Всё хорошо сегодня: это иллюзия

      — Папочка, я дома!       Как непригодная для использования пластинка. Заела, и слушать невозможно.       Мигель неподвижно сидит за обеденным столом.       На кухне темно, лишь уличный фонарь пробивается сквозь клетчатые занавески. Каждый гребаный раз он вздрагивает от голоса любимой непутевой дочурки, словно привыкнуть никак не может. Это не трудно. Подумать, а что такого? Ребенок вернулся с гулянки.       Чужая.       Вышагивает от бедра, стуча по абстрактно-узорчатой плитке высокими шпильками, делающими ее ростом модели. Она выглядит великолепно: на ногтях переливается голографический лак, веки сияют от обилия глиттера; под глазами при повороте головы сердечки калейдоскопом сменяют все цвета радуги.       Яркая, а главное — живая.       За себя она может постоять. Уж ее-то мило-детская внешность обманчива. Любого бандита уложит. Только Человек-паук этого измерения отказался стать героем. Нина О’Хара решила быть простой девчонкой — ученицей выпускного класса.       В страшном сне Мигель не мог представить, что в одной из вселенной он найдет свою семью, вернее — семью другой версии себя (боги, как всё в его жизни запутано) и дочь будет укушена радиоактивным пауком.       Она любит вызывающе одеваться, привлекая лишнее внимание мужского пола; заслушивает до тошноты попсу; в ванной танцует и подпевает.       Жизнерадостная. Она кажется счастливой и всем довольной. Особенно после возвращения отца в семью. Тот — другой погиб в пожаре при попытке спасти других людей. Им удалось выбраться, а ему нет. И ни о какой справедливости речь не шла.       После трагедии жена Мигеля отстранилась от дочери, занявшись своими личными проблемами. Девочка оказалась предоставлена самой себе.       «Возвращение» главы семьи относительно в положительную сторону сказалось на восстановлении отношений матери с дочерью. Только Нина почему-то начала воспринимать отца иначе. Да, она выросла, уже была не маленькой девочкой, которой требовались забота и поддержка лучшего в мире папы.       Вылизанная до блеска идиллия с обложки рекламного журнала превращалась в ад. Мигель чувствовал, что медленно летит в пропасть...       — Мать спит?       Из-за старых обид не прекращает называть ее сухо: «Мать». Для нее отец — это всё. По любому поводу чуть что бежит к нему, бывает, по ночам залезает под одеяло, заменяя уединение с женой. Вытесняет собственную мать, это заметно невооруженным глазом.       — Почему не спишь? Скучал по мне? Волновался?       Активная и неугомонная. Тысяча слов в минуту. Она сильно напоминает ему другие версии Человека-паука. Судя по всему, он единственный такой угрюмый.       — Заглянешь ко мне?       Он не спрашивает: «В каком смысле?» Не делает идиотски круглые глаза. Притворяться бессмысленно.       — Хорошо.       Понимая, что, вероятно, Кларисса давно заподозрила неладное. Муж, пускай из альтернативной вселенной, сблизился с дочерью. Это же прекрасно? До неприличия.       — Люблю тебя, — взбудораженно шепчет девушка, целуя отца в небритую щеку.       Низкие оценки по учебе, отсутствие нормальных друзей, способных показать ей правильный пример для подражания; психопатические наклонности. В случае беды она не спешит оказать поддержку, не волнуется, если происходит в мире трагедия.       После укуса паука ее характер совсем испортился. Мигель чутка запоздал, лет на десять. Тогда бы еще из ребенка можно было сформировать пригодную для проживания в социуме личность.       И будто бы только ему есть до этого дело.       — Жду-жду, — мнет Нина его плечо, прикусывая губу. Восторгается, какой он у нее не такой, как все остальные: умный, храбрый, обладает сверхчеловеческой силой. Вдобавок наделен внешними особенностями — демонски красными глазами и вампирскими зубами. Приснится, не отмахаешься.       А для нее — кайф.       — Всё, ухожу, — смеется девушка, переставая щупать крепкое, как скала, плечо. […]       — Утречко!       Она застает его на том же месте, что и поздно ночью. Поднялся в шесть утра, без будильника. Не стал тревожить сладко спящую под боком дочь и пошел заправляться литрами кофе.       