Kings (Короли)

***

      – И награда за «Песню года» достаётся... – зал заметно затаил дыхание, пока ведущий наслаждался предвкушением, которое он вызвал своей драматической паузой, – «Весенняя любовь» Ким Союн!       Вышеупомянутая задержка дыхания вырвалась наружу в волне криков и бурных аплодисментов, большинство людей встали, чтобы хлопать и громко свистеть, когда молодая певица застенчиво улыбнулась и направилась к сцене, чтобы получить свою награду. Удивление и счастье ясно читались на ее лице, когда она наклонилась к микрофонной стойке, чтобы произнести свою приветственную речь, что контрастировало с удивлением и шоком, запечатленными на лицах сидящих за столиком чуть поодаль.       – Это какая-то чушь, – сказал Сынкван между зубами, которые он все еще показывал в фальшивой улыбке, поскольку на них все еще были направлены камеры.       – Оставь это, – ответил Вону, также шепча между зубами, на его лице была вежливая маска заинтересованности, так как он притворялся, что слушает заурядную речь победительницы. «Это всё, что она сделала», – с горечью подумал Вону, а зал поглощал ее, как будто награда в ее руках не была достаточно четким показателем.       – Он прав, хён, – заявил Хансоль, как только оператор решил, что их стол дал все реакции, которые собирался дать, и перешел к тому, чтобы позлить кого-то другого, что означало, что теперь они могут хмуриться от души. – Это какая-то чушь.       – Мы знаем, что такие вещи – это конкурс популярности, а не качества, – ответил Вону. – И у её песни были лучшие показатели, это нормально.       Он не знал, пытался ли он убедить своих друзей и команду или самого себя. По правде говоря, он был немного зол. Каждый год, когда он выпускал альбом или сингл, его номинировали, и он проигрывал во всех категориях. Конечно, это была честь – быть номинированным, но отвержение коллег все равно причиняло боль.       – Они просто хотят, чтобы люди смотрели шоу, вот и всё, – Сунён добавил, ласково хлопнув Хансоля по руке. – Ее песня стала вирусной в интернете, и ее фанаты будут в бешенстве, если она не выиграет.       – Это, конечно, не важно, но если они хотят наградить вирусную поп-песню о первой любви, то могли бы выбрать кого-то с настоящим текстом, например, Ли Сокмина, – сказал Сынкван, но тут же пожалел о своем решении, когда Хансоль прикрыл ему рот рукой.       Но ущерб был нанесен. Все взгляды медленно повернулись к Вону, чьи плечи сразу же напряглись, как только он услышал это имя.       Ли Сокмин был проклятием его существования с самого начала его карьеры. Оба они выпустили свои дебютные альбомы почти в одно и то же время и с тех пор соперничали в чартах. Конечно, их стили были совершенно разными, но, казалось, это не имело значения для широкой публики, которая поглощала оба их контента с одинаковой страстью, факт, который впечатлил и немного обеспокоил Вону.       – Мы не произносим это имя в нашем доме, – медленно прошептал Вону после нескольких мгновений и глубоких вдохов. Однако он был вынужден признать, что Сынкван прав. Несмотря на их соперничество, Вону знал, что Сокмин делает хорошую музыку. Его тексты были глубокими и личными, может быть, немного мелодраматичными, но без излишеств. Его продюсер был замечательным, а ритмы были действительно уникальными.       В общем, если бы ему и пришлось потерять награду, то, она должна была достаться, по крайней мере, Ли Сокмину.

***

      Во время вечеринки звучал громкий и бездушный ритм, и Сокмин решил, что это специально, чтобы дать людям понять, что им не стоит долго задерживаться в этом месте. Можно было бы представить, что на автопати музыкальной премии будет играть настоящая музыка, но это было бы неправильно. Сокмин выпил разноцветный коктейль, который дал ему бармен, и оглядел свою кабинку, отчаянно пытаясь заметить кого-нибудь из своих друзей и дать им понять, что готов уйти.       – Ну и дела, – раздался справа от него голос Ли Джихуна, и вдруг его обладатель материализовался и со вздохом тяжело сел рядом с Сокмином. – Я думал, что ты точно получишь песню года.       Ли Джихун, он же продюсер Уджи, был сильной фигурой в индустрии и одним из самых громких имен этого поколения. Кроме того, он был более устрашающим, чем это должно быть допустимо для любого человека его роста, хотя этот эффект был потерян для Сокмина, так как он мог ясно вспомнить Джихуна, разгуливающего по общежитию их колледжа с похмелья и одетого в одну лишь наволочку.       – Не, я вообще не надеялся, – честно ответил Сокмин. – Вону был в той же категории, поэтому я знал, что проиграю, но думал, что это будет он.       Джихун хмыкнул:       – Он делает хорошую музыку, но в этом году твоя была лучше.       Он благоразумно кивнул, а затем повертел в руках рюмку. Джихун не очень любил пить, еще со времен колледжа, но Сокмин догадался, что он празднует. – И я говорю это не как твой друг, я говорю это с профессиональной точки зрения.       Сокмин не стал спорить дальше, не потому что был согласен с Джихуном, а потому что это было бы бессмысленно. В глубине души он все еще чувствовал, что Вону победил его в этом году за счет лучшей песни, и мысленно добавил одно очко к подсчету, который вел в уме.       Это была не официальная, а в основном внутренняя шутка, которую он шутил сам с собой. Их соперничество было хорошо задокументировано на протяжении всех лет их пребывания в центре внимания, хотя Сокмин воспринимал это как просто хорошее развлечение. В любом случае, он все еще был на два очка впереди, так что это не имело большого значения.       – А, вот и ты.       К ним присоединился еще один голос – Ким Мингю занял место рядом с Джихуном со всей ловкостью паровоза и с не меньшей энергией сразу же закинул руку на плечо Джихуна и притянул его ближе.       – Я думал, ты имеешь в виду Сокмина, – хрипловато сказал Джихун, хотя он склонился в объятиях и почти спрятал свое лицо в груди Мингю, но, очевидно передумал, видя, что пуговицы рубашки Мингю и так достаточно напряжены.       Ким Мингю становился всё более популярной моделью, учитывая, сколько раз Сокмин видел его лицо по всему городу, заманивающее его купить одеколон, мобильные телефоны и автомобили. Однажды они уже пересекались, работая вместе над рекламой. В какой-то момент Джихун зашел поговорить с Сокмином о музыке и, как теперь рассказывает Мингю, влюбился в него по уши. Сокмин не спорит с этим, но добавляет, что на самом деле первым влюбился Мингю, который в последующие часы работы приставал к Сокмину, чтобы тот дал ему номер Джихуна. Остальное было историей, и с тех пор Мингю стал постоянным членом их группы.       – Ну, он тоже, но в основном ты, – сказал Мингю, улыбнувшись Сокмину, а затем подмигнув.       – Ты такой крошечный, что я боялся потерять тебя навсегда, – за что получил болезненный удар локтем по ребрам, любезно предоставленный Джихуном.       – Заслуженно, – пробурчал Мингю, потирая больные ребра, но все же притянул Джихуна поближе, а затем улыбнулся Сокмину. – Итак, как ты держишься, хён?       Сокмин улыбнулся ему в ответ:       – Я в порядке, не волнуйся, я знал, что у меня нет шансов, – ему очень хотелось, чтобы это предложение прозвучало без жалости к себе, но он пока не нашел такого способа. Улыбка Мингю потеряла несколько ватт своей энергии, и Сокмин продолжил. – Нет, правда. Я серьезно, все в порядке.       – Ну, тебе стоит поговорить с Юн Джонханом, – сказал Мингю, чем сразу же смутил Сокмина. Он понятия не имел, откуда Мингю вообще знает, кто такой Джонхан, не будучи в музыкальном бизнесе, но, возможно, его отношения с Джихуном научили его кое-чему. – Он громко жаловался в баре, что сегодня похороны хорошей музыки.       Это было похоже на Джонхана. Честно говоря, Сокмин не знал, чем на самом деле занимался Джонхан. Он был кем-то вроде агента и разведчика талантов, продюсера и человека, налаживающего связи. Он входил и выходил из разных звукозаписывающих лейблов и компаний, как будто все они принадлежали ему, и его имя имело большой вес. У него, вероятно, была Бейонсе на быстром наборе номера, а для новых талантов он был просто Мидасом*. Его не удивило, что Джонхан знал, кто такой Мингю, его удивило, что Мингю знал.       (*Midas touch – способность легко зарабатывать деньги. Идиома происходит из истории про царя Мидаса, который превращал все, к чему прикасался, в золото)       – Ты разговаривал с Юн Джонханом? – спросил Сокмин, не очень-то стараясь скрыть свое недоверие. За последние несколько месяцев он почти не разговаривал с Джонханом, лишь изредка болтал, когда Джонхан заходил в студию поздороваться.       – Да, он купил мне выпить, – объяснил Мингю. – Мы немного поболтали, он очень забавный. А потом он сказал что-то о смерти музыки и ушел, но я думаю, что он еще не ушел.       Сокмин на секунду задумался. Очень редко можно было услышать, что Джонхан расстроен или недоволен, он все воспринимал как возможность заработать деньги или пошутить, так что если даже он считал, что сегодняшний вечер был неудачным, что ж... Сокмин хотел знать, что еще он может сказать по этому поводу.       – Думаю, так и сделаю, – сказал Сокмин и встал, быстро поцеловав Мингю и Джихуна в щеку после некоторого маневрирования по кабинке (Джихун хмыкнул и снова заснул, а Мингю дико ухмыльнулся). – Вы двое, будьте осторожны по дороге.       Теперь, для человека, окруженного тайной, интригой и замешательством, Джонхана было особенно легко найти. Конечно, народу на вечеринке с каждой минутой становилось все меньше и меньше, чему виной ужасная музыка, но обычно Джонхана можно было найти, если подойти к самой шумной группе людей, а сегодня это была кабинка, до отказа заполненная бэк-танцорами. Вероятно, они все равно получили это выступление благодаря Джонхану, так что было логично, что он заглянет и разделит с ними выпивку.       – Если это не мой любимый ребенок, – громко сказал Джонхан, заметив приближающегося Сокмина. – Присоединяйся к нам, давайте скорбеть вместе.       Его улыбка была дикой, и Сокмин мог сказать, что он, вероятно, выпил немного, но он присоединился к ним, как мог, поклонившись танцорам, которые освободили ему место, чтобы он смог сесть рядом с Джонханом.       – Пока мы не драматизируем, – сказал Сокмин, а Джонхан рассмеялся над сарказмом. – Почему ты вообще скорбишь?       – Мы, мой друг, вымирающая порода, – мрачно сказал Джонхан, прежде чем допить остатки своего напитка.       – Хён, нам едва за 30, – вмешался Сокмин, но Джонхан продолжил.       – Вымирающая порода, я говорю, – он причмокнул губы и отодвинул свой бокал. – Последние из нашего поколения, которые все еще тратят время и труд, чтобы создать что-то качественное, чем мы можем гордиться.       – Хён, эта песня не является мусором только потому, что она стала популярной, – возразил Сокмин, прекрасно понимая, что сейчас это бесполезно. – Она стала популярной, потому что она хорошая, она сделала то, что должна была сделать.       – Да брось, песня стала популярной не потому, что она хорошая, – возразил Джонхан, возможно, громче, чем нужно. – Это все из-за ее личной драмы, все хотели увидеть, какую сольную работу она выпустит после развода. Я не рассчитывал, что она будет запоминающейся.       – Людям свойственна душевная боль, это универсально, – сказал Сокмин и почувствовал как Джихун закатил глаза с другого конца комнаты.       – Я знаю, знаю, – Джонхан вздохнул. – Я просто хотел бы, чтобы у меня был способ сделать так, чтобы настоящая музыка вернула себе популярность. Если бы только... – он посмотрел на Сокмина, а потом действительно посмотрел на Сокмина.       Это было мгновение, короткая вспышка чего-то, что сверкнуло за глазами Джонхана, что послужило сигналом тревоги для всех инстинктов самосохранения, которыми все еще обладал Сокмин. Что-то в нем подсказывало, что он должен выскочить из-за стола прямо сейчас, но также было великолепно видеть, как в голове Джонхана поворачиваются шестеренки, пока, наконец, не появился свет.       – Сокминни, – промурлыкал Джонхан, и Сокмин почувствовал себя оленем, которого преследует лев. – Ли Сокмин, мой дорогой, мой самый любимый ребенок, не мог бы ты исполнить последнее желание хёна?       – Я и напуган, и заинтригован, – ответил Сокмин, но в глубине души он знал, что в итоге согласится со всем, что задумал Джонхан, – и я уверен, что пожалею об этом разговоре.       Джонхан громко задышал и прижал руку к сердцу в знак обиды:       – Сокмин-а, разве я когда-нибудь позволял тебе ошибаться? Запомни мои слова, через год ты будешь благодарить меня.       – А пока? – спросил Сокмин, уже ухмыляясь. Ему действительно стоило пересмотреть свои дружеские отношения и основные инстинкты выживания. Очевидно, если бы он был оленем, то зашел бы в логово льва и посыпал соль и перец себе на спину, а потом лег бы на пол брюхом вверх.       – А пока, ты, вероятно, будешь ненавидеть меня и жалеть, что вообще встретил меня, – медленно ответил Джонхан, словно глубоко задумавшись, – но оно того стоит, просто жди моего сообщения на следующей неделе. И еще, – он повернулся к одному из танцоров, очень симпатичному молодому человеку с крошечными драгоценными камнями в круглых очках, – Минхао, дорогой, запиши это на свой телефон: “Ровно через год Ли Сокмин поблагодарит Юн Джонхана”.       Если у парня Минхао и возникли какие-то вопросы по поводу странности просьбы, он оставил их при себе, послушно достал телефон и записал то, что сказал ему Джонхан. Однако он посмотрел на имя и вежливо улыбнулся Сокмину:       – Я очень большой поклонник вашей работы, – застенчиво сказал он, и Сокмин улыбнулся в ответ в знак благодарности.       – Отлично, позже я пришлю вам номера друг друга, и вы сможете поговорить, а пока, – сказал Джонхан и ткнул пальцем в грудь Сокмина. – Ты пойдешь домой и отдохнешь. Эта вечеринка – сплошная помойка, а у тебя впереди очень напряженная неделя.       – Я буквально не хочу, – запротестовал Сокмин, но он уже вставал, за ним быстро последовал Джонхан, который только вздохнул в ответ. – Но я думаю, это скоро изменится? – попытался он, и Джонхан кивнул, выталкивая его из кабинки в сторону выхода.       – Хён, подожди, – начал Сокмин. – Ты можешь хотя бы сказать мне, что у тебя на уме? В общих чертах?       Джонхан остановился и повернул Сокмина к себе, чтобы посмотреть ему в глаза:       – Пока нет, – ответил он, в кои-то веки серьезно, – мне нужно разобраться с некоторыми деталями, и я не хочу обнадеживать тебя. Но обещаю, если у меня все получится, это будет здорово для всех.       И дело было в том, что, несмотря на всю драму и конфламу*, Сокмин поверил ему. Джонхан может быть хаотичной загадкой, но он знал, что намерения у него хорошие*, и каждый раз, когда Джонхан предоставлял ему возможность, это было прекрасно для его карьеры. Поэтому он просто кивнул и обнял Джонхана на прощание, прежде чем выйти из дверей. Он стоял у входа и ждал, пока его команда подгонит машину, когда его осенило. «Все* участвуют?»       (Конфлама* – смесь конфликта и драмы)       (heart in the heart place* – выражение описывает доброго, отзывчивого и с хорошими намерениями человека)       (Все (Everyone)* – отсылка к нику Вону в инсте (отсылка для меня ха-ха-ха))

***

      Отказ от вечеринки был правильным решением, подумал Вону, выходя из душа, обернув одно полотенце вокруг талии, а другое держа в руках, чтобы высушить волосы. После окончания церемонии он пожелал друзьям спокойной ночи, сказав, что не расположен к выпивке и громкой музыке, и сразу же отправился домой, решив воспользоваться поздним часом и позаниматься в тренажерном зале своего здания.       Он не очень-то горевал по поводу сегодняшнего проигрыша. Он чувствовал себя немного расстроенным, ведь никогда еще он так усердно не работал над альбомом, никогда еще не вкладывал столько себя в свои тексты, а все равно ушел с пустыми руками. Конечно, у него были поклонники, которые ценили его работу и его песни, и он был им бесконечно благодарен, но он все равно чувствовал себя новичком посреди своих коллег по индустрии, упорно сражающимся за крошечную толику признания.       Он догадывался, что большую роль в этом сыграл фактор неожиданности. Он как бы ожидал услышать объявление своего имени, а еще более скрытая часть его ожидала услышать имя Ли Сокмина, но оба проигрыша полностью ослепили его. Возможно, это соперничество отвлекло его от всех остальных талантливых музыкантов их поколения, которые, вероятно, работали так же усердно, как и он.       Чертов Ли Сокмин. В конце концов, все вернулось к нему, не так ли? С самого начала он всегда чувствовал себя так, будто участвует в гонке против Ли Сокмина, один изо всех сил старается затмить другого, хотя они даже никогда не встречались. Возможно, все это было в голове Вону, а Ли Сокмин просто жил своей жизнью и старался изо всех сил. Он действительно назвал Вону претенциозным*, но он был далеко не единственным, кто так поступил, но он был единственным, кто таился в уголках сознания Вону.       (Претенциозный* – вычурный, пафосный, манерный, напыщенный)       Вону вздохнул и упал на кровать, не обращая внимания на то, что его влажные полотенца наверняка намочат постельное белье, и позволил себе предаться хандре только на эту ночь. Одна-единственная ночь хандры и плохого самочувствия, а завтра он вернется в студию и снова возьмется за дело. Он выкинет Ли Сокмина из головы и просто приступит к работе, и его следующий альбом станет лучшим из всего, что он когда-либо делал.       Телефон зазвонил, вернее, агрессивно завибрировал, что, учитывая тишину его квартиры, было громче, чем обычный звонок. Вону подумал о том, чтобы проигнорировать звонок, но вспомнил, что его друзья отправились на вечеринку под присмотром одного лишь Сунёна, так что это вполне могло быть отделение скорой помощи какой-нибудь больницы. Он вслепую пошарил вокруг, пока наконец не нашел свой телефон в кармане пиджака, который он бездумно бросил на кровать.       – Алло? – ответил он, не проверяя идентификатор звонящего, но фоновый шум был достаточно раздражающим, поэтому он быстро решил, что это кто-то, кто все еще находится на вечеринке. – Сунён, ты убил детей?       – Привет, Вону, дорогой, и нет, Сунён не убивал детей. Последний раз, когда я их видел, они играли в «камень-ножницы-бумага», чтобы решить, кто будет заказывать пиццу.       Вону тут же поднялся, вся вялость после душа внезапно исчезла.       – Джонхан-хён? Все в порядке? – потому что, конечно, Вону знал Джонхана, все знали, и Джонхан тоже знал всех, только лучше. Они не были друзьями, но знали друг друга довольно хорошо, работая над проектами время от времени в течение последних нескольких лет. Вону думал о Джонхане как о консультанте или волшебнике, к которому он мог обратиться, когда упирался в стену и ему нужен был выход.       – Конечно, все замечательно, – ответил Джонхан, и Вону сразу расслабился. Возможно, он был просто пьян и хотел поговорить.       – Извини, что испортил тебе вечеринку жалости, хотя я уверен, что она намного лучше, чем та, на которой я сейчас нахожусь.       – Я не устраиваю вечеринку жалости, я был в спортзале, – ответил Вону, а Джонхан рассмеялся. – Ладно, может быть, я немного хандрил, но совсем чуть-чуть.       – Ничего страшного, так и должно быть, сегодняшний вечер был дерьмовым, – Джонхан снова рассмеялся, но потом посерьезнел. – Именно поэтому я тебе и звоню. У меня есть идея для сингла, который точно потрясет всю эту индустрию.       – Сильные слова, Юн Джонхан, – сказал Вону, но его мысли уже неслись вскачь. Он не зря считал Джонхана волшебником; Джонхан умел сделать так, чтобы это произошло, соединить нужных людей, найти нужного продюсера, нужную студию, все, что нужно. Когда бы он ни взялся за дело, оно обязательно имело успех. И чтобы Джонхан позвонил ему в разгар вечеринки, будто это была чрезвычайная ситуация? Вону догадался, что, что бы Джонхан сейчас ни планировал, это его очень волнует, иначе он бы подождал до утра.       – И я не говорю об этом легкомысленно, Вонву-я, – ответил Джонхан, оставаясь серьезным. – Я хочу дать им что-то, о чем они будут говорить десятилетиями, что-то настолько неожиданное, что у них не будет выбора, кроме как признать это.       – Значит, ты хочешь внимания? – догадался Вону, и ему, по крайней мере, удалось заставить Джонхана хихикнуть. Он не привык видеть Джонхана таким серьезным, и это, честно говоря, пугало его.       – Да, но не для меня, – объяснил Джонхан. – Я хочу, чтобы эта индустрия перестала поощрять посредственность только потому, что она продается, и я хочу вернуть хорошую музыку в центр внимания. Ты поможешь мне?       – Я не знаю, хён, – сказал Вону. – Я могу попробовать, но я не знаю, насколько я могу быть полезен.       – Не волнуйся об этом, ты идеален, – возразил Джонхан. – Приходи в студию Уджи во вторник вечером, и мы поговорим подробнее.       – Уджи? – спросил Вону. Теперь он был в полном замешательстве. Уджи не принимал в свою студию просто так. Собственный лейбл Вону с трудом связался с ним, чтобы поработать с их самой продаваемой группой и написать для них песню. Как, черт возьми, Джонхан мог просто взять Уджи из воздуха?       – Ты и Уджи в это втянул?       Джонхан снова рассмеялся.       – О, ты и половины не знаешь. Спокойной ночи, до вторника, – сказал он, и телефон замолчал. Джонхан повесил трубку.       Во что только что ввязался Вону?

