Дверь со стуком закрылась за моей спиной. Всё. Назад дороги не будет. Меня просто не пустят назад. Там я чужой человек. Там я не нужен. Там...
А что там? Почему меня так заботят судьба моих названых братьев?! Один из которых прогнил настолько, погряз в долгах настолько, напился настолько, что выставил меня за дверь! Ну и бог с ними. Пусть едят ролтон на завтрак, обед и ужин. Правильно?
Я шагнул вниз по ступеням, продолжив покрывать матом некогда самого дорогого сердцу человека. Может я и кретин. И чёрт с этим понятием! Плевать. Мне сейчас было на всех плевать. Я не хотел никого видеть, никого слышать и чувствовать. Внутри кипела злоба и ревность к той проститутке, на которую времени и денег Серый не жалел. Ненавижу её. Она сейчас лежала у него в комнате под тёплым одеялом, а я буду ночевать на лавочке под старой ветровкой.А вообще я всё равно хотел убежать от туда. Да. Определённо хотел уйти и не возвращаться. А ещё сжечь этот человейник до кучки углей и разлетевшегося пепла.
Глядя на ту проститутку, я всегда вспоминал бывшую брата. Дженна вроде... а может и нет. Не помню точно.
Она была то ли с английскими корнями, то ли с американскими. Суть в том, что она была добра ко всем, в том числе и ко мне, и во многом играла для меня роль матери, которой у меня никогда не было. Они расстались из-за Славы вроде, я не знаю точно, ибо в тот момент лежал в реанимации после очень сильного приступа астмы (Я тогда чуть не умер), Джен всё пыталась попасть ко мне, пока Серёжа был занят поиском работы, временного места жилья и естественно уходом за маленьким Славкой. Джен так и не пустили ко мне, потому что, как сказали врачи: "В реанимацию пускаем только родственников или опекунов. Вы ему никто,"– Она, наверное, пыталась им доказать обратное, что она невеста моего опекуна и сейчас собирает документы на усыновление, и что я её действительно много знаю и отношения между нами как у матери с сыном. Ей не поверили, и Серёжа отказался тогда написать доверенность или чё-то из этой серии.
Рука медленно скользила вниз по перилам, я смотрел под ноги, иногда смотрел вверх с надеждой, что кто-то выскочит звать меня домой. А я такой: "Нет, я не собираюсь возвращаться, пока эта шлюха находится в нашем доме. Слышишь? В нашем. Не её",– классно придумал же! Но никто за мной не побежал.Та проститутка не такая. Ей вообще плевать на меня и на Славу. Я даже имени её не помню. Ей лишь бы потрахаться и выпить, а брат настолько в неё влюблён, что прощает её скотское поведение по отношению к нам.
Один раз она кинула в Славу тарелкой. Тарелка попала в стену позади его, но осколками ему хорошо так располосовало спину. Он плакал. Я впервые за долгое время видел, как он плачет и жмётся ко мне, словно ему снова пять. Я понимал его чувства.
Слава в какой-то момент тихо прошептал:
«За что она это сделала? Я же просто хотел взять поесть...»
Мне стало трудно дышать после выхода из подъезда. Я тут же начал чувствовать удушье. Только бы не сдохнуть прямо во дворе. Я судорожно нащупал телефон в кармане...А кому я звонить-то собрался?.. Нет. Это была не астма, а такое знакомое чувство одиночества. Неужели я всегда по-правде всегда был один? Нет! Конечно нет! У меня же есть Славик! Да! Да... да?..
Я побрёл на противно знакомую себе крышу. Не мог найти силы дойти до вокзала. Нащупал в кармане сигареты брата. Он иногда по привычке брал свою старую ветровку, которую отдал мне. Он курил хорошие сигареты, но всё-таки это я ходил в прокуреной одежде. Забравшись на десятый этаж, я прикурил от спички, любезно украденой из магазина по близости. Дым приятно прогревал горло, оседал в моих больных лёгких, но мне не было жалко себя. Я просто хотел чувствовать себя хорошо! Разве я виноват, что все хорошие воспоминания сопровождались табачным дымом, что Серёжа часто выдыхал мне прямо в лицо? Хотя я выбрал не лучшее место для этого. Смотря вниз с этой крыши, я вспоминал лишь, как мой друг раскинул руку стоя на этом бортике и с улыбкой шагнул в неизвестность. Хах...Чужие руки сходятся у меня на голове, закрывая глаза. «Хей, малой, не подглядывай!»– я отчётливо помню эту фразу, сказанную с выдохом табачного дыма сквозь зубы: «Тебя ждёт подарок, но я не смогу его тебе отдать, если ты продолжишь подглядывать!» Серый тогда ещё мог любить меня. Я верю что и сейчас может, просто это я делаю что-то не так! Куда легче было любить того октябрёнка – мальчишку с причёской «одуванчик», а того брошенного на улице ребёнка любить легче лёгкого!
Я выдохнул дым и посмотрел на небо. Пустое, чёрное, высокое, недосигаемое для меня... Всё всегда было больно. И всегда будет. Я всегда был один. И всегда буду. Как и всегда буду помнить те русые волосы, в которые зарывался носом в детстве, буду помнить те зелёные глаза, в отражении которых видел весь мир... И буду помнить сигареты в правом кармане куртки с их горьким запахом дыма. Этот запах давно обволок всего меня: тело, одежду, чувства, эмоции и воспоминания.