Рядом с Ниной он не чувствует энергии. Если его принимают за вампира, пьющего кровь, то эта чертовка — энергетический вампир, сосущий из людей жизненную силу.       На столе косметичка. Где же еще краситься, если не в своей спальне? Верно: обязательно рядом с ним. Всё в его присутствии — для услады глаз.       — Как спалось? — сдержанно интересуется Нина, игнорируя само присутствие матери в одном помещении с отцом. Уже одетая, готовая выходить на работу. — Прописанное снотворное помогает?       Миссис О’Хара с немой просьбой обращается к мужу.       Позиция нейтралитета у Мигеля включается всякий раз, когда речь заходит о дочери. Он отдает предпочтение ей, невзирая на все выходки и причуды.       — Кофе остывает.       — Во сколько ты вчера пришла?       — Поздно, — уклончиво отвечает Нина своей матери с крайне серьезным видом. Уязвимо-раздраженно, чувствуя конкуренцию.       Кларисса натянуто улыбается. В атмосфере, где ее считают лишней, наступает молчание. В тишине Нина раскладывает косметику и как ни в чем не бывало прихорашивается, изредка игриво посматривая на отца.       — Ладно, я уже опаздываю.       С пожеланием всему семейству доброго дня, не завтракая в кругу семьи, женщина покидает дом, забирая кофе с собой.       — Мне тоже пора, — торопливо складывает Нина всё обратно в косметичку. Она надкусывает сэндвич, запивает крупными глотками кофе. — Супер. Не скучай без меня, — шепчет девушка напоследок, наклоняясь к отцу.       Мигель едва не подпрыгивает со стула, но усилием воли сдерживается, позволяя накрашенным матовой помадой губам прижаться к виску. Пронзительный взгляд карих глаз опускается на губы. От этого многообещающего жеста грудь мужчины начинает вздыматься тяжело и часто. Нервы на пределе.       Злится. Он так злится, до спазмов воспаленного ее отравой мозга и желания разбиться о стену на миллионы осколков.       Ладонью опираясь о стол, второй свободной рукой девушка проводит по шее отца и опускается вниз — вдоль ключиц. Пальчиками шутливо водит по груди. Мигель закрывает глаза, слыша слабое подобие стона от дочери, когда она ощущает под пальцами его затвердевшие соски.       Он, правда, не хотел откликаться. Тело подводит.       Ласки не приносят удовольствием. Совсем. Нисколько. Не возбуждают. О’Хара мысленно внушает себе, что любой, кто так коснулся бы его, вывел на проявление тех или иных эмоций. Чистая физиология.       — Уже скучаю, — опечаленно надувает она губы. — Чао-какао, папуля. […]       Дома Мигеля ждет сюрприз.       Нина в компании неизвестного парня, причем не подходящего для студента возраста, который по-королевски расселся на диване в гостиной и что-то нашептывает на ухо его дочери.       — Мистер О’Хара, здравствуйте.       — Это кто? — успешно игнорирует он пустое место.       — Мой бойфренд.       — И давно?       — Сегодня познакомились, — с «обожанием» (Мигель отлично видит разницу между притворством и искренностью) девушка наглаживает до дыр грудь какого-то проходимца. — Разреши ему остаться на ужин.       Театральщина паршивая. У Мигеля сводит скулы. Нина никогда не спрашивает, делает без спроса всё, что заблагорассудится.       — Без проблем, — впервые принимает мужчина правила игры.       На мгновение Нина теряется, но одаривает отца оскалом, выдавая за благодарную улыбку.       — Замечательно!       Готовкой занимается глава семейства. Нина уводит своего кавалера в спальню и закрывает дверь на защелку. В этот момент Мигель чувствует, что его кромсают по-живому. Собственная дочь издевается, доводит до нервного срыва и оказывает недвусмысленные намеки. Чем не подарок судьбы?       Он уже терял не свою семью. Жил в иллюзии. Вторую ошибку допустить — смерти подобно.       Из спальни доносится заливистый смех.       Cagada.       Сложно сохранять невозмутимость, когда всего в нескольких метрах за дверью дочь резвится с неотесанным кобелем. Мешает и всё. Хочется навалять по наглой физиономии растлителя (и плевать, что долгожданное для Нины совершеннолетие наступило), сдирая костяшки в кровь, а затем уложить дочурку на живот, взяться за ремень и…       Со взрослыми детьми так не поступают. В принципе ни с кем. Насилие не решает проблемы.       Но и семью бросить — выше его сил.