***

      Лифт приятно звякнул, и двери бесшумно раздвинулись, открывая Сокмину вид на неприметный офисный коридор, со множеством дверей с каждой стороны, которые вели в незнакомые Сокмину комнаты. Студия Джихуна, студия Уджи, находилась не в здании какого-либо лейбла, а в здании, принадлежащем самому Джихуну. С тех пор как истек срок его последнего контракта, Джихун решил, что подписание контракта с одним лейблом ограничивает его возможности, поэтому он решил пойти по пути фрилансера. На него был такой большой спрос, а график его работы был настолько непредсказуем, что он решил купить небольшое здание и сделать его своей студией и жилым помещением. Сокмин усмехнулся, идя по коридору в поисках конференц-зала, о котором ему писал Джонхан; в студенческие годы подобное казалось бы недостижимой мечтой, но теперь это была просто их работа.       Найдя нужную дверь, Сокмин просто вошел внутрь, как и просил Джонхан. Внутри он обнаружил того самого Джонхана, который сидел на одном из стульев вокруг темного деревянного стола и смеялся над тем, что сказал или сделал сидящий рядом с ним Джихун. Рядом с Джихуном, конечно же, сидел Мингю, отвлекшийся на что-то в своем телефоне, но поднявший глаза и улыбнувшийся Сокмину, как только услышал звук открывающейся двери. По другую сторону стола сидели два друга Джихуна из колледжа, а ныне технические специалисты студии, Чхве Сынчоль и Хон Джису, которые вежливо помахали Сокмину и придвинули для него стул, который он с удовольствием принял после пары вежливых поклонов.       – Итак, что мы здесь делаем? – спросил Сокмин. Джису пожал плечами, а Сынчоль ответил:       – Джонхан позвонил, мы пришли, – как будто на этом все и закончилось. И, честно говоря, Сокмин подумал, что так оно и есть.       – Очень рад, что ты смог прийти, дорогой, – сказал Джонхан, наклонившись к Сокмину. Он говорил так, будто действительно был рад, как будто Сокмин даже подумал об отказе (а он думал). – Ты не пожалеешь об этом... в конце концов, – улыбнулся он, и у Сокмина было примерно 4 секунды, чтобы понять, что это значит, когда дверь снова открылась.       Вошли трое мужчин; Сокмин не узнал тех, что стояли по бокам, они выглядели немного моложе, но тот, что стоял посередине, был безошибочно узнаваем, даже в низко надвинутой на уши шапочке и маске, круглые очки и острые глаза сразу выдавали его личность. Чон Вону спокойно наблюдал за происходящим перед ним, его глаза обежали стол и, наконец, остановились на Сокмине, после чего расширились от удивления. – О, – сказал он тихо, едва слышно из-за маски на лице.       – Сынкван, Хансоль, – предупредил Джонхан, и как раз вовремя: Вону тут же развернулся и бросился к двери. Однако двое парней, стоявших по бокам от него, оказались быстрее и схватили его за руки, не давая вырваться и толкнув его на пустой стул рядом с Сокмином.       Когда Сокмин дебютировал, он знал, что не сможет угодить всем. Будут люди, которым просто не понравится его творчество, его музыка, а может быть, даже его личность, и он был не против этого. До сегодняшнего дня он был уверен, что даже люди, которым он в целом не нравился, по крайней мере, пытались поддерживать вежливый разговор в течение нескольких минут, прежде чем уйти, но никогда, никогда не было такого, чтобы кто-то сразу же убегал, встретив его. Он старался не принимать это близко к сердцу, но это было трудно, так как Вону признал, что не собирается уходить, но физически старался оставить как можно больше пространства между своим стулом и стулом Сокмина.       – Спасибо, ребята, – приятно сказал Джонхан, как будто борьбы и не было. – Вону, я полагаю, ты знаешь здесь всех, за одним примечательным исключением.       – Я знаю, что ты делаешь, – ответил Вону сквозь стиснутые зубы. – Это не сработает.       – Нет, сработает, если ты позволишь, – возразил Джонхан и посмотрел на Сокмина. – Сокминни, дорогой, этот лучик солнца – Чон Вону.       – Я знаю, кто он, – сказал Сокмин, изо всех сил стараясь не выдать эмоций. – Мы с ним официально не знакомы, – он ожидающе повернулся к Вону, но его встретил безразличный боковой профиль.       – Итак, каков план? – спросил Мингю, громче, чем нужно, но его инстинкты золотистого ретривера, видимо, сработали, почувствовав тревогу в комнате, и он изо всех сил пытался разрядить обстановку или отвлечь всех.       – План, – начал Джонхан, – заключается в том, чтобы эти двое записали совместный трек, который спродюсирует Уджи. Вот и все, – он сел и оглядел всех присутствующих, как бы ожидая вопросов или протестов.       – Это не сработает, – наконец, запротестовал Вону, повторяя свои предыдущие слова. – Объективно наши стили не сочетаются, трек будет беспорядочным.       – А субъективно вы друг другу не нравитесь, мы поняли, – закатил глаза Джонхан. – А теперь подумайте вот о чем: ваша вражда без кавычек очень хорошо известна, ее поднимают каждый раз, когда кто-то из вас что-то выпускает.       Джонхан снова встал, вероятно, от волнения, но также, как подозревал Сокмин, для драмы.       – Представьте себе, какую реакцию мы бы получили, если бы вы выпустили сингл вместе, независимо от ваших лейблов и под продюсированием Уджи. Все и их матери захотят хотя бы раз послушать его, чтобы узнать, что вы двое придумали вместе.       – И, что самое лучшее, – продолжал он, обходя стол и кладя руки на плечи каждого хотя бы по одному разу, – это будет «хорошая» музыка. Настоящая хорошая музыка, а не это массовое дерьмо, которое мы продолжаем притворяться, что нам нравится.       – О, так ты мелочный? – спросил Джихун, и Сынчхоль громко фыркнул, но быстро замаскировал это под приступ кашля.       – Конечно, я мелочный, – ответил Джонхан. – Я делаю свои лучшие работы, когда я мелочный, и вот это, – он обвел руками Сокмина и Вону, – будет моим шедевром. К нему будет приковано все внимание, шумиха, интерес публики, цифры, продажи, и это будет чертовски превосходно*.       – Я не буду этого делать, – сказал Вону, отталкивая руку Джонхана со своего плеча. – Я не сотрудничаю, а это, – он указал жестом между собой и Сокмином, что было самым большим вниманием, которое Сокмин получил от него за все время сделки, – не сработает, мы просто слишком разные.       – Вытащи свою голову из задницы, – сказал Джонхан, возможно, немного резко, но момент того требовал. – Все здесь знают, что один из вас должен был выиграть в прошлые выходные, мы должны убедиться, что это случится в следующем году.       – В его словах есть смысл, хён, – тихо сказал Сокмин. – У нас действительно очень разные стили.       – Уджи? – сказал Джонхан, вставая и глядя на Джихуна, который, казалось, немного задумался.       – Я могу это сделать. – Джихун ответил, немного неуверенно.       – Уджи? – настаивал Джонхан, и Джихун усмехнулся.       – Это будет чертовски превосходно*, – ответил он, и это, похоже, удовлетворило Джонхана.       (slap* – превосходно. сленговое слово используется, чтобы обозначить что-то превосходное или удивительное)       – Тогда решено, – решил Джонхан, – Это случилось. Все за работу, а вы двое, – он указал на Сокмина и Вону. – Не покидайте это здание без номеров телефонов друг друга в быстром наборе и назначенной даты для мозгового штурма текстов песен. Кроме того, домашнее задание: вы прослушаете всю дискографию друг друга и познакомитесь с жанром.       – Но я... – начал Вону, но Джонхан прервал его.       – Отличная работа, – громко сказал он. – Я ожидаю демо на моем столе максимум через шесть месяцев. Занятия окончены.       Он вышел из комнаты первым, за ним быстро последовали хихикающие Хон Джису и Чхве Сынчоль, встревоженный Ли Джихун и растерянный Ким Мингю, громко спросивший. – У него вообще есть свой кабинет?       Наконец, остались только Сокмин и Вону, и, конечно же, Сынкван и Хансоль, имена которых Сокмин знал только благодаря предупреждению Джонхана, все еще стоявшие у двери, чтобы Вону не сбежал.       – Итак, я полагаю, мы сделаем это, – сказал Сокмин, неуверенно улыбаясь в направлении спины Вону. – Я – Ли Сокмин, приятно познакомиться.       – Ты назвал меня претенциозным, – тихо ответил Вону. Он по-прежнему отказывался смотреть на Сокмина, но Сынкван и Хансоль не сводили с него глаз, вероятно, пытаясь предугадать его реакцию.       Сокмин знал, что он назвал его претенциозным, это не было монтажом или вырванными из контекста словами интервьюера. Во время какого-то эстрадного шоу в ранние годы Сокмин был гостем, и одна из игр заключалась в подборе к популярным певцам различных прилагательных. Он также вспомнил, что написал «талантливый»и «впечатляющий» под именем Вону, но, видимо, сам Вону забыл об этом.       – Так вот в чем дело? – спросил Сокмин, указывая на всю позу Вону, не то, чтобы Вону мог его видеть. – Да, я назвал тебя претенциозным, и ты такой же, как Джонхан – мелочный, а я – громкий.       – А Сынкван слишком много болтает, – добавил Хансоль, указывая на другого мальчика, которого Сокмин принял за Сынквана и который тут же запротестовал с громким «грубиян».       Сокмин усмехнулся, ему уже нравились эти парни, и если они были друзьями Вону, то, возможно, все это можно было бы решить хотя бы дружелюбно. – Давайте обменяемся номерами и соберемся вместе, чтобы написать несколько текстов, а там посмотрим, что получится, что скажешь?       Вону молчал несколько тактов, потом повернулся и наконец посмотрел Сокмину в глаза.       – Послушай, – сказал он, – ты мне не нравишься, и ты ясно дал понять, что думаешь обо мне. Я просто делаю это в качестве одолжения для Джонхан-хёна, хорошо? Сынкван даст тебе мою информацию и расписание, а ты посмотришь, что тебе подходит.       Он не стал дожидаться, пока Сокмин поймет все, что он только что сказал, и, развернувшись, направился к двери, остановившись только для того, чтобы сказать.       – И я постараюсь использовать простые слова, когда буду писать с тобой, чтобы в итоге у нас не получились претенциозные тексты, – и вышел.       Сокмин все еще переваривал тот факт, что его только что назвали глупым, когда услышал многострадальные вздохи Сынквана и Хансоля. Сынкван достал свой телефон и протянул его Сокмину.       – Пожалуйста, дай мне свой номер, хён. Я все подготовлю.       – Он всегда такой? – спросил Сокмин, послушно вбивая свои цифры в телефон Сынквана и передавая его ему обратно.       – Не всегда, – ответил ему Хансоль, – в основном, когда он чувствует себя загнанным в угол, тогда он выходит из себя.       – Вону-хён – хороший человек, – объяснил Сынкван, печатая на своем телефоне, – он просто еще не научился справляться со своими эмоциями, как большой мальчик.       Телефон Сокмина пиликнул в кармане, и он подумал, что Сынкван только что переслал ему контактную информацию и расписание Вону. В данный момент он не испытывал особого желания воспользоваться этим, все еще придумывая отговорку для Джонхана, которая позволила бы ему отказаться от встречи. Но в конце концов, отказываться от Джонхана было гораздо опаснее, чем работать над песней с человеком, который открыто ненавидел его.       – Что ж, – сказал Сокмин, стараясь улыбнуться, – это будет весело.

***

      Иногда Вону поражался собственной способности держать обиду. Ему хотелось, чтобы его способность ясно излагать свои мысли, не тратя часы на их запись, была столь же хороша. В течение следующих нескольких недель он постоянно вспоминал свою встречу с Ли Сокмином и то, как он выставил себя дураком и выглядел как ребенок, который закатывает истерику. Он жалел, что не смог лучше выразить, насколько глубока его неприязнь к Ли Сокмину. Он хотел бы найти слова, чтобы объяснить, как сильно его раздражает его личность, как он завидует его обаянию, как желает его способности входить в комнату, полную людей, заставлять их смеяться и влюбляться в него. Хотя он не знал, как это сказать, Вону прекрасно понимал, что его неприязнь к Ли Сокмину была отчасти профессиональной конкуренцией, а отчасти завистью.       Однако осознание этого факта и понимание того, что по-взрослому нужно работать усерднее и быть профессионалом, ничего не изменило в его отношении. Более того, он все глубже и глубже погружался в мелочную кроличью нору, перенося их предполагаемый мозговой штурм 4 раза со все более глупыми предлогами. Каждый раз, когда Сынкван добавлял время встречи с Ли Сокмином в его календарь, Вону ждал несколько часов, а затем удалял его и заменял чем-то другим. В первый раз это была фотосессия (которую ему пришлось перенести из-за конфликта с Ли Сокмином), потом сессия звукозаписи, потом пилатес, а потом ему нужно было отвезти кошку к ветеринару. В то время у него не было кошки, и когда Сынкван указал ему на это в очень смущенном сообщении, он пошел и завел ее, чтобы доказать, что он не прав. В данный момент зеленые глаза Леди Злобы наблюдали за тем, как он расхаживает по своей скудной гостиной с телефоном в руках.       – Клянусь богом, хён, – раздался гневный голос Сынквана в крошечных динамиках, – не заставляй меня идти туда и вытаскивать тебя силой, потому что я это сделаю.       – Да разве так можно разговаривать со своим хёном? – Вону возразил. – Особенно с тем, кто тебя нанял?       – Ты нанял меня, чтобы я заботился о твоей карьере, – сказал Сынкван. – И это касается твоей карьеры, так что лучше садись в машину, которая ждет тебя у двери, или я позвоню Сунёну.       Вот это была действенная угроза. Квон Сунён был одним из самых старых друзей Вону, еще со школьных времен. Они виделись нечасто, последний раз – в тот богом забытый вечер на церемонии награждения, когда Сунён подписал контракт с другим лейблом, чтобы работать в качестве штатного хореографа для айдол-групп, но Сунён все еще сохранял способность заставить Вону согласиться на все. Каким образом, он понятия не имел. Но однажды в колледже Сунён убедил его, что это хорошая идея – принять участие в «Голая Миля»* в декабре, и они оба почти избежали обморожения всех конечностей.       (Голая Миля* – забег в честь окончания учебного года, где все бегут голыми одну милю (больше километра))       Машину вызвал Сынкван, которому надоели выходки Вону, и назначил встречу с Ли Сокмином за его спиной, чтобы Вону не смог ее отменить. Он ненавидел идею встречи наедине с Ли Сокмином всеми силами, но еще больше он боялся участия Сунёна, а тот факт, что Сунён и Ли Сокмин подписали контракт с одним и тем же лейблом, был просто глазурью на дерьмовом торте, которым было все это предприятие.       – Хорошо, – согласился Вону, – я буду в машине через 10 минут.       – Пусть будет через пять, – ответил Сынкван, прежде чем повесить трубку.       Нанять Сынквана было лучшим и худшим решением за всю жизнь Вону. Лучшим, потому что Вону отчаянно нуждался в помощнике, который бы вовремя доставлял его туда, куда нужно; снабжал его запущенную кухню продуктами и следил за тем, чтобы он ел достаточно и в нужное время; вел переговоры с его лейблом и информировал его о том, когда у него встречи или студийное время. Сынкван отлично справлялся со всем этим, заботясь о благополучии Вону как в профессиональном, так и в личном плане. Хуже всего было то, что Сынкван мог быть контролирующим, вспыльчивым и отказывался выполнять просьбы Вону, если они были необоснованными, что было объективно хорошо, но раздражало Вону до крайности.       Смирившись со своей участью, Вону проследил за тем, чтобы у Леди Злобы было достаточно еды, чтобы продержаться до вечера, и чтобы ее туалет был чистым, после чего надел случайную черную толстовку и вышел из квартиры. Водитель, которого он был рад видеть, оказался Хансолем, который вежливо поприветствовал его и предложил отключить свой телефон от аудиосистемы машины, чтобы Вону мог подключить свой собственный, на что Вону ответил отказом. У Хансоля был хороший музыкальный вкус.       Хансоль был любопытным человеком. Он не совсем работал на Вону, он более или менее работал на Сынквана, но не официально. Вону полагал, что между ними что-то есть, и Хансолю поручалось делать все, что не мог или не хотел делать Сынкван, например, возить Вону по городу сегодня или ходить за продуктами. Вону не знал, платит ли он Хансолю или это сделал Сынкван, или как, черт возьми, этот парень зарабатывает на жизнь, но, тем не менее, он был рад его компании.       – Ты нервничаешь, хён? – тихо спросил Хансоль, немного приглушив музыку. Вону знал, что он спросил это достаточно тихо, чтобы, если Вону не захочется говорить, он не смог притвориться, что не услышал вопроса и ничего не сказал.       – Скорее раздражен, – все равно ответил Вону. Хансоль был гораздо лучшим слушателем, чем Сынкван, и не стал бы настаивать на многом. – Я не люблю, когда меня заставляют делать то, чего я не хочу, – Хансоль хмыкнул в ответ, а Вону продолжил. – Я просто чувствую, что это пустая трата времени, понимаешь? Наша музыка совершенно разная, и это будет беспорядок, – Хансоль снова хмыкнул, прежде чем спросить.       – Но разве дело в музыке, хён? – Он подождал ответа, но не получил его, поэтому продолжил. – Я знаю, что Уджи-хён как-нибудь разберется с этим. И я уверен, что Сынкванни и Джонхан-хён не сделают ничего, чтобы навредить твоей карьере.       Неважно, Хансоль был злым, коварным человеком, и Вону должен был найти способ немедленно убраться отсюда. Может, он и тихий, но он за секунду просек все притворные оправдания Вону и перешел к настоящему. Дело было не в музыке, и не в его карьере. Вону вполне доверял и Уджи, и Сынквану, и Джонхану, единственной проблемой была работа с Ли Сокмином. Вону красноречиво скрестил руки на груди и, насупившись, уставился в окно. Если Хансоль и заметил, что он прав и Вону закончил говорить, он ничего не сказал.

***

      Так что, возможно, Сокмин немного нервничал. И немного опасался за свою жизнь. Это был странный опыт – ждать встречи с человеком, который открыто ненавидел его, чтобы вместе работать над чем-то, что они считали безнадежным. Сокмин не стал сидеть на месте, от его дрыгающейся ноги сотрясалась вся комната, и решил пройтись, потому что так было гораздо спокойнее. Он попросил Джихуна одолжить ему для этого свою старую студию, которую Джихун теперь называл «домиком». Она не была такой большой и хорошо оборудованной, как его новая, но в ней царила домашняя атмосфера: старые диваны и удобные ковры были разбросаны повсюду, и он надеялся, что непринужденная обстановка хотя бы заставит Вону быть менее враждебным.       В первый раз, когда Вону отменил их встречу, Сокмин почувствовал некоторое облегчение. Он не знал, чего ожидать, и это дало ему больше времени на подготовку. Но потом он продолжил отменять встречу, и Сокмин перешел от облегчения к раздражению: конечно, он покончил с прессой и на данный момент у него нет никаких дел, но он также был занятым человеком и не мог просто так менять свое расписание. Он надеялся, что Вону хотя бы попытается вести себя профессионально и не забывать, что их обоих принуждают к сотрудничеству, и только Сокмин действительно старается.       Он остановился, услышав, как снаружи остановилась машина и захлопнулись две двери. Сокмин надеялся, что это Сынкван решил сопровождать Вону сегодня. Он был очень мил по телефону, когда они тайно договаривались о сегодняшней встрече, и Сокмину было приятно с ним общаться. Однако дверь открыл Хансоль, и Сокмин постарался не расстраиваться по этому поводу. Конечно, Хансоль казался милым, но Сокмин его толком не знал.       – Хён, привет, – сказал Хансоль, и Сокмин даже не подозревал, что они уже перешли на «хён», но решил принять это и широко улыбнулся Хансолю, когда тот пересек комнату, чтобы пожать ему руку.       – Рад снова видеть тебя, Хансоль, – сказал Сокмин, но почувствовал, как его улыбка немного померкла, когда его взгляд устремился мимо Хансоля на темную фигуру, все еще стоящую у двери. Вону решил надеть еще одно черное худи, но сегодня он отказался от маски и очков. Если бы Сокмин не знал ничего лучше, это мог быть просто какой-то парень, а не один из самых популярных рэперов этого поколения, который к тому же ненавидел его до глубины души.       – Повелитель тьмы входит, – заговорщически прошептал Хансоль, прежде чем отойти с дороги и опуститься на один из диванов, с телефоном в руке и с таким видом, будто он просидел там несколько часов.       Вону все еще стоял у двери, готовый броситься наутек, если кто-то сделает резкое движение. Сокмин решил, что ему придется пережить это и просто пойти навстречу.       – Вону-щи, – сказал Сокмин, слегка поклонившись, – рад снова тебя видеть.       – Правда? – Вону тоже поклонился, но с явным трудом, словно его ненависть к Сокмину боролась с вежливым воспитанием, которое дали ему родители. Наконец, он полностью вошел внутрь и закрыл за собой дверь, медленно подойдя к Сокмину, пока они не оказались на расстоянии вытянутой руки, и Сокмин заметил две вещи:       Во-первых, у него была очень хорошая кожа, и он явно хорошо за ней ухаживал.       Во-вторых, он был на несколько дюймов выше Сокмина, а Сокмин это терпеть не мог.       – Я здесь, – сказал Вону, – И что теперь?       Это был действительно хороший вопрос. Обычно Сокмин не планировал свои сессии по написанию песен, он просто писал, когда ему хотелось. Планирование происходило после того, как у него появлялись слова и музыка, затем нужно было идти в студию и все остальное.       – Почему бы тебе не решить, о чем ты хочешь поговорить? – предложил Хансоль, все еще не поднимая глаз от своего телефона. – Например, о чем будет песня?       – Это хорошая идея, – сказал Сокмин, ухватившись за предложение Хансоля, как за спасательный круг. – Мы сошлись только потому, что нас подтолкнул Джонхан-хён, может, с этого и начнем.       – Он думал о том, чтобы объединить нас вместе, только потому, что был зол на церемонию награждения, – Вону напомнил им об этом, а Сокмин заметил, что они все еще стоят неловко близко друг к другу, и сделал несколько шагов назад. Если Вону и заметил это, то ничего не сказал.       – Может, мы могли бы написать об этом, – сказал Сокмин, – например, о том, как мы вместе преодолеваем трудности или что-то в этом роде.       – Скучно, – ответил Вону и подошел к небольшому столику, на котором Сокмин приготовил несколько блокнотов и ручек. Он взял один из них и ручку, нацарапал несколько строк, вернулся к Сокмину и прижал блокнот к его груди. – Ну вот, я закончил.       Сокмин рефлекторно схватил блокнот и развернул его, читая вслух то, что написал Вону.       – Розы красные, и их трудно сорвать, кто не голосует за меня, может отсосать мой... Ха-ха, очень смешно, – и самое ужасное, что это действительно было очень смешно, но Сокмин не мог дать ему это понять, поэтому он просто сохранил каменное лицо и вырвал страницу из блокнота, скомкал ее и бросил в общем направлении мусорной корзины рядом с маленьким столиком, поставленной там именно для этой цели.       – Что? – спросил Вону, притворяясь невинным. – Это то, что я хочу сказать тем людям, которые не обратили внимания на нас обоих и проголосовали за эту дрянную песню только потому, что она была вирусной или что-то в этом роде.       – Нас обоих? – спросил Сокмин. Он знал, что не должен был спрашивать, но то, как Вону сказал это, застало его врасплох. Неужели Вону действительно считал его претендентом на награду? Ведь если так, то его мнение было взаимным, он даже сказал об этом Джихуну. Кончики ушей Вону приобрели красивый розовый оттенок, и он отвернулся, скрестив руки на груди.       – Я просто имел в виду, что наши песни были лучшими из всех номинантов, я просто подумал, что если я не выиграю, то по крайней мере... ты... выиграешь, или что-то в этом роде.       – Я сказал то же самое Джихуну той ночью! – воскликнул Сокмин, радуясь тому, что они оба думали об одном и том же, и что в Вону есть что-то человеческое, что позволяет ему хотя бы почувствовать смущение. – Один из нас должен был победить, потому что все остальные в этом году были отстой.       – Эй, а это вайб, – сказал Хансоль, не отрываясь от своего телефона. Сокмин подумал, что это очень впечатляет, что он может говорить одно, одновременно печатая что-то другое. – Итак, вы оба чувствуете, что один из вас должен был победить, это общая точка зрения, начните писать с этого.       Сокмин и Вону посмотрели друг на друга, Вону более аналитически, а Сокмин с широко раскрытими глазами и надеждой. Так или иначе, он хотел, чтобы все получилось. То ли из-за Джонхана, то ли из-за чувства оправдания, то ли просто потому, что Вону этого не сделал, он хотел поработать вместе с ним, создать потрясающую песню и выиграть все награды. Через несколько часов Вону пожал плечами и сказал.       – Ладно, давайте попробуем, – а Сокмин не смог сдержать свой взволнованный смех.

