуть с дюшей. однажды, среди бытового сидения дома, они всё же выбрались на прогулку, посетили эрмитаж и, удовлетворив культурные потребности, отправились в кино на русскую комедию, чтобы привести в баланс этот день.
— на удивление, было неплохо, – выйдя из зала, констатировал дюша, глазами искал фуд-корт, так как за весь день они поели только знаменитую яичницу имени андрея игоревича федоровича.
федя фильм вообще не помнил, врать не будет: где-то на моменте, когда милоша биковича начали пугать розгами, он отключился от мира, потому что андрей прикоснулся коленом к колену феди, и дальше, как в тумане, только сидел и думал, лишь бы не спугнуть. в самых влажных фантазиях он хотел его поцеловать, когда главный герой сошёлся с сашей бортич, или просто в любой момент поцеловать, когда пальцы опять запутались в ведре попкорна или внезапно взглядами столкнулись. точно стоило задуматься о роде их отношений, но размышлять об этом после российского кино желания точно не было.
— куда пойдём? – вывел из транса дюша. – можем китайскую лапшу поесть, или крылышки, или…
— давай в ресторан нормальный, – перебил федя.
— боюсь, моя стипендия не оценит эту затею, – опять грустно хмыкнул дюша.
— я угощаю.
вот так, твёрдо и решительно, как настоящий альфа-самец федя повёл за собой растерянного друга. завёл в приличный ресторан на рубинштейна, где пиццу делали по итальянским, а не американским канонам, и отдал дюше меню.
— я плачу, а ты выбираешь нам еду, – продолжал откровенно выёбываться федя, будто он мужик из «пятьдесят оттенков серого», но андрею это явно нравилось.
— не на того нарвался, – по-лисьи улыбнулся он и, изучив за пять минут всё съестное меню, сразу же перешёл к барному, где сидел действительно долго, даже искал некоторое в телефоне.
когда подошла официантка, федя нарочно ушёл из-за стола, чтобы подольше подержать интригу, и сделал это не зря: андрей сидел с таким хитрым лицом, будто сегодня он оставит тут всю федину зарплату.
через полчаса разговоров о балабанове и вкладе «брата» в культуру нынешней страны им принесли настоящий шведский стол: дюше поставили пасту с креветками и маргариту в классическом бокале для такого напитка, феде – утиную грудку и стакан виски, который оказался тем самым из лофта, а посередине стояла квадратная пицца с трюфелем.
— ты решил меня напоить и выебать? – с ноткой скептицизма в голосе спросил федя.
— и главное, на твои же деньги, – довольный оскал красовался на лице.
андрей кинул тост «за нас!», и они принялись трапезничать. федя ни на секунду не пожалел, что отдал власть ужина в чужие руки: мясо было прекрасным, пицца – ещё лучше, а деталь с виски заставила по-настоящему смутиться. андрей отлично инвестировал чужие деньги, и вышло-то всего на одну стипендию феди.
— ваш заказ «с собой», – поставила официантка рядом большой пакет с явным разнообразием блюд там, пока андрей ещё шире улыбался от удивления в глазах феди.
— а оно в тот чек входит? – официантка кивнула, и что-то внутри феди выдохнуло – наверное, жадность.
— это наши завтрашние приёмы пищи, потому что, боюсь, у меня не будет сил что-то готовить, – дюша смотрел прямиком в глаза, бросая вызов.
— я так наелся, что сегодня, боюсь, не смогу насладиться плотскими утехами, – андрей в ответ засмеялся неприлично громко и кратко ответил:
— а кто сказал, что сегодня?
шли обратно, смеясь во весь голос: мерились анекдотами, которые были в головах. со стороны будто сбежали из психушки, но федя тогда был по-настоящему счастлив, когда андрей смеялся во всё горло на остановке и почти засыпал в автобусе на федином плече. федя собирался уже проехать остановку, лишь бы не будить чудо, но дюша сам поднялся, видимо, так и не заснув, что наталкивало на определённые мысли.
сонный и растрёпанный дюша успел переодеться, пока федя бегал на кухню к холодильнику, и уже лежал на боковой, оставив настольную лампу включённой. хотелось лечь рядом и обнять со спины, носом упереться в макушку и вдыхать запах пряностей шампуня дюши, жаться ближе. только нельзя – это было ясно с самого начала.
— можешь лечь рядом? – из-под одеяла буркнул он, словно мысли читал. федя неверяще покосился и не стал спорить, лишь выключил последний источник света, погружая их в полную тьму.