***

      Несмотря на все усилия и худшие опасения Вону, работа рядом с Сокмином оказалась совсем не ужасной. Более того, спустя несколько часов он поймал себя на мысли, что это было очень весело. Конечно, Сокмин слишком много болтал и еще больше шутил, но он обнаружил, что у него хорошая голова для лирики и он может сплести несколько стихов из нескольких нитей, которые Вону открыл для него. У него бывали спорадические* всплески продуктивности, когда он садился и просто писал в тишине в течение нескольких минут, после чего читал написанное вслух, расхаживая по комнате, а затем шутил над написанным и выбрасывал большую часть, и процесс повторялся. Это мало чем отличалось от стиля письма Вону, за исключением гораздо более хаотичного.       (спорадический* – единичный, проявляющийся от случая к случаю)       Через несколько часов они проголодались, и Хансоль заказал им жареную курицу и пиво, потому что ему захотелось, и объявил, что платит он, поэтому может выбрать все, что захочет, хотя он не встретил никакого сопротивления этой идее. Очевидно, жареная курица и пиво были еще одной точкой соприкосновения между Вону и Сокмином, хотя это было неубедительно, поскольку большинство людей любят курицу и пиво. Вскоре после того, как принесли еду, несколько разбросанных страниц были испачканы жирными пальцами, и разговор немного отошел от музыки и перешел на личные темы.       – Я никогда не видел себя певцом, – говорил Сокмин между укусами. – Я всегда хотел быть актером, это выглядит забавно – надеть костюм и притвориться кем-то другим на некоторое время.       – Я понимаю, – сказал Вону, делая глоток пива. – Когда пишешь музыку, нужно все время быть самим собой, нельзя делать перерывы.       Что бы это ни значило. Сокмин, похоже, согласился, с энтузиазмом кивнув.       – Точно. Поначалу было здорово, но потом я перестал быть достаточно интересным человеком, чтобы постоянно делиться своими мыслями и чувствами по этому поводу.       Вону знал об этом. Он занимался музыкой не ради денег или славы, он был просто ребенком, у которого было много мыслей и слов, поэтому он начал писать. Он не знал, хочет ли он чем-то делиться, но ему хотелось использовать свои записи как отдушину, поэтому он записал себя, читая свои мысли вслух под общий ритм, играющий на заднем плане, и загрузил все на аккаунт в soundcloud для дальнейшего использования. В следующий момент его профиль на soundcloud привлек большое внимание, с ним стали связываться звукозаписывающие лейблы и агенты, и вот он здесь. Он не считал себя особенно интересным, но потребность высказать свои мысли существовала, и если людям понравится то, что он хочет сказать, что ж, тем лучше.       Ночь быстро опустилась вокруг них, и Хансоль, убрав остатки раннего ужина, объявил, что на этом можно закончить. Вону не думал, что у них получилось что-то стоящее или что в итоге они смогут использовать что-то из написанного, но у них было примерное представление о том, что они хотели спеть и как будет звучать песня. Сокмин выглядел более взволнованным, чем он сам, и Вону решил не портить ему настроение, указывая на то, что история – это не песня, хотя и может быть ею, и на этот раз пожал руку Сокмину, когда тот предложил свою. Только в машине, на полпути к дому, он понял, что сегодня ему действительно было весело, и тихо выругал Сокмина. Видимо, даже Вону не был невосприимчив к чарам этого человека.

***

      Следующий месяц дал Вону еще одну причину ненависти к Сокмину: текстовые сообщения. Боже мой, эти сообщения. Сокмин любил писать, много, в любое время, о чем угодно. Вону ненавидел текстовые сообщения, и ему были неприятны непрочитанные уведомления на его экране, поэтому выбор был один: полностью игнорировать телефон и получать еще больше сообщений о том, что он игнорирует Сокмина, или отвечать на них и становиться предметом разговора, который он не хотел вести в тот момент, используя средства, которые он презирал. До тех пор его сообщения были только информативными, связанными с работой, от Сынквана и еженедельной перепиской с Сунёном. Он чаще звонил родным, чем писал им, так что это не было проблемой, но теперь у него был жаждущий внимания, чрезмерно возбужденный ребенок-мужчина, который не мог отложить телефон больше чем на час.       Против своей воли он знал, когда Сокмину было скучно, одиноко, голодно, грустно, радостно, когда он думал о какой-то особенно хорошей песне или когда видел особенно пушистое облако. Он знал расписание Сокмина и знал, когда Сокмину снилось, что он капитан пиратов на тонущем корабле. Он не мог понять увлечение Сокмина делиться каждой мелочью, произошедшей за день, особенно с ним, который спустя несколько часов отвечал лишь фразой «это здорово», хотя облако действительно выглядело очень пушистым. Вону совершил ошибку, сказав это, и это привело к целому разговору о любимых формах облаков и погоде по причинам, которые Вону не мог вспомнить. Однажды он попросил Сынквана заказать Сокмину еду, так как тот не переставал жаловаться на то, что голоден, а когда еду принесли, Сокмин засыпал его окно чата плаксивыми рожицами и сердечными эмодзи, заставив его пожалеть обо всей сделке.       Они еще не встречались для очередной писательской сессии, их графики просто не совпадали, но Вону знал, что они оба продолжают работать над тем, что начали в первый день. В редких случаях, когда Сокмин писал ему о работе, он делился с ним текстами песен, написанных им по поводу придуманной истории. Неудивительно, что его тексты шли по другому пути, чем у Вону, и они долго обсуждали, у кого из них более привлекательная версия истории. Идея заключалась в том, чтобы рассказать историю о двух королевствах, вечно находящихся в состоянии войны, которые поневоле объединяются, чтобы победить общего врага. Было ли это слишком прямолинейно? Возможно, да, но им казалось, что так они легко донесут до всех суть своих чувств. По версии Сокмина, королевства победили угрозу и договорились жить мирно и спокойно. По версии Вону, все три стороны до самого конца ожесточенно сражались друг с другом и в конце концов рухнули в пламени. Он считал свою версию более реалистичной, но Сокмин утверждал, что она слишком депрессивна.       Наступила ночь, Вону лежал в постели с телефоном в руке и обсуждал с Сокмином очередную тему. Он обнаружил, что, когда они говорят о музыке, он не так уж и против переписки. Он продолжал доказывать свою точку зрения, причем весьма красноречиво, и попытался нажать на опцию отправки Сокмину файла с другими текстами песен, над которыми он работал, но большой палец соскользнул, и он нажал на опцию видеозвонка. Он едва успел выругаться и отменить звонок, когда Сокмин взял трубку, и его растерянное выражение лица появилось на экране Вону.       – Вону-щи, зачем ты мне позвонил? Я не презентабелен, – Сокмин наполовину спросил, наполовину пошутил. Он тоже лежал в постели, какая-то холодная маска закрывала большую часть его лица, но не его дразнящую улыбку.       – Это был несчастный случай, – запротестовал Вону, вслепую потянувшись к одеялу, чтобы скрыть свою обнаженную грудь. Должно быть, это было смешно, потому что Сокмин рассмеялся еще сильнее. – Я хотел отправить тебе файл, но запутался, – наконец-то ему удалось натянуть на себя одеяло, скрыв не только грудь, но и половину лица, на всякий случай.       – Честно говоря, я не могу сказать, что возражаю, – рассмеялся Сокмин и подмигнул, и Вону почувствовал, как покраснели его уши. Что Сокмин имел в виду Почему он подмигнул? – Так проще сказать тебе, что ты не прав.       – О, я не прав? – Вону бросил ему вызов и начал объяснять, почему его версия имеет гораздо больше смысла. Доказывать свою точку зрения таким образом было проще и быстрее, хотя ему и приходилось смотреть на лицо Сокмина каждый раз, когда он останавливался, чтобы привести мысли в порядок. С другой стороны, Сокмин легко отстаивал свою точку зрения, хотя Вону чувствовал, что спорит просто ради спора. Не то чтобы ему было все равно, но как будто его сердце совсем не было занято борьбой, и оно просто хотело заставить Вону ползать по стенам от разочарования. Оно подманивало Вону, чтобы тот возразил ему, а потом весело смеялось, когда Вону заглатывал наживку и сам себя загонял в яму для споров. Огромная часть Вону злилась из-за этого, но крошечная его часть смеялась вместе с Сокмином, радуясь, что на лице Сокмина появлялась улыбка.       Он решил не думать об этой частичке себя и просто проигнорировать ее.       Позже, гораздо позже, чем он ожидал, когда они наконец попрощались и закончили разговор, Вону обнаружил, что улыбается. Он ненавидел то, как легко он поддался чарам Сокмина. Теперь он понимал, как Сокмин приковывал к себе внимание каждого, в какую бы комнату он ни входил, как он казался любимцем всей страны. Он все еще завидовал способности Сокмина делать и быть таким, он хотел бы иметь ее и сам, но было какое-то удовлетворение в том, что в темноте позднего часа внимание Сокмина было приковано только к нему.

***

      Теперь, когда видеозвонки стали обычным делом, Сокмин не мог насытиться ими. Он не знал почему, но после той первой ночи ему все время хотелось, чтобы день прошел быстрее, только чтобы он мог позвонить Вону еще раз. Он быстро усвоил негласные правила: звонить нужно было ночью, когда они оба были в постели и готовы были заснуть. Для звонка должна была быть веская профессиональная причина, даже если разговор срывался через несколько минут. Сокмин все еще изучал количество шуток, которые он мог отпустить, прежде чем Вону сдастся и повесит трубку, но он добьется своего.       Все это было не просто так, они выполняли работу. В конце концов, Вону решил согласиться с версией Сокмина, и теперь они переводили ее в текст. Ему хотелось бы провести еще один день в старой студии Джихуна, но пока не получалось. Несмотря на это, песня получалась хорошо, и Сокмин должен был признать, что присутствие рядом с ним такого претенциозного придурка, как Вону, действительно улучшило качество его сочинения. У Вону был талант находить нужные слова для выражения нужных идей, и Сокмин был в восхищении, желая перенять этот талант.       Он был еще больше поражен, когда Вону отвлекался и шутил с ним. Обычно Вону говорил смешные вещи без всякого смысла, и Сокмин смеялся до боли в животе; иногда Вону специально пытался пошутить, и, хотя это было не так смешно, Сокмин смеялся не меньше. Он заметил, что Вону притворялся, будто ему не нравится, когда над ним смеются, но все равно становился розовым и прятал лицо в одеяло.       Сокмин также узнал, что Вону не любит спать одетым, что не было бы проблемой, если бы он не забывал надеть хотя бы рубашку перед звонком. Но вместо этого он краснел и возился, пытаясь прикрыться, предоставив Сокмину несколько секунд без цензуры любоваться ключицами и грудными мышцами. Впрочем, он не жаловался: ключицы у Вону были красивые, а грудные мышцы довольно внушительные, и, хотя он знал, что не должен этого делать, Сокмин представлял, как выглядит остальная часть его груди.       Он уже давно признался себе, что Вону был объективно сексуален, и в начале их разговоров представлял, как они с Вону решают свои разногласия в спальне. Это было не очень профессионально с его стороны, и он старался не допускать своих мыслей во время их разговора, но он был всего лишь человеком и не мог контролировать свои мысли, когда клал трубку и еще несколько часов лежал без сна в своей пустой постели.       Но не успел закончиться месяц, как ему позвонил Сынкван и сообщил, что у Вону наконец-то будет выходной и что Сокмин сможет найти время, чтобы встретиться с ним в старой студии Джихуна. У Сокмина был целый день в субботу, фотосессия для чего-то, чего он не мог вспомнить, но воскресенье было свободным, поэтому он спросил, подойдет ли это. Сынкван подтвердил, что подойдет, и вскоре в их общем календаре появилась надпись «весь день в студии Уджи», и Сокмин постарался не слишком радоваться. Это была просто работа, все ради работы, но все же это был целый день с неограниченным доступом к Вону. Еще два месяца назад Сокмин был уверен, что Вону ненавидит его, и перспектива провести с ним целый день приводила его в ужас. Теперь же он был уверен, что Вону лишь слегка недолюбливает его, но, тем не менее, терпит его, поэтому он отсчитывал минуты до воскресенья.

***

      – Что это за хрень? – спросил Вону, просматривая листы с музыкой, которые принес с собой Сокмин. Наконец наступило воскресенье, и они встретились в студии Джихуна, чувствуя себя гораздо более расслабленно среди старой мебели, чем где-либо еще. В свободное время на той неделе Сокмин много работал над текстом и музыкой к созданной ими истории, но большую часть своей работы держал при себе, пытаясь удивить Вону.       Можно сказать, что Вону был удивлен, но не в лучшую сторону.       – Что ты имеешь в виду? – обеспокоенно спросил Сокмин. – Тебе не нравится?       – Нравится? – Вону усмехнулся, бросая бумаги, которые Сокмин аккуратно сложил на полу. – Я думал, ты хорош в этом, что это за мусор?       К лицу Сокмина прилило тепло, но он не сделал никакого движения. Все мысли о зарождающейся дружбе с Вону внезапно улетучились из его головы. Кем он себя возомнил, чтобы называть усердную работу Сокмина мусором?       – Прости? – Сокмин холодно ответил. – Я потратил несколько дней на эти тексты, а ты ничего не сделал и еще имеешь наглость называть мою работу мусором? Что, черт возьми, ты вообще можешь показать?       – Все, что я покажу, будет лучше, чем это, – ответил Вону, тоже вставая, – Лучше бы ты не тратил столько времени и сил на то, чтобы написать что-то совершенно бесполезное. Я не буду петь этот похотливый* мусор.       – Что значит «похотливый», речь идет о сотрудничестве, – отбивался Сокмин, и тут Вону нахмурился. Давно он его не видел.       – Сотрудничество? – Вону невесело усмехнулся. Он поднял один из листов и прочитал вслух. – Моя голова, твоя корона? Да ладно, ты мог бы просто написать «мой член, твой трон» в этом моменте.       Сокмин даже не подумал об этом. Это предложение должно было передать разделение бремени и ответственности, но теперь, когда Вону указал на это, Сокмин понял, что оно звучит возбуждающе. Гнев немного утих, но он не хотел признавать, что Вону прав, особенно учитывая то, как он разговаривал с Сокмином.       (похотливый* – чтобы вы понимали: вону говорит – «хорни треш»)       – Ты мог бы просто сказать, что тебе это не нравится, – сказал Сокмин, сделав глубокий вдох. – Но я вижу, что ты не способен на человеческую порядочность.       Он поднял упавшие листы и смял их в шар, после чего бросил в урну. Вытащив телефон, он отправил сообщение своему водителю, чтобы тот заехал за ним. Может, это было и по-детски – уходить из-за ссоры, но сейчас Сокмин не мог больше ни секунды смотреть на лицо Вону. – Хорошего дня, Вону-щи.       – О, так ты просто уйдешь, вместо того чтобы все исправить? – спросил Вону, в голосе которого было меньше злости, чем несколько минут назад, но все же достаточно враждебно, чтобы у Сокмина мурашки побежали по коже.       – Сам исправляй, претенциозный засранец, – ответил Сокмин, что, вероятно, было не очень приятно, но ему было все равно. – И, может быть, сходи куда-нибудь и потрахайся с кем-нибудь, а не вымещай свое разочарование на мне.       Водитель показал ему большой палец вверх, и Сокмин уехал, оставив Вону с ошарашенным выражением лица. Он лишь немного поплакал, но только после того, как сел в машину и закрыл перегородку. К черту Вону, он покончил с ним и со всей этой затеей.

***

      Вону был прав. Он знал, что был прав, но почему, тогда он чувствовал себя так паршиво. Он поднял листы из мусорного ведра и разгладил их как можно лучше, перечитывая слова, которые Сокмин тщательно записал. Он был прав, эта песня должна была быть об объединении усилий для преодоления трудностей, а вместо этого Сокмин написал о двух героях, вожделеющих друг друга. Вону принципиально отказался записывать «джемы*», подобные тем, что становятся все более популярными, а Сокмин написал именно это.       (джемы* – импровизированная музыка без подготовки, но Вону тут имеет в виду кажется что-то другое)       Но ему все равно было не по себе. Он все время проигрывал в памяти разговор, то, как за несколько секунд выражение лица Сокмина быстро сменилось с возбужденного на гневное, и во всем этом был виноват Вону. Он видел всю тяжелую работу Сокмина на той неделе и положил на все это огромный болт. Даже то, что Сокмин назвал его претенциозным засранцем, что когда-то было единственной причиной его ненависти к нему, не имело значения. Он знал, что Сокмин выбрал то, что, по его мнению, больше всего заденет Вону, и не мог его винить: Вону вел себя как избалованный, претенциозный засранец.       Он подумал о том, чтобы написать Сокмину и попросить его вернуться, но гордость и уверенность в том, что Сокмин бросит его на произвол судьбы, не позволили ему этого сделать. Он подумал о том, чтобы позвонить Сынквану и попросить его вмешаться, но сейчас ему не хотелось получать нотации. Хансоль был надежным вариантом, но он не думал, что Хансоль будет вмешиваться, он предпочел бы держаться подальше от конфронтации и позволить Сынквану разобраться с этим. В конце концов, он решил ничего не предпринимать, признав, что все еще немного зол, и Сокмин, вероятно, тоже, и просто собрал свои вещи и отправился домой.       Занятия спортом, бег и писательство никак не помогали унять неприятное чувство в животе. Он заметил, что чувство вины – очень стойкая эмоция, и, несмотря на все, что он мог думать о Сокмине раньше, ему было искренне стыдно за то, как он обошелся с ним сегодня. Близилась ночь, и он, как уже привык, поспешил лечь в постель с телефоном в руках, ожидая звонка Сокмина.       Разговаривать с Сокмином перед сном стало еще одной привычкой, даже рутиной. Видеозвонки начались случайно, но затянулись, иногда длились всего несколько минут, а иногда затягивались до ночи, пока они не засыпали или их телефоны не разряжались. Метафорические часы продолжали тикать, но звонка все не было, и Вону решил, что подождет еще несколько минут, а если Сокмин не позвонит ему, то он стиснет зубы и позвонит Сокмину, чтобы прояснить ситуацию. Он никак не мог заснуть сегодня с чувством вины.       За 45 секунд до ограничения времени, которое Вону установил для себя, его телефон зазвонил, требуя видеозвонка от Сокмина. Недолго думая, Вону нажал «принять» и увидел, как на обычно жизнерадостном лице Сокмина сегодня появился немного омрачено глубокий хмурый взгляд, который ему совсем не шел.       – Сокмин-а, – выдохнул Вону, в основном с облегчением. По крайней мере, Сокмин все еще разговаривал с ним, хотя он и не знал, почему его это так волнует.       – Вону-щи, я не знаю, зачем позвонил, извини, что побеспокоил тебя, – тихо сказал Сокмин, покачивая телефон в руке, чтобы нажать кнопку завершения разговора.       – Нет, подожди, не вешай трубку, – быстро сказал Вону, и Сокмин посмотрел на него. – Я хотел... извиниться... перед тобой, – он чувствовал, как его лицо пылает от смущения, но было уже поздно, слова уже прозвучали.       – Хотел? – спросил Сокмин, и, возможно, это был трюк камеры, но его хмурый взгляд, казалось, смягчился.       – Да, прости, что сказал, что твоя работа – мусор, это не так, – начал Вону. – Я знаю, что ты потратил на нее много времени, я просто... – ему было трудно сообразить, как сказать то, что он хотел сказать, не показавшись еще большим засранцем, – просто у меня в голове была другая идея, и я плохо отреагировал, когда увидел твою версию. Мне жаль.       – Ничего страшного, мне тоже жаль, – сказал Сокмин, очевидно, гораздо легче, чем он сам. – Мне не следовало так далеко отходить от того, о чем мы договорились, и теряться в собственных идеях. И ты был прав, это действительно было похотливо, я такого не видел, – он улыбнулся, и Вону не мог не улыбнуться.       – И правда, – сказал Вону. – Ну что, мы в порядке?       Сокмин кивнул. – Да. И я обещаю больше не работать за твоей спиной.       – А я обещаю, что больше не буду говорить гадости о твоей работе, – пообещал Вону, и это стоило того, чтобы увидеть улыбку Сокмина.       Что с ним происходит?

***

      Возможно, в этом виноват Сынкван. Или даже Вону. Определенно, Сунён. Даже Хансоль мог сыграть свою роль, кто знает? Но суть в том, что во время еженедельного разговора с Сунёном Вону упомянул, что Сокмин интересуется актерским мастерством. Тогда Сунён упомянул, что их старый друг по колледжу, Вэн Джунхуэй, в настоящее время находился в процессе кастинга для небольшой пьесы, которую ему посчастливилось спродюсировать. Во время учебы в колледже Джунхуэй был скорее тусовщиком, чем другом-приятелем как для Вону, так и для Сунёна, слишком социально занятый, чтобы вращаться только в одном кругу людей, слишком обаятельный, чтобы не ослеплять своих профессоров и коллег чем-либо. Вону потерял его из виду после окончания колледжа, будучи слишком занятым своей растущей карьерой, но Сунён, очевидно, этого не сделал и рассказал Вону о том, что он потерял. Покинув колледж с дипломом актера и со шлейфом из разбитых сердец, Джунхуэй с головой окунулся в бизнес, в основном театральный и в небольших ролях. В своё время он работал над собственным мюзиклом, и теперь, наконец, один крупный продюсер решил дать ему шанс и поставить свой мюзикл, а Джунхуэй был заявлен как сценарист, режиссер и главный герой. Это было здорово для него, но ему все еще нужен был полный актерский состав, и разговор вернулся к Сокмину.       – Как ты думаешь, он может быть заинтересован? – спросил Сунён.       – Не знаю, может быть, – ответил Вону. – Я знаю, что он был немного занят, а еще нам нужно написать песню, но я скажу ему.       А потом Вону забыл ему рассказать. Это была честная ошибка, его мысли уже были заняты кучей других дел, и информация о Вэн Джунхуэе ускользнула от него. Лишь спустя несколько дней, когда он в машине с Хансолем обсуждал фильмы, он вспомнил об этом, рассказал Хансолю и попросил Хансоля напомнить ему, чтобы он позже рассказал об этом Сокмину. А потом Хансоль забыл это сделать, но он должен был (определенно) помнить, чтобы рассказать об этом Сынквану, который обошел Вону и позвонил Сокмину напрямую. Сокмин был в восторге от новости, переживал, что прошло слишком много времени, и он, вероятно, упустил свой шанс, и злился на Вону за то, что тот забыл сказать ему об этом раньше. Вону покорно извинился и попросил Хансоля передать Сынквану, чтобы тот попросил Сунёна позвонить Джунхуэю и назначить прослушивание для Сокмина.       Конечно, он мог бы и сам позвонить Сунёну, но история и так была запутанной, и он решил, что должен оставить ее такой для эстетики. Кроме того, он хотел, чтобы его участие в этой истории было минимальным, чтобы он не был виноват, если все рухнет и сгорит.       – Хорошо, но что, если я отстой? – спросил Сокмин в тот вечер во время видеосвязи. – У меня практически не было времени на подготовку, что если они меня возненавидят?       – Это ведь мюзикл, да? – сказал Вону, усаживаясь поудобнее и отказываясь от одеяла. Все равно становилось слишком жарко, чтобы спать под одеялом. – Все, что тебе нужно сделать, это петь, как ты всегда делаешь. У тебя потрясающий голос, они будут идиотами, если не дадут тебе шанс.       – Ты думаешь, мой голос потрясающий? – спросил Сокмин, притворяясь невинным, и Вону насмешливо посмотрел на него, чувствуя, как жар поднимается от его груди к кончикам ушей.       – О, заткнись, ты же знаешь, что это так, – отмахнулся Вону от шутки. – Просто пой любую песню, которую тебе дадут, а об актерской игре подумаешь потом.       – Да, наверное, ты прав. Завтра они пришлют мне песню, и мы с Джихун-хёном ее прослушаем, – сказал Сокмин, и было удивительно слышать, как он называет Уджи по имени. Выражение лица Сокмина в мгновение ока превратилось из задумчивого в озорное, и Вону едва успел подумать, что из него получится отличный актер, как он спросил. – Эй, хён, а ты можешь заставить свои сиськи подпрыгивать?       – Спокойной ночи, – ответил Вону и положил трубку. Короткий смех, который он услышал перед тем, как закончить разговор, эхом разнесся по стенам его спальни. Вону действительно мог заставить свои сиськи подпрыгивать, но дело было не в этом. Он еще не привык к тому, что Сокмин называет его «хён», и почему-то это его смущало. Хансоль и Сынкван, конечно, были в порядке вещей. Сунён был его ровесником, и он предпочитал обращаться к Вону «придурок», но ласково. Но когда Сокмин назвал его «хён», это было неуверенно, расстояние между ними постепенно сокращалось, и это всколыхнуло что-то глубоко внутри Вону, он не был уверен, что хотел этого.

***

      Сокмин в окружении Сунёна и Ли Чана не должен был так нервничать, как при входе в здание. Его прослушивание было сегодня, и он чувствовал себя достаточно уверенно в своем пении. Он много раз репетировал песню, которую ему прислали с Джихуном, пока не смог попасть в ноты во сне, но все равно нервничал, как черт. Сунён пришел с ним, так как он договорился о прослушивании с Вэнь Джунхуэем, а Ли Чан, танцор из их лейбла, присоединился к ним, чтобы понаблюдать за процессом, так как он тоже был заинтересован в актерстве. Сокмин надеялся, что волнение молодого танцора успокоит его нервы, но до сих пор оно лишь слегка раздражало его.       Сунён сообщил об их прибытии администратору, та вежливо кивнула и попросила их присесть, а сама позвала Вэнь Джунхуэя, чтобы тот пришел поприветствовать их. Сокмин не был уверен, что именно директор по кастингу будет приветствовать начинающих актеров, но его дружба с Сунёном, возможно, немного смажет колеса. Он лишь надеялся, что если он и получит роль, то только благодаря тому, что он лучший из всех, а не из-за дружеского отношения.       Телефон завибрировал в кармане, и Сокмин достал его, радуясь возможности отвлечься, но едва не пожалел об этом, когда прочитал уведомление. Это было одно сообщение от Вону, что настораживало, поскольку Вону никогда не писал ему первым. Ожидая плохих новостей, Сокмин открыл сообщение и чуть не подавился собственной слюной: Вону прислал ему одно слово «файтин» с маленьким эмодзи в виде сгибающейся руки. Он не только вспомнил, что сегодня прослушивание Сокмина, но и победил свою ненависть к текстовым сообщениям, отправив Сокмину слова поддержки.       В комнате стало жарче? Что это за чувство в груди Сокмина?       Не успел он подольше поразмышлять над этой загадкой, как на задней стене, напротив зоны ожидания, где сидела троица, открылась одна дверь, и оттуда вышел красивый мужчина примерно их возраста, с блестящей улыбкой и в плохо сидящей, слишком большой белой рубашке, бессистемно засунутой в узкие черные джинсы. Сунён встал, за ним последовали Сокмин и Чан, и его улыбка соперничала с улыбкой мужчины в блеске и озорстве.       – Вэнь Джунхуэй, когда ты успел вырасти? – спросил Сунён, обнимая мужчину и пару раз шлепая его по спине.       – В то же время, что и ты, старик, – ответил Джунхуэй, разрывая объятия, но все еще держась обеими руками за руки Сунёна. – Можешь поверить, что я наконец-то получил свою собственную пьесу?       – Не могу, но я рад, что ты это сделал, – сказал Сунён и повернулся, чтобы подать сигнал Сокмину. – Кстати говоря, я нашёл того, кто украдет у тебя внимание.       – Не думаю, что это возможно, но он может попытаться, – ответил Джунхуэй и, наконец, посмотрел на Сокмина, его улыбка стала чуть более профессиональной. – О, в жизни вы красивее. Приятно познакомиться, я Вэнь Джунхуэй, большой поклонник вашей музыки.       – Спасибо, – улыбнулся Сокмин и пожал протянутую ему руку, слегка поклонившись. – Мне тоже очень приятно с вами познакомиться, я много о вас слышал.       – Все, что Сунён рассказал вам обо мне, – преувеличение, ложь и интрига, – рассмеялся Джунхуэй и поприветствовал Чана, который тут же отвесил глубокий поклон и представился. Видимо, по мере того, как Сокмин все больше успокаивался, Чан без причины нервничал.       – Так вот, я дам вам роль не только потому, что вы красивый, знаменитый и друг Сунёна, – сказал Джунхуэй, на секунду посерьезнев, но проиграв борьбу с ухмылкой. – Хорошо, я могу, но сначала я должен увидеть, как вы поете. Вы готовы?       О, Сокмин был готов. Он провел почти три дня, репетируя эту песню в частной студии Уджи. Он получил множество наград, был самым продаваемым и всемирно известным автором-исполнителем. И Вону болел за него. Он был готов. – Давайте сделаем это.

***

      Хвост Леди Злобы вилял взад-вперед, почти следуя за шагами Вону по комнате. Зеленые глаза серой кошки не выражали никаких эмоций, наблюдая за Вону, но он чувствовал, что кошка осуждает его, и задавался вопросом, было ли это обычным поведением кошки или она знала. Вону на мгновение отвлекся, вспомнив, зачем он вообще завел кошку, и рассмеялся про себя. Он действительно завел кошку, чтобы избежать встречи с Ли Сокмином, а теперь та же кошка осуждает его за то, что он нервничает из-за профессиональной возможности, предоставленной им самому Ли Сокмину. Ну, через Сунёна, через Сынквана, через Хансоля, через него, но все равно через него.       Он поставил мелодию звонка своего телефона настолько громкой, насколько это было возможно, но все равно проверял его каждые несколько секунд, думая, не оглох ли он от бега и не пропустил ли звонок, но никаких звонков не поступало. Он уже давно перестал притворяться и попросил Сынквана попросить Хансоля заехать за Сокмином после прослушивания, чтобы они могли вместе отпраздновать или погоревать, в зависимости от результата, но Хансоль так и не подал никакого знака, что Сокмин с ним, получил он роль или нет.       Вону подумал, что у него начались галлюцинации, когда электронный замок его входной двери подал звуковой сигнал, и дверь открылась. Вошел Сынкван с каменным лицом, за ним – столь же невыразительный Хансоль, позади них оживленно беседовал с мальчиком, которого он не знал, – Сунён, а за ними замыкал шествие Ли Сокмин с широко раскрытыми глазами.       Разговоры стихли, когда группа заметила Вону, наблюдавшего за ними с видом человека, находящегося в отчаянии, и выражение его лица становилось все более озадаченным по мере того, как затягивалось молчание.       – Ну что? – спросил Вону, и все взгляды обратились к Сокмину, который огляделся вокруг, затем перевел взгляд на Вону и улыбнулся.       – Я прошёл, – тихо сказал он, а Сунён закричал: «Он прошёл!», – и комната взорвалась хаосом: раздались крики и праздничные объятия. Вону догадался, что это было сделано для его пользы, так как они, вероятно, уже вовсю праздновали, когда узнали новость, но, тем не менее, он оценил это. Сынкван отправился на кухню вместе с Хансолем, и они вышли оттуда с бутылками шампанского, которые Вону купил ранее, и бокалами для всех, не обращая внимания на то, что время было послеобеденное. Напитки были переданы по кругу, и Вону обнаружил себя сидящим на своем диване, с Леди Злоба за плечами, фужером шампанского в руках и Ли Сокмином, сидящий рядом с ним, прижатый от лодыжки до плеча, и он подумал, что это его вполне устраивает.

***

      По словам Сунёна, который рассказал Вону, имея полный актерский состав, производство пьесы Вэнь Джунхуэя идет полным ходом. Очевидно, они поговорили со своим лейблом, и те решили связаться с театральной компанией и помочь финансировать мюзикл и помочь с маркетингом, воспользовавшись возможностью использовать имидж Сокмина для привлечения большего внимания к пьесе. Они согласились, но только после того, как убедились, что лейбл будет нести ответственность и предоставит Джунхуэю заслуженные кредиты, ведь Сокмин даже не был главным героем, но, видимо, это не было проблемой: Вону начал видеть рекламу спектакля уже на следующей неделе, и имя Сокмина всегда было написано более низким шрифтом, чем имя Джунхуэя. В сети возник понятный ажиотаж вокруг дебюта Ли Сокмина в качестве актера, в большинстве своем положительный, и справедливый интерес к Вэнь Джунхуэю, поскольку он был практически неизвестен широкой публике.       Вону был невероятно счастлив и горд за Сокмина. Он знал, что для него это было воплощением мечты, и надеялся, что Сокмин получит максимум впечатлений. Он просто хотел бы сказать ему об этом.       Со дня прослушивания, когда случайная группа пришла к нему домой праздновать, Вону почти не разговаривал с Сокмином, не говоря уже о том, чтобы видеть его. Он полностью погрузился в репетиции, каждый день приходил рано утром и оставался до поздней ночи, разучивая реплики, хореографию и все остальное. Когда удавалось, он отвечал на сообщения Вону много часов спустя, чаще всего после того, как Вону засыпал. И это было прекрасно, конечно, так оно и было, работа была работой и требовала внимания, и это было здорово, и это будет еще лучше. Возможно, Вону привык разговаривать с Сокмином каждый день перед сном, и в последнее время ему было трудно заснуть, потому что он был «с» словом*.       Черт возьми, Вону был взрослым мужчиной и мог хотя бы подумать над этим словом. Он был м-м-м-м... неважно, он не мог.       («с» словом* – на самом деле в оригинале – «м» слово, поэтому «м» слово – любое слово, начинающееся на «м», которое обычно не является табу, но считается (часто с юмором) таковым в данном контексте (через некоторое время вы узнаете, какое это слово на «с»))       Вместо этого Вону воспользовался возможностью сосредоточиться на работе, которую они должны были делать вместе. Вместо Сокмина Джонхан начал донимать его новостями о том, как продвигается работа над песней. Он требовал черновой вариант не позднее, чем через 6 месяцев, и они стремительно приближались к этой отметке, не имея ничего, что можно было бы показать. Вону старался писать для них обоих, откладывая то, что ему нравилось в песне, чтобы потом показать Сокмину, а то, что не совсем подходило, приберегал для будущего альбома. Позже он заметил, что стал писать немного более мелодраматично, и, возможно, это могло бы стать новой эрой для возвращения, он знал, что его лейбл скоро начнет просить его о новой музыке.       Это был медленный, трудоемкий процесс, и он только замедлялся из-за того, что Вону отвлекался, время от времени проверяя свой телефон. Леди Злоба не предлагала никакой помощи, разве что предупреждала Вону, когда ее тарелка с едой была пуста или ее туалет требовал уборки. Вону пытался сосредоточиться на истории, которую они (он и Сокмин, не Леди Злоба) создали вместе, о двух королевствах, находящихся в состоянии войны, но его мысли постоянно возвращались к текстам песен, которые Сокмин написал пару месяцев назад, они казались полными сексуальных намеков, но теперь он мог прочитать в этих строках только тоску. Оба королевства были раздроблены и враждовали друг с другом из-за того, чего им не хватало, и им потребовался общий враг, чтобы понять, что им было бы гораздо лучше быть союзниками, чем соперниками. Ирония этого понимания не ускользнула от Вону, но он предпочел проигнорировать ее и продолжать писать об этом в метафорах.

***

      – Отличная работа, перерыв на пять минут! – крикнул Джунхуэй, и компания без энтузиазма захлопала в ладоши и отправилась на поиски воды или просто рухнула на месте, Сокмин предпочел сделать последнее. Джунхуэй был прекрасным человеком, отличным режиссером, замечательным актером и певцом, но он обладал неограниченной энергией и пренебрегал понятием времени, так как с каждым днем все больше и больше задерживал их. Сокмин не мог припомнить, чтобы он когда-либо так уставал, даже в дни стажировки, но он также не мог припомнить, чтобы он был в таком восторге от чего-то. Несмотря на стоны и усталые жалобы всего состава, он видел, как мюзикл оживает с каждой новой репетицией, и это приводило его в восторг. Он мог только представить, что чувствовал Джунхуэй, ведь это был его проект.       – Я серьезно, хорошая работа, – повторил Джунхуэй, присаживаясь рядом с Сокмином и предлагая ему бутылку воды, которую тот с удовольствием принял. – Я знаю, что сейчас это выглядит безумно, но все будет замечательно.       – Я знаю, что так и будет, – согласился Сокмин, выпив несколько глотков воды. – Я так волнуюсь перед премьерой, вы даже представить себе не можете.       – Я тоже, – сказал Джунхуэй. – Я мечтал об этом с колледжа, и все говорили, что я сумасшедший. Теперь они увидят, кто сумасшедший.       Сокмин не стал спрашивать, кто они такие, потому что, по правде говоря, он слышал только то, что Джунхуэй – гений. Конечно, Сунён был единственным, кто поделился своим мнением о Джунхуэйе, поэтому он мог быть немного предвзят. Кстати говоря, Сунён был на подхвате в качестве помощника хореографа и консультанта, и Сокмин был рад, что он не был главным. Он видел его со стажерами еще в их компании, и сумасшедший график репетиций Джунхуэйя был ничто по сравнению с тем, что требовал от них Сунён.       – Скажи, ты разговаривал с Вону в последнее время? – неожиданно спросил Джунхуэй, и Сокмин от неожиданности чуть не поперхнулся водой. – Не особо, мы были слишком заняты, – ответил он хрипловатым голосом.       – О, точно, извини за это, – Джунхуэй извиняюще улыбнулся, но не совсем искренне. – Ты должен был видеть Вону в колледже, чувак.       – Он был слишком сумасшедшим? – спросил Сокмин, планируя узнать как можно больше, чтобы потом поддразнить Вону, а также потому, что ему было любопытно. Сейчас Вону вряд ли можно назвать тусовщиком, но он понятия не имел, каким он был в колледже.       – Вовсе нет, он, наверное, однажды пришел на вечеринку, выпил пива и ушел, – засмеялся Джунхуэй. – Тогда я и познакомился с ним. После этого я постоянно ходил к нему и Сунёну в общежитие на разогрев* и пытался убедить его пойти с нами, но он так и не сделал этого.       Сокмин немного поразмышлял над этим и, используя свои ограниченные знания о Вону, спросил: – Он знал, что вы были там перед вечеринкой*?       – Нет, – сразу же ответил Джунхуэй. – Он думал, что это была вечеринка. Мы втроем пили малиновую водку так быстро, как только могли, и примеряли одежду. А потом он засыпал.       Теперь они оба смеялись вместе, Сокмин представил, как юный Вону просыпается с похмельем на уровне малиновой водки и думает, что у него была бурная ночь.       – Ты не знаешь, он все еще холост? – спросил Джунхуэй в середине смеха, заставив Сокмин резко прекратить смеяться.       (вечеринка (разогрев)* – мини-вечеринка перед большим мероприятием)       – Нет, – ответил он, – то есть, нет, я не знаю. Почему вы спрашиваете?       – Просто любопытно, – объяснил Джунхуэй, – но не мешало бы знать, понимаешь? Он довольно сексуальный.       С этими словами Джунхуэй покинул его, прошел к центральной сцене и позвал актеров на последний прогон финальной сцены перед тем, как окончательно уйти на ночь. Сокмин пошел вместе со всеми, но его мысли больше не были заняты мюзиклом, а пытались понять, почему, тот факт, что кто-то еще считает Вону сексуальным, так сильно его беспокоит.

***

      – Ты выглядишь дерьмово, хён.       – Я тоже рад тебя видеть, Хансоль.       Хансоль, с полными руками продуктов на неделю, вошел в квартиру и направился прямо на кухню, после того как коротко и вежливо рассказал Вону, как он выглядит. Вону решил не спорить с ним по этому поводу, потому что он и в самом деле выглядел как дерьмо. На выходные Вону был предоставлен самому себе, погрузился в писательство и почти не останавливался, чтобы как следует поесть или принять душ. Единственным напоминанием о течении времени был его собственный желудок и желудок Леди Злобы, которая иногда считала его хорошей компанией, но в последнее время занималась своими делами где-то в квартире.       – Я отвлекся, – пытался объяснить Вону, пока Хансоль раскладывал продукты по местам. Он определенно подчинялся Сынквану, но Вону подозревал, что на самом деле его послали не за продуктами, а проверить, жив ли Вону.       – Как тебе песня? – спросил Хансоль, перейдя на «слегка заинтересованный» и остановившись на «безразличный». Значит, он мог быть по приказу Джонхана, чтобы проверить прогресс Вону.       – Это песня, по крайней мере, я могу так сказать, – ответил Вону. Она все еще не была хорошей, но это определенно была песня. – Было бы проще, если бы... – оборвал он себя, но все же сумел привлечь внимание Хансоля, который закончил предложение за него. – Если бы тебе помогли.       – Точно, – согласился Вону, а Хансоль хмыкнул. Если он и заметил что-то странное, то, как обычно, оставил это при себе. По правде говоря, Вону плыл вслепую, пока писал эту песню, не зная, понравятся ли ему те части, которые он написал для Сокмина. Но по мере приближения премьеры Сокмин становился все более недоступным. Хансоль, казалось, прочитал его мысли, потому что сменил тему и спросил. – Ты придешь на премьеру?       – Не знаю, – честно ответил Вону. – Там будет много прессы, и я не знаю, будет ли хорошо, если все узнают, что я знаю Сокмина, понимаешь?       – Нет, я не понимаю, – сказал Хансоль, приоткрыв рот и отводя глаза в сторону.       – Типа, весь смысл нашего совместного написания песни в том, чтобы застать всех врасплох. Если я пойду посмотреть на его выступление, то люди могут начать говорить о будущем сотрудничестве, – Вону изо всех сил пытался объяснить свои доводы. Хансоль, не удержавшись, снова хмыкнул.       – Я имею в виду, что приедет много известных людей, – начал Хансоль. – И это не пьеса Сокмина, это пьеса Джун-хёна, Сокмин просто в ней играет.       – И ты хочешь сказать, что цитирую «многие известные люди» идут из-за Джунхуэйя или из-за Сокмина? – спросил Вону, и Хансоль согласился.       – Да, ты прав, Сокмин-хён привлек к себе много внимания и сделал его спектаклем сезона, но я просто хочу сказать, что не будет ничего странного, если ты решишь поехать.       – Я еще не знаю, – попытался Вону. – Сначала я поговорю с Джонхан-хёном. Если что, я могу пойти в другой вечер, когда не будет много прессы.       Честно говоря, Вону не был уверен, хочет ли он вообще идти, и просто использовал прессу как предлог. В детстве у него появилась небольшая ненависть к театру в целом и к этой пьесе в частности. Он понимал, что это ребячество, но не отрицал своих чувств. Из-за этой пьесы он неделями не разговаривал с Сокмином, а из-за того, что он неделями не разговаривал с Сокмином, их песня сильно отставала от графика и была некачественной. Уджи даже не получил черновой вариант, чтобы начать работу над песней со своей стороны, а Джонхан становился все более и более неумолимым в своем стремлении получить обновления.       Это был причудливый способ сказать, что он был немного зол на Сокмина за то, что тот без раздумий бросил его, как только появилась новая блестящая возможность. Это привело к тому, что Вону разозлился на себя за то, что вообще упомянул Сунёну о том, что Сокмин интересуется актерским мастерством, а затем к тому, что Вону разозлился на себя, но уже за то, что чувствовал себя так без всякой причины, кроме как от одиночества и тоски по Сокмину. У его психотерапевта будет день открытых дверей от всех этих осознаний.       О черт, подождите, он подумал об этом слове. Черт возьми, теперь он должен был признаться себе, что скучает* по Сокмину. Он скучал по Сокмину. Он скучал по Сокмину.       (слово на «м» – скучать, то есть «m»iss)       Что, блять, с ним было не так? Типа, пять месяцев назад он ненавидел Сокмина и боялся встречи с ним, а теперь он скучал по нему. Просто слыша его голос и смех, не слыша, что он говорит, потому что он был отвлечен тем, как он сморщил нос, и крошечной родинкой сбоку его лица. О, это было плохо, и это должно было прекратиться прямо сейчас.       – Эй, Хансоль, позвони, пожалуйста, Сынквану, – спросил Вону, и Хансоль достал свой телефон, даже не спросив, зачем это нужно. – Пригласи его к нам, давай поиграем в игры и посмотрим фильмы, что скажешь?       – Конечно, хён, – сказал Хансоль, поднося телефон к уху. – Иди прими душ, пока я тут приберусь. От тебя воняет.       В один прекрасный день он убьет Хансоля, и все последствия будут прокляты.

***

      Сокмин не был готов. Типа психологически не готов. Он был при полном параде и был готов к премьере, но он не был готов выступать. Через сцену от него, за закрытым занавесом, уже стоял Джунхуэй. Если он и нервничал, то этого совершенно не было видно, особенно когда он поймал взгляд Сокмина, улыбнулся и подмигнул ему. Теперь он был готов. Это было все, ради чего он работал с момента окончания школы, это был его момент. А Сокмин собирался разрушить его навсегда.       Нет, он не мог. Он был профессиональным артистом, он пел перед тысячами и тысячами людей. Конечно, он нервничал не меньше, но всегда знал, что делает, и всегда выкладывался по полной. И сейчас он знал свои реплики, знал свои оценки, знал свои слова. Он не собирался портить это для Джунхуэя, не собирался портить это для себя, своих товарищей по команде и всех остальных, кто рассчитывал на него. Песня началась, занавески начали открываться. Он сделал глубокий вдох. Шоу началось.