дюша, стоило только феде забраться под одеяло, вмиг перевернулся лицом и прошептал куда-то:
— спасибо, – пальцы, стесняясь, сплетал. – за сегодня, неделю и в принципе за всё время.
федя искал отблеск голубых глаз, но они снова спрятались, боясь увидеть реакцию. он знал это чувство, переживал его прямо сейчас, но всё равно зарылся в ярко-жёлтые волосы, потихоньку выцветавшие, и совсем шёпотом ответил: «и тебе».
***
каникулы подходили к концу, оставалось каких-то безбожных три дня, за которые хотелось успеть всё. федя всё глубже падал в яму влюблённости в андрея игоревича, который всё больше жался во время скримеров в хоррорах, засыпал на коленях и совсем иногда переплетал пальцы. шестое февраля ознаменовалось вторжением в комнату руслана, который точно влетел на одной энергии агрессии и ненависти к миру.
— русь, что случилось? – встал с кровати дюша, остановив японское «проклятье».
— некоторые люди долбоёбы и не могут признать очевидных вещей, а потом же обвиняют в чём-то меня, – почти истерил он с верхней койки. – сука! я же знаю, ему нравилось, но нет, блять, это я пидор ебаный!
руслан начал в красках расписывать всю ситуацию: был некий друг n, с которым они огонь, воду и все питерские трубы прошли, жили они в счастье, пока в обоих купидон не выстрелил, явно пьяный в дрова, и руслан с этим справился, принял чувства и был готов на всё ради друга, а вот друг…
— это не я встречаюсь с девушкой и сам накидываюсь на друга с поцелуями, блять! не я, нахуй, постоянно от любого касания краснел! но да, руся, это ты извращенец, я беленький зайчик, которого ты испортил, – вся пепельница у окна была уже заполнена сигаретами андрея и феди, изредка переглядывавшихся со стойким румянцем на щеках. – в жопу его, пусть сам с этим живёт.
— туда его, – кинул федя.
руслан резко встал и куда-то пошёл, бросив короткое «буду утром». в клуб, бар, по проститукам – не пояснил, но хотелось верить, что не к тому самому другу.
— пиздец, – изрёк федя, не сводя глаз с двери.
— и всё равно показательная история, – хмыкнул дюша. – у того яиц не было себе в себе признать это, а руслан… не знаю.
— слишком торопился? – предложил федя теорию.
— наверное.
дюша спрыгнул с подоконника и взял пепельницу, выкинул оттуда всё в мусорку и, оставив на тумбочке, куда-то ушёл. в комнате сидели только федя и его мысли, самые глубокие и страшные. бежать было некуда, прятаться поздно, они всё вторили и вторили: «он знает, сдавайся», выход – только из общаги, стыдливо отступить. в голове копошились мысли, а что было бы, если бы тогда пошёл в верную сторону? возможно, встречался бы с официанткой алиной, который месяц строившей глазки, работал или играл в приставку дома, а точно не сох тут по первокурснику, который выглядит, как типичный московский нефор, но судьба – злая сука, дала феде испытание и сказала делать, как хочет. а федя делать ничего не привык, привык, что само с неба падает, как бюджет в спбгу, свободное место в общаге и приличная вакансия. даже дюша упал на голову, всё шло своим чередом, как надо, а сейчас, фёдор, ваш выход, как поступаем: ставим последние фишки или пасуем?
но федя не привык сдавать, оставаться с ничем.
— федь, ты чего? из-за руслана? – в дверях вновь появилась блондинистая макушка. – да всё хорошо с ним будет.
шаг. бюджет – заслуга хороших результатов за экзамены, которые честным трудом были заработаны.
— нам бы тоже поговорить, федь.
шаг. общага выбита через все уговоры и лазейки, связи и не только, но первокурсника с питерской пропиской туда взяли – плевать, что квартира на окраине, так уж и быть, самостоятельный вы наш.
— я понимаю, это странно, но, мне кажется, мы не совсем друзья.
шаг. собеседование прошёл своими силами, никакая харизма и «ну я такой классный», только факты и уверенность, что вытянет. брал стойкостью и не собирался отпускать.
— возможно, ты меня возненавидишь, ведь я типа там москвич, приехал вас развращать, но ведь и ты тут не просто так со мной, правда?
шаг – считанные сантиметры до лица дюша. дюша с ним, потому что федя не хуй с горы, федю, возможно, по-настоящему любят, как и он в ответ. тут не особо много заслуг, но не будь его пьяного топографического кретинизма, умения заговорить и играть по чужим правилам, – да выигрывать ещё! – не стоял бы тут дюша и не собирал слова, как пазл моря из тысячи деталей.
— пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, – в глаза исподлобья смотрел. – или ударь, если я ошибаюсь.
последний шаг в долгожданную пропасть. под ладонью кололась щетина, когда проводил по скуле, но было так чертовски плевать – с ума сводили губы, такие сладкие, неземные. целоваться с андреем было на уровне с вознесением в рай, может, с эйфорией от наркотиков, с долгожданной водой после суточной жажды в пустыне или просто целовать любовь всей жизни. они знакомы не больше двух месяцев, но федя уже знал, где провести, чтобы услышать стон в поцелуй, а андрей прекрасно понимал, как нравилось феде соперничество в поцелуях. не дышал почти, боялся сделать что-то не так, что бог сгневался бы и забрал своего ангела. только дюша первый отпрянул.
— ты очень высокий, мне неудобно целоваться стоя, иначе шее пизда, – со смешком кинул и взял за ладонь, ведя к кровати.
дюша был не то, чтобы охуительным – по-настоящему божественным созданием. когда сел сверху, федя – клянётся – увидел нимб вместо света лампы. целовался совсем не под стать своему образу закрытого хикки, точно нет, кажется, он имел определённый талант к этому. а ещё федя отметил, что их губы точно идеально сочетаются, иначе не объяснить, почему было так удобно впиваться в андрея.
— теперь я могу тебя выебать? – шепнул мимо уха, аккуратно прикусив мочку.
федино согласие тут было и не нужно, тело говорило само за себя, а дюша просто давал рамки своим высоким голосом – где глубже, где нежнее, где крепче, а где «охуительно, федь, просто блаженно». дюша сродни пластилину был, любые формы и позы, отчего федя однозначно сходил с ума – в хорошем, только хорошем смысле. с андреем по-другому быть не могло, теперь точно.
***
тёплое летнее солнце непривычно обжигало. андрей собирал последние вещи, бережно укладывая книги рядом с футболками: на филологический разрешили перейти, но с учётом экзаменов, которые лишь бы на проходной сдать, и сколько федя ни вторил, андрей всё равно от поэзии не отрывался, боялся, что «илиаду» подсунут, а он только «одиссею» помнил.
в комнате было как никогда пусто: слава укатил неделю назад на мальдивы со своим «неизвестным никому еврейским другом», руслан так вообще сразу с последнего экзамена уехал в компании рыжего друга n, стоявшего на пороге ещё четырнадцатого февраля, который совестно искал «русю… руслана тушенцова, ему тут передать попросили». руслан вернулся тогда спустя неделю, пропустив половину пар, зато довольный, как кот, и весь в засосах.
что говоря о феде, то он первый месяц не отходил ни на шаг от андрея, порядком его задрав, но любовь победила заёбанность, отчего в марте они свалили к феде на квартиру и не вылезали оттуда все трое суток из-за очень важных дел.
— наручники нормальные надо купить, у меня от твоих резинок все руки уже натёрлись, – стоя у зеркала, наводил свой порядок андрей под влюблённые взгляды в отражении. – откуда они вообще у тебя?
— скажем так, бурная молодость оставила свои плоды, – он провёл по коротким волосам, отчего андрей всё понял без слов и решил облазить все социальные сети в поисках нужных снимков.
а потом весна, любвеобильная весна, которая принесла в однушку игнатьева андрея, чтобы тот ночами не гонял с берега на берег, отдавая последние кровные.
— как в песне «кино»: «а она живёт в центре всех городов, и ты хочешь быть рядом, но надо ехать домой – уже темно», – напевал андрей, удобнее устраиваясь на чужой груди.
за весной настало лето, сессия и долгожданный отпуск: небогатые студенты решили выбраться на недельный отдых к побережью краснодара, о котором у андрея было множество рассказов.
— дюш, – когда-то ненавистная форма имени сейчас была самой родной, ради которой андрей вставал по утрам. – ты уже сколько месяцев живёшь у меня, но основные шмотки всё равно держишь тут, – фыркнул федя. – такой план, чтобы слинять с нормальной причиной?
— нет, просто, напоминаю, что у тебя я хожу исключительно в твоих шмотках, – ехидно улыбнулся парень и чмокнул в уголок губ. – пойдём, а то посадку ещё пропустим, и придётся выпрашивать славу через его еврейского друга развернуть нам самолёт.
на горизонте стояли солнечное начало июля и лучшая жизнь, которую только мог представить себе андрей, переезжая в дождливую северную столицу, ещё не подозревая, как сильно полюбит её и отдельных её представителей.