***

      Подкуп был не самым правильным и законным способом действий, но с его помощью можно было попасть в театр после закрытия дверей, поэтому Вону прибегнул именно к этому. В самый последний момент он решил пойти на премьеру и затаился у входа, пока не убедился, что все фотографы ушли, а затем пробрался внутрь. К сожалению, двери были уже закрыты, но портье был более чем счастлив провести его к своему месту, дальнему на одном из балконов, в обмен на несколько тысяч вон.       Его балкон был пуст, кроме него самого и пожилой дамы, которая с интересом наблюдала за сценой с моноклем в руке. Вону думал, что такие люди вымерли, и был приятно удивлен, узнав, что это не так. Он занял свое место сразу после того, как закончилась вступительная песня и Джунхуэй начал сольный номер, а картонные декорации позади него сменились.       Джунхуэй выглядел хорошо. Он не постарел ни на один день, и если бы качество его голоса и актерской игры не улучшилось, это могло бы стать одной из нескольких студенческих постановок, в которых он участвовал. Есть люди, которые выглядят так, будто они рождены для сцены, и Джунхуэй был одним из них.       А затем на сцену вышел Сокмин, чтобы присоединиться к Джунхуэю в дуэте, и атмосфера в зале заметно изменилась. Песня стала не только мрачнее и грустнее, но и стало ясно, что большинство присутствующих пришли посмотреть на Сокмина. Сам Вону почти не смотрел по сторонам, его взгляд был прикован к Сокмину, а рот приоткрыт в благоговении перед его голосом. Вону вряд ли нуждался в напоминании о том, что Сокмин хорош, что у него потрясающий голос, но видеть, как он вкладывает все свои силы в песню, вживую, без монтажа, без продюсеров, без студии за спиной, было сродни священному опыту. Вону захотелось посмеяться над опасениями Сокмина, что он не справится: для него это было невозможно. Он был прирожденным исполнителем, и это было видно.       Песня подошла к концу, и Сокмин с Джунхуэем покинули сцену, когда остальная часть актерского состава выступили с групповым номером, декорации снова сменились, и чары развеялись. Вону заметил, что сидит на краю своего кресла, и откинулся назад, расслабляясь. В этот момент пожилая дама рядом с ним окликнула его тихим «пшшш», и он повернулся, чтобы увидеть, как она предлагает ему маленькую бумажную салфетку из коробки в своей сумочке. Он принял ее с быстрым поклоном головы, смутившись, только для того, чтобы почувствовать влагу на своем лице. Она улыбнулась ему и прошептала.       – Это была очень трогательная песня, – он улыбнулся в ответ и кивнул, используя ее салфетку, чтобы вытереть слезы на глазах.       – Да, – прошептал он в ответ, – очень трогательная.

***

      – Ах ты, чертовка! – крикнул Джунхуэй со сцены, когда занавес закрылся после их последнего поклона. Аплодисменты не стихали, и Сокмин не сразу понял, что Джунхуэй кричит на него. Прежде чем он успел подумать, что сделал не так, он заметил, что Джунхуэй злобно ухмыляется и целенаправленно бежит к нему. Вдруг Джунхуэй обхватил Сокмина и обнял его так крепко, что треснули бы несколько ребер, но все же Сокмин обнял его так же крепко.       – Как ты посмел украсть у меня внимание во время моей собственной игры?       – Я не крал, ты был великолепен, – крикнул в ответ Сокмин, хотя они были прижаты друг к другу, но волнение было слишком велико. Они отлично провели премьеру, спектакль прошел гладко, без единого сбоя, и Сокмин был на седьмом небе от счастья. Такого чувства он еще никогда не испытывал во время выступления, и ему казалось, что он сможет заниматься этим до конца своих дней.       Затем к ним присоединились остальные участники, навалившись на них, пока они не оказались на полу в виде массы конечностей, вспотевших и запыхавшихся, но все равно смеющихся. Они знали друг друга меньше нескольких недель, но в этот момент казалось, что они друзья на всю жизнь, семья. Не без труда Джунхуэй выбрался из кучи и крикнул.       – Это было потрясающе, ребята, спасибо вам. Теперь мы просто должны сделать это еще семь раз, – и было еще больше смеха, когда люди встали и направились за кулисы, готовые переодеться в обычную одежду, чтобы их костюмы можно было постирать на завтра, и отправиться домой на заслуженный отдых.       Сокмин и Джунхуэй вошли последними, все еще улыбаясь, но тихо обсуждая выступление, особенно их дуэт, Джунхуэй обнял Сокмина за талию, а Сокмин положил руку на плечо Джунхуэя. Когда они вошли в зал, в нем стало тише: актеры группами по два-три человека пожелали всем спокойной ночи и ушли, большинство из них были еще в гриме, но достаточно голодны, чтобы вот так просто уйти на ужин с друзьями. Сокмин уже собирался спросить Джунхуэя, не считает ли он хорошей идеей устроить вечеринку с участием актеров после последнего выступления, когда позади них раздался низкий голос, как по громкости, так и по тону.       – Прости, что не подарил тебе цветы, – Сокмин обернулся и увидел Вону. Его шок состоял из двух частей: первая – это то, что Вону действительно был здесь, а он не разговаривал с ним целую вечность, не говоря уже о том, что не видел его. Вторая часть заключалась в том, что Вону хорошо выглядел: он отказался от черных свитеров и надел темно-синий фланелевый блейзер поверх простой белой рубашки, последние несколько пуговиц которой были намеренно расстегнуты, и черные костюмные брюки с коричневыми кожаными туфлями; волосы он уложил вверх и набок, обнажив лоб, которого, как показалось Сокмину, он никогда раньше не видел, и вместо обычных контактных линз надел прозрачные круглые очки. Что-то подсказывало Сокмину, что он еще никогда не видел Вону таким красивым.       – Да чтоб я сдох*, Чон Вону, – первым сказал Джунхуэй, отпустив Сокмина, чтобы обнять Вону, который нерешительно обнял его в ответ. – Выйдя из его комнаты после 10 вечера, я никогда не думал, что доживу до этого дня.       – Рад тебя видеть, Джунхуэй, – ответил Вону, хотя все еще смотрел на Сокмина. – Пьеса потрясающая, поздравляю.       – Спасибо, ты слишком добр, – сказал Джунхуэй, наконец-то отпустив Вону, чтобы посмотреть на него как следует. – И годы пошли тебе на пользу, мы должны как-нибудь выпить, наверстать упущенное.       – Конечно, да, давай это устроим, – согласился Вону, все еще не обращая внимания на то, что говорит Джунхуэй, но если Джунхуэй и заметил, то никак не прокомментировал это.       – Хорошо, тогда до встречи, – сказал Джунхуэй, продолжая улыбаться, и снова обнял Вону. Затем он повернулся к Сокмину и чмокнул его в щеку, после чего сказал. – Увидимся завтра, отдыхай, хорошо?       – Хорошо, хён, – машинально ответил Сокмин. Правда, он все еще был ошеломлен присутствием Вону. – Спокойной ночи.       Джунхуэй решил уйти как есть, не переодеваясь, он просто быстро собрал свои вещи и ушел, еще раз пожелав им обоим спокойной ночи и выскочив за дверь. Сокмин не мог сказать, что он был благодарен Джунхуэю за то, что тот так внезапно ушел, ведь теперь он не знал, что сказать Вону.       – Ты хорошо выглядишь, – вырвалось у него, и он мысленно пнул себя, но Вону застенчиво улыбнулся и опустил глаза.       – Спасибо, – сказал он, – Ты был там великолепен.       Что ж, если театр когда-нибудь забудет оплатить счета за свет, Сокмин был уверен, что одна его улыбка способна осветить все помещение на ближайшие несколько представлений.       (as i live and breathe* – собственной персоной, глазам своим не верю, как я живу и дышу, честное слово, я жив и здоров, да чтоб я сдох)

***

      Вэнь Джунхуэй, который отсутствовал в его жизни кучу времени, превратился для Вону в головную боль. Это была не его вина, они даже не обменивались номерами телефонов, но после премьеры каждый раз, когда Сокмин писал Вону, он говорил о Джунхуэе. Вону знал, когда Джунхуэй сказал что-то смешное или когда он назвал чью-то ошибку; когда он надел не тот костюм и должен был найти способ быстро переодеться между песнями; когда он пригласил всю труппу на ужин и весь вечер рассказывал Сокмину анекдоты.       С одной стороны, Вону был рад, что Сокмин наконец-то снова нашел время написать ему. Он все еще скучал по Сокмину, даже после того, как увидел его на премьере и немного поговорил. С другой стороны, он хотел, чтобы Сокмин говорил с ним о себе, о пьесе или на другие случайные темы, которые он обычно находил, когда писал Вону, а не о Вэнь Джунхуэе. Вону все понял, конечно же, понял: Джунхуэй был забавным, талантливым, красивым и его невозможно было игнорировать, когда он находился с тобой в одной комнате, но сейчас Вону не волновала каждая мелочь, которую он делал.       Кроме того, в глубине сознания Вону звучал голос, напоминавший ему, что у Джунхуэя была репутация еще в колледже. Вону изо всех сил старался не осуждать людей за то, что они решили сделать, если это никому не вредит, но он помнил, что у Джунхуэя была привычка флиртовать с людьми ради развлечения, чаще всего успешно, а потом исчезать из их жизни навсегда, как только ему это надоедало. Конечно, это было нормально, все происходило по обоюдному согласию взрослых людей и все такое, но Вону не раз видел, как какой-нибудь бедный парень или девушка влюблялись в Джунхуэя, но в итоге им разбивали сердце. И он не знал, перерастет ли Джунхуэй когда-нибудь эту стадию, но он беспокоился о Сокмине.       Это навело его на другую мысль: а привлекали ли вообще Сокмина мужчины? Конечно, в начале его карьеры ходили слухи, но они всегда ходили обо всех. Даже Вону получил свою долю, но люди быстро забыли об этом, что было забавно, потому что в его случае слухи действительно были правдой. В то время крупнейший сайт сплетен утверждал, что у них есть доказательства того, что Сокмин не только привлекает мужчин, но и известен тем, что имеет несколько партнеров. Вону знал, что в дело вмешался лейбл Сокмина, но он не знал, что произошло после этого.       Вону никогда не придавал значения этим слухам, ни когда они касались его самого, ни кого-либо другого, это были просто низкие люди, пытающиеся нажиться на чужом труде. Но сейчас, видя, как Сокмин, мягко говоря, увлечен Джунхуэем, Вону не мог думать ни о чем другом. В его голове все время всплывало все, что он знал о Джунхуэе, все слухи о Сокмине и та картина той ночью за кулисами, на которой рука Джунхуэя обвилась вокруг талии Сокмина, как будто ей там и место, и Вону ненавидел это.       Была, конечно, и другая причина, почему он так ненавидел это. Он повторял себе, что просто боится, что Сокмин может пострадать, но знал, что это не совсем правда. Его взрослый мозг твердил ему, что это совершенно нормально, если два взрослых человека по обоюдному согласию решили потрахаться за кулисами после каждого выступления. На самом деле, это было даже не его дело. Однако это не мешало ему ненавидеть все это.

***

      – Осталось еще одно, – подумал Сокмин, когда занавес снова закрылся под гром аплодисментов. На этой неделе каждое выступление проходило лучше предыдущего, если такое вообще возможно, а теперь до последнего оставалось всего 24 часа. Неделя пролетела так быстро, и Сокмин с трудом мог поверить, что его первая актерская работа уже так близка к завершению. Он был уверен, что когда-нибудь в будущем ему захочется повторить это, но пока он был благодарен Джунхуэю за предоставленную ему возможность.       К слову сказать, Джунхуэй стал счастливым дополнением в его жизни, и они быстро подружились. Сокмин знал, что ему еще многому предстоит научиться, когда дело касалось актерского мастерства, а Джунхуэй был добрым и терпеливым театралом, хотя они могли пошутить и посмеяться вместе. Когда они были в театре, то большую часть времени проводили рядом друг с другом, разговаривали или шутили, и Сокмин чувствовал, что ему грустно, что он больше не будет так часто видеть Джунхуэя после того, как все закончится.       – Ну что, ты уже спросил Вону, холост ли он? – спросил Джунхуэй, когда они шли за кулисы, и, право же, Сокмин не мог не заметить постоянного нытья о личной жизни Вону. По какой-то причине после того, как Вону пришел к ним на премьеру, Джунхуэй практически не мог говорить ни о чем другом. Он продолжал говорить о том, каким горячим и красивым стал Вону, и как бы он хотел, чтобы они встречались, когда учились в колледже, и не мог бы Сокмин передать ему свой номер телефона, чтобы Вону написал ему, и они могли бы назначить свидание.       По какой-то странной причине Сокмин все время забывал передать номер Джунхуэя Вону. Он не знал почему, возможно, потому что знал, что Вону никогда не напишет ему первым, поэтому дать Вону номер Джунхуэя было бы равносильно тому, чтобы ничего не делать. Он не говорил об этом, а также не предлагал дать Джунхуэю номер Вону, потому что был уверен, что Вону не оценит, если он будет раздавать его номер направо и налево. Однако он постоянно упоминал Джунхуэя в своих сообщениях Вону, чтобы узнать, есть ли у Вону хоть какой-то интерес к встрече с Джунхуэем, и тогда он мог бы свести его.       По той же странной причине Сокмин был доволен тем, что Вону, похоже, не особо беспокоился о том, что сказал или сделал Джунхуэй в тот день. Он не задавал последующих вопросов и не расспрашивал Сокмина о Джунхуэе каким-либо образом, в той или иной форме. Возможно, Сокмину следовало бы просто сказать прямо и спросить, не хочет ли Вону получить номер Джунхуэя, но, честно говоря, он боялся ответа.       Итак, в какой-то степени Сокмин был опечален тем, что его первый театральный опыт закончился. А с другой стороны, он был рад, что ему больше не придется выслушивать мысли Джунхуэя о Вону, хотя они и повторяли его собственные.

***

      Вону стоял перед дилеммой. Сегодня был заключительный вечер спектакля Сокмина, и он вроде как обещал пойти. Это обещание затерялось среди нескольких сообщений, которые Сокмин прислал ранее в тот же день, и в большинстве из них речь шла о Джунхуэе и о том, как он нервничает и грустит, что это уже последний спектакль. Вону очень хотел пойти и быть рядом с ним, поздравить его с отличным выступлением, но Вону не очень хотел видеть, насколько Сокмин сблизился с Джунхуэем. Вону помнил, как они переплелись после премьеры, когда он решил поприветствовать их за кулисами, и ему не хотелось повторения этого. Или еще хуже, все знали, что вечера закрытия и вечеринки актеров приводят к неразрешенным... напряженным отношениям, которые необходимо разрешить.       Однако, когда Хансоль написал ему сообщение, предупредив, что едет за ним, Вону решил не просить его не приходить. Помнит ли Сокмин или нет, но он обещал пойти на его последнее выступление, и он засунет подальше все свои чувства по поводу того, что делают Сокмин и Джунхуэй, и будет рядом со своим другом.       Ли Сокмин, его друг. Как изменился мир.

***

      Актеры кланялись два, три раза, но аплодисменты не смолкали. Джунхуэй в одиночку прошел к авансцене, чтобы получить свою сольную овацию, и едва сдерживал слезы, которые грозили вот-вот сорваться с его глаз. Когда он повернулся, чтобы подать сигнал остальным участникам, и свет прожекторов падал на них один за другим, пока наконец не упал на Сокмина, он смог понять это чувство. Он вложил в это выступление все, что у него было, и оставил на сцене все, что у него было, и все эти люди видели это и аплодировали ему за это. Сегодня Джунхуэй получил предложение написать еще один мюзикл, с более крупной компанией и большим количеством продюсеров, но для Сокмина в этот момент это был последний раз, когда он когда-либо испытывал подобное чувство, и он радовался этому.       Когда занавес закрылся в последний раз, он увидел, что не только он и Джунхуэй боролись со слезами. У большинства актеров были туманные глаза и сопли, но они все равно улыбались и обнимали тех, кто был ближе всего к ним. Официальный фотограф попросил их сфотографироваться вместе в честь последнего выступления, и Сокмин представил, что это будет самая горько-сладкая фотография актеров в истории.       Перед тем, как они покинули сцену, чтобы переодеться и убрать свои вещи, Джунхуэй призвал их к вниманию. – Это был самый удивительный опыт в моей жизни, – начал он, его голос был хриплым от эмоций, – и я не смог бы сделать это без вас всех. Для меня это было воплощением мечты, и я надеюсь, что вы получили такое же удовольствие, как и я. Спасибо вам, от всего сердца, спасибо вам.       Он упал на колени и поклонился перед ними, за что был встречен еще большими аплодисментами актеров, выкриками «спасибо» и другими такими же полными поклонами. Когда он встал, Сокмин был первым в очереди, чтобы обнять его и лично поблагодарить за предоставленную возможность. А потом пришло время уходить.

***

      Вону хотел пройтись по фойе театра, но не хотел, чтобы кто-нибудь из его друзей уличил его в нервозности. Он даже не был точно уверен, почему нервничает, или, по крайней мере, старался не думать об этом, но, видимо, что-то отразилось на его лице, потому что Хансоль положил утешительную руку ему на плечо и прошептал «Не волнуйся». Была ли у него теперь причина для беспокойства? Почему он не волновался? Или он волновался так сильно, что зациклился на собственном беспокойстве и теперь ему казалось, что он волнуется недостаточно?       – Они точно не торопятся, да? – Вону постарался не думать о том, почему Сокмин и Джунхуэй так долго добирались сюда, тем более что большинство, если не все, остальные актеры уже ушли, и вестибюль был практически пуст, за исключением их небольшой группы.       Небольшая, конечно, относительно. Оказалось, что Вону был не единственным человеком, за которым Хансоль должен был заехать (на машине Вону) в тот вечер. Как и ожидалось, с ними поехал Сынкван, но они также забрали Джонхана, который сейчас был занят тем, что рассматривал что-то в своем телефоне, и Сунён, который приставал к продюсеру Уджи, из всех людей, встретившему их в фойе после спектакля, чтобы поздороваться со своим огромным плюшевым щенком-бойфрендом, любимой моделью страны Ким Мингю. По крайней мере, Вону был рад, что не болтается в пустом фойе театра в одиночестве. Так он выглядел немного менее жалким.       Наконец одна из дверей захлопнулась, и Сокмин и Джунхуэй вышли, не держась за руки, но касаясь плечами, что почему-то вызвало волну жара в животе Вону, оба они несли небольшие вещевые мешки на боку и выглядели только что принявшими душ. Однако Вону забыл, что ему не нравится вся эта картина, когда его взгляд остановился на Сокмине, и он обнаружил, что тот уже смотрит на него с тем же шокированным выражением лица, что и тогда, когда Вону удивил его на премьере. Вону не успел и секунды подумать о том, что это может означать, как рядом с ним раздался визг, и Сунён пронесся через холл, чтобы броситься в беспорядочные объятия на двух актеров.       – Вы. Были. Так. Хороши, – сказал Сунён, чмокнув в щеки Сокмина и Джунхуэя. Они, казалось, не возражали и не пытались оттолкнуть Сунёна, но изо всех сил старались освободить достаточно места, чтобы поприветствовать всю приближающуюся группу.       Джонхан первым, конечно, вежливо поприветствовал Джунхуэя, но неформально обнял Сокмина.       – Я знал, что ты справишься, – сказал он. – Я буду держать ухо востро в театральном мире, и если я услышу что-нибудь о вакансии, я назову твое имя.       – Спасибо, хён, – сказал Сокмин, его эмоции заглушили недоумение Мингю. – Какие уши у него есть в театральном мире? – на что Уджи, единственный, кроме Вону, кто его слышал, пожал плечами.       – А ты, – сказал Джонхан, повернувшись к Джунхуэю, – если когда-нибудь напишешь что-нибудь столь же хорошее, как это, сначала обратись ко мне, хорошо? Сокмин передаст тебе мою информацию.       – Я передам? – Сокмин спросил одновременно с Джунхуэем.       – Конечно, а как тебя зовут? – Джонхан не ответил, конечно, он просто освободил место для Уджи, чтобы тот в свою очередь обнял Сокмина и похвалил его за хорошо отыгранную пьесу и голос, а затем обратился к Джунхуэю.       – Твой голос тоже очень хорош, – сказал он. – Дай Джонхан-хёну знать, если у тебя появится интерес к пению, и мы сможем тебе помочь.       Прежде чем Джунхуэй успел что-то сказать на это, Мингю подхватил Уджи одной рукой, одновременно обнимая Сокмина, а затем Джунхуэя другой.       – Поздравляю, ребята, вы были великолепны! – сказал он, и они оба поблагодарили его. Хансоль и Сынкван оттеснили его в сторону, чтобы вежливо поприветствовать и поздравить двух парней, но быстро отошли в сторону, чтобы не мешать.       Затем остался Вону, и ему показалось, что все взгляды обратились на него, хотя на самом деле все были заняты тем, что переговаривались друг с другом, чтобы обратить на него внимание. На самом деле, единственная пара глаз, которая наблюдала за ним, была глазами Сокмина, и ему казалось, что он не может дышать. Какие слова он мог сказать Сокмину, чтобы они не звучали банально и передавали то, как он впечатлен его работой во время всего спектакля?       – Молодец, – сказал он негромко, чтобы услышал только Сокмин. – Ты такой замечательный.       Он хотел сказать «они такие замечательные», но, видимо, уже не мог говорить нормально. Если Сокмин и понял это, то никак не показал, но его уши горели ярко-красным, а улыбка была застенчивой.       – Спасибо, хён, – ответил он, и, о боже, это прозвучало в его душе так же, как и в прошлый раз, когда Сокмин назвал его так.       – Вону, дорогой, ты мне так и не позвонил, – Джунхуэй сказал громко, а затем, нарушив тишину, в которой Вону находился с Сокмином. – Не могу сказать, что я совсем расстроен, хотя Сокмин составил мне компанию.       – У меня нет твоего номера, – сказал Вону без эмоций. Он старался не представлять, какой компанией был Сокмин для Джунхуэя, но мозг отказывался сотрудничать. Сокмин только посмеялся над Джунхуэем и не стал ничего возражать, сказав. – Но я поздравляю тебя с пьесой.       – Спасибо, – ответил Джунхуэй, немного более серьезно. – Ты должен пойти с нами на вечеринку актеров, я плачу.       – Ты платишь? – спросил Сунён. – Где Вэнь Джунхуэй, которого я знал, и что ты с ним сделал? – что вызвало у Джунхуэя еще больший смех.       – У меня сегодня хорошее настроение, – объяснил Джунхуэй, – А ты всегда предлагаешь заплатить, когда у тебя в гостях горячие люди, Сунён, неужели я тебя ничему не научил?       Сунён тоже рассмеялся и, казалось, был готов согласиться на приглашение Джунхуэя, как и Уджи, и Мингю, и даже Хансоль и Сынкван, но Вону не чувствовал никакого желания быть окруженным людьми, и особенно, в этот конкретный момент, Джунхуэем.       – Спасибо, хён, но, думаю, я пас, – ответил Сокмин, вместо этого, к общему удивлению. – Я просто хочу попасть домой.       – Но Сокминни, вечеринка актеров – это важный обряд посвящения, – запротестовал Джунхуэй. – Ты не можешь его пропустить.       – Мы еще увидимся, – возразил Сокмин. – Я слишком устал сегодня и не буду веселиться.       – Мне тоже не хочется идти, – добавил Вону, и теперь все присутствующие действительно повернулись, чтобы посмотреть на него, даже Джонхан, положив телефон и наблюдая за обменом взглядами. – Я не очень люблю вечеринки.       – Ну, – начал Джунхуэй, и казалось, что он говорит не только об одном, – Вы ведь придете, да? – он указал на Хансоля и Сынквана, которые выглядели не в своей тарелке, будучи приглашенными на вечеринку с практически незнакомыми людьми. Они посмотрели на Вону в поисках подсказки, но Вону лишь кивнул в ответ. Они поняли это как подтверждение, и Сынкван сказал.       – Спасибо, мы с удовольствием. Нам просто нужно отвезти Вону-хёна домой, а потом мы сможем встретиться с вами там, куда бы мы ни направлялись.       – Вону без проблем доберется до дома, – вклинился Джонхан, и Вону показалось, что он слышит, как у него в голове крутятся озорные шестеренки. – Он даже может подвезти Сокмина.       Вону умел водить машину, это не было проблемой. Вону не знал, где живет Сокмин, но Сокмин запрограммировал GPS в машине Вону на его жилой комплекс, так что это тоже не проблема. Проблема, по мнению Вону, заключалась в поиске повода для непринужденной беседы, чтобы нарушить некомфортную тишину, установившуюся в машине, пока он вел их по пустым улицам. Он не привык молчать рядом с Сокмином и еще меньше привык к тому, что Сокмин вообще молчит; казалось, ему всегда есть что сказать, какую-то историю рассказать, какую-то шутку. Каждый раз, когда они встречались раньше или разговаривали, речь шла о песне, которую они создавали вместе, и, возможно, в конце концов, разговор сходил на нет, но темы никогда не иссякали.       Но сегодня Сокмин, похоже, был доволен тем, что просто сидел и смотрел на проплывающие мимо улицы, тихо напевая негромкую песню, играющую по радио. Это сводило Вону с ума.       – Итак, – сказал Вону, ломая голову, как закончить предложение, – не в настроении для вечеринки, да? – Ага, очень умно, молодец, Чон Вону.       – Не совсем, нет, – тем не менее ответил Сокмин, повернув голову и посмотрев на Вону. – Я хочу пойти домой, чтобы еще немного насладиться этим чувством.       – Какое чувство? – спросил Вону, и Сокмин пожал плечами.       – Я не знаю, – попытался объяснить Сокмин не только словами, но и руками. – Участие в спектакле было моей давней мечтой. Я никогда не думал, что мне удастся это сделать. Спасибо тебе, кстати.       – Я? – Вону смутился. – Я ничего не сделал.       – Но ты сделал, – возразил Сокмин. – Не знаю, как, но я знаю, что ты потянул за ниточки, чтобы я прошел прослушивание. Я не верю в совпадения, поэтому знаю, что это была не удача, когда через несколько дней после того, как я сказал тебе, что интересуюсь актерским мастерством, с неба свалилось прослушивание для мюзикла. Так что еще раз спасибо.       Вону не стал больше спорить, но он не чувствовал, что заслуживает такой благодарности. Он действительно мало что сделал, в основном это были Сунён, Хансоль и Сынкван, в каком бы порядке они ни передавали информацию, Вону забыл об этом. Однако он все еще чувствовал на себе взгляд Сокмина и понял, что ему нравится это ощущение, хотя кое-что его все же беспокоило.       – Значит, Джунхуэй – чудак, но он хороший человек, так? – спросил он. – Вы двое, похоже, стали хорошими друзьями, – очень гладко.       Сокмин повернулся на своем месте, не закрываясь, но явно не так удобно, как раньше, и Вону дал себе пинка под зад. – Конечно, – осторожно начал он. – Джунхуэй-хён очень веселый и талантливый, я многому у него научился. Я также очень благодарен ему за предоставленную мне возможность, – это прозвучало холодно и практично, как реплика для интервью, и Вону ненавидел слышать этот тон в голосе Сокмина. Тем не менее, это зажгло в Вону что-то вроде надежды, надежды на то, в чем он не был уверен.       – Вы планируете увидеться снова? – Вону надавил, и Сокмин скрестил ноги, Вону понял это как предупреждение, он не был в восторге от этого разговора.       – Я не знаю, – сказал он. – Но я могу дать ему твой номер, если хочешь.       Вону чуть не врезался машиной в ближайший фонарный столб. Но не врезался, а свернул направо на боковую улицу и припарковался на первом попавшемся месте. К счастью, движение было небольшое, учитывая поздний час, иначе он мог бы получить несколько сердитых гудков.       – Почему, – медленно начал он, – я хочу, чтобы ты дал Джунхуэю мой номер?       – Я не знаю, – ответил Сокмин, и по какой-то причине его голос не был таким холодным, как несколько минут назад. – Я подумал, что вы старые друзья по колледжу и, возможно, вы захотите... восстановить связь.       Вону захотелось рассмеяться, но не над Сокмином, а над всей ситуацией в целом, а также от облегчения. – Так вот почему ты постоянно сообщал мне о том, каким сейчас стал Джунхуэй?       – Типа того, – сказал Сокмин, покраснев. – Джунхуэй не умолкал, говоря о том, какой ты сексуальный, и я не знал, интересно ли тебе будет узнать, что он о тебе думает, или нет.       Вону рассмеялся, но не знал почему. – Наверное, он неисправим, – сказал он, – но в колледже он был больше другом Сунёна, чем моим, и я не хочу это менять.       – Но ты отвечал на мои сообщения, в которых речь шла только о нем, – запротестовал Сокмин, и Вону поднял бровь.       – Но все твои сообщения были о нем, – заметил он, и Сокмин кивнул. – Я думал, что вы с ним... связаны.       – Да, хорошая мысль, – Сокмин признал. – Но нет, он хороший парень, и я ему благодарен, но не было никакой связи.       – Связь – это эвфемизм*? – спросил Вону, и тут пришла очередь Сокмина смеяться.       – Я был бы разочарован, если бы это было не так, – ответил он.       – Я просто был рад, что ты вообще мне пишешь, – добавил Вону, опоздав на несколько тактов, почему-то не в силах контролировать свои слова, и он может поклясться, что Сокмин покраснел еще сильнее.       – Прости, я пропал на некоторое время, – застенчиво сказал Сокмин, и Вону не мог не улыбнуться.       – Все в порядке. Я рад, что ты вернулся. А теперь давай отвезем тебя домой.       Он завел машину и возобновил движение, но проигнорировал указания GPS вернуться на главную дорогу.       – Но это не тот путь, – заметил Сокмин.       – Этот путь быстрее.       – Буквально нет.       – Заткнись.       (эвфемизм* – нейтральное по смыслу и эмоциональной «нагрузке» слово или описательное выражение, обычно используемое в текстах и публичных высказываниях для замены других, считающихся неприличными или неуместными, слов и выражений)

***

      – Вы опоздали, засранцы, – сказал Джихун в качестве приветствия, когда Сокмин и Вону вошли в дверь его главной студии. Они решили, что настало время показать Джихуну, над чем они работали, и после того, как весь спектакль будет закончен, Сокмин сможет снова полностью посвятить себя их совместному проекту. Он также знал, что они опаздывают, но не мог понять, почему Вону решил, что они должны взять его машину, а не приехать каждый на своей, но он не стал долго спорить. Однако была еще не глубокая ночь, и Хансоль все еще пытался найти место для парковки после того, как бесцеремонно высадил их у входа в здание.       Он предпочитал старую студию Джихуна, которой они пользовались до сих пор, отчасти из-за знакомства, но также из-за общей атмосферы. Главная студия Джихуна в его здании была, конечно, красивой, но Сокмин находил ее слишком клинической и спартанской. А вот работа, выполненная в ней, была очень даже ничего.       – Извините, мы опоздали, Уджи-щи, застряли в пробке, – извинился Вону, вежливо поклонившись, и Сокмин последовал его примеру. – Да, извини, хён.       – А, неважно, заходите, – сказал Джихун и пригласил их внутрь, предложив присесть на белые пушистые кресла рядом с массивной стеной из мониторов, звуковых панелей и прочего, чему Сокмин даже не знал названия.       – Покажите мне, что у вас получилось.       Оказалось, что их было довольно много. В течение последней недели, с тех пор как закончился спектакль, Сокмин и Вону почти каждый день переписывались о своей песне и каждый вечер созванивались по видеосвязи. И если их сообщения были исключительно о тексте песни, то ночные разговоры – нет. Конечно, все начиналось с того, что один из них комментировал идею, присланную другим, но вскоре они сменили тему и просто... разговаривали. Сокмин не совсем понимал, как это произошло, но в итоге они говорили о своей жизни и других личных делах, и это было приятно.       Они не виделись лично с тех пор, как Вону подвез Сокмина к его дому в ночь своего последнего выступления, правда, после того, как он выбрал длинный и извилистый путь, чтобы поездка длилась дольше. Что ж, Сокмин надеялся, что все так и было, а не Вону просто заблудился, хотя GPS каждые несколько минут корректировал их курс.       У Сокмина было немного времени поразмышлять о том, почему он так надеялся, что Вону постарался сделать поездку этой ночью подольше, надеялся ли он, что Вону понравится его компания так же, как Сокмину нравится компания Вону, или же он просто развлекался, катаясь по окрестностям. Он также задался вопросом, какая альтернатива ему больше нравится.

***

      Заставить продюсера Уджи читать написанные вами тексты – это пугающая перспектива. Конечно, он не был суровым или грубым, но он был известен своей требовательностью и не выпускал ни одной песни, если любой ее аспект не был совершенен по его стандартам. А стандарты у него были высокие.       Кроме того, Сокмин не очень-то помогал Вону успокоиться, он просто странно смотрел на него с той минуты, как они сели, не мигая и погрузившись в свой собственный мир. Вону пытался привлечь его внимание, но Сокмин был где-то далеко-далеко, так что пока что Вону и его постоянно растущий страх неадекватности ждали, пока Уджи скажет что-нибудь об их песне.       – Это хорошо, – наконец сказал Уджи, и Вону чуть не подпрыгнул на своем месте, а Сокмин вернулся в настоящее. – Действительно хорошо. Эта песня действительно зацепит.       – Не удивляйся, хён, – сказал Сокмин, но при этом улыбался.       – Когда Джонхан сказал, что хочет, чтобы вы двое спели вместе, я подумал, что он окончательно сошел с ума, – сказал Уджи, все еще листая их страницы с записями. – Но он был прав, это здорово. Не говори ему, что я так сказал.       – Есть некоторые вещи, которые я хотел бы немного подправить, – продолжил он. – Может быть, мы сможем изменить несколько вещей здесь и там, но это хорошее начало.       – Хорошее начало? – спросил Вону. – Мы занимаемся этим уже несколько месяцев, разве мы не должны записать?       Уджи посмотрел на него как на сумасшедшего.       – Записать? Нет, еще нет, нам нужно еще кое-что написать, мне нужно опробовать несколько вещей. Если ты занимаешься этим уже несколько месяцев, что ж, я бы посоветовал тебе работать быстрее, пока Джонхан не ворвался сюда с военными за спиной.

***

      – Хён, – Хансоль встретил их у входа в здание, слегка запыхавшись. – Я наконец-то нашел место для парковки.       – Это здорово, – сказал Вону. – Где оно? Нам нужно идти.       Хансоль выглядел подавленным, но ничего не сказал, просто кивнул и пригласил их следовать за ним. Вону выглядел, мягко говоря, расстроенным. Он не выглядел рассерженным, но Сокмин мог сказать, что ему не понравилось, как Джихун разговаривал с ними раньше, но он достаточно уважал его, чтобы принять его слова близко к сердцу. Сокмин и сам был не в восторге, узнав, что песня, которую они считали полностью готовой, все еще не готова даже наполовину, а учитывая сроки, в которые им нужно было уложиться, чтобы выпустить ее и успеть подать на премию в следующем году, они сильно отставали.       – Куда мы едем? – спросил Хансоль, когда все сели в машину и пристегнули ремни.       – Домой, – ответил Вону, а Хансоль снова кивнул и сказал. – Круто. Тогда мы просто отвезём Сокмин-хёна.       – Нет, – сказал Вону. – Он тоже едет домой.       – Правда? – спросил Хансоль.       – Я? – повторил Сокмин, практически одновременно.       – Да, – объяснил Вону. – Нам нужно поработать над песней, и вживую это получается быстрее. Я хочу закончить ее на этой неделе, чтобы показать Уджи, что мы не халтурили.       Сокмин молча согласился, кивнул Хансолю через зеркало заднего вида, и Хансоль уехал. Сосредоточившись на песне и на том, что им нужно сделать, Сокмин немного отвлекся от мысли, что он действительно возвращается в дом Вону спустя столько времени. Он был там всего один раз, в тот день, когда получил роль в спектакле, и был в таком восторге, что почти ничего не помнил о том дне. Однако он помнил, как они с Вону провели большую часть праздника бок о бок и как тепло Сокмин себя чувствовал. Воспоминаний было достаточно, чтобы его щеки и кончики ушей слегка покраснели, и он был рад, что Вону не смотрит на него, иначе ему пришлось бы выброситься из машины от смущения.

***

      – О чем ты думаешь? – спросил Сокмин, следуя за Вону внутрь его квартиры. Оба быстро избавились от обуви на небольшом стеллаже возле двери. Хансоль высадил их и решил взять выходной, чтобы закончить кое-какие дела.       – Я думаю, что меня проучили, – ответил Вону. – И мне это не очень нравится.       – Да, Джихун-хён бывает суров, но я знаю, что он хочет как лучше, – согласился Сокмин, и Вону кивнул, с усталым вздохом опустившись на один из больших диванов.       – Я знаю это, но какая-то больная часть меня хочет работать с ним вечно, – сказал Вону, его слова были немного приглушены двумя руками, закрывающими лицо. – Я просто должен научиться хранить свое эго в другом месте.       В голове Сокмина произошел такой сильный момент, как «эврика-свет-лампочка-включение», что он чуть не потерял равновесие. – Я знаю, где ты можешь его хранить.       Вону опустил руки и пытливо посмотрел на Сокмина, а Сокмин сел на диван рядом с ним и стал лихорадочно рыться в сумке в поисках ручки и бумаги, быстро запихивая оба предмета на колени Вону. – Записывай, – сказал Сокмин.       – Не думаю, что сейчас у меня есть настроение для терапевтического письма, – сказал Вону, все еще держа в руках ручку и стопку чистых листов, которые дал ему Сокмин.       – Я не это имел в виду, – пояснил Сокмин. – Для песни. В своей части песни я буду петь историю, над которой мы работаем. А в твоей мы отбросим метафору, и ты будешь читать рэп как ты сам.       Вону мгновенно сел, его глаза, устремленные на Сокмина, вдруг заискрились озорством.       – Это гениально. Тогда это действительно может быть дисс-трек.       – Именно, – согласился Сокмин, улыбаясь.       – Наконец-то я смогу высказать им свою точку зрения, – сказал Вону, уже записывая идеи. Сокмин знал, что под ними Вону имел в виду церемонию награждения, и эта песня была бы идеальной возможностью, так как ни один из их лейблов не позволил бы ничего подобного. Эти бедняги даже не узнают, что их поразило.       – Сокмин, ты гений, – повторил Вону, продолжая писать и почти не обращая внимания на Сокмина, но Сокмин все равно решил принять комплимент. – Я мог бы поцеловать тебя прямо сейчас.       И о, эти два простых слова, смесь мольбы и приказа, замерли на кончике языка Сокмина. Однако он проглотил их, прекрасно понимая, что Вону, вероятно, не имел в виду это в буквальном смысле, и решил принести стопку бумаг и ручку для себя. Это была работа, они были здесь для работы, и Сокмину лучше об этом не забывать.

***

      – Это было здорово, молодец, – Голос Уджи эхом разнесся по студии, и Вону показал ему большой палец вверх, после чего снял большие наушники и повесил их на соответствующее место. Несмотря на то, что он думал раньше, присутствие Уджи действительно ускорило темп их песни. Наконец, текст песни был закончен, и они перешли к стадии записи, а Уджи создал музыкальную композицию, которая идеально вписалась в заданный тон.       По какой-то причине Уджи решил записать песню в своей старой студии, той самой, где Сокмин и Вону встретились в первый раз, а не в новой, более современной. Вону подумал, что это из-за сентиментальности, но Уджи сказал ему, что это для конфиденциальности: его официальная студия всегда была под наблюдением фотографов, и они все еще пытались сохранить свое сотрудничество в тайне. У Вону не было никаких проблем со старой студией, пока он не начал записываться и не понял, что там нет кондиционера, а кабинка для записи быстро превратилась в духовку. Вону сделал все возможное, чтобы записать свои тексты за один дубль, без многочисленных перерывов, чтобы попить воды, но он должен был знать, что Уджи попросит еще как минимум десять.       – Я закончил? – спросил Вону, выходя из студии, скидывая пиджак и небрежно бросая его на ближайший диван. Немного более холодный воздух главной комнаты, падающий на его обнаженные руки, стал облегчением по сравнению с теплом, которое они ощущали ранее.       – Пока нет, – сказал Уджи, умело щелкая мышкой и переключая настройки. – Я все еще хочу сделать несколько эдлибов и бэков, но присядьте, пока Сокмин запишется.       Сокмин, который до этого момента сидел тихо, казалось, вернулся к реальности, услышав свое имя. Вону вопросительно поднял бровь, но Сокмин прочистил горло и сказал. – Конечно, хён, я пойду.

***

      Возможно, Сокмин немного отвлекся, ну и что? подумал он, входя в кабину звукозаписи и надевая наушники. Он с удовольствием наблюдал за тем, как Вону записывает свою партию, одновременно повторяя слова из шпаргалки, которая у них была, просто прекрасно, и он даже вспомнил, что был впечатлен талантом Вону и тем, как далеко продвинулась их песня. Но потом Вону вспылил, в прямом смысле этого слова, и решил устроить всему миру оружейную выставку, а Сокмин был всего лишь человеком.       Сокмин уже давно смирился с тем, что Вону невероятно привлекателен. Он уже признался в этом самому себе и напоминал себе об этом каждую ночь, ведь их видеозвонки продолжались до сих пор, даже после того, как они проводили вместе целый день либо в доме Вону, либо в студии Джихуна. Конечно, большая часть этого времени была посвящена работе над песней, и она получилась довольно неплохой, но Сокмин не забывал и о том, как хорошо Вону выглядел в тот день. Он даже привык видеть верхнюю часть обнаженной груди Вону, так как тот обычно забывал надеть футболку перед видеозвонком с Сокмином, и это было нормально, даже здорово.       Но сегодня Сокмин был застигнут врасплох. Он и так был в восторге от мастерства Вону, но затем тот вышел из студии звукозаписи разгоряченный, с капельками пота на лице, со злостью скинул пиджак, надев под него только черную майку, но почему-то отказался снимать черную шапочку, и Сокмину оставалось только таращиться. Вону не был слишком мускулистым, но Сокмин знал, что он часто тренируется, и это было видно.       – Сокмин, соберись, – раздался голос Джихуна из наушников, которые он надел, и, точно, работа. Лирика, песня, пение, да, именно для этого он и был здесь, а не для того, чтобы представлять, как Вону прижимает его к себе этими руками. А Вону вообще это понравится?       Нет, хватит. Песня играла, его реплика приближалась, и он должен был начать петь через несколько секунд. Он выглянул в окно студии и увидел макушку головы Джихуна, остальная часть которой была скрыта за большим монитором перед ним, а рядом с ним, скрестив руки на груди, наблюдая за ним через круглые очки и отсчитывая удары головой, стоял Вону, и Сокмин чуть было снова не оплошал, отвлекшись на него. К счастью, подсчет помог, и Сокмин начал свой куплет в нужное время, и с этого момента его внимание снова было сосредоточено на работе.       Если иногда он пел, глядя на Вону, то это было его дело.

***

      Сокмин сводил его с ума, и не одним способом.       Во-первых, он постоянно ошибался при записи, и ему приходилось начинать все сначала, что, конечно, было прекрасно, но Вону не давало покоя: что, если это случится во время живого выступления? Они не могли позволить себе выпустить песню, которую Сокмину будет трудно исполнить вживую.       Но потом он втянулся, и Вону стало приятно за этим наблюдать. Как только Сокмин сосредоточился, его голос стал кристально чистым, и он продолжал брать ноту за нотой, а Вону с трудом удержался от того, чтобы не отвесить челюсть. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел живое выступление Сокмина, кроме спектакля, и ему вспомнилось, насколько он хорош; его нефильтрованный, неотредактированный вокал был просто не от мира сего.       И еще – пристальный взгляд. Через каждые несколько тактов Сокмин поднимал голову и пел свои партии прямо на Вону, и Вону предполагал, что таким образом Сокмин хочет узнать, все ли у него в порядке или он допускает какие-то ошибки, но Вону не мог отделаться от мысли, что Сокмин выбирает определенные части песни, те, где говорится о тоске по товариществу, и поет их Вону. Он понимал, что, скорее всего, принимает желаемое за действительное, но ему было приятно представить себе мир, в котором Сокмин, возможно, тоже немного скучает по нему.       Песня остановилась, и Уджи нажал кнопку на своей доске, чтобы поговорить с Сокмином.       – Это было здорово, – сказал он. – Давай сделаем перерыв и споем еще пару раз, хорошо? – Сокмин кивнул, снял наушники и направился к выходу. – Я собираюсь выпить кофе, – сказал Уджи и обратился к Вону. – Хочешь чего-нибудь?       – Нет, я в порядке, спасибо, – Вону ответил, а Уджи, повторив вопрос Сокмину, который также ответил отказом, кивнул и вышел.       – Это было потрясающе, – сказал Вону Сокмину, отпивая из бутылки с водой. – Эта песня потрясающая.       – Да, это так, – согласился Сокмин, улыбаясь. – А твоя партия просто огонь.       – О, посмотрите на себя, какие вы милые и говорите друг другу комплименты! – раздался позади них насмешливый голос, и Вону увидел Джонхана, который вошел в зал, вероятно, столкнувшись по дороге с Уджи, так как Уджи только что вышел, и его настроение немного упало. Он не знал, почему, но чувствовал себя немного обманутым, когда остался наедине с Сокмином.       – Джонхан-хён, – поприветствовал его Сокмин, все еще улыбаясь, – ты пришел, чтобы тебе снесло крышу?       Джонхан рассмеялся. – Я пришел узнать, работаешь ли ты на самом деле, но Уджи заверил меня, что да. Это заняло у вас достаточно времени.       – Эй, мы почти закончили, – запротестовал Вону. – Мы должны начать говорить о релизе.       – И именно для этого я здесь, – пояснил Джонхан, усаживаясь рядом с Сокмином и Вону, и только тогда Вону понял, как близко он сидел к Сокмину. Близость уже не казалась такой странной, как несколько месяцев назад. – У нас нет никаких ресурсов вашего лейбла для этого, но мы все равно должны выпустить эту песню с максимальной помпезностью и обстоятельствами, насколько это возможно.       – Вы оба контролируете свои социальные сети, поэтому мы начнем с этого, – Джонхан продолжил. – Я хочу, чтобы вы оба выложили фотографии из студии, с разных ракурсов, но так, чтобы люди могли понять, что это одна и та же студия. Если вы еще не сделали этого, то подпишитесь друг на друга во всех социальных сетях, но не взаимодействуйте, пусть люди догадываются. На следующей неделе у нас будет концептуальная фотосессия, и мы не выпустим ни одной фотографии, где вы вместе, пока песня не будет официально объявлена.       – Но тогда будет слишком очевидно, что мы работаем вместе, – вслух подумал Сокмин.       – Да, но это не будет официально, – ответил Джонхан. – Все таблоиды, журналы, сайты, твиттер, фан-страницы будут спекулировать, и ваши имена станут темой недели: «Соперники Ли Сокмин и Чон Вону работают над совместной песней, знак вопроса, знак вопроса, знак вопроса». Вас завалят ответами, вопросами и звонками из СМИ с просьбой высказаться на эту тему, а вы будете отвечать кокетливо, по возможности используя только эмодзи, чтобы подразнить их еще больше.       – Но когда мы объявим об этом, будет ли это иметь такой же эффект? – спросил Вону.       – Возможно, это не будет сюрпризом, – ответил Джонхан. – Но к тому времени все уже услышат об этом сотрудничестве, ваша прошлая вражда будет проанализирована и пересмотрена сотни раз, и даже люди, которые вас не знают, будут знать о вашем соперничестве, и им будет интересно узнать, о чем песня. То, чего нам не хватает в неожиданности, мы компенсируем продажами и просмотрами.       – А как же награды? – Сокмин спросил. – Будут ли они вообще рассматривать наши кандидатуры после того, как мы их так задиссим?       – Вы в любом случае будете номинированы, только из-за публичности, – сказал Джонхан. – Победа – это уже другой вопрос. Если бы все было по-моему, я бы заставил вас изменить часть про дисс, чтобы обеспечить победу, но теперь общественность на вашей стороне. Они могут вручить вам награду и смириться с тем фактом, что они были предвзяты в прошлом году, или они могут вручить ее кому-то и заставить общественность говорить о них дерьмо в течение года.       – Ты действительно все продумал? – сказал Вону, впечатленный. Это немного отличалось от других проектов, в которых он принимал участие, но он не смог найти изъяна в плане Джонхана. Он мог сказать, что самая большая авантюра Джонхана заключалась в том, чтобы заставить их работать вместе, после этого все должно было пойти как по маслу.       – Это моя работа, – подмигнул ему Джонхан. – Как только Уджи закончит песню и мы объявим о ее выпуске, мы начнем работать с прессой.       – Что ж, – вздохнул Сокмин и улыбнулся Вону, – давайте начнем.

***

      Сокмин любил работать с прессой. Ему нравилось разговаривать с людьми, рассказывать о своей работе, смеяться с интервьюерами и смешить стоящую за ними команду, дразнить их по поводу своего нового релиза. Конечно, это была тяжелая работа, она занимала много времени и была очень утомительной, но он все равно любил это.       Он сидел рядом с Вону на их первом интервью за день, в удобных креслах в официальной студии Джихуна, с микрофонами, готовый к первому видеозвонку. Они решили проводить интервью по видеосвязи для экономии времени, так как не могли рассчитывать на то, что в столь короткие сроки удастся собрать большие съемочные группы и камеры. Работа над песней была завершена на той неделе, и, как и обещал Джихун, песня получилась на славу, и Сокмин не мог дождаться реакции людей.       Он уже получил множество откликов от тизеров, которые они выпустили, оба официально, но всё ещё отдельно, и концептуальной фотосессии, которую они выпустили за два дня до этого и которая была официальным подтверждением того, что они выпускают песню вместе, несмотря на то, что были опубликованы только сольные фотографии. Как и предсказывал Джонхан, их имена всплывали повсюду, каждая статья начиналась с объяснения их «вражды» на протяжении многих лет и отсутствия отношений между ними, чтобы удивить тем фактом, что они работают над совместной песней. Некоторые люди, которых было не так уж и много, утверждали, что один из них украл концепцию у другого, и они выпустят каждый свою песню. Сокмин только смеялся и отправлял эти ссылки Вону, чтобы они могли посмеяться вместе.       Что касается Вону, то он чуть не довел Сокмина до сердечного приступа, когда пришел сегодня в студию. Сокмин и раньше видел Вону наряженным, его любимым образом до сих пор остается тот, в котором он пришел к Сокмину после его первого выступления, но концептуальная фотосессия была на втором месте: для нее Вону был одет в черный костюм, черную рубашку и черный галстук с серебряной цепью с бриллиантами, перекрещивающейся на груди и вокруг талии. Он выглядел мощно и внушительно, в точности соответствуя тому, что он изобразил в песне. Сегодня он выглядел не так театрально, но Сокмин решил, что так ему нравится больше: на нем был простой, но дорогой серый фланелевый костюм с белой футболкой под ним. Он выглядел ярким, красивым, удобным, но при этом профессиональным, и у Сокмина пересохло во рту. Ему действительно нужно было собраться, чтобы пережить этот день.       – Ты в порядке? – спросил Вону, и его голос вернул Сокмина в настоящее, и он понял, что уставился на него. К счастью, Вону, похоже, ничего не понял, поэтому Сокмин лишь улыбнулся и кивнул. – Да, я в порядке.       – Поступает звонок, – объявил Хон Джису, который сегодня помогал им вместе с Чхве Сынчолем, и они оба приготовились принять первый звонок из многих в этот день.

***

      Вону ненавидел работать с прессой. Он всегда говорил то, что хотел сказать своими песнями, и не видел смысла говорить с людьми о том, что он хочет сказать, когда они могли просто послушать его песни и узнать что-то новое для себя. Но он понимал, что это важная часть бизнеса, в котором он работает, и что людям интересны не только его песни, но и он сам, по какой-то причине, поэтому он всегда старался быть достаточно интересным, чтобы люди, которым приходилось с ним разговаривать, не сошли с ума от скуки.       По крайней мере, они общались по видеосвязи, что нравилось Вону, так как ему не приходилось долго ждать, пока приедут разные съемочные группы и установят оборудование, а также пожимать руки и вести светские беседы с каждым приходящим интервьюером. Кроме того, они находились в официальной студии Джихуна, где были удобные кресла и все необходимое оборудование, не то чтобы он знал, как им пользоваться, поэтому с ними были студийные техники Уджи – Хон Джису и Чхве Сынчоль. Они быстро надели на них крошечные микрофоны и установили компьютер и камеру так, чтобы было удобнее и Сокмину, и Вону.       Сокмин выглядел так привлекательно, что у Вону вспотели руки, а это было очень жалко. Он не любил нервничать в компании сексуальных людей, и ему уже доводилось видеть Сокмина наряженным, но сегодня, в простой белой шелковой рубашке и обтягивающих черных брюках, Сокмин выглядел просто восхитительно, и Вону никогда не думал, что будет использовать это прилагательное для описания Сокмина, но, что ж, вот он здесь. Он уже признался себе, что скучал по Сокмину и наслаждался его обществом, но теперь мог бы признать, что он тоже горяч.       И тут Вону увидел, что Сокмин весело смотрит на него, и, о боже, неужели он все это время смотрел на Сокмина? Сокмин волновался? Обиделся? Заметил ли Сокмин, что Вону последние несколько минут представлял, как бы он хотел покрыть его бедра следами укусов?       – Ты в порядке? – спросил Вону едва слышным шепотом, и Сокмин покачал головой, благо, похоже, он думал совсем о другом, поэтому Вону испустил глубокий вздох облегчения, когда Сокмин улыбнулся и сказал. – Да, я в порядке.       – Поступает звонок, – предупредил Хон Джису, и правильно, работа, пресса – вот что происходило сегодня. Вону должен был сосредоточиться на этом, а не на том, что рубашка Сокмина была слегка расстегнута, чтобы можно было увидеть его грудь, нет, сэр. Черт.

***

      В тот вечер Сокмин сидел в гостиной один, погруженный в свои социальные сети настолько, что даже забыл включить свет. Отзывы об их дне прессы были отличными, затем превосходными, поскольку все больше и больше изданий публиковали свои собственные интервью, но затем все приняло странный оборот. Очевидно, что многие люди в Интернете предположили, что их соперничество до сих пор было притворством, чтобы скрыть тот факт, что они вместе. Типа, вместе вместе. Типа, имели интимные, библейские знания друг о друге.       Сокмин рассмеялся бы, не будь он так далеко в черной пустоте видеомонтажа и gif-файлов, сделанных из клипов их различных интервью, которые уже вышли в тот же день. Он восхищался тем, как быстро работают фанаты, но в то же время был немного обеспокоен тем, как далеко они позволяют зайти своему воображению.       – Найдите себе кого-нибудь, кто будет смотреть на вас так, как Сокмин смотрит на Вону, – написал один из профилей над анимированной картинкой, на которой Сокмин смеется над чем-то, сказанным Вону, и, ладно, может быть, у него немного глаза сердечки, но он был уверен, что именно так он выглядит, когда кто-то из его друзей удачно шутит.       – Вону собирался рискнуть всем этим, – сказал другой, и это был ролик, в котором Сокмин рассказывал о работе с Джихуном, которого он называл продюсером Уджи, а Вону просто смотрел на него, и, возможно, это была нервозность, но Вону действительно кусал губы, а его взгляд немного задержался на груди и бедрах Сокмина, и о боже, что это было? Может, Сокмин слишком много времени проводит в Интернете или Вону действительно привлекает он?       К счастью, зазвонил телефон, и Сокмин поднял трубку, просто чтобы иметь повод перестать смотреть видео, на котором Вону снова и снова рассматривает его. – Алло, – сказал он.       – Привет, дорогой, – ответил голос Джонхана, и Сокмин вздохнул с облегчением. Наверняка, Джонхан звонил с хорошими новостями. – Хорошо сегодня повеселился?       – Конечно, было здорово, – быстро ответил Сокмин, его голос был высоким? Он прочистил горло, прокашлялся и продолжил. – Есть хорошие новости?       – Насколько я могу судить, да, – ответил Джонхан. – Я видел в основном положительные комментарии, среди ваших поклонников царит оживление, а ваши имена резко выросли в поисковых запросах.       – Тогда это здорово, – улыбнулся Сокмин.       – Но скажи мне, – сказал Джонхан, и Сокмин почувствовал, как его улыбка исчезает, а улыбка Джонхана растет. – Как давно ты трахаешься с Вону?       – О, нет, хён, не говори так, это отвратительно, – сказал Сокмин, и Джонхан фыркнул.       – О, прости, ты предпочитаешь «спишь»? «Совокупляешься»?       – Да, совокупляюсь, именно это я и хотел от тебя услышать, – с сарказмом ответил Сокмин, а Джонхан рассмеялся еще громче.       – О, повзрослей, Сокминни, тебе уже почти тридцать, – сказал Джонхан, продолжая смеяться. – Ты должен быть в состоянии говорить о сексе с Вону естественно.       – Я не... мы не... нет никакого секса, – захныкал Сокмин, сильно покраснев, хотя Джонхан не мог его видеть. – Мы совсем не вместе.       – Ты уверен? Потому что я видел интервью и скажу тебе, что вы оба выглядите влюбленными друг в друга, – сказал Джонхан и пошутил лишь наполовину.       – Что значит «влюбленными»? Подожди, что значит «мы оба»? – Сокмин спросил, и видел ли Джонхан тот ролик, где Вону кусает губы, потому что если да, то Сокмину нужно знать его мнение об этом прямо сейчас, для науки.       – О, это новость для тебя? – спросил Джонхан, теперь он уже не смеялся, что было знаком. – Я давно знаю Вону и никогда не видел, чтобы он так на кого-то смотрел. И тебя я знаю давно, и тоже. Я просто звонил, чтобы предупредить тебя о том, что нужно быть осторожнее с карьерой, но, может быть, мне не стоило беспокоиться? – он закончил свое предложение вопросом, который был скорее вызовом, но ум Сокмина работал сверхурочно. Возможно, Джонхан был прав, Сокмин не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал к человеку такие чувства, как к Вону, и если это отразится на его лице...       Оу. Оу, нет.       – Хён, я тебе перезвоню, – поспешно сказал Сокмин и завершил разговор, не услышав, как Джонхан сказал. – Мне стоит беспокоиться? – но Сокмин уже положил трубку.

***

      Вону едва успел выйти из душа, как услышал звонок своего телефона. Он вытирался как можно быстрее, когда звонок прекратился, так что он расслабился. Возможно, это звонил Сынкван, чтобы напомнить ему о чем-то, и он перезвонит ему, когда закончит. Он обернул полотенце вокруг талии и вышел из ванной, когда его телефон снова зазвонил, и это было странно. Два звонка подряд не предвещали ничего хорошего, поэтому он не стал одеваться и подошел к прикроватной тумбочке, чтобы взять телефон. На определителе номера было написано имя Сокмина, и это было еще более странно – для их ночного звонка было еще слишком рано.       – Алло, – ответил он, стараясь не выдать беспокойства, но Сокмин заговорил сразу же, как только он ответил.       – Хён, привет, как дела? – и Вону крепче сжал полотенце на талии. Каждый раз, когда Сокмин называл его «хён», ему хотелось сделать что-нибудь руками.       – Я... в порядке, только что вышел из душа, а что? – Вону ответил, и было слышно, как Сокмин сухо сглотнул на другом конце линии.       – Душ, окей, круто, так ты не был в сети? – спросил Сокмин, а Вону покачал головой, вспомнив, что это не видеозвонок, и ответил. – Нет, а интервью вышло?       – Хм-м-м, да, интервью вышло, – медленно произнес Сокмин.       – Это плохо? – спросил Вону, не понимая, почему Сокмин так загадочно говорит об этом, их что, истребляет пресса или что?       – Нет, нет, все хорошо, – быстро ответил Сокмин, чем немного успокоил Вону. – Все в восторге. Я просто хотел предупредить тебя о... вещах, происходящих в сети, которых тебе лучше избегать.       – О, я не так часто проверяю свои социальные сети, это делает Сынкван, – объяснил Вону и поклялся, что услышал, как Сокмин вздохнул с облегчением, но тут его телефон зашумел, и Вону отнял его от уха, чтобы посмотреть на экран – там был звонок от Сынквана. – На самом деле он звонит мне прямо сейчас, я перезвоню тебе через секунду, хорошо? – сказал он Сокмину, а Сокмин ответил. – Подожди, – но было уже поздно, он уже поставил Сокмина на удержание и ответил Сынквану.       – Сынкван, привет, как дела? – спокойно спросил Вону. Благодаря Сокмину он знал, что интервью прошло успешно, и решил, что Сынкван звонит ему, чтобы сообщить об этом.       – Когда ты собирался сказать нам, что вы с Сокмин-хёном встречаетесь? – сказал Сынкван вместо приветствия, и это было совсем не то, что он представлял себе, что скажет Сынкван.       – Прости, что? – спросил Вону, прокручивая в голове весь день, пытаясь понять, как Сынкван пришел к такому выводу, и ему казалось, что у него есть довольно хорошее объяснение.       – Ты что, не видел ролики? – спросил Сынкван. – Ты буквально пускаешь на него слюни, я никогда не видел, чтобы кого-то так выпороли.       Вону бесцеремонно бросил трубку. Что он натворил? Могли ли люди сказать, что половину интервью он провел, думая о том, как сексуально выглядит Сокмин в этом наряде? Ему казалось, что он неплохо скрывал тот факт, что ему трудно отвечать на вопросы, потому что его мозг постоянно возвращался к картине бедер Сокмина, покоящихся на его плечах, но заметили ли это люди? Заметил ли это Сокмин? Именно поэтому Сокмин испытал огромное облегчение, когда Вону сказал ему, что не смотрел на реакцию в Интернете: люди наверняка обсуждали его глупую влюбленность, а Сокмин не хотел вести с ним этот разговор, и, о боже, он облажался.       Будучи не иначе как садистом, он тут же открыл свои социальные сети, и, конечно же, там все было. Снова и снова, по кругу, под разными углами и с разной скоростью воспроизведения, шли видеоролики с интервью. Сокмин выглядел уравновешенным, красивым и обаятельным, а Вону, как побитый щенок, умолял обратить на него внимание, жажда лилась из его глаз. О, Сокмин мог это видеть, все могли. Ему нужно было позвонить Сынквану, ему нужно было позвонить Джонхану, ему нужно было позвонить кому-то, кто мог бы как-то исправить ситуацию и гарантировать, что у него все еще будет карьера, у Сокмина все еще будет карьера и, что самое главное, что Сокмин не начнет просто избегать его, потому что это было бы больнее, чем запрет на выступления.       – Вону? – раздался голос Сокмина в его ушах, и он забеспокоился, что, вероятно, повторил его несколько раз, и правильно, видимо, Вону по какой-то причине набрал номер Сокмина.       – Сокмин, привет, – сказал Вону, его голос был странным даже для него самого, и Сокмин без труда понял, зачем он звонил.       – Ты видел ролики,– сказал Сокмин, не задавая вопроса.       – Да, видел, – ответил Вону, а затем, взяв себя в руки, сказал. – Прости меня.       – Хён, прости меня, – сказал Сокмин в то же самое время, и оба замолчали. Сердце Вону бешено колотилось, и он был уверен, что его руки дрожат. Он уже мог прокрутить в голове весь разговор. «Мне жаль, но я просто не испытываю к тебе таких чувств, мне это не нравится. Что, если мы проведем какое-то время порознь». Ничего подобного он не слышал раньше, особенно в старших классах, где у него была первая и последняя влюбленность в натурала, и он поклялся, что больше никогда не пройдет через это унижение.       – Я пойму, если я тебе противен и ты больше не захочешь меня видеть, – сказал Сокмин, и Вону встал, его глаза расширились, он был уверен, что ослышался, но Сокмин продолжал. – Я обещаю, что постараюсь вести себя лучше, когда нам придется появляться на публике.       – Сокмин, подожди, о чем ты говоришь? – спросил Вону, сбитый с толку. Он никак не мог взять в толк, о чем говорит Сокмин, почему он извиняется? Почему Вону должен испытывать к нему отвращение?       – Я знаю, что ты видел ролики и видел, как я смотрел на тебя, – начал Сокмин, – и я не собираюсь тебе врать. Кстати, это правда, ты мне нравишься, и я сожалею об этом.       Если сердце Вону и билось раньше, то теперь оно остановилось. В ушах звенело, и казалось, что он вот-вот потеряет сознание, что, наверное, было немного драматично, но он никак не ожидал такого развития событий.       – Я думал, ты натурал? – вот что вырвалось у него изо рта, не самое умное, что можно было сказать в этой ситуации, но все же уместное.       – Я... нет? – сказал Сокмин и был удивлен не меньше Вону. – А ты нет?       – Нет, – вздохнул Вону, почти смеясь от облегчения, – ни капельки.       – Хён, – начал Сокмин, и на этом все закончилось. Вону позволил огню в животе разгореться и перебил Сокмина вопросом. – Где ты?       – Хён, я дома, – ответил Сокмин, а Вону хмыкнул в ответ и сказал. – Никуда не уходи.       Вону не думал, что когда-нибудь в жизни одевался так быстро. Быстро отбросив телефон в сторону и нырнув в свой гардероб, он надел первую попавшуюся пару свитшотов и выскочил из квартиры. Лифт ехал слишком долго, поэтому он спустился на два первых лестничных пролета и постучал в дверь Хансоля, возблагодарив всех богов за то, что они подарили ему идею подарить Хансолю квартиру в том же доме. Хансоль открыл дверь через несколько секунд, которые показались ему вечностью, но на самом деле это была всего лишь пара секунд, и уставился на него с широко раскрытыми глазами. – Хён? Что?       – Мне нужны ключи от машины, – сказал Вону, и почему он запыхался? Ах да, он был в бешенстве.       – Я могу отвезти тебя, – сказал Хансоль. – Дай мне только надеть... штаны.       Вону даже не заметил, что на Хансоле была только футболка, но зачем ему было надевать что-то еще, ведь он был в своем доме и никого не ждал.       – Я иду к Сокмину, – объяснил Вону, не желая больше ничего говорить, но в глазах Хансоля мелькнуло понимание. Не задавая больше вопросов, Хансоль потянулся к вешалке для ключей за дверью и протянул Вону ключи от машины. Вону поблагодарил его коротким кивком и повернулся, чтобы поймать лифт, когда тот пискнул, сообщая о своем прибытии.       – Хён, – позвал Хансоль, когда двери лифта открылись, и Вону просунул руку между ними, чтобы они не закрылись, а затем снова повернулся и сказал. – Да?       – Иди за ним, – улыбнулся Хансоль, подмигнул ему, помахав на прощание и закрыв дверь. Да, подумал Вону, я так и сделаю.

***

      Вону сказал ему никуда не ходить, но Сокмин полагал, что это не распространяется на путешествие из его спальни в гостиную. В гостиной было гораздо больше места для шагов, поистине идеальное место для нервных срывов, и Сокмин намеревался использовать его по максимуму. Он не осмеливался предполагать, что означал и будет означать его разговор с Вону, но не мог не надеяться, а надеяться было опасно.       По его мнению, наиболее вероятным сценарием было бы то, что Вону любезно отпустил бы его, вежливо отлучится на некоторое время, чтобы дать Сокмину время собраться с мыслями, и они продолжат жить дальше как друзья, которые когда-то работали вместе. Сокмин полагал, что сможет с этим жить. Конечно, это было бы отстойно, но после того, как он провел почти год в постоянной компании Вону, а потом за несколько часов понял, что немного влюблен в него, это было бы лучше, чем ничего.       Но тогда почему Вону сказал ему никуда не уходить, а потом бросил трубку? Вону направлялся в его квартиру? Если бы он хотел отпустить Сокмина, он мог бы легко сделать это по телефону, ему не пришлось бы ехать в такую даль. Если только, прошептал обнадеживающий голос в глубине души, он не приехал потому, что чувствует то же самое. Сокмин попытался представить себе мир, в котором Вону, когда-то ненавидевший его, может полюбить его в ответ, и это было странное, но правильное чувство. В голове Сокмина промелькнул образ их первой встречи, холодный взгляд Вону, когда он наконец-то посмотрел на Сокмина, и он почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. Неужели тот, кто когда-то так смотрел на него, сможет полюбить его?       В дверь постучали, и Сокмин прекратил свою нервную ходьбу. Он не знал, сколько прошло времени, но его хватило, чтобы Вону проделал весь путь от своего дома до дома Сокмина. Миллион мыслей пронеслись в голове Сокмина, когда он сделал несколько осторожных шагов к входной двери и открыл ее, и тут же исчезли, когда он впервые взглянул на Вону, стоявшего по другую сторону двери. Он был одет в простые черные треники и толстовку; очков на нем не было, волосы были спрятаны под капюшоном свитера, и он пыхтел.       – Ты бежал по лестнице? – это первое, что пришло в голову Сокмину, видимо, его фильтр «мозг-рот» взял выходной.       – Лифт был слишком медленным, – сказал Вону между затрудненными вдохами. – То, что ты сказал по телефону, ты это серьезно?       – Что ты мне нравишься? – спросил Сокмин, все еще надеясь, но зная, что не стоит этого делать. – Конечно, да, хён.       Перемена в Вону была незначительной, и Сокмин не заметил бы ее, если бы не смотрел, но его глаза потемнели, плечи напряглись, и Сокмин подумал, что Вону выглядит даже опасным.       – К черту, – сказал Вону и рванулся вперед, правой рукой обхватив затылок Сокмина, а левой – его талию, притягивая Сокмина ближе к себе, пока их губы не встретились, и о, здесь действительно была опасность, но другого рода. Вону целовал его, как голодный человек перед последним приемом пищи, со страстью, желанием и голодом, каких Сокмин никогда прежде не испытывал. Если раньше его разум молчал, то теперь он наполнился непонятным для Сокмина звоном.       Прежде чем один из них буквально потерял сознание от недостатка кислорода, Вону отстранился, но лишь настолько, чтобы впустить немного воздуха, но при этом продолжая осыпать область вокруг губ Сокмина крошечными поцелуями, что было непросто из-за того, насколько широкой была улыбка Сокмина.       – Итак, – выдохнул Сокмин, его голос был не настолько сиплым, чтобы считать его шепотом, но Вону был так близко, что все равно услышал бы, – я тебе тоже нравлюсь? Поставить галочку «Да» или «Нет»?       Вону засмеялся через нос, смутился и прошептал «Заткнись», после чего снова поцеловал Сокмина и втолкнул его внутрь, захлопнув дверь неуклюжим пинком. Любые жалобы на шум, которые, вероятно, получит Сокмин, будут того стоить.

***

      – Давайте разберемся, – сказал Джонхан и обнял Чана за плечи для всеобщего развлечения, прежде чем продолжить. – Теперь позвольте мне понять: вы не занимались совокуплением до выхода интервью, затем потребовалось, чтобы все ваши друзья и близкие указали вам обоим, идиотам, что вы жаждете друг друга, чтобы вы двое наконец-то сделали это?       – Почему ты так говоришь? – спросил Сокмин, его голос был приглушен руками, закрывающими лицо, но темно-красные уши были на виду. Вону подумал, что это очаровательно, а потом подумал, что ему очень повезло, что он смог считать это очаровательным и не скривиться от умиления.       Напомним: Вону, как сумасшедший, без телефона и бумажника доехал до дома Сокмина и провел ночь с Сокмином (в библейском смысле), никому ничего не сказав, что привело к тому, что на следующее утро у Хансоля случился небольшой кризис, когда он узнал, что Вону еще не вернулся, что привело к тому, что у Сынквана случился большой кризис, и он позвонил Сокмину в полдень, чтобы узнать о местонахождении Вону. После того, как Сокмин и сам Вону успокоили его, Сынкван потащил Хансоля в дом Сокмина, чтобы он принес Вону сменную одежду, его вещи и напоминание о том, что в то утро у них был поздний завтрак с Джонханом.       И вот теперь все они сидят за столом за поздним завтраком, и их расспрашивают о том, что произошло прошлой ночью. Сынкван и Хансоль присоединились к ним, несмотря на то, что не были приглашены, а Джонхан привел Ли Чана и Вэнь Джунхуэя. Судя по всему, Джунхуэй начинал работу над своей следующей пьесой, и Джонхану приглянулся Чан, поэтому он хотел, чтобы Джунхуэй вовлёк его в неё.       – О боже, ты уже была влюблен в него, когда играл в пьесе? – спросил Джунхуэй, ошеломлённый. – Сука, прости, что я все время говорил тебе о том, как сильно я хочу, чтобы Вону вправил мне кишки*.       (вправил мне кишки* – в буквальном смысле заняться анальным сексом)       Чан подавился своей мимозой и начал кашлять, а Сокмин еще больше покраснел и даже Вону немного покраснел.       – Тебе не нужно вдаваться в подробности, чтобы извиниться, все в порядке, – сумел сказать Сокмин, но Вону мог сказать, что извинения Джунхуэя были искренними.       – Однако я стал еще больше ревновать, – сказал Вону, думая о том, как отвлечь внимание от Сокмина. – Он постоянно писал мне о том, какой ты классный.       – Ну, он постоянно говорил мне о том, какой ты классный, так что, думаю, я должен был это заметить, – сказал Джунхуэй.       – Отлично, все решено, и я позже расспрошу вас обоих о подробностях совокупления, – сказал Джонхан (Пожалуйста, перестань говорить «совокупление», – прошептал Сокмин). – Но есть еще неотложный вопрос о вашей карьере и песне, которую мы собираемся выпустить.       – Он прав, – подхватил Сынкван. – Несмотря на то, что домыслы и шутки привлекли положительное внимание к вам обоим и песне, публичное предположение об отношениях вполне может превратить это положительное внимание в отрицательное.       – Мы еще не говорили, – начал Вону, посмотрев на Сокмина в поисках подтверждения, – о том, к чему все идет. Я знаю, что хочу быть с ним, и если это будет происходить тайно, то так тому и быть.       Джунхуэй зааплодировал, а улыбка Сокмина ослепила его, когда он сказал.       – Я тоже. Я не против.       – Давайте перенесем релиз песни на конец следующей недели, – предложил Джонхан. – Уджи уже должен закончить с ней. Вы, ребята, можете вести прямые трансляции обратного отсчета релиза по отдельности со своими поклонниками, а мы все вместе посмотрим на реакцию. Если можете, держите руки при себе на публике, по крайней мере, пока мы не получим мою награду.       – Нашу награду, – поправил его Сокмин, и Джонхан вздохнул. – Хорошо, наша награда, – согласился он.       – Но если серьезно, Сокмин, – вмешался Джунхуэй, наклонившись над столом и положив две руки рядом друг с другом, постепенно раздвигая их, – насколько он велик? Скажи мне, когда остановиться.       – Джунхуэй!

***

      Держать руки при себе и подальше от Сокмина на публике оказалось гораздо сложнее, чем Вону предполагал. К счастью, на той неделе их время на публике было ограничено, единственными их обязательствами были несколько личных интервью и одно игровое шоу для продвижения релиза их сингла, и Вону подумал, что он проделал довольно хорошую работу, делая вид, что Сокмин не находится рядом с ним, и что его бедра не покрыты крошечными следами укусов, оставленными самим Вону.       За день до релиза они провели прямые трансляции обратного отсчета со своими поклонниками, отдельно, как и просил Джонхан, но их разделяла всего пара футов и несколько стен, поскольку Вону вел свою прямую трансляцию из своей комнаты, а Сокмин – из гостиной Вону. Никто, казалось, не заметил этого, а их поклонники были в восторге от выхода новой музыки и засыпали чат сердечками эмодзи. Вону увидел несколько вопросов о Сокмине, начиная от того, как ему работалось с ним, и заканчивая тем, что другие требовали подтверждения их предполагаемых отношений. Он увидел один комментарий, в котором говорилось, что если вы любите Сокмина, то моргните дважды, и нахально сделал именно так, зная, что никто не сможет связать это с сообщением, и рассмеялся про себя, представив, как один из поклонников выходит из себя, пока никто не верит, что Вону ответил им.       Выход песни был запланирован на полночь, но к тому времени они оба уже закончили свои прямые трансляции, и Вону был слишком занят поклонением каждому сантиметру тела Сокмина, чтобы беспокоиться о том, как воспримут ее люди в сети. Он дал себе обещание узнать все о Сокмине, и он был преданным учеником: он узнал, что нравится и не нравится Сокмину; он узнал, где Сокмин боится щекотки, а где, если он поцелует место щекотки правильно, заставит Сокмина вздрогнуть. Он позволил Сокмину повернуть их и показать, что ему нравится; он позволил Сокмину прижать его к себе руками и ногами, так что ему пришлось выгнуть спину, чтобы получить правильный поцелуй. Каждый раз, когда Сокмин шептал его имя, это было похоже на команду или мольбу, и Вону проклинал тот факт, что они были людьми, потому что это означало, что он не мог делать это вечно, никогда не останавливаясь. Да, Вону был выпорот, и он никогда не был так счастлив.

***

      – Твой холодильник на удивление хорошо укомплектован, – сказал Сокмин, на самом деле впечатленный, передвигаясь по кухне Вону и готовя им завтрак. Вону не помогал, он просто сел на свободную стойку и смотрел, как Сокмин готовит, ленивая улыбка играла на его губах, а глаза были такими ласковыми, что Сокмин смущался каждый раз, когда ловил на себе их взгляд.       – Конечно, я взрослый человек, – сказал Вону и рассмеялся, когда Сокмин поднял бровь. – Кто платит личному помощнику и своему партнеру, чтобы они о нем заботились.       – Я так и думал, – сказал Сокмин, но тоже засмеялся. Он не мог вспомнить, чувствовал ли он когда-нибудь себя так счастливо, так комфортно рядом с кем-то. Это было похоже на теплое одеяло на его плечах, на кружку чая с паром вокруг его холодных рук. Определенно было еще слишком рано, слишком сильно рано считать Вону домом, но он заставил Сокмина чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы с головой окунуться в то, что они делали, не боясь падения, ведь сам Вону, казалось, был рядом с ним всю дорогу. Так что он просто... позволил себе упасть.       – Пойдем есть, – сказал Сокмин, хотя Вону видел, что еда уже готова. – Я не помню, во сколько Джонхан-хён сказал, что придет, но, думаю, мы должны быть одеты на всякий случай.       – Жаль, – сказал Вону, и Сокмин с силой шлепнул его по руке. Он был прав, жаль. Тело Вону было для Сокмина чем-то вроде наркотика: он просто не мог насытиться им. От одной мысли об этом внутри Сокмина разгорался огонь, и, судя по тому, как Вону смотрел на него, он мог поклясться, что Вону чувствовал его жар. Внезапно завтрак и скорое появление Джонхана перестали иметь значение, остался только Вону, сидящий у него на коленях и целующий его до потери сознания. Если у него есть это, почему его должно волновать все остальное?       А вот Земле, похоже, было не все равно, потому что звонок в дверь Вону прозвучал громко и эхом разнесся по всей тихой квартире. Нехотя Сокмин позволил Вону поцеловать его в последний раз, после чего спрыгнул с его колен и вышел из кухни в гостиную. Сокмин сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и последовал за ним. Вону уже стоял у двери, приветствуя Джонхана и приглашая его войти с доброй улыбкой.       – Боже, как здесь пахнет сексом, – громко объявил Джонхан, и от двери раздался смех: Хансоль и Сынкван, очевидно, решили присоединиться к ним, чтобы послушать отзывы.       – Это невозможно, мы занимались сексом только в спальне, – запротестовал Сокмин, чтобы доказать ему обратное, а потом услышал свои собственные слова и пожелал, чтобы земля поглотила его целиком, когда Джонхан посмотрел на него с блеском в глазах.       – Это так ванильно, я ожидал от тебя лучшего, – сказал Джонхан. – Когда мы уйдем, ты должен заляпать все вокруг спермой.       – Хён! – воскликнул Сокмин, но его слова затерялись среди смеха и отвратительных звуков, доносившихся от остальных.       – Не закрывай пока дверь, – попросил Джонхан Вону, – Джихун, Мингю, Сынчоль и Джису уже поднимаются.       – Господи, хён, ты и Бейонсе пригласил? – спросил Вону, но тот, похоже, не возражал, тепло приветствуя Джихуна и остальных, когда они, действительно, вышли из лифта.       – Я так и сделал, но она была занята, – все равно ответил Джонхан и осторожно сел на диван, явно ведя себя так, словно он был весь в пятнах от спермы, Хансоль заметил это и рассмеялся еще сильнее.       Дело в том, что такая вечеринка-реакция была не очень похожа на вечеринку. Может быть, для кого-то и так, но для их группы это были только они, сидящие вокруг и прокручивающие свою ленту, читая вслух все упоминания о недавнем релизе остальным. Это было не так гламурно, как номинация, никто не записывал свою реакцию, но было гораздо веселее делать это с друзьями.       – Билборд пишет, что Чон Вону и Ли Сокмин открывают новые глубины своего таланта и учат нас, что волшебство случается, когда противоположности притягиваются, ха, ятполагаю, они пошли на поводу заявлений о свиданиях, – прочитал Сынкван.       – Они никогда их не побьют, – согласился Мингю, а затем поднял телефон. – Вот это – «Укротитель гигантов»: Продюсер Уджи совершает чудо и сводит Чон Вону и Ли Сокмина вместе.       – Ты единственный гигант, которого он приручил, – ехидничал Сокмин, а Мингю смеялся, очаровательно прижимаясь к гораздо меньшему Джихуну. – Ух, противно, неужели мы такие противные? – спросил он Вону.       – Нет, – ответил Вону, в то время как все присутствующие, кроме Хансоля, сказали «Да!». Хансоль ответил: «Еще нет», и Сокмин оценил это.       – Ты положил обе ноги на его колени и обнимаешь его за плечи, а он последние десять минут ласкает твои лодыжки, – заметил Джонхан, и он был прав, они сидели так уже некоторое время. – Вы еще противнее, чем они.       – Эй, это 8,9 из 10, – сказал Сынчоль, не обращая внимания на разговор, – Это действительно неплохо, в наше время почти никто не получает больше 8 баллов.       Джису, также не обращая внимания, разразился смехом и сказал. – Послушайте этот пост: после прослушивания их песни я могу только представить, как Сокмин и Вону будут делать гадости на MV.       – Мы не сможем это монетизировать, – сказал Джонхан, но потом повернулся к ним и сказал. – Если только...       – Нет, мы не будем снимать порно, спасибо за предложение, – сердито запротестовал Вону, но Сокмин знал, что он просто шутит. Если бы они и снимались в порно, то только для своих глаз.       Кем он стал?       Но это был их день. Не съемка порно, конечно, а посиделки с друзьями, у которых, очевидно, не было других обязательств, кроме чтения отзывов вслух и легких препирательств. Сокмин был в восторге от того, что их песня была принята положительно, от того, сколько людей прислали сообщения и посты поддержки, от того, что даже те, кто отвергал их как музыкантов, были вынуждены признать, что их работа была блестящей. От них поступали просьбы о сотрудничестве, просьбы снять музыкальное видео, требования, чтобы они получили все возможные награды.       Если честно, Сокмин не думал о наградах, что странно, ведь именно с одной из них все и началось, но он думал о том, каким счастливым он чувствовал себя в тот момент, когда рядом с ним был Вону и его друзья.       Их, конечно же, номинировали, и день номинации был очень похож на день отзывов, только они проводили время, сидя у телевизора и наблюдая за тем, как другие категории получают свои номинации первыми. Джихун был на взводе, его не мог сдержать даже Мингю, который изо всех сил старался разрядить обстановку. Джонхан сидел за диваном, телефон в руке периодически пищал. Сынкван делал заметки, а Хансоль шепотом комментировал происходящее по телевизору. Сынчоль и Джису тоже были с телефонами в руках, но их камеры были направлены на Сокмина и Вону, чтобы заснять их реакцию, если и когда их имена будут объявлены. Однако видео, которое они сняли, можно было показать только друзьям: как только ведущий назвал их имена в номинации «Песня Года», Вону издал крик радости и прыгнул на колени Сокмина, крепко поцеловав его. Вокруг раздались крики, и кто-то открыл бутылку шампанского: это была кульминация целого года работы, и теперь оставалось подняться еще на одну ступеньку.

***

      – И награда за Песню Года достается... – зал затаил дыхание, пока ведущий наслаждался предвкушением, которое он вызвал своей драматической паузой. Вону хотел бы поскорее покончить с этим, он чувствовал, что задыхается. Это должно было случиться, это должно было быть их оправданием, они не могли вернуться домой с пустыми руками после всего, через что им пришлось пройти. Сокмин крепко сжал пальцы под столом: конечно же, они сидели вместе, вокруг них были все их друзья, присоединившиеся к ним через пару столиков (без разрешения), чтобы вместе посмотреть шоу. Нога Мингю не переставала подпрыгивать, и от этого сотрясался весь стол, стеклянная посуда ритмично звенела друг о друга; Джихун обкусал все ногти почти до кости, и Вону опасался, что, если так будет продолжаться и дальше, он начнет с пальцев ног; Сынкван, Хансоль, Сынчоль и Джису сидели на другом конце, но, похоже, веселились от души, говорили шепотом, но громко смеялись; по какой-то причине Вэнь Джунхуэй тоже был там, столкнувшись с ними на красной дорожке и решив присоединиться к их столу, а Ли Чан на буксире. Единственным, кто не выглядел нервным, был Джонхан, но Вону не мог решить, было ли это потому, что он знал что-то, чего не знали они (скорее всего), или из-за различных напитков, которые он уже выпил.       И, конечно же, Сокмин. Они приехали не вместе, даже не готовились вместе, поэтому у Вону перехватило дыхание, когда он увидел Сокмина на красной дорожке – он был так прекрасен. Вону почувствовал гордость за то, что может так думать и называть Сокмина своим, не то чтобы кто-то за пределами их стола знал об этом, но он все равно мог. Сокмин застенчиво улыбнулся, когда они притворились, что столкнулись и вежливо поприветствовали друг друга перед камерами, не подозревая, что последние пару месяцев они проводили каждую ночь вместе, становясь все ближе и ближе.       Диктор глубоко вздохнул.       – ...Чон Вону и Ли Сокмин, «Короли»! – крикнул он, но все было напрасно. После того, как он назвал имя Вону, зал разразился радостными возгласами, не громче, чем их собственный стол, который кричал так громко, что Вону был уверен, что оглохнет. Сокмин встал и потащил его за собой, ведь им нужно было пройти на сцену, чтобы принять награду. В голове Вону было пусто, он повторял про себя «мы сделали это» снова и снова, почти не обращая внимания ни на что другое. Он моргнул, и вот он уже на сцене, симпатичная девушка вручает ему и Сокмину их соответствующие награды с вежливым поклоном, и у него хватает самообладания поклониться и поблагодарить ее.       Он не подготовил речь, но Сокмин подготовил ее и взял на себя инициативу, говоря за них обоих, вежливо поблагодарив всех, кто поддерживал их, продюсера Уджи, который был настоящим гением песни, и Джонхана за то, что он придумал идею ровно год назад, а затем повернулся к Вону и поблагодарил его тоже, его улыбка была огромной, а глаза слезились. И он был не единственным, Вону видел, как Сынкван и Хансоль обнимали друг друга, плача от счастья, и даже Мингю вытирал глаза. Но Сокмин был рядом, выглядел таким счастливым и красивым, и сердце Вону стучало так громко, что он сделал единственное, что мог сделать как человек: наклонился вперед и поцеловал Сокмина, как они делали уже миллион раз.       Сокмин удивленно вскрикнул, но улыбка его стала еще шире, и он поцеловал Вону в ответ. Этого никогда не будет достаточно, этого никогда не будет достаточно, и Вону всю жизнь будет пытаться найти способ заставить Сокмина почувствовать хотя бы малую часть того, что Вону чувствовал к нему. В этот момент не было ни комнаты, полной людей, ни камер, ни миллионов зрителей: они были только вдвоем на всем белом свете.       Конечно, это было не так. Как только они расстались, мир снова нахлынул на них. Если в комнате и было шумно, то это не шло ни в какое сравнение с тем, что было сейчас. У Вону не было слов, чтобы описать абсолютное столпотворение, возникшее всего за несколько секунд: раздавались возгласы, крики, вопли, аплодисменты, люди вставали со своих мест, чтобы лучше их рассмотреть, волчий свист и хлопки. Их стол был одним из самых громких, конечно же, делая все возможное, чтобы привлечь их внимание. Мингю поднял Уджи на плечи, как Сынчоль – Чана; Сынкван кричал в телефон, чтобы его услышали, и Вону было немного жаль, что ему придется иметь дело с последствиями этого, но сейчас он был самым счастливым человеком на свете и надеялся, что Сынкван сможет найти способ простить его. Джонхан все еще сидел на месте, фотографировал сцену своим телефоном и улыбался.       Вону наклонился к микрофону и прочистил горло. – Извините, все, – шум немного утих, достаточно, чтобы он смог сказать, – но это всего лишь вторая награда, которую мне дала эта песня, и я должен был отблагодарить первую должным образом.

***

      Видимо, одного года оказалось недостаточно, чтобы команда «автопати» нашла нового диджея. Песни звучали так же ужасно, как и в прошлый раз, и Сокмин немного пожалел, что попросил Вону остаться с ним ненадолго. У Сокмина было несколько идей, как заставить Вону заплатить за его маленький трюк, и ни одна из них не включала в себя большую комнату, полную людей, с плохой музыкой.       – Ну, этого я точно не ожидал, – сказал Джонхан, когда они подошли к его столику, и оба застенчиво улыбнулись. – К счастью для тебя, отзывы в сети в основном положительные, но утром вам все равно придется иметь дело со своими лейблами.       Конечно, он сидел не один: в то время как Джихун, Мингю, Сынчоль и Джонхан уже ушли, наконец-то появился Сунён, и Сокмин видел, что ему так и хочется наброситься на них, поэтому он раскрыл объятия и позволил ему.       – Ни хрена себе, – сказал Сунён, обнимая сначала Сокмина, а потом Вону, – Я как-то поздно приехал, а ты выиграл самую большую награду вечера, вышел из шкафа* и объявил, что встречаешься на глазах у миллионов?       (выйти из шкафа* – буквально объявить о своей ориентации)       – Извини, это не было запланировано, – сказал Вону, – просто так получилось.       – Никогда не думал, что доживу до этого дня, – сказал Джунхуэй, хлопнув Вону по плечу. – Мне кажется, что я оказал на тебя плохое влияние, Вону-я, хотя прошло немало времени, прежде чем это произошло.       – Кстати, но не совсем, – Джонхан прервал беседу и пригласил присоединиться к ним еще одного молодого человека. Сокмин узнал его. Это был один из танцоров, с которым Джонхан общался в прошлом году. – Минхао, будь любезен, присоединяйся к нам.       Минхао так и сделал, вежливо поклонился и пожал всем руки, пока не дошел до Джунхуэя, чьи глаза сверкали озорством, а рукопожатие длилось чуть дольше. – Вэнь Джунхуэй, – представился он, – очень приятно познакомиться.       – Пофлиртуем позже, – перебил его Джонхан, – Минхао, можешь сказать мне, что ты записал в своем календаре на сегодня?       Минхао посмотрел на него, но все равно достал свой телефон. – Конечно, хён, – сказал он, постучав по экрану, а затем прочитал вслух, – «Завтрак со съемочной группой, тренировка, вручение наград, Ли Сокмин поблагодарит Юн Джонхана...» оу.       – Точно, спасибо, дорогой, – сказал Джонхан и посмотрел на Сокмина. – Похоже, я был прав, ты поблагодарил меня в своей речи.       – Знаешь, я пришел сюда, чтобы еще раз поблагодарить тебя лично, но, думаю, мы просто уйдем, – начал Сокмин, но они все знали, что это была пустая угроза. Джонхан встал и крепко обнял Вону и Сокмина. – Спасибо, хён, – Сокмин прошептал ему на ухо, и он услышал, как Вону сделал то же самое.       – Нет, спасибо, – сказал Джонхан, – я знаю, что это была безумная авантюра, и я рад, что вы доверились мне настолько, чтобы попробовать. Я также рад этому, – он показал на их соединенные руки. – Это был приятный сюрприз. Берегите друг друга и своих друзей, а ваши друзья позаботятся о вас, хорошо?       – Обязательно, хён, – пообещал Сокмин, и момент был прерван громким криком Сунёна.       – Йа-а, да что за хрень! – Группа повернулась и увидела Джунхуэя и Минхао, которые тихонько отошли от них во время сердечных обменов и целовались в темном углу.       – Этого я и ожидал, – пробурчал Джонхан, – Я только хотел бы, чтобы Минхао немного сопротивлялся.       Джонхан оставил их разбираться с Джунхуэем и Минхао, а Сунён попросил Вону и Сокмина сделать несколько фотографий перед уходом. Они согласились и некоторое время развлекались, делая глупые и серьезные снимки с Сунёном, догоняя его и рассказывая ему о том, чего ему не хватало в последние пару месяцев, когда он был так занят. Наконец, Сунён попрощался с ними, сказав, что ему рано утром на работу, и ушел. Не имея больше повода задерживаться, Вону взял руку Сокмина в свою и направился к двери, а Сокмин не мог не улыбнуться.

***

      Где-то в галерее телефона Сунёна, затерянной среди скриншотов расписаний и мемов, хранится серия фотографий, сделанных во время вечеринки по случаю вручения премии, на которую пришли его друзья. Одну из фотографий Сунён сделал тайно, без ведома объекта съемки. На ней его друзья пытались позировать с наградами в руках, но отвлеклись, глядя друг на друга и задорно улыбаясь, и Сунён понял, что их настоящая награда не в руках, а перед глазами.       Конец.